Леонид Петрович Пущин

Леонид Петрович Пущин

Леонид Петрович Пущин (7 августа 1843[1][2]13 июня 1898 Петергоф[3]) — Генерал-майор, командир миноноски № 1 транспорта «Великий Князь Константин». Герой русско-турецкой войны.

БиографияПравить

Родился 7 августа 1843 года в дворянской семье отставного поручика Новгородской губернии[4] (в других источниках Тверской губернии[5][6][7]), Петра Фёдоровича Пущина (6.08.1812-20.11.1879), мать Евгения Львовна Пятина (18.12.1812-15.08.1877).[8]. Семья была многодетная — девять детей, четыре из которых умерли в младенчестве[9]. Отец Пущина воспитывался в Пажеском корпусе, затем служил в лейб-гвардии Конно-Егерском полку, выйдя в отставку в чине поручика, он много лет был уполномоченным от казны по размежеванию государственных крестьян, затем депутатом новгородского дворянства при составлении положения о крестьянах (1860) и участковым почетным мировым судьей, получил чин статского советника[10].

Леонид в 1849 году поступил в Александровский кадетский корпус[11], откуда в 1854 году он перешел в морской кадетский корпус. На службу Пущин поступил в 1860 году. 17 апреля 1863 года произведён в Гардемарины, принимал участие заграничном плавании на винтовом фрегате «Дмитрий Донской», в Атлантический океан. В 1865 году произведен в мичманы, затем после возвращения из заграничного плавания более пяти лет проходил службу на судах броненосной эскадры Балтийского флота. В 1869 году произведён в лейтенанты, затем окончил курсы в учебно-артиллерийском отряде. В конце 1870 года переехал на юг и поступил на службу в качестве помощника капитана в русское общество пароходства и торговли, а потом он и сам командовал пароходами этого общества.

Русско-турецкая войнаПравить

После начала русско-турецкой войны, Пущин в числе других офицеров служивших в русском обществе пароходства и торговли, возвратился на действительную службу в один из черноморских флотских экипажей. Командуя миноноской № 1 транспорта «Великий Князь Константин», 28 мая 1877 года Пущин участвовал в набеге на турецкие броненосцы у Сулины. После взрыва произведённого катером № 2, под командованием лейтенанта Рождественского[12][13], Пущин предпринял попытку подвести торпеду под турецкий броненосец «Иджлалие», находившийся в Сулинском гирле, но произошел преждевременный взрыв торпеды.

Пущин приказал дать ход, но катер не трогался с места, машинный люк был перебит. Но затем катер всё-таки двинулся, после чего атакованный броненосец открыл сильный оружейный огонь. Второму турецкому броненосцу всё-таки удалось догнать катер, и открыть огонь. Оказавшись в безвыходном положении Пущин, принял решение затопить катер, и спуститься на воду. После чего он попал в плен к туркам, и был отвезен в Константинополь.[14]

 
Минная атака на броненосец «Иджалие»

После этого события от генерала Верёвкина было получено донесение, что монитор миноносцев сильно повреждён и должен быть вычеркнут из списка судов турецкого флота, но русский военный агент в Константинополе Филиппов сообщал, что «Иджлалие» был только сильно повреждён.[15] Русские, а позже советские авторы утверждали, что «Иджлалие» «был поврежден настолько основательно, что вышел из строя на все время войны», но и турецкая сторона и современные историки флота отрицают какие-либо повреждения данного корабля.[16][17]

Сам Пущин полагал, что преждевременный взрыв произошел от тока, получившегося от случайного удара пули о проводник электрической батареи. Но на обнаруженной батарее, найденной в море (она зацепилась за один из обломков, плававших в море) не было обнаружено следа от огнестрельного оружия. Но одна сторона батареи была отбита бомбой, по всей видимости из-за этой бомбы и произошел преждевременный взрыв.

 
Миноноска № 1 транспорта Великий Князь Константин

Вот как обо всём этом говорил Пущин, в своём письме от 24 сентября того же года:

При всех тех обстоятельствах, как всё это было, я не могу и даже не имею права винить кого нибудь в неподании помощи и приписываю всё это не более, как несчастной случайности. Будь я в состоянии, после взрыва, дать ход, то, не взирая на то, что вслед за моим взрывом я заметил, что один из броненосцев дал ход и пустился за кем-то из нас в погоню, я всё-таки мог бы надеяться на помощь или, наконец, мог бы вызвать её; но всё горе в том, что хода дать я не мог и принуждён был простоять под бортом неприятеля довольно продолжительное время.

Каким родом случилось, что нас не забрали тут же- это для меня непонятно! Катер стал носом несколько в стороне от форштевня, а кормою-вдоль борта и почти в плотную. Из этого положения вы можете ясно видеть, что взрыв мой произошел в носовой части, а вернее около. Не доходя еще до борта я почувствовал какое-то непонятное сотрясение в катере и ход тотчас-же начал уменьшаться; потом, приблизившись, ещё перебило штур-трос, я был в таком расстоянии от борта, что при моём ходе извернуться уже не мог и вынужден был продолжать идти вперёд.

Чтобы сказать, что я был встречен довольно тёплым огнём я этого не могу, потому что слышал только одну пулю, которая довольно быстро свистнула у меня мимо правого уха; но, судя по повреждениям, надо полагать, что было несколько жарко. Машинный люк был перебит; в машине отбило водомерную трубку и, вероятно, вместе с краном, так-как Морозов всё время до взрыва, парился там, пережог себе руки и ничего не мог поделать. О других там повреждениях я не имел времени спросить. Рубку пробило на сквозь и решототчатый кормовой люк, под румпелем, был совсем перебит.

