Текст:Константин Крылов:Dixi/13: О простом и сложном


N [../index.htm <на сервер Традиция]

<на сервер Россия.оrg
[0.htm <К ОГЛАВЛЕНИЮ]

"[../krylov/traditio.htm Традиция]" (доклад)

13  

КОНСТАНТИН КРЫЛОВ КАК
Я
УЖЕ
СКАЗАЛ
      О
ПРОСТОМ
И
СЛОЖНОМ
         

  ОБЫКНОВЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ     Москва, 25 Октября, 1999   Я хотел бы предложить вниманию просвещённой публики несколько рассуждений, не вполне обычных по тематике, но, в сущности, довольно простых. Речь, кстати, поначалу пойдет как раз о “простом” и “сложном” — ну, то есть о самых этих понятиях. Определений им давали очень много, но ведь и без того “пузом ясно”, что это такое. Телевизор, скажем, “сложнее” утюга, потому что с ним надо дольше разбираться, но зато и интереснее, что-ли. Зато муравей или цикада “сложнее” горы – опять-таки потому, что “объяснить” муравья сложнее (но и занятнее), нежели чем “объяснить” гору. Живое “сложнее” мертвого, и, как таковое, вызывает повышенный интерес. Между тем эта идея (логически завершающаяся в представлении, что бытие “сложнее” ничто, и, как таковое, нуждается в “специальном объяснении”) держится на малопонятном словечке “сложное”. А имеет оно два разных, но очень интересно связанных значения:

  • сложное — это, во-первых, “сложенное”, собранное из многих частей;
  • во-вторых, “трудное для понимания” (но и тем самым возбуждающее ум на дополнительные усилия).

