Дьяковская культура

Дьяковская культура — археологическая культура железного века, существовавшая в VII до н. э. — V веках на территории Московской, Тверской , Вологодской, Владимирской и Ярославской областей.

Дьяковцы, предположительно, отчасти говорили на финно-угорских языках. Носителей Дьяковской культуры по традиции считают предками племён мери, муромы, веси, эту версию навязывает и помещаемая здесь карта. По этой версии — дьяковцы пришли из-за Урала и сменили абашевскую культуру (по другим сведениям — фатьяновскую). На смену дьяковцам пришли новые полиэтничные «племена» кривичей и вятичей, единящие славян, балтов и финно-угров.

Карта финно-угорских племён до прихода славян, не учитывает полиэтничные процессы на территории Европейской России со времен ностратического содружества. Содержит грубейшие фактологические ошибки и может быть отнесена скорее к пропагандистским, а не научным, материалам.

На территории современной Москвы есть немало мест, которые на протяжении сотен лет хранили свои древние имена. Большая часть московских топонимов, по мнению авторитетных лингвистов, восходит к средневековью. Совсем по-другому якобы обстоит дело гидронимами, то есть с названиями рек. По мнению многих ученых, их финские и балтские (прусско-литовские) имена оставлены населением, жившим на этой территории задолго до прихода сюда славян.

Проблема полиэтничности культуры

Дьяковцев упорно сводят к одним финно-уграм или балтам, демонстративно игнорируя праславянские элементы в их среде. Ранних дьяковцев считают выходцами с Урала, сменившими в округе Москвы абашевскую и дьяковскую культуры. Эти научные версии возводятся в абсолют, хотя оснований для окончательных выводов еще мало.

Нет абсолютных лингвистических доводов (по гидронимам и топонимам) в пользу одних финно-угров, балтов и праславян. Этимология одной Москвы насчитывает десятки версий, из них хотя бы несколько равнозначны.

Согласно точке зрения, развиваемой Академией Тринитаризма, дьяковская культура с городищами возникала во время войн киммерийцев и скифов за власть в северной державе. Скифские украшения и предметы скифского круга обильны на памятниках этой культуры. Она развивалась во время знаменитых походов Мадия в сторону Египта, войн Скифии и Персии 6 века до н. э. В той или иной степени отложились в этой культуре и события последующего тысячелетия.

Согласно воззрениям Академии Тринитаризма, это одна из серьезных мировозренческих догм, мешающих объективному изучению античного прошлого Руси и России. Доказать финно-балтское происхождение гидронимов (имен озер и рек) Подмосковья от античности нечем (нет письменных свидетельств). Почти все гидронимы имеют письменную фиксацию (как и славянские) лишь в средние века. А ранее античные авторы приводили названия окрестных топонимов чаще всего индоевропейские: Ра (Рес, Рея) — Волга, Рипы (Рифы) — Валдайская возвышенность, Хесин и Турунт —водные системы от Рип в сторону Балтики, Рудон (Эридан) — Западная Двина.

Чтобы снять ошибочные этнические привязки, дьяковскую культуру Академия тринитаризма считает полиэтничной. Ее совместно создали и поддерживали индоевропейцы (балты, северные славяне и германцы, в частности, из Скандинавии) и финно-угры. В ней могли принимать частичное участие тюрки и северные семиты.

Это позднеантичное объединение «русь, чюдь и вси языци» (так население называли средневековые летописи) оставило неисчислимые городища и селища. Ряд народов включил до 376 г. в свою державу от Балтики до Приазовья король Скифии и Германии Яромир (Германарих). Многие селения возникли еще в I тысячелетии до н. э., когда на этой территории наступила новая эпоха — железный век.

Городища и жилища

В античности памятники дьяковского типа занимали значительную часть лесной полосы. Ареал ее распространения охватывал Приильменье, Верхнюю Волгу, Валдай и Волго-Окское междуречье. Южная граница проходила по Оке. На востоке дьяковское население соседствовало с носителями городецкой культуры. На сегодняшний день даже на территории современной Москвы известно в общей сложности 40 дьяковских памятников, большинством городищ. Их «адреса» знакомы каждому москвичу: Кунцево, Фили, Сетунь, Химки, Тушино, Нижние Котлы, Капотня и др.

Городища, как правило, располагались на отдельно стоящих возвышенных участках-останцах в пойме реки или высоких узких мысах коренного берега, образованных рекой и впадающим в нее оврагом или небольшой речкой. Так они будут располагаться и в средние века, но так они нередко располагались в мезолите и даже палеолите (Костенки, Сунгирь). По мнению ученых, в середине I тысячелетия до н. э. (во времена натиска Великой Персии на Великую Скифию) вокруг дьяковских поселений начинают возводится мощные оборонительные укрепления, состоящие из системы рвов и валов, по гребню которых часто строились дополнительные защитные деревянные сооружения.