Моё помещение осталось совсем невредимо; как видно, все выстрелы были выше и направлено в кормовую часть. На трубе несколько выбоин. Последовал взрыв. Я тотчас-же приказал дать ход, а сам выскочил с топором, чтобы рубить пайтовы, но, заметя, что катер не трогается, а Морозов спускается уже в каюту, я бросил всё и побежал к машине, чтобы узнать в чём дело. Машина оказалась полна пару и быть там, действительно, не было никакой возможности; но несмотря на это, я всё таки мог заметить, что машина была поставлена на передний ход и кран был открыт.

Что за причина-понять не мог, и что было делать-незнал; но пришла мысль в голову осмотреть винт. Только что я спустился, как наткнулся на какой-то конец толщиной 3-4 дюйма; откуда взялся-до сих пор понять не могу. Для того, чтобы перерубить его, я поднял на катере обе бахты весьма легко и никак не думал, чтоб это была причина задержки машины; однако, как только перерубили, катер дал ход и я лично чуть было не остался на месте, но минёр Гостевский успел подать момощь и вытащил меня из воды уже на ходу (заметьте, что всё это проделывалось у борта неприятеля; времени ушло не мало и никто нас не беспокоил).

Сколько было шлагов и что было с винтом-я заметить не мог; но перо руля (оба) имело вид дугообразный и если смотреть к носу, то погиб был в право. Когда катер дал ход, то атакованный броненосец сейчас же открыл ружейный огонь и, по правде сказать, проводы его были весьма радушны и теплы. Но как нас Бог спас, что все мы, находившиеся на верху, остались невредимы и ранило только кочегара Непомнящего, который был внизу при подшипниках-это вещь непонятная (Я думаю , что чувствительнее всего было Самозванцову и Гостевскому, которые сидели на румпеле).

Только что мы удалились от этого броненосца, как другой броненосец не замедлил догнать нас, взял нас к себе на левый траверз и так-как не мог держаться близко, то открыл огонь из орудий. Выстрелами своими, хотя вреда он нам никакого не причинил, но надо было отдать ему полную справедливость, что один из его выстрелов был довольно удачный-упал он за кормою, по линии курса не дальше десяти футов. Обстоятельство это меня несколько смутило, и я уже начал побаиваться, что наконец он практикуется так, что угодит прямо в катер. Стало даже как-то неприятно представлять из себя движущийся щит.

Потом справившись у Морозова о состоянии машины, я получил в ответ: ничего и скоро будет пар хороший. Я был совершенно спокоен и не заботился особенно о приближении к берегу, а только держал себя в приличном расстоянии от броненосца. Наконец чувствую, что машина вдруг сразу остановилась и потом Морозов вышел объяснить, что идти дальше нельзя-огонь залило разом. Вот вам моё положениё! Что теперь я должен был делать? Идти в берег, хотя и не далеко, но нет средств; состоять на якоре-с боку броненосец, который замолчал, но тоже держался всё нашего хода и тоже как буд-то бы остановился.

Отдать себя на произвол течению, и затем, чтоб дать нас забрать вместе с катером я не мог, потому что броненосец, который вышел в погоню раньше, был довольно далеко, а стало быть и катера должны были быть около того места. И так, считая свой катер во всяком случае пропавшим и надеясь вполне на имевшиеся унас спасательные средства, я решил покончить с катером, а самим пуститься вплавь к берегу, думая: коль доберёмся - слава Богу, а нет - то попадём в плен одни без катера. Берег хотя и был довольно близко, но я не рассчитывал на течение.

Сначала, пока унас были силы, мы сопротивлялись хорошо и довольно успешно подвигались в перед, но затем течение взяло таки своё и понемногу нас начало сносить и пронесло. Отплыв с командою несколько сажен, я заметил, что броненосец всё еще стоял. Катер был ещё на поверхности, а потому вернулся назад на катер, чтобы ускорить его исчезновение. После этого я потерял команду из вида. Когда меня поднесло к эскадре, я заметил, что она стояла уже не на старом месте, а много дальше от Сулина.

На пути, во время моего плавания, я наткнулся на какой-то бакан; не знаю, сам я здесь никогда не бывал, но думаю, что это не был ли входный, потому что и течение тут меня начало несколько как бы отдолять от берега. Воспользовавшись такою прекрасною находкою (баканом), я немного отдохнул, уцепился за него, как чайка, и прятался от берега, как школьник. Впрочем, тогда об этом думать не приходилось; но об чайках-то подумал, потому что одно время они меня очень бесили: во первых, я боялся, чтоб присутствием они меня не выдали туркам, а во вторых, чтоб и живого-то меня бы не потрепали.

