Текст:Манифест футуризма (1909)

(перенаправлено с «Манифест футуризма (1909)»)

Манифест футуризма



Автор:
Филиппо Томмазо Маринетти




Дата публикации:
20 февраля 1909





Переводчик:
Вадим Шершеневич
Язык оригинала:
французский
Язык перевода:
русский
Предмет:
Футуризм

Ссылки на статью в «Традиции»:

[Манифесты итальянского футуризма. Собрание манифестов. Типография Русского товарищества. Москва. 1914. 77 с.]

Мы, мои друзья и я, не спали всю ночь под лампами мечетей, медные купола которых такие же сквозные, как наши души, имели тем не менее электрические сердца. И, топча нашу врождённую лень на богатых персидских коврах, мы спорили на крайних границах логики и исписали бумагу изменчивыми знаками.

Громадная гордость наполняла нашу грудь, потому что мы чувствовали себя без поддержки, как маяки, или как передовые часовые, лицом к армии враждебных звёзд, разбивших свой лагерь в их небесных бивуаках. Одни с механиками в адских топках больших пароходов, другие с чёрными призраками, которые копаются в красных животах бешеных локомотивов, третьи — с пьяницами, бьющими крылами об стену.

И вдруг, мы резко отвлечены грохотом огромных двухэтажных трамваев, которые проходят, вздрагивая, пестря светом, как праздничные посёлки, которые разлившийся По вдруг сотрясает и вырывает с корнем, чтобы увлечь их за собой по водопадам и водоворотам наводнения в само море.

Потом молчание увеличилось. Мы слушали истощённую молитву старого канала и скрежет умирающих дворцов с их бородой из зелени, и вдруг зарычали под нашим окном алчные автомобили.

Друзья мои, — сказал я, — пойдёмте! Двинемся! Наконец-то Мифология и Мистический Идеал превзойдены. Мы будем присутствовать при рождении Центавра и скоро увидим полёт первых ангелов! — Нужно расшатать двери жизни и испробовать крюки и запоры!.. Вперёд! Вот первое солнце, встающее над землёй!.. Ничто не сравнится с великолепием его красной шпаги, которая впервые блеснула в наших сумеречных тысячелетиях.

Мы приблизились к трём машинам фыркающим, чтобы погладить их грудь. Я растянулся на моей, как труп в своём гробу, но я часто воскресал от мотора — о, резак гильотины! — угрожающего моему желудку.

Огромная метла безумия оторвала нас от самих себя и толкнула через улицы, утёсистые и глубокие, как высохшие потоки. Там и сям несчастные лампы в окнах учили нас презирать наши математические взоры.

Чутьё, — воскликнул я, зверям достаточно чутья!

И мы, подобно молодым львам, охотились за Смертью с чёрной шерстью, исперещенной бледными крестами; Смерть бежала впереди нас в огромном небе, лиловом, осязаемом и живом.

Но у нас не было ни идеальной любовницы, поднимающейся во весь рост до облаков, ни жестокой королевы, которой мы могли бы предложить наши трупы, согнутые в византийские кольца!.. У нас не было никаких данных для того, чтобы умереть, кроме желания наконец избавиться от нашей слишком тяжёлой храбрости!

Мы двигались, давя на порогах домов сторожевых собак, которые распластывались округлённо под нашими жгучими пневматчиками, как накладной воротник под утюгом.

Приласканная Смерть опережала меня на каждом вираже, чтобы любезно предложить мне лапку, и от времени до времени ложилась на поверхность земли, с пронзительным лязгом челюстей, бросая мне бархатные взгляды из глубины луж.

Выйдем из мудрости, как из ужасной матки, и взойдём плодами, насыщенными перцем честолюбия, в огромный и кривой рот ветра!.. Отдадимся на съедение неизвестному, не из отчаяния, а просто, чтобы обогатить резервуары абсурда!

Сказав эти слова, я внезапно повернулся с с безумным опьянением собаки, кусающей свой хвост, и вдруг два велосипедиста запротиворечали мне, шатаясь передо мной, как два возражения убедительные и всё-таки противоречащие. Их глупое волнение спорило на моей земле.. Как скучно! Тьфу! Я прервал разговор, и в отвращении кинулся — трах! — вниз головой в канаву..

О! Родная канава, наполненная на половину иловатой водой! Заводская канава! Я вкусил полным ртом твою подкрепляющую грязь, которая напоминает мне святую чёрную грудь моей суданской кормилицы!

