Текст:Иван Ильин:Национал-социализм. Новый дух

Национал-социализм. Новый дух



Автор:
Иван Ильин




Дата публикации:
17 мая 1933







Предмет:
Национал-социализм



Европа не понимает Национал-Социалистического Движения. Не понимает и боится. И от страха не понимает ещё больше. И чем больше не понимает, тем больше верит всем отрицательным слухам, всем россказням «очевидцев», всем пугающим предсказателям. Леворадикальные публицисты чуть ли не всех европейских наций пугают друг друга из-за угла Национал-Социализмом и создают настоящую перекличку ненависти и злобы. К сожалению, и русская зарубежная печать начинает постепенно втягиваться в эту перекличку; европейские страсти начинают передаваться эмиграции и мутить её взор. Нам, находящимся в самом котле событий, видящим всё своими глазами, подверженным всем новым распоряжениям и законам, но сохраняющим духовное трезвение, становится нравственно невозможным молчать. Надо говорить; и говорить правду. Но к этой правде надо ещё расчистить путь…

Прежде всего, я категорически отказываюсь расценивать события последних трёх месяцев в Германии с точки зрения немецких евреев, урезанных в их публичной правоспособности, в связи с этим пострадавших материально или даже покинувших страну. Я понимаю их душевное состояние; но не могу превратить его в критерий добра и зла, особенно при оценке и изучении таких явлений мiрового значения, как Германский Национал-Социализм. Да и странно было бы; если бы немецкие евреи ждали от нас этого. Ведь коммунисты лишили нас не некоторых, а всех и всяческих прав в России; страна была завоёвана, порабощена и разграблена; полтора миллиона коренного русского населения вынуждено было эмигрировать; а сколько миллионов русских было расстреляно, заточено, уморено голодом… И за 15 лет этого ада не было в Германии более пробольшевистских газет, как газеты немецких евреев — «Берлинер Тагеблатт», «Фоссише Цейтунг» и «Франкфуртер Цейтунг». Газеты других течений находили иногда слово правды о большевиках. Эти газеты никогда. Зачем они это делали? — Мы не спрашиваем. Это их дело. Редакторы этих газет не могли не отдавать себе отчёта в том, какое значение имеет их образ действия, и какие последствия он влечёт за собою и для Национальной России, и для Национальной Германии… Но наша русская трагедия была им чужда; случившаяся же с ними драматическая неприятность не потрясает нас и не ослепляет. Германский Национал-Социализм решительно не исчерпывается ограничением евреев в правах. И мы будем обсуждать это Движение по существу: с русской национальной и с общечеловеческой (духовной, и политической) точки зрения.

Наконец, я отказываюсь судить о движении Германского Национал-Социализма по тем эксцессам борьбы, отдельным столкновениям или временным преувеличениям, которые выдвигаются и подчёркиваются его врагами.

То, что происходит в Германии, есть огромный политический и социальный переворот; сами вожди его характеризуют постоянно словом «революция». Это есть Движение национальной страсти и политического кипения, сосредоточившееся в течение 12 лет, и годами, да, годами лившее кровь своих приверженцев в схватках с коммунистами. Это есть реакция на годы послевоенного упадка и уныния: реакция скорби и гнева. Когда и где такая борьба обходилась без эксцессов? Но на нас, видевших русскую советскую революцию, самые эти эксцессы производят впечатление лишь гневных жестов или отдельных случайных некорректностей.

Мы советуем не верить пропаганде, трубящей о здешних «зверствах», или, как её называют, «зверской пропаганде». Есть такой закон человеческой природы: испугавшийся беглец всегда верит химерам своего воображения и не может не рассказывать о чуть-чуть не настигших его «ужасных ужасах». Посмотрите, не живёт ли Зеверинг, идейный и честный социал-демократический вождь, на свободе в своём Билефельде? Тронули ли национал-социалисты хоть одного видного русского еврея-эмигранта?

Итак, будем в суждениях своих — справедливы.

Те, кто жили вне Германии или наезжали сюда для обывательских дел и бесед, не понимают, из каких побуждений возникло Национал-Социалистическое Движение. Весь мiр не видел и не знал, сколь неуклонно и глубоко проникала в Германию большевистская отрава. Не видела и сама немецкая масса. Видели и знали это только три группы: Коминтерн, организовывавший всё это заражение; мы, русские зарубежники, осевшие в Германии; и вожди Германского Национал-Социализма.

Страна, зажатая между Версальским договором, мiровым хозяйственным кризисом и перенаселением, рационализировавшая свою промышленность и добивающаяся сбыта, пухла от безработицы и медленно сползала в большевизм. Массовый процесс шёл сам по себе; интеллигенция большевизировалась сама по себе. Коминтерн на каждой конференции предписывал удвоить работу и торжествующе подводил итоги. Ни одна немецкая партия не находила в себе мужества повести борьбу с этим процессом; и когда летом 1932-го года обновившееся правительство заявило, что оно берёт борьбу с коммунизмом «в свои руки», и никакой борьбы не повело, и заявлением своим только ослабило или прямо убило частную противокоммунистическую инициативу, — то процесс расползания страны пошёл прямо ускоренным путём.