Довольно долгое время они вертелись надо мною, но потом оставили меня в покое. И так, до несло меня до эскадры, где меня и взяли в плен на флагманский броненосец.[18][19]

Поиск ПущинаПравить

Для розыска катера Пущина был послан пароход «Аргонавт», но дойдя до устьев реки Дуная, вернулся обратно ни с чем.[20]

  • 1)Телеграмма генерал-майора Крживоблоцкого генерал-лейтенанту Верёвкину, 29 мая 1877., из Одессы в Измаил:

    Командующий войсками поручает вам немедленно послать узнать о судьбе парового катера лей. Пущина, атаковавшего вчера, в числе других катеров, турецкий броненосец у Силина, но не явившегося на назначенный сборный пункт; остальные катера прибыли; узнайте также, какие повреждения нанесены броненосцам взрывами. Крживоблоцкий[21]

  • 2)Телеграмма генерал-майора Крживоблоцкого, 1 июня 1877 11 ч. 40 мин. по полуночи, из Одессы в Измаил:

    Нельзя ли узнать о судьбе катера Пущина и экипажа через доверенных лиц в Саулине, а также и о турецком мониторе доставить подтверждение. Крживоблоцкий.[22]

  • 3)Телеграмма генерал-майора Крживоблоцкого, 1 июня 1877 3 ч. 49 мин. из Одессы в Измаил:

    Командующий войсками просит употребить все средства узнать подробности атаки нашей флотилии под Сулином, вреда нанесённого турками и судьбе катера Пущина и его экипажа; ответ телеграфируйте. Расходы по собранию сведении будут возвращены, лишь бы сведения были верны. Крживоблоцкий.[23]

На телеграмму, посланную контр-адмиралом Чихачёвым в Лондон, к агенту русского общества Линдену, был получен следующий ответ:

Один монитор поврежден; подробности неизвестны. Пущин с матросами взяты в плен и отправлены в Константинополь.[24]

Во второй телеграмме генерала Верёвкина от 4 июня было сказано, что катер лейтенанта Пущина, на бежав на цепь, составлявшую преграждение Сулинского гирла, опрокинулся и потонул; что Пущин и команда катера взяты в плен и что факт повреждения броненосца подтверждается жителями, хотя турки стараются его скрыть.[25] В субботу 4 июня сестра Пущина Горлова, получила телеграмму из Вены от командующего турецким флотом Гобарт-Паши следующего содержания:

"lieutenant Postchine est isi, prisonier, il est en bonne sante et il est bien traite" (Лейтенант Пущин здесь, в плену, он здоров, с ним обращаются хорошо).[26]

Затем от самого Пущина была получена телеграмма:

Я наскочил на бон. Бот разбит. Меня и команду взяли из воды.[27]

После того как стало известно, что Пущин в плену, германский посол по просьбе русского правительства, за ежемесячную сумму на расходы, взял его под своё покровительство.[28]

В турецком пленуПравить

В Константинополе Пущин содержался в одиночной тюрьме. Благодаря посредничеству одного из французских морских офицеров, с Пущиным разрешено было видеться. При этом, при свидании присутствовали двое турецких штаб-офицеров, разговаривать разрешено было только с их разрешения. Корреспондент газеты Новороссийский телеграф писал:

Здесь находится около двух десятков русских пленных. С ними обходятся хорошо, только не позволяют выходить никуда. Мой приятель, доктор И, состоящий в турецкой службе, виделся на днях с лейтенантом Пущиным. По словам доктора, этому герою живется недурно; он говорит, что доволен всем окружающим его, только, разумеется, страшно тоскует по родине.

 
Лейтенант Пущин с матросами после трехдневного пребывания в море

От нечего делать г. Пущин занимается изучением турецкого языка. Одет он в партикулярной одежде, говорит мало и неохотно, вечно сидит у окна с книгой в руках... Вы, может быть, не знаете еще, что один из матросов, взятых в плен вместе с г. Пущиным, случайно упал из окна и ушибся до смерти. По словам официального журнала, этот матрос покушался на побег, выпрыгнув из окна второго или третьего этажа, и этот прыжок был причиной его смерти.[29]

Корреспондент газеты Одесский вестник писал:

Лейтенант Пущин до сих пор томится в сераскерате. Хотя военное министерство разрешило пленнику получать чрез особо назначенное лицо письма от родных и знакомых, но не дало ему право отвечать на них и строго запретило допускать кого-либо из посторонних к пленнику. Я читал сегодня письма, присланные Пущину незапечатанными из Петербурга.

Из его переписки оказывается, что он получает из Русского Морского Министерства сто рублей серебром ежемесячно. Пущин же в своих письмах жалуется на скудное содержание, отпускаемое ему в заточении. За исключением вонючаго пилава и куска сухого хлеба, более ничего не отпускается, а от этой тяжелой пищи он страдает безсонницей и кроме того ему приходится принимать каждые три дня слабительное.

Только на днях он получил разрешение покупать себе пищу на свои собственные средства. Из напитков допускается только небольшая рюмка мастики самаго низкого качества; вино же вовсе не допускается[30]

В другом своём письме сестре, Пущин подробно рассказал, о своём пленении и содержании в плену:

Я и команда моя, исключая машиниста, спасением своим обязаны поясам; понятно, если бы их не было, то все мы были бы на дне. Я пробыл в воде около пяти часов; сначала бросился без сюртука и шапки, а затем пришлось, постепенно, для облегчения, срывать долой всё остальное. С катера мы пустились плыть к берегу. Я хотя не пловец, но весьма успешно продвигался вперёд и достиг бы берега, если бы не мешали судороги, которые четыре раза заставляли меня останавливаться в бездействии, а в это время течение меня относило назад; после четвёртого раза я уже был не в силах более двигаться, течением меня несло к Сулину, но всё-таки я надеялся высадиться выше его.