При натиске Рима на Сарматию тоже активизируется строительство укрепления. Например, Кунцевское городище в начале новой эры было окружено мощными фортификационными сооружениями, состоящими из тройной линии насыпных валов и частоколов. При раскопках подмосковного Троицкого городища археологами было изучено необычное оборонительное сооружение конца I тысячелетия до н. э.(времен начала императорства Августа), так называемые «жилые стены». Это кольцевая постройка, возведенная по краю площадки городища. Постройка возвышалась над земляным валом, который примыкал к ней с внешней стороны. Внутри «жилые стены» были разделены на четыре изолированных отсека с отдельными выходами на площадку городища. Судя по всему, постройка выполняла не только оборонительные функции. По мнению автора раскопок А. Ф. Дубынина, она, несомненно, использовалась «для жилья и хозяйственных нужд». Сооружение, найденное на Троицком городище, погибло в результате пожара и уже больше не восстанавливалось.

Аналог таким «жилым стенам» дают знаменитый Аркаим и Бискупинское городище, трипольские протогорода и т. д. Отсюда у городищ типа Троицкого немало шансов считаться античными малыми городами Руси. Деревянные укрепления дьяковских городищ горели достаточно часто. Оборонительные сооружения неоднократно ремонтировались и подновлялись. Укрепления самого Дьякова городища (территория Москвы) отстраивались заново не менее шести раз. Встает вопрос: для чего же нужна была такая защита, если вокруг на тысячи верст жили «мирные финно-угры»? Какая опасность грозила обитателям городищ?

Дьяковцы активнее изменяли окружающую среду. Вырубаются леса, на свободных от леса участках устраиваются пастбища и пашни. Как показало обследование окрестностей Дьякова городища, его округа активно осваивалась в радиусе 3 км от основного, центрального поселения. Вокруг него возникали селища, в том числе и сезонные; места доек, полевые станы и т. п. Все они располагались вблизи пахотных участков и источников водоснабжения. Земледелие составляло одну из основ хозяйства того времени. Выращивали просо, ячмень и пшеницу. Это расположение напоминало устройство античных городов и их сельской округи (хоры) Приазовья. На юге такое расположение позволяет относить центральное городище к античным городам, на севере — наука скромно умолкает. Площадки античных городищ Руси нередко заняты длинными многокамерными домами (как в палеолитических Костенках). Постройки такого типа были изучены на целом ряде городищ, расположенных по течению Москвы-реки. Например, длина двух домов, остатки которых были найдены при раскопках Дьякова городища, составляла не менее 15 м (в Костенках — до 38 м.). Ширина же равнялась около 3,5 м (в Костенках — до 8 м.). Крыши домов были двускатными: в культурных слоях сохранились ямы от поддерживавших их столбов. Стены делались из плетня и, возможно, дополнительно утеплялись. Внутри постройки делились перегородками на узкие холодные отсеки (своеобразные сени) и теплые комнаты, в центре которых всегда находился очаг с глиняным бортиком. Особое внимание уделялось полу: на нем делались песчаные подсыпки, иногда полы обмазывались глиной и устилались чем-то наподобие циновок, сделанных из травянистого материала.

В начале нашей эры традиции домостроительства меняются. Длинные многокамерные дома раннего периода остались в прошлом. Им на смену пришли небольшие наземные квадратные в плане постройки, стены которых были сделаны из горизонтально положенных бревен, закрепленных на столбовом каркасе. Внутри, в центре жилища находился очаг. Как и в более раннее время полы обмазывались глиной и выстилались травянистым покрытием.

В те времена западными соседями дьяковцев были не только древнебалтские племена, но и венеды (праславяне), которые тогда контролировали огромную территорию вплоть до низовий Дуная (земель певкинов), во много раз превышавшую территорию современной Прибалтики. Граница расселения балтов (борусков ?) проходила совсем близко от верховьев Москвы-реки. Подобное соседство не могло не повлиять на материальную культуру местного дьяковского населения. Именно с этим влиянием связаны многие кардинальные изменения в образе жизни обитателей москворецких городищ, в том числе и появление в бассейне Москвы-реки лощеной керамики, характерной для более западных, балтских, областей. Некоторые исследователи даже считают, что на рубеже эр в Подмосковье с запада пришло новое население, которое принесло с собой совсем другие культурные традиции. Согласно этой версии, пришельцы ассимилировали местные племена. Это могли быть и «боруски» (их считают родоначальниками «пруссов»), которых Птолемей на то время отметил в округе гор Рип.