Соответственно, “простое” — это, опять же, и “на части не делящееся”, и не требующее великого ума, чтобы его “понять”. Основание для подобного отождествления весьма любопытны. Предполагается не то, что “простое” уж очень хорошо мыслится, а то, что “думать-то там не о чем”, поскольку в лишенном частей просто-напросто нечего понимать #1 1. Так что фраза “о простом легче думать” неверна совершенно. На самом деле имеется в виду нечто противоположное: о простом легче не думать. Думать же можно именно и только о сложном, и тоже по очевидной причине: есть о чем поразмыслить. Даже столь любимый всеми, кондовый здравый смысл, и тот указывает: чем больше сведений о вещи мы можем приобрести, тем “прочней основания суждений”. Есть за что зацепиться, а с гладкого “простого” мысль скатывается, как с гуся вода. Разумеется, для того, чтобы познать сложное, надобен будет ум, — но кто же это сказал, что можно познавать, вовсе ума не прилагая? Ладно. Но все-таки что-то в этом представлении (о том, что простое мыслить легче) еще остается непроясненным. А именно: подсознательная убежденность, что простое более естественно. Подразумевается, что существование простого в особых объяснениях не нуждается, а вот откуда берется сложное — это большой вопрос. Особенно явно это проявляется, когда речь заходит о живом и мертвом. Всем как-то понятно, что мертвое — это “обычное дело”, и гадают, откуда взялась жизнь. Откуда взялось неживое, как бы очевидно: для материи “самое натуральное” быть “мертвой”. Интересно, конечно, откуда вообще взялась материя. Но и тут та же самая логика: надо размышлять, откуда берется что-то, а не ничто. Ничто “всегда есть”: это ж так понятно, что без него “никак невозможно”. Любая истина меркнет перед несомненностью пустого места. Этот стиль мышления проявляется далеко не только в вопросах физических и философских. Куда чаще он имеет место быть в рассуждениях на темы сугубо практические. Например, если мы пытаемся понять, зачем было затеяно какое-нибудь дело, первое, что приходит на ум — так это магическая фраза “это кому-то выгодно”. Если что-то можно объяснить этой самой пресловутой “выгодой”, другие предположения просто не принимаются в расчет #2 2. Если же какие-то действия человеку явно невыгодны, это значит, что “он хотел отомстить”, “он хотел выпендриться”, на худой конец — “у него комплекс”. Любое объяснение, предполагающее причиной поступка зло, принимается без оговорок. Понятно, что зло — “вещь серьезная”. А вот ежели случится предположить за кем-нибудь “добрые намерения”, нам еще надобно объяснить, откуда и с чего они могли у человека взяться. Добро неочевидно и требует доказательств, сводящихся к разъяснению и анализу. Интересна и направленность этого анализа. Живое пытаются объяснить как эффект взаимодействия (пусть “очень сложного”) мертвых частей. (В конце концов, “все из атомов”, а атомы-то уж явно мертвые). Добро точно так же объясняется как результат переплетения (ну, и, конечно, взаимного подавления, опять же “очень сложного”) разных гаденьких страстишек. И так далее. Замечателен вообще сам ход мысли. И до того ж это въелось в ум, что уже кажется чем-то вроде “априорной формой мышления”. Между тем ничего “естественного” в таких размышлениях нет. Принимать бытие за “сложно организованное ничто” — это, извините, надо ж было додуматься! А ведь именно так мы должны думать, если б думали последовательно. И, кстати, мы бы так и думали, имей к тому малейшую возможность. Но, поскольку это ну “никак не выходит”, нам приходится где-то останавливаться. Так возникают (точнее, допускаются, и то со скрипом) “первоосновы”, “атомы”, “элементы”, “аксиомы”, и все такое прочее. Но и эти подпорки (вернее, курьи ножки) “здания современной науки” и “здравого смысла” терпят только за большой надобностью, и при первом же удобном случае пытаются “убрать лишнее” (например, обойтись минимальным числом аксиом) #3 3. Это просто вынужденный компромисс между реальностью и “генеральной линией”: вывести все из ничего. Нет, не создать, не получить все из ничего! Этого “не надо”. Этого мы нынче не любим. Но именно вывести из ничего, — то есть доказать, что все на самом деле и есть ничто. Так ведь это ж, братцы, что? Эта, тово… нигилизм получается. Ну да. Так ведь это неизбежный нигилизм. “Потому что — как же иначе?” Давайте серьезно, мы же взрослые люди. Так ведь оно все и есть, если без дураков. Если чего-то нет — это естественно. Плохое естественнее хорошего. Это жизнь. Сами знаете. А вот не знаем. Точнее, пока не уверены. Мыслимо ли, в самом деле, думать, что жизнь не нонсенс, а естественное состояние, смерть же, напротив, подлежит объяснению — что она такое и откуда взялась. Можно ли считать добро естественным для человека, а зло — неким вырождением, заслуживающим ipse facto тщательного рассмотрения? А почему нет? Очень мыслимо и очень можно. Можно даже принимать, что бытие есть (и в этом нет ничего удивительного), а “существование ничто” удивительно и требует объяснений. Не пытаться вывести бытие из ничто, а задаться вопросом: откуда взялось ничто? Такие построения выглядят подозрительно, и вообе как-то не так. Зато не расходятся с логикой. Нужно только одно: продолжать идти вперед, не убоявшись силы пустого места. Так, пусть жизнь будет у нас “естественным состоянием”. А разум — еще более естественным, и объяснению пускай подлежит как раз то, как вообще можно обходиться без разума. Пусть дух будет естественным, а материя — нет. Тогда останется сделать еще один шаг и сказать, что дух вообще проще материи. Поэтому, кстати, он может познавать ее, а она его — нисколько. Это, собственно говоря, обыкновенный идеализм, только изложенный по-простецки. Как у Шеллинга. Природа — это окаменевший интеллект. То есть ум, пошедший против себя, и устроившийся так, чтобы себя подавлять, не думать больше. Мир — это тупо вперившийся в себя ум. Ум, впавший в недоумение. Отсюда и гигантская сложность материи “внутри”, на уровне “частиц и молекул”, оборачивающаяся снаружи нелепыми облаками пыли и газа, всей этой космической свалкой. Внутри себя материя умна, даже духовна — но как гадко смотрится она снаружи! В общем, то же самое можно сказать и о жизни. Как совершенна клетка — и как неуклюжи тела. И все-таки жизнь — это, так сказать,   выздоровление духа, когда он (пусть не полностью) очухался от материального сна. В свою очередь, разум — это просто пришедший в себя дух, освободившийся (хотя бы отчасти) от гипноза животных инстинктов. В этом смысле разум проще инстинкта и является признаком его утраты #4 4. Разум — это сознание, освободившееся от инстинктов и рефлексов, не более того. Наконец, последнее. Знание — это естественное состояние ума. Собственно, ум и знание — это одно и то же. Их разделение возможно только на фоне незнания, которое как раз и подлежит объяснению. Истинное знание — это, собственно, знание о причине незнания. Итак, незнание — это первый и единственный объект исследования. Исследование этого объекта, по идее, должно привести к его уничтожению, поскольку незнание, как мы надеемся, будет преодолено. Но внимание, направленное на уничтожение объекта внимания — это, собственно, ненависть. Разумеется, речь идет не о "ярости". Ярость — это душевное переживание, чаще всего довольно-таки одуряющее, поскольку “застит глаза” и “мешает думать”. Ненависть же думать не мешает. Ненависть сама — мышление. Более того, ненависть — наиболее естественная форма мышления, поскольку является не работой сознания, а его проявлением. Сознание, как известно, отражает “сознаваемое”. То есть борется с ним, отбрасывая от себя и не давая смешаться с собой. Сознание отражает, то есть не позволяет “познанному” смешаться с сознанием, проесть его изнутри. Иначе сознание стало бы тем, что оно знает — а это все равно, как если бы человек стал бы тем, что он ест, как если бы он, умяв полфунта говядины, оброс бы шерстью и обзавелся бы рогами. Другой разговор, что довольно часто с тем или иным сознанием все же происходит нечто подобное… но ничего правильного в этом нет. Именно независимость сознания от знания и от незнания и позволяет нам мыслить. Но эта независимость достигается отражением, причина которого — ненависть к отражаемому. Чистое сознание есть чистая ненависть. Dixi. Файл:Http://hits1.infoart.ru/cgi-bin/ihits/counter.cgi?E011153


[Файл:Http://1000.stars.ru/cgi-bin/1000.cgi?dixikrylovsite

[../index.htm <на сервер Традиция]

<на сервер Россия.оrg
[0.htm <К ОГЛАВЛЕНИЮ]

Файл:Banners/banner.jpg [http://www.rossia.org/forum/ Форум

Россия
org
]