Текст:Александр Машин:О деньгах
Константин Крылов описал[1] особую российскую форму богатства — бабло, то есть, деньги, поддержанные властью и связями, деньги, которые могут сами себя защищать. Он также противопоставил баблу солидарность.
Деньги — одновременно отчуждённые власть, труд и солидарность; единственная их ликвидная форма, которые можно бесконечно делить, накапливать, давать взаймы и обменивать на другие блага; мост между всеми тремя. Когда деньги развиты плохо, плоды труда не преобразовать во власть, ибо они будут отобраны; властью не получить труда, кроме подневольного и некачественного; а сотрудников можно найти только за время, пропорциональное квадрату их числа. Деньги соединяют правящего и подданного, производителя и потребителя, сотрудника и сотрудника, преодолевая препятствия пространства, времени и технологий. С их помощью ресурсы мгновенно перемещаются туда, где в них наибольшая нужда. На это нужно время, пропорциональное первой степени числа ресурсов.
Но в полной мере это относится к настоящим, развитым деньгам. В современной России их нет, а есть бабло.
Настоящие деньги существуют в обществе, где насилие есть монополия закона, равного для всех и оплачиваемого простыми налогами, зато предпринимательство монополией быть не может. В нынешней России монополии на насилие нет, зато на монополии поделён рынок.
Все настоящие деньги одинаковы: один рубль пахнет так же, как и другой и ничем от него не отличается. Все они в равной мере защищают себя и своих хозяев, все суть свобода, отчеканенная в металле монопольным эмиссионным центром. Но бабло под одним названием соединяет много разных крыш и связей. Деньги есть одного сорта, бабло — разных. Деньги универсальны, бабло уникально. В мировом масштабе, разные валюты — тоже разные сорта бабла, каждый поддержанный своей крышей. Чем больше цивилизации, тем меньше валют. Идеальные деньги с радостью примут в любом месте Земли. Их не надо защищать: если бы кто-то их отобрал, это подорвало бы монополию на насилие выпустившего их государства, и как следствие — сами деньги. Отобравшие бандиты получили бы этим право на выпуск собственных денег в количествах, пропорциональных отобранному.
Бабло правит там, где есть конкурентное насилие и монопольные рынки; деньги бывают там, где действует монополия на насилие и рыночная конкуренция. Если что и стоит называть прогрессом, так это переход от бабла к деньгам; обратный переход есть регресс.
Бабло — деньги недоразвитого или деградировавшего общества.
В мире победившего бабла люди с деньгами чувствуют себя неуютно, как и современные люди среди дикарей. Они хотят приблизить победу денег над баблом, хотя бы тем, что стали называть все виды бабла одним собирательным словом, подобно деньгам.
Деньги неразрывно связаны с насилием, ибо только насилием можно заставить принимать вновь выпущенные деньги. Монополия на ту или иную деятельность, кажется, неизбежна. Вопрос в том, на что она будет: на насилие, что означает достаток, или на всё остальное, что означает рабство.
Солидарная группа — это тоже крыша, и как следствие, эмитент — внутри себя, денег (в виде взаимных зачётов, для начала), а вне себя, — бабла. Солидарность — это тоже деньги. Поэтому держатели бабла давят солидарность: не любят опасных конкурентов.