В то время, как я распрямлял моё тело, грязную и сквернопахнущую швабру, я почувствовал, как раскалённое железо радости упоительно пронзает моё сердце.

Толпа рыбаков и подагриков-натуралистов возмущалась от ужаса перед чудом. С душой терпеливой и мелочной, они высоко взвили громадные железные сети, чтобы выудить мой автомобиль, похожий на гигантскую акулу, завязнувшую в грязи. Он выполз медленно, оставив в канаве, как чешую, свою тяжёлую каретку здравого смысла и набивку комфорта.

Все сочли мёртвой мою бедную акулу, но я приласкал её всемогущую спину, и она помчалась во всю прыть на своих плавательных пузырях.

Тогда, с лицом замаскированным отличной заводской грязью, полной металлического шлака, безполезных потов и небесной сажи, неся наши вывихнутые ноги на перевязи, среди сетований мудрых рыболовов и удручённых натуралистов, мы продиктовали всем живым людям на земле наши первые воли:

  1. Мы хотим воспевать любовь к опасности, привычку к энергии и к отваге.
  2. Главными элементами нашей поэзии будут: храбрость, дерзость и бунт.
  3. До сих пор литература воспевала задумчивую неподвижность, экстаз и сон; мы же хотим восхвалить наступательное движение, лихорадочную безсонницу, гимнастический шаг, опасный прыжок, оплеуху и удар кулака.
  4. Мы объявляем, что великолепие мiра обогатилось новой красотой: красотой быстроты. Гоночный автомобиль со своим кузовом, украшенный громадными трубами со взрывчатым дыханием.. рычащий автомобиль, кажущийся бегающим по картечи, прекраснее Самофракийской победы.
  5. Мы хотим воспеть человека, держащего маховик, идеальный стебель которого проходит сквозь землю, которая брошена сама на окружность своей орбиты.
  6. Надо, чтобы поэт расходовался с жаром, блеском и расточительностью; пусть они увеличат энтузиастское усердие первоначальных элементов.
  7. Не существует красоты вне борьбы. Нет шедевров без агрессивности. Поэзия должна быть жестокой атакой против неизвестных сил, чтобы требовать от них преклонения перед человеком.
  8. Мы на крайнем мысе веков!.. К чему оглядываться, если нам нужно разбить таинственные двери невозможного. Время и пространство умерли вчера. Мы живём в абсолютном, так как мы уже создали вечную вездесущую быстроту.
  9. Мы хотим воспевать войну, единственную гигиену мiра, милитаризм, патриотизм, разрушительный жест анархистов, прекрасные идеи, обрекающие на смерть, и презрение к женщине.
  10. Мы хотим разрушить музеи, библиотеки, сражаться с морализмом, феминизмом, и всеми низостями оппортунистическими и утилитарными.
  11. Мы воспоём огромные толпы, движимые работой, удовольствием или бунтом; многоцветные и полифонические прибои революций в современных столицах; ночную вибрацию арсеналов и верфей под их сильными электрическими лунами; прожорливые вокзалы, проглатывающие дымящихся змей; заводы, привешенные к облакам на канатах своего дыма; мосты, гимнастическим прыжком бросившиеся на дьявольскую ножевую фабрику осолнечных рек; авантюристические пакеботы, нюхающие горизонт; локомотивы с широкой грудью, которые топчутся на рельсах, как огромные стальные лошади, взнузданные длинными трубами; скользящий лёт аэропланов, винт которых вьётся, как хлопание флагов и аплодисменты толпы энтузиастов.

Из Италии мы провозглашаем всему миру этот наш яростный, разрушительный, зажигающий манифест. Этим манифестом мы учреждаем сегодня Футуризм, потому что хотим освободить нашу землю от зловонной гангрены профессоров, археологов, краснобаев и антикваров. Слишком долго Италия была страной старьевщиков. Мы намереваемся освободить ее от бесчисленных музеев, которые, словно множество кладбищ, покрывают ее.

Музеи — кладбища!.. Между ними, несомненно, есть сходство в мрачном смешении множества тел, неизвестных друг другу. Музеи: общественные спальни, где одни тела обречены навечно покоиться рядом с другими, ненавистными или неизвестными. Музеи: абсурдные скотобойни художников и скульпторов, беспощадно убивающих друг друга ударами цвета и линии на арене стен!

