Текст:Георгий Гинс о русских фашистах в Харбине и Родзаевском
Георгий Гинс о русских фашистах в Харбине и Родзаевском
- Автор:
- Георгий Гинс
- Предмет:
- Константин Родзаевский
Борис Рэймонд: Были ли какие-то новые идеологические течения, которые могли бы вдохновить молодых русских людей?
Георгий Гинс: Группа русских фашистов была организована под руководством бывшего студента нашего юридического колледжа Родзаевского. Он обычно одевался в сапоги и рубашку, что-то похожее на темные нацистские рубашки, но с большим кожаным поясом поверх рубашки. Определенная группа сравнительно молодых людей приняла его руководство.
Борис Рэймонд: Вам понравился этот человек, который был одним из учеников и, конечно же, посещал ваш класс?
Георгий Гинс: Честно говоря, я не любил его с тех пор, как он был нашим студентом. Может быть, я был не совсем объективен. Мне не нравилась его самоуверенность. Отвечая на мои вопросы, он обычно начинал говорить: «согласно моему мнению…». И я часто просил его начать с мнений «других мыслителей». Я также чувствовал, что он был предубежден против моих идей. Но я не знал его достаточно хорошо, когда он был студентом, потому что он приехал из Советского Союза сравнительно поздно, переправившись, как я помню, через Амур. Первоначально он интересовался юриспруденцией, но позже в основном экономическими предметами. Я считал его способным и умным человеком, но мне он не нравился как человек с некоторыми отталкивающими чертами характера. Когда он стал главой, я никогда его не слышал, но мне говорили, что он был хорошим оратором и мог вдохновлять людей, в его группе была дисциплина, и он подражал Муссолини. Несомненно, его поддерживали, иначе я не могу понять, как он мог основать новую газету, которая была не менее антисемитской, чем нацистские газеты.
В Харбине произошло одно страшное событие, в причастности к которому подозревались сторонники Родзаевского. В Харбине жил богатый человек Каспе, который владел хорошей гостиницей, рестораном и ювелирным магазином. Он приобрел несколько ценных вещей в Советском Союзе и продал их среди других в своем магазине. Сын этого человека был талантливым музыкантом. Он получил музыкальное образование за границей и вернулся в Харбин уже как профессиональный музыкант. Он был очень привлекательным молодым человеком и имел большой успех как музыкант и как молодой человек. И вдруг его похитили. И, как обычно, его отец получил письмо, в котором требовался большой выкуп. Он отказался платить. Следующее письмо содержало кусочек уха похищенного юноши, и отец, Каспе, был предупрежден: «либо плати, либо твой сын будет убит». Ультиматум был отвергнут, и молодой человек был найден мертвым. Это был такой подлый поступок, что все население возмутилось. Участники такого преступления не были обнаружены (позднее все же убийцы были найдены и ими оказались фашисты Родзаевского. Японские власти попытались замять дело, но благодаря международному резонансу и французскому консулу, бандиты понесли суровое наказание. Фашисты же назвали это убийство «подвигом, за который группа жертвенных людей получила веревку»). Но антисемитизм Родзаевского и его подражание не только Муссолини, но и в значительной степени Гитлеру позволяют заподозрить если не его непосредственное участие, то хотя бы его влияние.
Я сам стал объектом нападок Родзаевского в его газете. Он «разоблачал» разные мои грехи, в том числе и то, что я продался евреям и, в частности, выработал для русского банка домовладельцев менее выгодный устав, чем для банка евреев. По сути, последний принял стандартную форму, предложенную и рекомендованную администрацией, в то время как собрание домовладельцев банка подвергло критике идею акционерных обществ в целом, а несколько поправок лишь усложнили устав и включили в него некоторые новые не нужные и не совсем понятные пункты.
Наконец я потерял терпение и опубликовал в газете «Заря» свой ответ Родзаевскому. Моя статья явно подорвала его престиж. Когда я в тот же день переправился через реку Сунгари в нанятой лодке, лодочник узнал меня и стал выражать свою благодарность за мою критику этого злодея Родзаевского. Многие люди выражали мне свое одобрение и удовлетворение. Вскоре после публикации моей статьи я получил приглашение приехать в департамент полиции для обсуждения. Меня предупредили, что приглашен и Родзаевский. Я пришел, но его там не было. Один японский полицейский сказал мне, что очень неприятно, что русские эмигранты постоянно ссорятся друг с другом и что лучше было бы прекратить полемику в газетах. Я ответил, что защищаюсь, а не нападаю, и что полемика с моим бывшим учеником меня не интересует. «Пусть он прекратит свои нападки, и полемика будет прекращена», — заявил я. Все было прекращено.
Борис Рэймонд: Значит ли это, что японская администрация хотела поддержать престиж Родзаевского?
Георгий Гинс: Да, я так думаю, потому что его привлекали некоторые виды деятельности, как, например, школьная администрация, и те, кто благоволил ему, не могли желать раскрытия Родзаевского.
Стоит отметить, что примерно в это же время и во всяком случае в связи с моей полемикой с Родзаевским в газете было опубликовано письмо атамана Семёнова, адресованное редактору. Атаман выразил в своем письме возмущение статьями, критикующими профессора Гинса. Такой апологетики я никак не ожидал. Я не имел никаких контактов с атаманом и людьми из его окружения. Я не мог объяснить его письмо иначе, как упреком тем местным административным лицам, которые поощряли нападения со стороны партии Родзаевского.
Некоторое время спустя произошли и другие сюрпризы такого же рода. У меня был в гостях человек, который был близок к атаману. Он пришел ко мне, чтобы спросить, войду ли я в правительство, которое можно было бы организовать во Владивостоке в случае падения советской власти на Дальнем Востоке. Это был, конечно, своего рода экзамен. Я ответил ему, предложив несколько вопросов с моей стороны. Что он знает о возможном составе правительства? Какие у него есть причины задавать подобные вопросы? Другими словами, вместо того чтобы согласиться или не согласиться, я просто указал ему, что не могу решить такой вопрос, как тот, который мне предложили, без какой-либо хорошо обоснованной информации. Я не помню, как это было впоследствии, но я получил также письмо от атамана Семёнова из Дайрена, в котором он сообщал мне, что «Великобритания намерена поддержать антибольшевистское движение на Дальнем Востоке», и просил меня написать ему, присоединюсь ли я к этому движению. Это письмо я рассматривал как тест, проведенный для выяснения того, какова ориентация мистера Гинса. «Он больше сочувствует западному вмешательству или готов принять кого угодно?», — я ответил не сразу. Какое-то время я даже предполагал, что лучше будет вообще уйти, не отвечая на такую наивную провокацию. Но я решил, что надо быть вежливым. И я написал, что был очень удивлен, прочитав это письмо, так как не мог себе представить, что Великобритания может быть заинтересована в таких местных движениях, и что ее нельзя рассматривать всерьез, если она нуждается в такой незначительной поддержке, какую могла бы оказать вынужденная Дальневосточная эмиграция. Переписка была прекращена.