Текст:Слово о полку Игореве

Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Ольгова

Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова


Автор:
Неизвестный автор



Первое издание 1800 года


Дата написания:
вскоре после 1185





Язык оригинала:
древнерусский язык


Предмет:
Поход Игоря Святославича на половцев 1185 года
О тексте:
Прозаический перевод на современный русский язык.
Оригинал
О тексте:
Слово о полку Игореве


Не начать ли нам, братья, по-стародавнему скорбную повесть о походе Игоревом, Игоря Святославича! Или да начнется песнь ему по былям нашего времени — не по замышлению Боянову! Ведь Боян вещий когда песнь кому сложить хотел, то белкою скакал по дереву, серым волком по земле, сизым орлом кружил под облаками. Поминал он давних времен рати — тогда пускал десять соколов на стаю лебедей; какую догонял сокол, та первая песнь пела старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками касожскими, красному Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами князьям славу рокотали.

Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря что отвагою закалил себя, заострил сердца своего мужеством и, исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.

Тогда посмотрел Игорь на светлое солнце и увидел, что тьма от него все войско покрыла. И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше в битве пасть, чем в полон сдаться. А сядем, братья, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон!» Запала князю дума Дона великого отведать и знамение небесное ему заслонила. «Хочу, — сказал, — копье преломить у степи половецкой с вами, русичи! Хочу голову свою сложить либо испить шеломом из Дону».

О Боян, соловей старого времени! Вот когда бы ты, соловей, эти полки щекотом своим воспел, мыслию скача по дереву, умом летая под облаками, свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой через поля на горы! Так бы тогда пелась слава Игорю, Олегову внуку: «Не буря соколов занесла через поля широкие, галок стаи летят к Дону великому». Или так зачалась бы она, вещий Боян, внук Велесов: «Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в Путивле».

Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему Буй-Тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорь! Оба мы Святославичи. Седлай, брат, своих борзых коней, — мои давно у Курска стоят наготове. А мои куряне — -дружина бывалая: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены; пути ими исхожены, овраги ведомы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наострены; сами скачут, как серые волки в поле, себе ища чести, а князю славы».

Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце мраком путь ему загородило; тьма, грозу суля, громом птиц пробудила; свист звериный поднялся; Див забился, на вершине дерева кличет — велит послушать земле незнаемой. Волге, и Поморью, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тмутараканский идолище! А половцы дорогами непроторенными побежали к Дону великому; скрипят телеги их в полуночи, словно лебеди кричат распуганные.

Игорь к Дону воинов ведет. Уже беду его стерегут птицы по дубам; волки грозу накликают по оврагам; орлы клектом на кости зверей сзывают; лисицы брешут на червленые щиты. О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!

Долго ночь меркнет. Но вот заря свет запалила, туман поля покрыл; уснул щекот соловьиный, говор галок пробудился. Русичи широкие поля червлеными щитами перегородили, себе ища чести, а князю славы.

Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Покрывалами, и плащами, и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким местам — и всяким узорочьем половецким. Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряное древко — храброму Святославичу!

Дремлет в степи Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно рождено на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след прокладывает к Дону великому.

На другой день рано утром кровавые зори рассвет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великого! Тут копьям поломаться, тут саблям постучать о шлемы половецкие, на реке на Каяле у Дона великого. О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!

Вот ветры, Стрибожьи внуки веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно текут; пыль степь заносит; стяги весть подают — половцы идут от Дона и от моря; со всех сторон они русские полки обступили. Дети бесовы кликом степь перегородили, а храбрые русичи преградили степь червлеными щитами.

Яр-Тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы на поганых, стучишь о шлемы мечами харалужными. Куда, Тур, поскачешь, своим золотым шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Порублены саблями калеными шлемы аварские тобою, Яр-Тур Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл и жизнь, и почести, и город Чернигов, отчий золотой стол, и милой своей красной Глебовны свычаи и обычаи!