Хозяйство

В керамическом производстве преобладало изготовление сетчатых и гладкостенных горшков со слабо изогнутыми стенками. Орнаментировалась, как правило, только верхняя часть сосудов. Горшки исполняли хозяйственные функции, а не служили ритуальными украшениями.

Часть хозяйственной утвари была изготовлена из дерева (это доказывается болотными памятниками со времен мезолита), но деревянные предметы, как правило, не сохраняются. Во время раскопок на Дьяковом городище в руки археологов попали две редкие находки: дно берестяного туеса и деревянная ложка. Возраст последней — почти две тысячи лет. Еще одна ложка, изготовленная из бронзы, известна среди материалов подмосковного Старого Каширского городища.

На рубеже эр в жизни обитателей москворецких городищ происходят резкие перемены. К концу I тысячелетия до н. э. полностью исчезает сетчатая керамика, меняются форма и орнамент сосудов. Около III века н. э. в бассейне Москвы-реки появляется лощеная керамика, то есть сосуды тщательно, до блеска, отполированы. Такая посуда использовалась уже только в качестве столовой: на горшках и мисках нет следов нагара и копоти.

Вместе с тем борусков-прусов относят и к ранним словено-русам, помня о влиятельной прусской общине Великого Новгорода (а писали те прусы берестяные грамоты на русском языке, имели русские имена и прозвища). Несмотря на резкие перемены, между двумя периодами прослеживается определенное сходство, общие черты. Это доказывает набор вещей, существовавших как в раннедьяковское время, так и на позднем этапе. Различные глиняные поделки: глиняные бусы, погремушки и так называемые грузики «дьякова типа» (аналоги им можно найти как у трипольцев, так и у жителей Трои). Последние являются одними из самых традиционных, «классических», находок на дьяковских памятниках. В то же время, известны отдельные находки грузиков в Прибалтике, Белоруссии, на Смоленщине, то есть территориях, достаточно отдаленных от основного ареала распространения дьяковской культуры.

Грузики «дъякова типа» представляют собой глиняные конусовидные предметы, с внутренним вертикальным каналом, на котором часто заметны следы потертостей и даже нитей. Основания всегда фигурное, украшенное рубчиками. Украшалась и поверхность грузиков: точечный орнамент, линии, насечки, свастики, рисунки, и даже непонятные начертания. На сегодняшний день это один из самых загадочных предметов из числа всего дьяковского инвентаря. О назначении грузиков строились самые разные предположения: пряслица, грузила для сетей, грузики для ткацких станков, нагрудные украшения, крышечки для маленьких светильников, и даже «пуговицы для застегивания плащей или вообще верхней одежды». Одной из самых оригинальных гипотез является предположение, что грузики — это предметы ритуального назначения и связаны с астральным культом, а также с культом мертвых, причем в последнем случае они служили вместилищем для душ предков.

К началу новой эры коренные леса во многих регионах уже сменились вторичными. Вокруг Дьякова городища возникли обширные открытые участки, свободные от леса. Продолжало развиваться земледелие. Среди сельскохозяйственных культур на первое место постепенно выходят ячмень и пшеница, появляется лен. По мнению ученых, в диете местного населения значительную роль начинает играть растительная пища. Специальные исследования позволили установить предположительное местонахождение древних полей в окрестностях Дьякова городища. Распахивались в основном мысы и участки коренного берега. Под пастбища использовались заливные пойменные луга и склоны оврагов. Основу животноводства, как и в более ранний период, составляли свиньи, лошади и крупный рогатый скот.

В первые века нашей эры значительно сокращается количество изделий из кости (тем более, почти исчезли каменные), одновременно резко увеличивается число железных предметов, расширяется их ассортимент. Ныне известно более 22 наименований кузнечных изделий этого времени, начиная с ножей и топоров. Почти все они демонстрируют хорошие профессиональные навыки местных кузнецов, которые владели разнообразными приемами обработки железа. Железо получали сыродутным способом, широко применявшимся в древности и средневековье. Сырьем служили местные болотные руды (как под Новгородом или Ладогой), природные минеральные отложения, содержащие железо, которые залегали практически на поверхности, и поэтому сама добыча руды не являлась трудоемким делом.

Сложнее было провести саму варку. Этот процесс требовал времени, сил, а главное мастерства, профессиональных знаний. В специальную печь загружали слоями руду и древесный уголь, затем внутрь нагнетался горячий воздух. Во время варки происходила простая химическая реакция: углекислый газ отнимал у окиси железа кислород, восстанавливая таким образом из руды железо. Продуктом плавки была крица, застывшая масса, которую затем отделяли от шлака и подвергали кузнечной ковке. У этого способа был один существенный недостаток: почти половина содержавшегося в руде металла уходила в шлак. В среднем одна варка давала всего несколько килограмм железа. Из него делали полуфабрикаты для дальнейшей кузнечной обработки. Они обычно представляли собой железные кольца диаметром около 10 см.

