«А для оставшихся после ареста — долгий хвост развороченной опустошенной жизни.
И попытка пойти с передачами.
Но изо всех окошек лающими голосами: «такой не числится», «такого нет!»
Да к окошку этому в худые дни Ленинграда еще надо пять суток толпиться в очереди.
И только может быть через полгода-год сам арестованный аукнется или выбросят:
«Без права переписки».
А это уже значит — навсегда.
«Без права переписки» — это почти наверняка:
расстрелян».
[1]