Были века Трояновы, прошли лета Ярославовы; были походы Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял; ступит в золотое стремя в городе Тмутаракани — звон тот слышит старый великий Ярослав, а сын Всеволода Владимир каждое утро уши себе закладывает в Чернигове. Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела и на ковыль-траве покров смертный зеленый постлала за обиду Олегову — храброго и юного князя. С той же Каялы Святополк прилелеял отца своего между угорскими иноходцами ко святой Софии к Киеву. Тогда при Олеге Гориславиче засевалась и росла усобицами, погибала отчина Даждьбожьего внука в крамолах княжих век человечий сокращался. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы себе деля, а галки свою речь говорили, лететь собираясь на поживу. То было в те рати и в те походы, а такой рати не слыхано.

С утра раннего до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, стучат сабли о шеломы, трещат копья харалужные в степи незнаемой, посреди земли Половецкой. Черная земля под копытами костьми была засеяна, а кровью полита; горем взошли они по Русской земле.

Что шумит, что звенит на рассвете рано перед зорями? Игорь полки поворачивает: жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало; тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, деревья в горе к земле склонились.

Уже, братья, невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела. Обида встала в войсках Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, взмахнула лебедиными крылами на синем море у Дона: прогнала времена счастливые. Война князей против поганых пришла к концу, ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же». И стали князья про малое «это великое» говорить, а сами на себя крамолу ковать. А поганые со всех сторон приходят с победами на землю Русскую.

О, далеко залетел сокол, птиц избивая, к морю! А Игорева храброго полку уже не воскресить! По нем кликнула Карна, и Желя проскакала по Русской земле, огонь сея из пламенного рога. Жены русские восплакались, говоря: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслить, ни думою сдумать, ни очами приворожить, а золота и серебра и в руках не подержать!»

И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль многая рекою протекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу куют, а поганые с победами набегают на Русскую землю, дань беря по белке от двора.

Ведь те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, зло пробудили, которое усыпил было грозою отец их Святослав грозный великий киевский: прибил своими сильными полками и харалужными мечами, наступил на землю Половецкую; притоптал холмы и овраги; замутил реки и озера, иссушил потоки и болота: а поганого Кобяка из Лукоморья от железных великих полков половецких, как вихрь, вырвал, — и пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой. Тут немцы и венециане, тут греки и морава поют славу Святославу, корят князя Игоря, что добычу утопил на дне Каялы, реки половецкой, золото свое рассыпал. Тут Игорь князь пересел с седла золотого, а в седло невольничье. Приуныли у городов стены, а веселье поникло.

А Святослав темный сон видел в Киеве на горах «Ночью этой с вечера накрывали меня, — сказал, — покровом черным на кровати тисовой; черпали мне синее вино, с горечью смешанное; сыпали мне из пустых колчанов половецких крупный жемчуг на грудь и величали меня. И доски уже без князька в моем тереме златоверхом, и всю ночь с вечера серые вороны у Плеснеска на лугу граяли».

И сказали бояре князю: «Кручина, князь, разум твой полонила: ведь два сокола слетели с отчего стола золотого — добыть хотели города Тмутараканя либо испить шеломом из Дону. Но уже соколам крылья подсекли поганых саблями, а самих опутали путами железными.

Темно было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли, и с ними оба молодых месяца, Олег и Святослав, тьмою заволоклись, и в море утонули, и великую дерзость подали поганым. На реке на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земле разбрелись половцы, как пардусов выводок, и великое ликование пробудили в хиновах. Уже насела хула на хвалу; уже перемогло насилие волю; уже кинулся Див на землю. Вот готские красные девы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом; поют они время Бусово, лелеют месть за Шарукана. А мы, дружина, уже живем без веселья».

Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: "О племянники мои, Игорь и Всеволод! Рано начали вы Половецкую землю мечами кровавить, а себе славы искать: без чести для себя ведь вы одолели, без чести для себя кровь поганую пролили. Храбрые сердца ваши из харалуга крепкого скованы, в отваге закалены. Что же сотворили вы моей серебряной седине!