Раз в год паломничество в музей, подобно посещению кладбища в День поминовения усопших, — с эти можно согласиться. Положить раз в год букет цветов у портрета Джоконды — с этим я согласен… Но я против того, чтобы наши печали, наше хрупкое мужество, наша болезненная неугомонность ежедневно выводились на экскурсию по музеям. Зачем травить себя? Зачем гнить?

Да и что можно увидеть в старой картине кроме вымученных потуг художника, бросающегося на барьеры, которые не позволяют ему до конца выразить свои фантазии? Млеть перед старой картиной — то же самое, что выливать эмоции в погребальную урну вместо того, чтобы дать выпустить их на простор в бешеном порыве действия и созидания.

Неужели вы хотите растратить все свои лучшие силы на это вечное и пустое почитание прошлого, из которого выходишь фатально обессиленным, приниженным, побитым?

Уверяю вас, что каждодневные посещения музеев, библиотек и учебных заведений (кладбищ пустых усилий, голгоф распятых мечтаний, реестров неудавшихся начинаний!) для людей искусства так же вредны, как затянувшийся надзор со стороны родителей над некоторыми молодыми людьми, опьяненными талантом и честолюбивыми желаниями. Когда будущее для них закрыто, замечательное прошлое может стать утешением для умирающего больного, слабого, пленника… Но мы не желаем иметь с прошлым ничего общего, мы, молодые и сильные футуристы!

Пусть же они придут, веселые поджигатели с испачканными сажей пальцами! Вот они! Вот они!.. Давайте же, поджигайте библиотечные полки! Поверните каналы, чтобы они затопили музеи!.. Какой восторг видеть, как плывут, покачиваясь, знаменитые старые полотна, потерявшие цвет и расползшиеся!.. Берите кирки, топоры и молотки и крушите, крушите без жалости седые почтенные города!

Самому старшему из нас 30 лет, так что у нас есть еще, по крайней мере, 10 лет, чтобы завершить свое дело. Когда нам будет 40, другие, более молодые и сильные, может быть, выбросят нас, как ненужные рукописи, в мусорную корзину — мы хотим, чтобы так оно и было!

Они, наши преемники, выступят против нас, они придут издалека, отовсюду, пританцовывая под крылатый ритм своих первых песен, поигрывая мышцами кривых хищных лап, принюхиваясь у дверей учебных заведений, как собаки, к едкому запаху наших разлагающихся мозгов, обреченных на вечное небытие в литературных катакомбах.

Но нас там не будет… Наконец они найдут нас, однажды зимней ночью, в открытом поле, под печальной крышей, по которой стучит монотонный дождь. Они увидят нас, съежившихся возле своих трясущихся аэропланов, согревающих руки у жалких маленьких костров, сложенных из наших сегодняшних книг, когда те загорятся от взлета наших фантазий.

Они будут бесноваться вокруг нас, задыхаясь от презрения и тоски, а затем они все, взбешенные нашим гордым бесстрашием, набросятся, чтобы убить нас; их ненависть будут тем сильнее, чем более их сердца будут опьянены любовью к нам и восхищением.

Несправедливость, сильная и здоровая, загорится в их глазах.

Искусство, по существу, не может быть ничем иным, кроме как насилием, жестокостью и несправедливостью.

Самому старшему из нас 30 лет. Но мы уже разбросали сокровища, тысячу сокровищ силы, любви, мужества, прозорливости и необузданной силы воли; выбросили их без сожаления, яростно, беспечно, без колебаний, не переводя дыхания и не останавливаясь… Посмотрите на нас! Мы еще полны сил! Наши сердца не знают усталости, потому что они наполнены огнем, ненавистью и скоростью!.. Вы удивлены? Это и понятно, поскольку вы даже не можете вспомнить, что когда-либо жили! Гордо расправив плечи, мы стоим на вершине мира и вновь бросаем вызов звездам!

У вас есть возражения?.. Полно, мы знаем их… Мы все поняли!.. Наш тонкий коварный ум подсказывает нам, что мы — перевоплощение и продолжение наших предков. Может быть!.. Если бы это было так! Но не все ли равно? Мы не хотим понимать!.. Горе тому, кто еще хоть раз скажет нам эти постыдные слова!

Поднимите голову! Гордо расправив плечи, мы стоим на вершине мира и вновь бросаем вызов звездам!

См. такжеПравить