Реакция на большевизм должна была прийти. И она пришла. Если бы она не пришла, и Германия соскользнула бы в обрыв, то процесс общеевропейской большевизации пошёл бы полным ходом. Одна гражданская война в Германии (а без упорной, жестокой, безконечно кровавой борьбы немцы не сдались бы коммунистам!) нашла бы себе немедленный отклик в Чехии, Австрии, Румынии, Испании и Франции. А если бы вся организаторская способность германца, вся его дисциплинированность, выносливость, преданность долгу и способность жертвовать собою — оказались в руках у коммунистов, что тогда?

Я знаю, что иные враги немцев с невероятным легкомыслием говаривали даже: «что же, тем лучше»… Как во время чумы: соседний дом заражён и вымирает; ну что же из этого? Нам-то что? Слепота и безумие доселе царят в Европе. Думают о сегодняшнем дне, ждут новостей, интригуют, развлекаются; от всего урагана видят только пыль и бездну принимают за простую яму.

Что сделал Гитлер? — Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе. Этот процесс в Европе далеко ещё не кончился; червь будет и впредь глодать Европу изнутри. Но не по-прежнему. Не только потому, что многие притоны коммунизма в Германии разрушены; не только потому, что волна детонации уже идёт по Европе; но главным образом потому, что сброшен либерально-демократический гипноз непротивленчества.

Пока Муссолини ведёт Италию, а Гитлер ведёт Германию — европейской культуре даётся отсрочка. Поняла ли это Европа? Кажется мне, что нет… Поймёт ли это она в самом скором времени? Боюсь, что не поймёт… Гитлер взял эту отсрочку прежде всего для Германии. Он и его друзья сделают всё, чтобы использовать её для национально-духовного и социального обновления страны. Но взяв эту отсрочку, он дал её и Европе. И европейские народы должны понять, что большевизм есть реальная и лютая опасность; что демократия есть творческий тупик; что марксистский социализм есть обречённая химера; что новая война Европе не по силам, — ни духовно, ни материально, и что спасти дело в каждой стране может только национальный подъём, который диктаториально и творчески возьмётся за «социальное» разрешение социального вопроса.

До сих пор европейское общественное мнение всё только твердит о том, что в Германии пришли к власти расисты, антисемиты; что они не уважают права; что они не признают свободы; что они хотят вводить какой-то новый социализм; что всё это «опасно» и что, как выразился недавно Георг Бернгард (бывший редактор «Фоссише Цейтунг»), эта глава в истории Германии, «надо надеяться, будет короткой»…

Вряд ли нам удастся объяснить европейскому общественному мнению, что все эти суждения или поверхностны, или близоруки и пристрастны. Но постараемся же хоть сами понять правду.

Итак, в Германии произошёл законный переворот. Германцам удалось выйти из демократического тупика, не нарушая конституции. Это было (как уже указывалось в «Возрождении») легальное самоупразднение демократически-парламентского строя. И в то же время это было прекращением гражданской войны, из года в год кипевшей на всех перекрёстках.

Демократы не смеют называть Гитлера «узурпатором»; это будет явная ложь. Сторонники правопорядка должны, прежде всего, отметить стремительное падение кривой политических убийств во всей стране. Сторонники буржуазно-хозяйственной прочности должны вдуматься в твёрдые курсы и оживлённые сделки на бирже. И при всём этом то, что происходит в Германии, есть землетрясение или социальный переворот. Но это переворот не распада, а концентрации; не разрушения, а пере-устройства; не буйно-расхлёстанный, а властно дисциплинированный и организованный; не безмерный, а дозированный. И что более всего замечательно, — вызывающий во всех слоях народа лояльное повиновение.

«Революционность» состоит здесь не только в ломающей новизне, но и в том, что новые порядки нередко спешно применяются в виде административных распоряжений и усмотрений, до издания соответствующего закона; отсюда эта характерная для всякой революции тревога и неуверенность людей ни в пределах их правового «статуса» вообще, ни даже просто в сегодняшнем дне. Однако эти административные распоряжения быстро покрываются законами, которые обычно дают менее суровые, более жизненные и более справедливые формулы. Это во-первых.

Во-вторых, эти новые распоряжения и законы, изливающиеся потоком на страну, касаются только публичных прав, а не частных или имущественных. В них нет никакой экспроприирующей тенденции, если не считать опорочения прав, приобретённых спекулянтами во время инфляции и возможного выкупа земель, принадлежащих иностранным подданным. О социализме же в обычном смысле этого слова — нет и речи.

То, что совершается, есть великое социальное переслоение; но не имущественное, а государственно-политическое и культурно-водительское (и лишь в эту меру — служебно-заработанное). Ведущий слой обновляется последовательно и радикально. Отнюдь не весь целиком; однако, в широких размерах. По признаку нового умонастроения, и в результате этого, — нередко в сторону омоложения личного состава. Удаляется всё, причастное к марксизму, социал-демократии и коммунизму; удаляются все интер-националисты и большевизаны; удаляется множество евреев, иногда (как, например, в профессуре) подавляющее большинство их, но отнюдь не все. Удаляются те, кому явно неприемлем «новый дух».