Такие кольца неоднократно находили при раскопках дьяковских городищ. Полуфабрикаты представляли определенную ценность: при раскопках Щербинского и Троицкого городищ было найдено несколько кладов железных колец, причем в одном из них было более десятка.

Продолжало развиваться и ювелирное дело. При раскопках москворецких городищ были найдены многочисленные литейные формы, льячки и тигли, которые представляли собой специальные сосуды, служившие для плавки и разлива металла, а также отходы ювелирного производства (они обильны затем в средневековых городах Руси, особенно Новгороде). В раннедьяковский период изделий из бронзы мало. В первые века нашей эры их становится заметно больше. Появляются типично дьяковские вещи: бантиковидные нашивные бляшки, серьги с трапециевидными подвесками, украшенные парными шариками зерни, ажурные застежки-сюльгамы. На Кунцевском городище была найдена миниатюрная игрушечная льячка. Судя по всему, детские игры, как и в наши дни, копировали «взрослую жизнь». В процессе игры происходило и простейшее обучение ремеслу.

Клады украшений

Ярким образцом ювелирного искусства является Щербинский клад — комплекс украшений II—III вв. н. э., найденный в 1964 г. при раскопках Щербинского городища на р. Пахре. Клад состоял из деталей головного убора и украшений — всего 130 предметов, — среди которых были стеклянные бусы, бронзовые пронизки и четырехугольные ажурные бляхи, с петельками для крепления. На внутренней стороне в некоторых петельках сохранились остатки кожаных ремешков. Вместе с украшениями был спрятан маленький грузик «дьякова типа». В комплекс клада входили и две височные подвески, одно из самых характерных местных украшений первых веков новой эры. Принято считать, что их дальними предками были серьги «скифского типа» I тысячелетия до н. э. Клады украшений — достаточно редкая находка при раскопках городищ. В основном, археологам приходится иметь дело с отдельными предметами, к тому же часто плохо сохранившимися. А в 1964 г. в руки исследователей попал целый набор украшений, который, судя по всему, принадлежал одной женщине. Появилась редкая возможность попытаться реконструировать костюм владелицы клада, жившей почти 20 веков назад.

По мнению исследователей, убор состоял из головной повязки и шапочки, расшитой металлическими бляшками, в районе лба располагался венчик из четырехугольных бронзовых пластин, нанизанных на кожаные ремешки, у висков крепились умбоновидные подвески. Ворот одежды расшивался бусами. Костюм дополняли ожерелья и массивные ручные спиральные браслеты. Подобная реконструкция в значительной степени условна, так как возможны и другие вариантов. При раскопках Троицкого городища было найдено скопление ювелирных украшений, в общей сложности 40 вещей. Еще 12 предметов были обнаружены в радиусе 2 м от основного комплекса, однако их принадлежность к кладу несомненна: в обеих группах были фрагменты одних и тех же украшений. Все эти вещи не были спрятаны их владельцем в укромное место, а, скорее всего, сверток с украшениями был просто выброшен в ров в минуту опасности для жителей городища. Впопыхах завернутые вещи просто рассыпались. Часть клада составлял обычный лом, предназначенный для переплавки. Среди сломанных вещей, найденных в кладе было несколько импортных. В этом нет ничего удивительного: привозные бронзовые украшения часто становились сырьем для местных ювелиров. В данном случае именно они помогли точно датировать клад. По мнению ученых, он относится к III—V вв. н. э. Владелец клада был ювелиром: среди вещей было два железных предмета, напоминавших ювелирные инструменты. Так или иначе, но воспользоваться своим сокровищем он не смог.

Во второй четверти I тыс. н. э. на дьяковских москворецких городищах появляются бронзовые украшения, орнаментированные разноцветной выемчатой эмалью. Нередко в орнаментах этой эмали угадываются буквы глаголицы. В III—V вв. н. э. такие эмали были распространены на огромной территории, от Прибалтики и Поднепровья до Волго-Окского междуречья. В бассейн Москвы-реки они поступали с запада, возможно, по Оке, одному из самых важных речных путей той эпохи. Судя по всему, эти яркие, самобытные вещи, ставшие своеобразной «визитной карточкой» своего времени, пользовались большой популярностью у местного населения. Эти эмали «с буквами» совпадают по времени со свидетельствами позднеантичных авторов, что народы Скифии уже тогда имели свою письменность.