Однако, все старания мои были безполезны и течением меня всё более и более приближало к турецкой броненосной эскадре, которая наконец заметила меня и прислала катер, чтобы взять. Команда моя взята была получасом раньше. Причина, что мне пришлось отделиться от команды-та, что мне нужно было, дав команде направление берега, самому вернуться на катер и после этого я потерял команду из виду. Я вышел на палубу броненосца с помощью турецких матросов и был в совершенном изнеможении, пока не отдохнул. Первое время пока я находился на эскадре и в пути, я был в очень грустном настроении, Константинополе стало лучше.

Первый, кто явился на пароход и произвёл на меня весьма приятное впечатление, это был адмирал Гобарт-паша. Полагаю, что благодаря ему, я имею довольно порядочное помещение Дом, в котором я нахожусь, по-видимому, принадлежит адмиралтейству, комната в два окна и как следует быть-с решотками. Берегут меня очень хорошо: у дверей стоят двое часовых и по саду, против окон, тоже ходят двое. Тоска страшная: впрочем, благодаря Гобарт-паше и содействию германского посольства, у меня бывают праздники-это тогда, когда дают читать газеты; недавно разрешили писать и вчера всегда когда захочу, видеть свою команду.

Вчера я виделся с нашими матросами и, поговоривши с ними на родном языке, был весьма счастлив. Всех нас на катере было 6 человек; теперь уже осталось только 4. Машинист Морозов был первой жертвой; он утонул почти у борта, вероятно потому, что как ни будь упустил пояс; второй жертвой был кочегар, который здесь в Константинополе, заболел горячкой и в припадке выскочил за окно. Думаю, что если бы и машинист спасся, то тоже горячки бы не миновал, потому что, пробывши 4 часа в воде после страшного жара и испарины у машины, получить горячку не долго.

Из оставшихся один ранен в правый пах. Странно и довольно счастливо обошлось, что при таком страшном огне, открытом с неприятельского судна, когда, исключая машиниста, все находились на верху, ранен только один человек, да и этот молодец, несмотря на рану, всё-таки продолжал работать под выстрелами, а затем со всеми вместе бросился в плавь и 4 часа продержался на воде. Слава Богу, здоровье его поправляется, остальные двое здоровы, но смотрят не хорошо, потому что в комнате, в которой они помещаются, мало воздуха. Будут хлопотать, чтобы разрешили им гулять по саду; зная их, я могу дать за них честное слово, что они не уйдут.

Светлым из светлых праздников для меня было получение двух первых писем с родины. Одно из них было от И.М.Чихачова. Всякий, говорящий по-французски или по-английски, доставляет мне праздник своим посещением. Недавно меня почтил своим посещением его высочество герцог Эдинбургский; он был со своим старшим офицером, но я его не узнал, и когда он взял у меня визитную карточку, полученную мною от старшего офицера и написал Герцог Эдинбургский, то мне было крайне неловко и пришлось извиниться, на другой или третий день герцог прислал двух своих офицеров с посылкой, в которой находился весь чёрный форменный костюм и морская шапка.

Затем прислал два своих портрета в английской и русской форме, портреты Государя, Государыни, Августейшей своей супруги Марии Александровны, группу всего Августейшего семейства, фотографический вид своего фрегата и несколько нумеров Иллюстрации. Теперь у меня есть много что читать. Здесь мне сделали форму турецкого морского офицера, конечно с феской.

Мне обещаны прогулки. С не терпением ждем свободы.[31][32][33]

Из плена Пущин был освобожден в феврале 1878 года[34], а 3 апреля того же года за свой подвиг он был награждён орденом Святого Георгия IV класса[35]

Письма ПущинаПравить

Письма Пущина родственникам:

«На всякий случай если вздумаете посетить меня я дам вам маленькое наставление как меня можно найти. А то ведь вы, пожалуй вместо того чтобы попасть ко мне, попадёте к султану. Как только приедете в Константинополь и выйдете на берег, тотчас же берите извозщика и скажите ему по-турецки чтоб он вез вас в Caserna-Militaire-Rasein-Pasha. И вот он будет вас долго долго вести и наконец подвезёт к большому желтому дому, окна которого все в решетках. Вы не подумайте что это дом умалишенных... почти. И так, войдите в ворота, где справа и слева увидете двух часовых; но вы их не бойтесь и проходите далее; в воротах на право есть дверь.

Войдите в эту дверь и по лестнице поднимайтесь на верх; придя в корридор второго этажа, вы увидите вдали с левой стороны, у одной из дверей стоят тоже двое часовых,- вот тут-то и есть моё помещение. Как только подойдёте к двери и возьмитесь за ручки, чтобы отворить её, часовой тотчас же скажет вам: «ек, ясак» Вот видете как меня берегут! Вы скажете часовому что вы только хотите посмотреть, говорить со мной; на это он опять вам скажет «ясак» и прибавит еще: «Диват-гана, тарджимар» или что-то вроде этого. Это значит что надо просить разрешения в адмиралтействе.

Если разрешат, то дадут вам провожатого, какого-то офицера в длинных аксельбантах, так-сказать, адъютанта какого-то, и вот тогда вас пропустят, но иначе-ни-ни. Наконец дверь отворяется и пред вами представляется довольно большая комната в два окна; справа диван, на котором я по большей части сижу. Сделав один шаг в комнату у вас будут и справа и слева два большие шкафа вышиной больше 3/4 высоты комнаты. Правый шкаф всегда заперт. Другой шкаф пустой, а поэтому отперт. Я употребляю его для склада разных ненужных бумаг. Сделав еще три шага, вы очутитесь между двумя колоннами, которые служат повидимому для поддержки потолка. Колонны эти внизу соединяются со стенами небольшими шкафиками и большими шкафами; вдоль стен сделаны какия-то потолки.