Уже не вижу я силы могучего и богатого и воинами обильного брата моего Ярослава с черниговскими былями, с могутами и с татранами, с шельбирами, топчаками, ревугами и ольберами: те ведь без щитов, с одними ножами засапожными, кликом полки побеждают, звеня прадедовской славой.

Вы сказали: «Помужаемся сами, и прошлую славу себе возьмем, и нынешнюю поделим!» Но не диво, братья, и старому помолодеть! Когда сокол перья роняет, высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Одна беда: князья мне не в помощь — худая пора настала. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир — под ранами. Горе и тоска сыну Глебову!

Великий князь Всеволод! Разве и мысли нет у тебя прилететь издалёка отчий золотой стол посторожить? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать. Здесь был бы ты, невольница была бы по ногате, а раб по резане. Ты ведь можешь и посуху живыми копьями метать — удалыми сынами Глебовыми.

Ты, храбрый Рюрик, и ты, Давыд! Ваши воины в золоченых шлемах — не они ли по крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рык издает, словно туры, раненные саблями калеными, в поле незнаемом! Вступите, князья, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь ты на своем златокованом столе, подпираешь горы угорские своими железными полками, королю загораживаешь путь, затворяешь Дунаю ворота, клади бросая через облака, суды рядя до Дуная. Грозы твоей земли страшатся; Киеву отворяешь ворота, за дальними странами в салтанов стреляешь с отчего золотого стола. Стреляй же, господине, и в Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

А ты, славный Роман, и ты, Мстислав! Храбрая дума на подвиг вас зовет. Высоко взлетаешь ты на подвиг ратный в отваге, словно сокол, на ветрах парящий, что птицу в ярости хочет одолеть. У вас железные кольчуги под шлемами латинскими: от них дрогнула земля, и многие страны — Хинова, Литва, Ятвяги, Деремела и Половцы — сулицы свои побросали и головы свои склонили под те мечи харалужные. Но уже, князь, потемнел для Игоря солнца свет, а деревья не к добру листья обронили — по Руси и Суле города поделили. А Игорева храброго полку уже не воскресить. Дон тебя, князь, кличет, зовет князей на победу. Олеговичи, храбрые князья, уже ведь приспели на брань.

Ингварь и Всеволод и вы, три Мстиславича не худого гнезда соколы-шестокрыльцы! Не по жребию побед вы себе волости расхватали! Где же ваши золотые шеломы, и сулицы лядские, и щиты! Загородите степи ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

Уже ведь Сула не течет серебряными струями для города Переяславля, и Двина у тех грозных полочан мутно течет под кликом поганых. Один Изяслав, сын Васильков, позвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, побил славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве побит был мечами литовскими и так сказал: «Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, звери кровь полизали». И не было тут брата Брячислава, ни другого — Всеволода. Одиноко изронил он жемчужную душу из храброго тела сквозь золотое ожерелье. Приуныли голоса, веселье поникло, трубы трубят Городенские.

Ярослав и все внуки Всеславовы! Уже склоните стяги свои, вложите в ножны мечи свои зазубренные — уже выпали вы из дедовской славы. Вы своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из-за усобицы ведь стало насилие от земли Половецкой.

На седьмом веке Трояновом бросил Всеслав жребий о девице, ему любой. Изловчился, сел на коня, поскакал к городу Киеву, коснулся копьем золотого стола Киевского. Из Белгорода в полночь поскакал лютым зверем, завесившись синей мглой, утром отворил ворота Новугороду, расшиб славу Ярославову, поскакал волком от Дудуток до Немиги. На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами харалужными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были засеяны — засеяны костьми русских сынов. Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал; из Киева до петухов, великому Хорсу волком путь перебегая, в Тмутаракань добирался. Ему в Полоцке звонили заутреню рано у святой Софии в колокола, а он звон тот в Киеве слышал. Хоть и вещая душа была в отважном теле, но часто он беды терпел. Ему вещий Боян такую припевку, мудрый, сложил: «Ни хитрому, ни умному, ни ведуну разумному суда Божьего не миновать».