Активизация внешней торговли

Начиная с первых веков новой эры в слоях дьяковских городищ резко увеличивается количество импортных вещей. Одновременно, судя по исследованиям костных останков животных на дьяковских памятниках, активизируется пушной промысел. Местное население явно продолжало международную торговлю, хотя находки античных монет на землях дьяковцев и редки. Как и раньше, многие товары поступали в лесную зону через города Северного Причерноморья, из Приазовья по Дону и из округи Каспия по Волге. Через многочисленных посредников бронзовые украшения, стеклянные бусы, предметы, изготовленные в римских провинциальных мастерских, проникали далеко на север, в земли, о которых сами мастера, их изготовившие, нередко имели весьма смутное представление. Одной из таких вещей была бронзовая фибула с латинской надписью «avcissa», найденная на подмосковном Троицком городище. Подобные фибулы находили в лесной зоне и раньше, но подмосковная находка оказалась самой северной из их числа. Отдельными находками являются римские и иные монеты первых веков нашей эры. Возможно, дьяковцы в качестве денег использовали «куны» (меховые деньги), которые затем известны и средневековой Руси.

На экспорт шла пушнина, шкурки бобра, который был основным промысловым зверем. Кроме того охотились на лосей, глухарей, тетеревов, рябчиков. Всего же по костным обломкам, найденным в культурных слоях Дьякова городища, ученым удалось определить 31 вид млекопитающих (включая домашних животных), 13 видов птиц и 12 — рыб. Среди последних примечательна находка костей тайменя, рыбы, которая могла обитать только в очень чистой воде.

Культы

К середине I тысячелетия н. э. культура населения бассейна Москвы-реки достигает своего расцвета. Появляется целый ряд вещей, характерных только для позднедьяковских москворецких городищ. Среди них есть предметы несомненно культового назначения. На сегодняшний день ясно: людей, живших в бассейнах рек Москвы, Пахры и Протвы, объединяла не только общая материальная культура, но и общие религиозные представления.

Именно они заставляли их вновь и вновь изготавливать глиняные женские статуэтки (некое подобие палеолитическим русским Венерам) и таблички с непонятным точечным орнаментом, рисовать символы в виде двух соединенных вершинами треугольников, носить накладки и наконечники поясов с тамгообразными знаками и стилизованными человеческими фигурками, своеобразными «пляшущими человечками», среди которых постоянно повторяется со времен неолита образ фигуры с высоко поднятыми вверх руками. Долгое время оставался неизвестным погребальный обряд дьяковцев. Лишь в 1934 г. в Ярославском Поволжье при раскопках дьяковского городища Березняки было найдено необычное сооружение. Когда-то это был небольшой бревенчатый домик, в котором находились кремированные останки 5—6 человек, мужчин, женщин и детей. Долгое время этот памятник оставался единственным в своем роде. Прошло более тридцати лет, и наконец, в 1966 г. был найден еще один «домик мертвых», и не на Верхней Волге, а в Подмосковье, близ Звенигорода, при раскопках городища у Саввино-Сторожевского монастыря. По мнению исследователей, когда-то это была прямоугольная бревенчатая полуземлянка высотой около 2 м с двускатной крышей. С южной стороны был устроен вход, внутри у входа находился очаг.

В «домике мертвых» были найдены остатки не менее 24 трупосожжений и, как и на городище Березняки, обломки сосудов, украшения и грузики «дьякова типа». В нескольких случаях прах был помещен в сосуды-урны. Некоторые из урн были сильно обожжены с одной стороны, возможно, что во время погребальной церемонии они находились около костра. Обычай строить бревенчатые надмогильные сооружения не является уникальным. Он широко известен по многочисленным археологическим и этнографическим данным на севере Восточной Европы и Азии, причем в некоторых областях эта традиция существовала вплоть до XVIII в. и даже позднее. Нынешние склепы — следы многотысячелетних традиций.

Погребальный обряд выглядел, скорее всего, следующим образом: тело умершего сжигали на костре где-то за пределами поселения (сжигание умерших или погибших на кострах добротно описано в «Илиаде» Гомера). Такой обряд у археологов называется кремацией на стороне. После совершения обряда кремированные останки помещались в «домик мертвых», своеобразную родовую усыпальницу, обычно находившуюся в удаленном от жилья месте. Как и в предыдущем случае «домик мертвых» был обнаружен прямо на территории поселения, что достаточно странно для погребального сооружения, но не странно для погребений времен палеолита. Впрочем, как считают исследователи, коллективная усыпальница могла быть устроена там тогда, когда городище уже как поселение не использовалось. Оба погребальных памятника относятся к позднему этапу дьяковской культуры, то есть к периоду около 15 веков назад. К сожалению, о погребальном обряде местного населения в более раннее время ничего не известно (если не помнить о Сунгири и подобных памятниках со времен палеолита).