В данный момент на правом шкафике стоит кувшин с водой, стакан, кувшин металлический, который я купил для молока, лежит хлеб и ложа с вилкой. Ножа здесь не полагается, чтоб я как-нибудь нечаянно не зарезался. На левом шкафике стоит медный подсвечник, который я купил сам, поднос, две чашки, спиртовая машинка, жестянки трех пород для кипячения воды, чайник, и т.д. Над моею головой, на потолке, висит на гвоздике какая-то метёлка и еще что то такое, а что это означает-я уже не знаю. Такую штуку я видел в других комнатах и даже в мечети, и потому думаю что это должно-быть что-нибудь божественное магометанское. Вдоль обеих стен, от высоты шкафов, идут или прибиты какие-то деревянные планки, шириною приблизительно 5 дюймов и толщиною дюйма.

В досках или планках этих вбито пронаст разных гвоздей-больших и малых. Большие гвозди, полагаю, для того чтобы, в случае надобнасти, затворник имел возможность повесится. Резаться нельзя, но вмешаться разрешается. Влево на стене висит фонарь, который освещается вечером и на всю ночь. Свет его чуть-чуть не электрический, так что ночью можно пронести ложку мимо рта. Слава Богу что по ночам не приходится есть. На простенке между окнами сделана полка, на которой я помещаю газеты, чай и кофе в жестянках стеариновые свечи; последния для того чтобы не безпокоить мышей, которых здесь не малое количество; впрочем, мы друг друга теперь не безпокоим; я хожу себе по комнате и они тоже не стесняясь прохаживаются.

Вправо у стены стоит диван, над которым висят портреты Государя Императора, Государыни Императрицы, Марии Александровны, Герцога Эдинбургского и вид броненосца, которым командует Герцог. Влево на стене висит наша морская фуражка, которую прислал мне Герцог Эдинбургский. Фуражка эта до сих пор без употребления. Очень жаль что Его Высочество Герцог Эдинбургский ошибся; посылая эту шапку, он был вполне уверен что я здесь буду пользоваться, также как и Турки, находящиеся у нас в плену, прогулками, театрами и пр., но на деле выходит нето. У нас смотрят пленных совершенно иначе. У нас в России пленные офицеры, судя по газетам и письмам, пользуются свободно всем, здесь кроме комнаты и корридора... больше ничем.

«Вот вам описание моего помещения и моей жизни. Если вздумаете навестить, то милости просим. Самое удобное для вас было бы приехать на броненосце Лютфли-Джелиль, но, к несчастию, он пропал. Итак, будем ждать другаго, а пока позвольте пожелать вам здоровья.»[36]

...«Я позабыл рассказать вам о том как везде принимали меня за Англичанина. Вообразите что ни один человек не хочет верить, что я Русский, да и на лице каждаго спрашивающего так вот и выражается:«что ты, братец мой, врешь, что ты Русский! Не надуешь!» Например, в Сулине, меня перевели с адмиралтейского броненосца на корвет, который стоял у мыса самого города, и как только я появился на палубе, то капитан корвета прямо, так-таки прямо и узнал меня, и обратился ко мне как-бы с непритворною радостью, словно к старому знакомому:ah Mr. Job, how are you и т.д. Этого уже я никак не мог уверить, что я вовсе не Англичанин и Mr. Job, а Русский офицер и фамилия моя Пущин.

Затем еще лучше: явился уже такой, который начал уверять меня что я даже и говорить-то не умею по-русский. Этот последний меня уже окончательно поразил, так что когда он ушел, я сначала никак не мог сообразить где и что я такое, но потом пришел к такому заключению что должно-быть господин этот приходил из дома ума лишённых. В Константинополе меня принимали тоже за Англичанина, потом за Немца или Шведа, а теперь уже не знаю за кого, но думаю что сомнения всё-таки есть. В английских газетах была помещена телеграмма из Сулима о нашей атаке, о гибели одного катера, и о спасении команды в числе которой был Англичанин: не кто другой, как я!

«Живу я по-старому тихо, смирно, довольно сносно, начальство милостливо исполняет, по возможности, мои просьбы, и все неудовольствия принимает во внимание и устраняет. Беда только в том что дни тянутся долго: и попробовал сокращать их сном, но это оказалось невозможным, потому что тогда всю ночь приходилось ворочаться с боку на бок. Впрочем, газеты мне в этом случае очень помогают и сокращают время. Я получаю два раза в неделю Daily News и за это чрезмерно благодарен г-ну Феодориди, так любезно одолжающему меня.

Конечно, чтобы протянуть время, я читаю не торопясь: прежде всего-последния политические новости, а затем всё сначала и до последнего объявления. Очень жалею что не могу говорить по-турецки; тогда было бы не то, и время проходило бы незаметно.

«В доме где я нахожусь живет очень много офицеров, и несколько из них помещаются в комнатах рядом со мною. Иногда они заходят ко мне, а то и в корридоре встречаемся и разговариваем, но конечно, разговор наш таков что говорим, говорим, а друг друга ничего не понимаем. В настоящее время это в первый раз что мне пришлось близко познакомиться с турецкими офицерами,- должен сказать правду что все, сколько мне пришлось видеть их за это время, весьма и весьма порядочные. Конечно есть и грубияны. Таких субъектов мне пришлось встретить двоих: одного на корвете, а другаго здесь.