О, стонать Русской земле, поминая прежнее время и прежних князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским. Стали стяги его ныне Рюриковы, а другие Давыдовы, но врозь они веют, несогласно копья поют.

На Дунае Ярославны голос слышится чайкою неведомой утром рано стонет: «Полечу я чайкою по Дунаю, омочу рукав я белый во Каяле-реке, утру князю кровавые раны на могучем его теле».

Ярославна утром плачет в Путивле на стене, причитая: «О ветр, ветрило! Зачем, господине, так сильно веешь! Зачем мчишь вражьи стрелы на своих легких крыльях на воинов моей лады? Или мало тебе высоко под облаками веять, лелея корабли на синем море! Зачем, господине, мое веселье по ковылю развеял?»

Ярославна рано утром плачет на стене Путивля-города, причитая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы челны до полку Кобякова. Прилелей же, господине, мою ладу ко мне, чтобы не слала я к нему слез на море рано!»

Ярославна рано плачет на стене в Путивле, причитая: «Светлое и тресветлое солнце! Всем ты красно и тепло. Зачем, господине, простерло ты горячие лучи свои на воинов лады? В степи безводной жаждою согнуло им луки, тоскою замкнуло колчаны?»

Вспенилось море в полуночи; смерчи идут туманами. Игорю князю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую, к отчему столу золотому. Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь не спит, Игорь мыслию степь мерит от великого Дону до малого Донца. В полночь Овлур свистнул коня за рекою; Велит князю не дремать. Кликнул; стукнула земля, зашумела трава, ежи половецкие задвигались. А Игорь князь поскакал горностаем к камышу, пал белым гоголем на воду. Кинулся на борзого коня и соскочил с него серым волком. И побежал к лугу Донца, и полетел соколом под туманами, избивая гусей и лебедей к обеду, и полднику, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, труся собою студеную росу; надорвали они своих борзых коней.

Донец сказал: «Князь Игорь! Не мало тебе славы, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!» Игорь сказал: «О Донец! Не мало тебе славы, что лелеял князя на волнах, стлал ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевал его теплыми туманами под сенью зеленого дерева, стерег его гоголем на воде, чайками на волнах, утками на ветрах». Не такова, сказал, река Стугна; мелкую струю имея, поглотила она чужие ручьи и потоки, потопила в омуте у темного берега юношу князя Ростислава. Плачет мать Ростиславова по юном князе Ростиславе. Приуныли цветы от жалости, и деревья в горе к земле склонились.

То не сороки застрекотали — по следу Игореву едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, ползали змеи-полозы только. Дятлы стуком путь к реке кажут, соловьи веселыми песнями рассвет вещают. Молвит Гзак Кончаку: «Коли сокол к гнезду летит, соколенка расстреляем своими золочеными стрелами». Сказал Кончак Гзе: «Коли сокол к гнезду летит, а мы соколенка опутаем красною девицею». И сказал Гзак Кончаку: «Коли опутаем его красною девицею, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы, а начнут нас птицы бить в степи Половецкой».

Сказал Боян, песнотворец старого времени, Ярославова и Олегова: «Тяжко голове без плеч, беда и телу без головы». Так и Русской земле без Игоря. Солнце светит на небе — Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева. Игорь едет по Боричеву ко Святой Богородице Пирогощей. Страны рады, города веселы.

Воспев славу старым князьям, а потом молодых величать будем. Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Да здравы будут князья и дружина, поборая за христиан против поганых полков. Князьям слава и дружине! Аминь.

КомментарииПравить

Боян — поэт-гусляр второй половины XI века, слагавший песни-славы первым русским князям.

Редедя — касожский князь;

тьма … покрыла — речь идет о затмении Солнца 1 мая 1185 года.