Несколько тысяч человек…

Сейчас, когда население Москвы давно перевалило за многомиллионную отметку, достаточно сложно представить, что когда-то в пределах всей ее современной территории столицы одновременно проживало несколько тысяч человек, а за все время существования дьяковской культуры, то есть более чем за полторы тысячи лет, здесь родилось, выросло и умерло всего несколько сотен тысяч человек.

При подсчетах ученые в первую очередь учитывают площадь памятников и размеры жилых построек. Предполагается, что на каждом отдельно взятом городище могло проживать одновременно до 100—200 человек. Эта цифра, помноженная на число городищ, известных на территории современной Москвы, а их на сегодняшний день насчитывается десятки, и дает искомый результат. Безусловно, цифра весьма приблизительна. В разное время численность населения могла существенно колебаться, к тому же не совсем ясно, все ли эти городища существовали одновременно.

В VI—VII вв. н. э., когда наблюдается натиск славян на Византию и их активность как словено-русов у низовий Волги, дьяковская культура переживает заметный кризис. Сокращается число поселений. Уменьшается количество привозных вещей. Тем не менее, среди импортов того времени есть редкие и интересные находки, такие как бронзовые колокольчики с полями, найденные на Дьяковом городище, вещи, родиной которых были прибалтийские земли.

Славяне и не-славяне…

Долгое время доказывалось, что между позднедьяковскими и первыми славянскими памятниками, якобы появившимися в бассейне Москвы-реки на рубеже X—XI вв., возникает временная лакуна длиной почти в 200—300 лет, который условно называется археологами «темными веками». С одной стороны на славянских памятниках якобы нет никаких, даже слабых, археологических следов контактов с позднедьяковским населением, с другой стороны необъяснимым остается тот факт, что многие гидронимы бассейна Москвы-реки сохранили свои древние балтские и даже финские названия.

Тогда не были ли дьяковцы частью славянами, а гидронимы — следами ностратического единства хотя бы славян, балтов и финно-угров ?!

В последнее время археологами стали выдвигаться предположения о том, что славянские племена начали проникать в долину Москвы-реки еще раньше — хотя бы с IX века. Это доказывает доктор исторических наук А. А. Юшко, отдавшая много сил археологическому изучению окрестностей Москвы. Член-корреспондент РАН В. В. Седов предположил, что первые группы славян переселились в Волго-Окское междуречье еще в V—VIII вв. Те славяне были родственны племенам земледельцев и скотоводов, проживавшим V—VIII вв. в Верхнем Поднепровье и Подвинье (культура этих племен называется в археологической науке Тушемлинско-Банцеровской), а, может быть даже, они и пришли именно из этого региона.

«Первая волна» славянского (продолжавшего венедское) переселения обнаруживается археологами по редким находкам браслетообразных височных колец, очень похожих на височные кольца племени кривичей, но все же отличающихся от них некоторыми внешними деталями и технологией изготовления. Вероятно, такие древние височные кольца стали образцом для более поздних колец кривичей. В Москворечье эти древнейшие височные кольца были найдены археологами при раскопках Боршевского, Троицкого городищ и городища Луковня. Все эти городища относятся к дьяковской культуре, которая упорно считается принадлежащей дославянскому финно-угорскому населению, в состав которого в III—IV вв. влилось балтское население из Верхнего Поочья.

Находки говорят о том, что в VI—VIII вв. на территории, якобы занятой ранее финно-угорско-балтским населением, стали проживать славяне. Правда, височные кольца найдены здесь как единичные вещи. Тем более, в VIII в. поселения в округе будущей Москвы временно прекращают свое существование. При этом археологи не находят никаких следов вражеского нашествия, погрома, разорения, пожаров. То есть жившие здесь люди, похоже, не были истреблены какими-нибудь кровожадными завоевателями. Ответить на вопрос о том, ушли в VIII в. жители Москворечья в иные края, вымерли от болезней или просто переселились на несколько километров в сторону от прежних своих поселений помогут лишь дальнейшие археологические исследования.

Поселением с вероятностью 1Х века, подвергавшимся раскопкам широкой площадью, было Жуковское селище, но его материалы ни обработаны, ни опубликованы. Кроме него, до недавнего времени были известны только 4 селища со столь же ранней датировкой — Покров 5 и Стрелково на р. Пахре, Заозерье и Беседы на р. Москве. Датировка IX веком дана по лепной керамике, чрезвычайно близкой по формам и орнаменту с посудой роменской культуры, оставленной в VIII—XI вв. славянским племенем северян. Здесь следует заметить, что похожая посуда использовалась также вятичами и радимичами. Некоторые из подмосковных поселений, относившихся ранее к IX—X вв., якобы в действительности возникли в середине XI в. Существовали ли здесь еще более ранние поселения славян — вопрос, требующий тщательного изучения, а значит и больших раскопочных работ, на проведение которых средств пока нет.