Последний, повидимому, особенную имеет ко мне ненависть и всегда очень косо смотрит когда приходится нам встречатся; конечно, ко мне никогда не приходит и со мной ни слова, чему я очень рад; но раз он выказал себя окончательно ослом, когда запретил солдату разговаривать со мною, т.е. отвечать мне на мои любознательные вопросы когда я расспрашивал его о наименовании разных предметов по-турецки. Я очень хорошо понял что он здесь ни более, ни менее, как последняя спица в колеснице, но захотел предо мною власть свою показать.

Конечно, если он другой раз позволит себе что-нибудь подобное, то я доведу о том до сведения высшаго начальства. Ближайший мой начальник, кажется в чине полковника, очень милый и любезный старик. Команду свою я навещаю, и сообщаю им всё что сам вычитаю в газетах. Раненый наш, слава Богу, почти совсем оправляется; рана уже затянута и только прикрыта липким пластырем.

«Не придётся ли, Бог даст, следующее письмо писать из милой, родной Одессы?.[37]

...«Пребываю здесь уже пятый месяц, живу как... уж не знаю как кто... чтобы не сказать ему худшаго. Комнату, между прочим, дали хорошую, просторную и чистую и берегут хорошо и почетно, так что лучше, кажется, и нельзя: снаружи, против окон, ходят двое часовых-берегут и присматривают ; у дверей тоже двое-берегут и присматривают, а на ночь, вот с недавних пор, к дверям уже поставили трех, так что двое сидят у порога (двери заперты), а третий, с ружьем в руке, должно-быть для большого страха, все ходят взад и вперед- и тоже присматривает.

Я рассчитал что если война продолжится до будущей осени, и если это увеличение часовых пойдет прогрессивно, то у дверей моих, со временем, образуется довольно большой почетный караул, и тогда чем я не паша ?. Я уже теперь так здесь пропитан турецким воздухом что и голова частенько-таки начала трещать: из дому на прогулку меня никуда не выпускают, должно-быть боятся чтобы не сглазили.

Впрочем, при таких порядках я и сам не пойду, потому что ходить по городу под конвоем часовых не совсем-то приятно и удобно. Здесь того нет что в Петербурге, где пленные с британскими чиновниками посольства разъезжают себе куда угодно. Здесь смотрят на пленных совсем иначе, не скажу как на арестанта, но почти. Мне сделали великое одолжение что кроме комнаты я могу ходить по корридору.

...«Кормят меня здесь... весьма плохо. Я ем только соус с бараниной, а в те дни, когда дают пилав (два раза в неделю) и только пилав-тошновато; пилав, это более, как крутая рисовая каша. Полагается мне ежедневно два хлеба, но один из них я отправляю всегда своёй команде, а от другаго ем только нижнюю корку. Дают еще два раза в день-к обеду и утром к завтраку-весьма красивое блюдо под названием чорба (жидкая рисовая каша на воде).

Чорбы никогда не ем; не смотря на это, все-таки приносят всегда, должно-быть я обязан есть. Блюдо это на вкус отвратительно, а на вид-остатки извержения страдальца от морской болезни. Вам этого никогда не приходилось видеть, так я вам скажу что это очень некрасивая вещь. Положим, чорба эта днем мне не мешает, пускай носят и пускай стоит сколько ей угодно, хоть год; но утром она надоела мне хуже горькой редьки.

Ведь знают очень хорошо что я никогда ея не ем, и сколько раз просил чтобы не носили; нет, все-таки носят: должно-быть я обязан есть. Явление этой чорбы бывает довольно рано: всегда застает меня в постели всегда меня будит, потому что является с шумом и гамом, и дверь пред ней растворяется безо всякой церемонии, с треском! так вот и хочется взять эту чорбу и вывернуть над головою приносящего.

Иногда бывает что проспишь, и тогда будет: «Ей! банабак ! чорба!» К обеду баранины в соусе дают достаточно, но в другой раз все равно что кошке на пробу. По большой части я пробавляюсь чайником и кофейником с печением-все это приобретаю я за деньги которыя высылает мне наше доброе Морское Министерство. Как видно, в Петербурге пленные офицеры не на солдатской порции, и потому наш морской министр, когда узнал что я здесь на солдатской порции, удивился и сделал это распоряжение об отпуске денег на мое содержание.

По правде сказать, всего этого, при полной бездеятельности, для меня совершенно достаточно; я не голодаю, а кроме того, к счастью, аппетит у меня давным давно пропал, и много мне не надо. Турки народ умный: они не упускают меня гулять потому что боятся чтоб от свежаго воздуха и после движения я не был голоден. Впрочем, все это трын-трава, все это пустяки, а для меня надобно только одно чтобы меня не безпокоили.

Сначала мне было здесь весьма жутко: мне не только что покою не дали днем, но и по ночам не давали спать своим неделикатным надзором. Теперь благодарю Бога, мне дали совершенный покой; хотя и до сих пор бывают случаи… но редко.