тропа Троянова — путь языческого бога восточных славян; века Трояновы — времена язычества; земля Трояна — Русская земля;

внук Велесов — легендарный поэт Боян; Велес — бог восточных славян, покровитель песнотворцев; Путивль — город на р. Сейм в Новгород-Северском княжестве, впервые упомянут в летописи под 1146 г.

Всеволод — родной брат Игоря, князь курский; Буй-Тур — прозвище Всеволода; буквально: разъяренный бык, зубр. Бык был в Древней Руси символом мужества и силы;

Див — Див в «слове» и Диво в «Задонщине» — фантастические существа, враждебные русским;

Сурож — ныне г. Судак, греческая колония в Крыму; Корсунь — Херсонес;

Тмутараканский идол. Имеется в виду одна из двух воздвигнутых греками в III веке до н. э. в Тмутаракани статуй божеств Санерги и Астарты;

червленые (чръленые) — окрашенные червленью, ярко-розовой краской;

Съ зарания в пятък потопташа поганыя плъки половецкыя — так в древнерусском варианте выглядит эта удивительная аллитерация (звукопись), передающая топот конских копыт ;

Гзак … Кончак — Хоза Бурчевич и Кончак Отрокович, половецкие ханы, много раз ходившие походами на Русь в XII веке;

хотят прикрыть четыре солнца — кроме Игоря и его брата Всеволода в походе принимали участие их племянник Святослав Ольгович, князь рыльский, и сын Игоря Владимир, князь путивльский.

на реке на Каяле — Каяла — символическая река скорби, от глагола «каяти», то есть жалеть, оплакивать.

харалужные — булатные, из стали восточной выделки;

отчий золотой стол — княжеским престолом в Чернигове в 1185 году обладал Ярослав Всеволодович;

красной Глебовны — Ольга Глебовна, жена Всеволода, дочь переяславского и киевского князя Глеба Юрьевича, внучка Юрия Долгорукого

походы Олеговы — имеются в виду братоубийственные войны, инициатором которых был Олег Святославич;

прилелеял отца своего между угорскими иноходцами — в 1078 году князь Святополк Изяславич привез к храму святой Софии тело своего отца на носилках, прикрепленных шестами к двум бегущим гуськом иноходцам. Таков был погребальный обряд восточных славян;

отчина Даждьбожьего внука — восточные славяне считали себя внуками языческого Даждьбога.

Игорь полки поворачивает… — намек на обстоятельства пленения Игоря. В битве с половцами первыми дрогнули ковуи — черниговские воины, состоявшие из оседлых тюркских народностей. Игорь погнался за побежавшими ковуями, надеясь повернуть их; он даже снял с себя шлем, чтобы его узнали. На обратном пути к своему полку Игорь был взят в плен.

Тут разлучились братья — Игорь был уведен в плен Кончакой, а Всеволод — Гзой.

Дева-Обида — метафорический образ матери антихриста, якобы с приходом которой в середине XI века на Руси начались междоусобия;

Карна и Желя — поэтическое олицетворение всеобщей скорби по убитым; Буквальное толкование не расшифровано.

отец их — Святослав Всеволодович, двоюродный брат Игоря и Всеволода, в то время великий князь киевский; Их отцом он назван как старший в роде, глава всех князей южной Руси. В 1184 году Святослав организовал успешный коалиционный поход на половцев. Было взято 7 тысяч пленных вместе с ханом Кобяком.

гридница — пиршественная зала для «гридней», то есть дружинников;

немцы … морава — формула всесветной славы. Морава — западно-славянское племя, жители государства Великая Моравия, которого в XII веке уже не существовало.

темный сон — сон Святослава построен на символике похоронного обряда: синее вино, жемчуг — олицетворение слез и печали; доски (помост) разбирали для того, чтобы вынести покойника.

хинове — собирательное название восточных народов, враждебных Руси.

готские … девы — потомки готов в Крыму вспоминали, по-видимому, то время, когда готский король Винитар в 375 году победил князя дулебов Божа (Буса).