На самых ранних славянских поселениях XI века встречаются вещи, которые известны только в зоне расселения радимичей — это типичные радимичские семилучевые височные кольца и своеобразные лопастные височные кольца так называемого «деснинского» типа (названные так по находкам на подмосковном поселении Десна). А на Щербинском городище дьяковской культуры найдена бронзовая подвеска с рельефным изображением головы быка, тоже являющаяся типичным украшением радимичей. Замеченное сходство посуды этих переселенцев «второй волны» с горшками северян, вятичей и радимичей позволяет предполагать, что вместе и одновременно с радимичами сюда переселялись также вятичи, а может быть — и северяне.

Многие факты позволяют сегодня говорить о том, что «вторая волна» славянского переселения в долину Москвы-реки поднялась в землях вятичей и радимичей . Эта «волна» не была слишком большой: до сих пор известно всего лишь около десятка селищ, оставленных первыми славянскими переселенцами на берегах Оки, Москвы-реки и ее притоков. Даже если считать, что известны далеко не все поселения этих древних иммигрантов, все равно число их вряд ли превышало несколько сот человек. Пробираться в Москворечье они могли двумя речными путями (в те времена сухопутных дорог на Руси еще не было, огромные лесные массивы были непроходимы и всякое передвижение было возможно только по рекам — на лодках или пешком по берегу). Первый путь вел по Днепру в самое его верховье у гор Рип, откуда можно было пробраться к истокам Москвы-реки. Этим путем могли пользоваться только радимичи. Второй путь шел по Оке и дальше вверх по Москве-реке — им могли идти вятичи и северяне. Впрочем, доступен он был и для радимичей, которые могли спуститься в Оку по реке Угре.

В округу Москворечья сумели проникнуть только очень небольшие по численности группы славян-радимичей и вятичей, которые хотели избежать феодальной зависимости от киевских князей, сумевших с конца 1Х века подчинить своей власти радимичей и северян, а вятичей заставили платить себе дань. С начала XII в. количество славянских поселений и могильников в Московском крае увеличивалось из года в год. Именно в это время на околомосковских землях встретились вятичи и кривичи, продвигавшиеся навстречу друг другу по долинам рек Москва и Клязьма. Это была уже «третья», самая массовая, волна славянского переселения. Именно тогда вятичами была полностью освоена вся долина Москвы-реки — от впадения в Оку до самого истока, до всех ее притоков. Где могли пройти земледельцы со своим скарбом, женами и детьми, с еще большей легкостью проходили хорошо снаряженные отряды княжеских дружинников. Были у вятичей и свои племенные старшины, принимавшиеся на службу князьями в качестве бояр. Вероятно, из числа этих старшин и происходил знаменитый боярин Кучка (ему принадлежала крепость Кучково, которую по реке затем переименовали в Москву). Согласно позднейшим преданиям ростово-суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий отнял у Кучки земли вокруг Москвы. Так что не позже, чем в первой половине XII в. Москворечье уже оказалось охвачено княжеской властью и по большей части разделено между различными княжествами. Тогда, вероятно, и появился город Москва, впервые упомянутый в летописи под 1147 годом.

Первые средневековые славянские поселения в Москворечье были невелики. Они представляли собой деревни, состоявшие, как правило, не более чем из десятка дворов. Впрочем, известны также и очень крупные селища площадью в несколько десятков гектаров, однако они встречались редко. Гораздо чаще в одной деревне проживало 5—10 семей (в округе средневекового Новгорода доминировали деревни из 1 — 2 семей). Каждой семье принадлежал двор — участок земли, на котором размещалось жилище (изба) и различные хозяйственные постройки, предназначавшиеся для хранения орудий труда и продуктов питания, стойла для домашнего скота, сеновалы, кузницы и т. д. Двор мог быть окружен легкой оградой типа жердевой изгороди, но мог быть и вовсе без ограды. Жилище представляло собой бревенчатую избу, состоявшую, как правило, из единственной комнаты, к которой могли примыкать сени — своеобразный тамбур для входящих в дом людей. Кровля избы была, вероятно дощатой. Изба имела одну дверь и маленькое оконце размером не более чем 20 на 40 см, закрывавшееся деревянной дощечкой и служившее для «вентиляции» избы. Больших окон тогда в домах не делали, поскольку главной функцией жилища была защита от холода, а стеклянные окна, паровое отопление и электрическое освещение изобретены еще не были. Кстати, об освещении. Оно осуществлялось при помощи горящей лучины. Внутри избы располагалась глиняная или сложенная из рваного камня, скрепленного той же глиной, печь, представлявшая собой круглую или продолговатую площадку, перекрытую сводом. Одно отверстие в печи находилось сбоку и служило для закладки в нее дров и установки горшков с пищей, а другое находилось сверху и служило дымоходом. При этом вытяжной трубы не было и весь дым оставался внутри избы. Вот такой способ отопления дома и назывался топкой «по-черному», видимо потому, что от дыма и копоти все вещи внутри дома быстро становились грязными. Однако это не являлось препятствием для украшения жилища изнутри и снаружи богатой резьбой по дереву.