«Я знаю что начальство распорядилось на счет моего спокойствия, да беда в том что дисциплины нет.[38]

После войныПравить

После возвращения из плена Пущин служил командиром порта в Феодосии.[39] 26 февраля 1885 года произведён в капитаны 2 ранга, а в 1887 году он был переименован в подполковники по адмиралтейству. В том же году назначен заведующим загородными судами и Петергофской военной гаванью[40], состоял в нестроевых ротах Гвардейского экипажа. 1 апреля 1890 года получил чин полковника, в 1896 году произведён в генерал-майоры[41][42] Умер 13 июня 1898 года в Петергофе, отпевание состоялось там же 15 июня в придворной церкви.[43] Похоронен на Казанском кладбище в Царском Селе.[44][45] На похоронах присутствовали комендант Петергофа Червонный, начальник Петергофского дворцового управления Плешко и др[46]. С 1880 года Пущин был женат на Кучинской Ангелине Викентьевне.

НаградыПравить

Иностранные:

Эсминец «Лейтенант Пущин»Править

 
Миноносец «Лейтенант Пущин».
 
Серия эскадренных миноносцев типа «Лейтенант Пущин».
 
Снимок с миноносца Лейтенант Пущин
 
Взрыв миноносца Лейтенант Пущин.

В память о нём один из кораблей Черноморского флота эскадренный миноносец «Задорный» 26 марта 1907 года был переименован в «Лейтенант Пущин»[47]. Миноносец «Лейтенант Пущин» был первым русским кораблём, который принял участие в Первой Мировой войне на Чёрном море.[48] 29 октября 1914 года у берегов Крыма он атаковал линейный крейсер «Гёбен».[49] В последовавшей перестрелке «Гёбен» получил несколько попаданий тяжёлыми снарядами, однако, благодаря преимуществу в скорости, ему удалось оторваться от русской эскадры и уйти.[50]

В ходе этого боя эсминец «Лейтенант Пущин» получил значительные повреждения, была разрушена носовая часть, оконечность корпуса и мостик, миноносец был отправлен на ремонт, который занял 20 дней.[51] После чего миноносец «Лейтенант Пущин» неоднократно участвовал в боевых действиях на Чёрном море.[52] 9 марта 1916 года у берегов Болгарии, он подорвался на немецкой мине. Погиб практически весь экипаж, 72 человека, остальные были взяты в плен.[53] 5 членов экипажа были захоронены в Севастополе, где на их могиле был установлен памятник.[54] В августе 2009 года водолазам из клуба «Друзья и дайвинг», удалось обнаружить точное место гибели миноносца «Лейтенант Пущин»[55], а также ими было определено, что миноносец лежит на глубине 32-х метров[56] (по другим данным корабль лежит на глубине около 40 метров)[57][58].

В июне 2011 года Международной подводной поисковой экспедицией «Поклон Кораблям Великой Победы», с места где лежал «Лейтенант Пущин», в поселок Паричи Светлогорского района Гомельской области Республики Беларусь, была доставлена капсула с грунтом.[59] Капсула была торжественно заложена в том месте, где до революции находилась семейная церковь старинного дворянского рода Пущиных.[60] Одновременно с этим, в посёлке была установлена памятная доска об этом событии.[61] В августе того же года миноносец официально получил статус " морской братской могилы".[62]

ИсточникиПравить

  • Старчевский А.В Памятник Восточной войны 1877-1878 гг., заключающий в себе в алфавитном порядке биографические очерки всех отличившихся, убитых, раненых и контуженных: генералов, штаб и обер-офицеров, докторов, санитаров, сестер милосердия и отличившихся рядовых 1878 г — С.299—303.
  • Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 196.