месть за Шарукана — Половецкий хан Шарукан, дед хана Кончака, был разбит в 1106 году Владимиром Мономахом. В битве с Игорем Кончак впервые смог отомстить русским за бесславие своего деда.

Золотое слово Святослава — многие исследователи полагают, что речь князя Святослава не кончается словами «моей серебряной седине», а продолжается обращением к русским князьям до плача Ярославны. Автор «Слова» выразил здесь свою политическую программу.

племянники мои — Святослав называет Игоря и Всеволода племянниками в соответствии с системой феодально-иерархического подчинения.

брата моего — Ярослав Черниговский — родной брат Святослава. Далее перечисляются знатные роды кочевников, тюрков по происхождению, живших в Черниговском княжестве при князе Ярославе.

Вот у Римова … сыну Глебову — После поражения Игоря половцы устремились на Русь и осадили Путивль и Переяславль, во время защиты которого был ранен переяславский князь Владимир Глебович, сын переяславского и киевского князя Глеба Юрьевича, внук Юрия Долгорукого.

Дружина Святослава прогнала половцев, которые на обратном пути разорили город Римов.

по ногате — ногата и резань — мелкие монеты. В гривне было 20 ногат или 50 резан.

сыны Глебовы — сыновья рязанского князя Глеба Ростиславича, Роман и Игорь, находившиеся в вассальной зависимости от Великого князя владимирского.

Рюрик … Давыд — Рюрик Ростиславич, тогда князь Белгородский, его брат Давыд, князь смоленский.

высоко сидишь ты … — Ярослав, тесть князя Игоря. При нем Галицкое княжество переживало пору своего могущества. Горы Угорские — Карпаты.

Роман — Роман Мстиславич Великий, князь волынский — деятельный и отважный князь.

Мстислав — князь пересопницкий, по прозванию «Немый»; сын луцкого князя Ярослава Изяславича. Сподвижник князя Рюрика в походах. Есть также предположение, что это Мстислав Всеволодович городенский.

Ингварь и Всеволод — сыновья луцкого князя Ярослава Изяславича.

три Мстиславича — Роман, Святослав и Всеволод — сыновья Мстислава Изяславича Волынского.

Изяслав … Брячислав … Всеволод — удельные князья полоцкие, потомки Всеслава Брячиславича.

Ярослав — Предполагают, что в первое издание «Слова» вкралась опечатка. Видимо, следует читать не Ярослав, а Ярославле, то есть внуки Ярослава Мудрого. Тогда это звучит как призыв прекратить вековые раздоры между полоцкими и киевскими князьями.

девица — Киев; имеется в виду попытка князя Всеслава Брячиславича захватить в 1068 году великокняжеский престол с помощью восставших киевлян. Народная легенда опоэтизировала Всеслава как князя-волшебника, умевшего превращаться в диких зверей и чрезвычайно быстро перемещаться.

от Дудуток до Немиги — Дудутки — монастырь под Новгородом; Немига — небольшая река, на которой стоял г. Минск; на Немиге Всеслав потерпел поражение от трех Ярославичей: Изяслава, Всеволода, Святослава.

врозь они веют — автор подчеркивает несогласие между братьями Рюриком и Давыдом Ростиславичами.

Ярославна — Евфросиния, дочь Ярослава Осмомысла, была второй женой князя Игоря (с 1184 года). «Плач» Ярославны близок к народным плачам и заклинаниям.

Овлур — (Лавр, Лавор) — половец, помогший бежать князю Игорю из плена;

река Стугна — в 1070 году в реке Стугне, спасаясь от половцев, утонул Ростислав Всеволодович, младший брат Владимира Мономаха;

опутаем красною девицею — сын Игоря Владимир, находясь в плену, женился на дочери Кончака. С женой и ребенком вернулся из плена в 1187 году.

ко Святой Богородице Пирогощей — церковь Богородицы Пирогощей (башенной) построена в Киеве в 1132‒1136 годах, названа по иконе Богоматери, привезенной из Константинополя.