Кроме печи, внутри избы находились также стол и лавки, на которых днем сидели, а ночью спали. Наиболее ценные вещи и скоропортящиеся продукты питания хранили в подполье — яме, вырытой под дощатым полом избы, в которую спускались по лестнице. В избе происходило и приготовление пищи. В основу рациона питания славян и их соседей входили хлеб, разнообразные зерновые каши, овощи (репа, лук, морковь, капуста), молочные продукты, мясо, рыба. Большинство из них требовали термической обработки, то есть приготавливались в печи. Для этой цели служили глиняные горшки — сосуды в виде усеченного конуса или цилиндра. Значительная часть славянских горшков изготавливалась в каждом доме собственными силами. Их вылепливали из глины вручную, без помощи гончарного круга и обжигали в домашней печи. Однако уже с самого начала славянского расселения использовалась и гончарная посуда, которая отличалась более изящными пропорциями, тонкими и более прочными стенками, равномерным обжигом. «Гончарной» ее называют потому, что изготавливали ее гончары — люди, специализировавшиеся на изготовлении горшков и постоянно промышлявшие этим занятием.

Основная масса утвари, использовавшейся в повседневном быту, изготавливалась их дерева. Это миски, ложки, разнообразные орудия труда (соха, лопата и т. п.), средства транспорта (сани, лодки). Широко использовалась также кость. Но самыми важными были, конечно, изделия из железа: ножи, топоры, косы, серпы, наконечники сохи, орудия охоты (стрелы, копья). Железо добывалось из болотной руды во многих местах, поскольку потребность в железных орудиях была велика, то занятие кузнечным делом было распространено очень широко. Кузнец («коваль») жил, видимо, едва ли не в каждой крупной деревне. Одежда славян-мужчин состояла из длинной рубахи, сотканной из льна и украшенной вышивкой, штанов, пояса и кожаной обуви. Последняя представляла собой нечто вроде сапожек на мягкой кожаной подошве или просто куска кожи, обернутого вокруг ноги и укрепленного веревкой. Разумеется, летом обходились вовсе без обуви. Одежда женщин включала длинное платье из льняной материи, также изукрашенное вышивками. Украшения из металлов, стекла, янтаря и полудрагоценных камней (височные кольца, перстни, гривны, бусы, привески, о которых шла речь выше) одевались только в торжественных случаях — во время праздников и свадебных обрядов. Эти же украшения одевались на покойника во время похорон.

Первые славянские поселенцы в Москворечье были язычниками. Они хоронили своих мертвых по древнему славянскому обряду, который ведет свое начало от обычаев пятитысячелетней индоевропейской древности: умершего обряжали в его лучшие, самые красивые одежды и украшения, а затем сжигали на костре. Собранный пепел помещали в глиняный горшок, который устанавливали в кургане (этот обряд подробно описывают русские летописи). В XI—XII вв. у славян Восточной Европы повсеместно, вероятно, под влиянием распространявшегося христианства, похоронный обряд менялся — покойника перестали сжигать, а стали просто помещать в насыпь кургана. Это подтверждает и Подмосковье, где курганы с остатками трупосожжений встречаются довольно редко. Ни церквей, ни монастырей, ни большого количества предметов христианского культа на раннеславянских поселениях XI—XII вв. не найдено. Христианство на Руси распространялось прежде всего в среде горожан, а уж затем, из городов, простирало свое влияние на деревенскую округу. В долине реки Москвы первые города появились только в XII веке, отсюда и влияние христианства здесь ощущалось вначале очень слабо. В то же время, не найдено в Москворечье пока и никаких достоверных следов языческих капищ. Если они и существовали, то размещались, вероятно, отдельно от поселений.

Так раннесредневековое «славянство» в округе «исчезнувшей» дьяковской культуры в немалой степени продолжало традиции этой полиэтничной культуры, оставившей заметный след в отечественной истории России.

Статья основана на интернет-публикации Екатерина Юрьевна Тавлинцева Железный век на территории Москвы и Подмосковья. Дьяковская культура.

Ссылки

• Дьяковская культура

Литература

• Дьяковская культура. Сборник. Отв. ред. Ю. А. Краснов. М.: «Наука», 1974. — 284 с., илл.
• ... и был здесь Город заложен
• [1]