Этот «новый дух» имеет и отрицательные определения и положительные. Он непримирим по отношению к марксизму, интернационализму и пораженческому безчестию, классовой травле и реакционной классовой привилегированности, к публичной продажности, взяточничеству и растратам.

По отношению к еврейству этой непримиримости нет: не только потому, что частное предпринимательство и торговля остаются для евреев открытыми; но и потому, что лица еврейской крови (принимают во внимание два деда и две бабки, из коих ни один не должен быть евреем), правомерно находившиеся на публичной службе 1 Августа 1914 года или участвовавшие с тех пор в военных операциях, потерявшие отца или сына в бою или вследствие ранения, или находящиеся на службе у религиозно-церковных организаций — не подлежат ограничению в правах публичной службы (указ от 8 Мая с.г.).

Психологически понятно, что такие ограниченные ограничения воспринимаются евреями очень болезненно. Их оскорбляет самое введение презумпции не в их пользу: «ты неприемлем, пока не показал обратного»; и ещё «важна не вера твоя, а кровь». Однако одна наличность этой презумпции заставляет признать, что немецкий еврей, доказавший на деле свою лояльность и преданность Германской Родине, правовым ограничениям (ни в образовании, ни по службе) не подвергается.

Новый дух Национал-Социализма имеет, конечно, и положительные определения: патриотизм, вера в самобытность Германского Народа и силу германского гения, чувство чести, готовность к жертвенному служению (фашистское «sacrificio»), дисциплина, социальная справедливость и внеклассовое, братски-всенародное единение.

Этот дух составляет как бы субстанцию всего Движения; у всякого искреннего национал-социалиста он горит в сердце, напрягает его мускулы, звучит в его словах и сверкает в глазах. Достаточно видеть эти верующие, именно верующие лица; достаточно увидеть эту дисциплину, чтобы понять значение происходящего и спросить себя: да есть ли на свете народ, который не захотел бы создать у себя движение такого подъёма и такого духа?

Словом, это дух, роднящий Германский Национал-Социализм с Итальянским Фашизмом. Однако не только с ним, а ещё и с духом русского Белого Движения. Каждое из этих трёх движений имеет, несомненно, свои особые черты. Они объясняются и предшествующей историей каждой из трёх стран, характером народов и размерами наличного большевистского разложения (1917-й год в России, 1922-й год в Италии, 1933-й в Германии), и расово-национальным составом этих трёх стран.

Достаточно вспомнить, что Белое Движение возникло прямо из неудачной войны и коммунистического переворота, в величайшей разрухе и смуте, на гигантской территории, в порядке героической импровизации. Тогда как Фашизм и Национал-Социализм имели 5 и 15 лет собирания сил и выработки программы; они имели возможность подготовиться и предупредить коммунистический переворот; они имели пред собою опыт борьбы с коммунизмом в других странах; их страны имеют и несравненно меньший размер, и гораздо более ассимилировавшийся состав населения. Еврейский Вопрос стоял и ставился в каждой стране по-своему…

Однако основное и существенное единит все три движения; единый враг, патриотизм, чувство чести, добровольно-жертвенное служение, тяга к диктаториальной дисциплине, к духовному обновлению и возрождению своей страны, искание новой социальной справедливости и непредрешенчество в вопросе о политической форме. Что вызывает в душе священный гнев? Чему предано сердце? К чему стремится воля? Чего и как люди добиваются? — вот что существенно. Конечно, Германец, Итальянец и Русский — болеют каждый о своей стране и каждый по-своему; но дух одинаков и в исторической перспективе един.

Дело, прежде всего в том, чтобы мы сами верно поняли, продумали и прочувствовали дух Национал-Социалистического Движения. Несправедливое очернение и оклеветание его мешает верному пониманию, грешит против истины и вредит всему человечеству. Травля против него естественна, когда она идёт от Коминтерна; и противоестественна, когда она идёт из небольшевистских стран. Дух Национал-Социализма не сводится к отрицанию. Он выдвигает положительные и творческие задачи. И эти творческие задачи стоят перед всеми народами. Искать путей к разрешению этих задач обязательно для всех нас. Заранее освистывать чужие попытки и злорадствовать от их предчувствуемой неудачи — неумно и неблагородно. И разве не клеветали на Белое Движение? Разве не обвиняли его в «погромах»? Разве не клеветали на Муссолини? И что же, разве Врангель и Муссолини стали от этого меньше?

Или, быть может, европейское общественное мнение чувствует себя призванным мешать всякой реальной борьбе с коммунизмом, — очистительной и творческой, — и ищет для этого только удобного предлога? Но тогда нам надо иметь это в виду…

Иван Ильин

«Возрождение», 17 Мая 1933 года

г. Париж