СсылкиПравить

ПримечанияПравить

  1. Саитов В. Л. Петербургский некрополь / Изд. вел. кн. Николай Михайлович. — СПб.: тип. М. М. Стасюлевича, : 1912-1913. - 4 т.; 28 см. (М - Р). - 1912. — С. 526.
  2. Список генералам, штаб и обер-офицерам и кондукторам корпусов Морского ведомства и состоящим по Морскому ведомству, по Адмиралтейству, в резерве и в бессрочном отпуску. Испр. по 2-е сент. 1890 года. Чины по адмиралтейству. СПб. - С.65
  3. («Кронштадтский вестник». 1898. Некролог)
  4. (Список дворянских родов Новгородской губернии, внесённых в Дворянскую родословную книгу с 1787 года по 1 января 1910)
  5. Иллюстрированная хроника войны 1877-1878 гг, том 1, № 20, стр. 155// Приложение к Всемирной иллюстрации
  6. Славянский мир, иллюстрированное издание литературных, исторических и географических статей. Том 2, стр, 62. Издатель Турба В.П.
  7. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 196.
  8. (Центр генеалогических исследовании)
  9. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 196.
  10. (Центр генеалогических исследовании)
  11. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 196.
  12. Герои и деятели русско-турецкой войны 1877—1878 гг / С.-Петербург: В. П. Турба, 1878 — С.127—129.
  13. Наши моряки на Дунае : Рассказы из минувшей турецкой войны / Санкт-Петербург : журн. "Чтение для солдат", 1889 — С.53.
  14. В. Чубинский. Об участии моряков в войне с Турциею 1877-1878 гг / Тип. Морскаго Министерства, 1889. — С.138—139.
  15. В. Чубинский. Об участии моряков в войне с Турциею 1877-1878 гг / Тип. Морскаго Министерства, 1889. — С.138—139.
  16. В. В. Яровой «Пароход „Великий князь Константин“», 2001. «Гангут» № 27/2001
  17. А. Широкорад «Русско-Турецкие войны 1676—1918 г.». Минск. Аст. 2000. Часть X «Война 1877—1878 годов» (с. 500—585). Глава 8 «Боевые действия на Черном море» со ссылкой на Лангензипен Б., Гулерюз А. «Оттоманский паровой военный флот 1828—1923». Лондон, 1995
  18. Старчевский А.В Памятник Восточной войны 1877-1878 гг., заключающий в себе в алфавитном порядке биографические очерки всех отличившихся, убитых, раненых и контуженных: генералов, штаб и обер-офицеров, докторов, санитаров, сестер милосердия и отличившихся рядовых 1878 г — С.300—302.
  19. Наши моряки на Дунае : Рассказы из минувшей турецкой войны / Санкт-Петербург : журн. "Чтение для солдат", 1889 — С.58—63.
  20. Полный сборник оффициальных телеграмм Восточной войны, 1877-1878 гг / Изд. тип. Шредера, 1878. — С. 47.
  21. Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877-78 г.г. на Балканском полуострове, Том 30 — С. 446.
  22. Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877-78 г.г. на Балканском полуострове, Том 30 — С. 450.
  23. Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877-78 г.г. на Балканском полуострове, Том 30 — С. 450.
  24. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 299.
  25. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 299—300.
  26. Морской сборник 1877, том 161 стр, 44.
  27. Морской сборник 1877, том 161 стр, 44.
  28. Морской сборник 1877, том 161 стр, 44.
  29. А.И. Стронин Анекдотическая история текущей войны : Апр., май, июнь и июль 1877 г. / Изд. тип. Стронина, 1877. Газета Новороссийский телеграф — С. 202.
  30. Старчевский А.В Памятник Восточной войны 1877-1878 гг., заключающий в себе в алфавитном порядке биографические очерки всех отличившихся, убитых, раненых и контуженных: генералов, штаб и обер-офицеров, докторов, санитаров, сестер милосердия и отличившихся рядовых 1878 г — С.303.Одесский вестник
  31. А.И. Стронин Анекдотическая история текущей войны : Апр., май, июнь и июль 1877 г. / Изд. тип. Стронина, 1877. Газета Новое время — С. 202-204.
  32. Старчевский А.В Памятник Восточной войны 1877-1878 гг., заключающий в себе в алфавитном порядке биографические очерки всех отличившихся, убитых, раненых и контуженных: генералов, штаб и обер-офицеров, докторов, санитаров, сестер милосердия и отличившихся рядовых 1878 г — С.302—303.
  33. Наши моряки на Дунае : Рассказы из минувшей турецкой войны / Санкт-Петербург : журн. "Чтение для солдат", 1889 — С.63—66.
  34. Старчевский А.В Памятник Восточной войны 1877-1878 гг., заключающий в себе в алфавитном порядке биографические очерки всех отличившихся, убитых, раненых и контуженных: генералов, штаб и обер-офицеров, докторов, санитаров, сестер милосердия и отличившихся рядовых 1878 г — С.304.
  35. Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769-1920 / Изд-во Русскій мір, 2004. Федеральное архивное агентство (Руссиа), Российский государственный военно-исторический архив — С.353.
  36. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 324—326.Газета Новороссийский телеграф.
  37. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 328—329. Газета Новое время.
  38. Война России с Турцией 1877—1878 года / П. Гарковенко. — М.: Типография К. Индриха, 1879 — С. 329—330.Газета Новороссийский телеграф.
  39. (Федерация подводного спорта России)
  40. («Кронштадтский вестник». 1898. Некролог)
  41. Биографический словарь. Высшие чины Российской Империи (22.10.1721-2.03.1917). Т. II. И-П. / Сост. Е. Л. Потемкин. — М., 2017. — 661 с. — С.658
  42. («Кронштадтский вестник». 1898. Некролог)
  43. («Кронштадтский вестник». 1898. Некролог)
  44. Саитов В. Л. Петербургский некрополь / Изд. вел. кн. Николай Михайлович. — СПб.: тип. М. М. Стасюлевича, : 1912-1913. - 4 т.; 28 см. (М - Р). - 1912. — С. 526.
  45. («Кронштадтский вестник». 1898. Некролог)
  46. («Кронштадтский вестник». 1898. Некролог)
  47. (Черноморский флот. Информационный ресурс)
  48. (Специальный выпуск. Лейтенант Пущин: Человек, и корабль)
  49. (Специальный выпуск. Лейтенант Пущин: Человек, и корабль)
  50. (Википедия крейсер «Гёбен»)
  51. (Черноморский флот. Информационный ресурс)
  52. (Специальный выпуск. Лейтенант Пущин: Человек, и корабль)
  53. (У берегов Болгарии раскрывают тайны Первой мировой войны)
  54. (Памятники Севастополя. Михайловское кладбище
  55. (Федерация подводного спорта Росии)
  56. (Вести.ру: Болгарские водолазы обнаружили у берегов Черного моря российский миноносец)
  57. (Красная звезда «Лейтенант Пущин»: корабль и человек)
  58. (МИР 24. На затонувшем миноносце «Лейтенант Пущин» установят мемориальную доску)
  59. (Федерация подводного спорта Росии)
  60. (Федерация подводного спорта Росии)
  61. (Федерация подводного спорта Росии)
  62. (Первый канал. Российский эсминец "Лейтенант Пущин" официально получил статус "морской братской могилы")