Александр Семёнович Шишков

Алекса́ндр Семёнович Шишко́в (9 (20) марта 1754, Москва — 9 (21) апреля 1841, Санкт-Петербург) — русский адмирал, писатель, государственный и общественный деятель.


Ранние годыПравить

Александр Семёнович Шишков родился в Москве 9 марта (по некоторым данным — 8-го) 1754 года в небогатой дворянской семье. По преданию, род Шишковых ведёт своё начало от Микулы Васильевича по прозвищу Шишка, который был правнуком дворянина Юрия Лозинича, прибывшего из Польши на службу к Великому князю Тверскому Ивану Михайловичу ещё в XV веке (см. в «Ономастиконе» С. Б. Веселовского: Шишковы, помещики из Торжка). У Семёна Никифоровича Шишкова и его жены Прасковьи Николаевны, кроме Александра, было ещё четверо сыновей: Ардалион, Герасим, Дмитрий и Николай. Неподалёку от Кашина, в 160 км к северу от Москвы, у помещиков Шишковых была деревня. В личном деле Шишкова говорится о «15 душах крестьян мужескаго пола в Кашинском уезде», которыми его семейство владело к 1780 году.

Сведений о детстве и юности будущего адмирала почти не сохранилось, так как часть «Записок» Шишкова, посвящённая этому периоду жизни, после смерти Адмирала была утеряна, — разрозненные бумаги из его архива можно было купить на Толкучем рынке.

Так что можно лишь предположить, что мальчиком Александр рос в деревне — родовом имении, играл с крепостными детьми и поручался заботам няни-крестьянки, которая, возможно, и привила ему любовь к народной культуре и деревенским обычаям. В 13 лет его перевезли в Санкт-Петербург для поступления в Морской кадетский корпус; там, в Петербурге, он и провёл большую часть своей жизни.

Братьям Шишкова, несмотря на скромное происхождение из мелкопоместного уездного дворянства, также удалось пробиться наверх. Ардалион, к примеру, стал членом Английского клуба. После смерти Ардалиона бездетный Александр взял на воспитание его детей, среди которых был приятель Пушкина — поэт Александр Шишков 2-й.

В Морском кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, куда Шишков поступил 17 сентября 1767 года, кроме морских специальных наук и связанной с ними математики, преподавали языки: немецкий, французский, английский, латинский; физику, генеалогию, риторику.

Морское делоПравить

В своё первое плавание из Архангельска в Петербург Шишков отправился в 1771 году, ещё будучи гардемарином. Корабль, на котором помимо Шишкова было 30 его товарищей по Корпусу, потерпел крушение у острова Борнгольм (воспетого впоследствии Карамзиным — можно сказать, что здесь состоялось первое столкновение Шишкова и Карамзина), близ берегов Швеции. Спасшиеся моряки только чудом смогли добраться до берега, где долгое время жили у местных жителей, пока, наконец, не сыскались средства для возвращения на Родину. За время вынужденного простоя молодой Шишков успел влюбиться в очаровательную шведку Христину, и в его жизни это было первое сильное чувство. Несмотря на любовь Шишкова ко всему русскому, обе жены его были иностранками.

По возвращении в Петербург в 1772 году Шишков выпустился из Корпуса мичманом в чине капрала (он был среди лучших выпускников). Прослужив несколько лет на Балтийском флоте, в 1776 году Шишков отправился в длительное плавание. Три военных фрегата «Павел», «Григорий» и «Наталья» под купеческими флагами, переоборудованные под торговые суда, в сопровождении фрегата «Северный орёл» выходят из Кронштадта, чтобы через три года бросить якоря в черноморской гавани.

По возвращении в Россию в 1779 году Шишкова произвели в лейтенанты, и он стал преподавать в Морском кадетском корпусе, находившемуся к тому времени в Кронштадте, морскую тактику.

В 80-е годы продолжилась служба Шишкова на Балтийском флоте. Преподавательская деятельность подвигает его на теоретические занятия в области морского дела. Он переводит с французского труд Ромма «Морское искусство» и составляет «Треязычный морской словарь на Английском, Французском и Российском языках в трех частях». Этот его труд — «первый словарь, где была собрана и переведена специальная терминология», а предисловие к словарю — «первая теоретическая работа Шишкова в области филологии». Впоследствии словарь неоднократно переиздавался и долгое время считался лучшим среди подобных изданий.

В 1790 году Шишков командует фрегатом во время войны со Швецией. Для него, действующего морского офицера, прослужившего почти 20 лет, это было последнее участие в военных действиях. Дальше служить ему приходилось по большей части в штабах и канцеляриях.

«Морское искусство», вышедшее в 1793 году, было поднесено Шишковым будущему императору, а тогда великому князю, Павлу Петровичу. Подарок этот весьма поспособствовал дальнейшей карьере Шишкова. В непродолжительное царствование Павла Шишков сделал сразу несколько шагов вверх по служебной лестнице. А ведь их могло и не быть. В своё время Шишков не удосужился упомянуть имени Павла в «похвальной пиесе» «Невольничество», посвящённой выкупу Екатериной II из плена русских солдат. Павел долго был в обиде на Шишкова, так как очень остро воспринимал всё, что было связано с его матерью. Но подношение книги заставило Павла сменить гнев на милость.

В 1796 году, ещё в царствование Екатерины II, Шишков, в чине капитана II ранга, переводится в Черноморский флот, где ему поручают управление канцелярией черноморского Адмирала кн. Зубова. Там же, в Крыму застала Шишкова кончина императрицы. Павел производит Шишкова в капитаны I ранга, а главой морского ведомства становится его однокашник по Морскому кадетскому корпусу — Кушелев.

Шишков возвращается из Крыма в Петербург и просит Павла ввиду слабого здоровья предоставить ему двухгодичный отпуск. Павел удовлетворяет просьбу капитана, но отпуск дает лишь на год.

Во время морской кампании 1797 года на Балтийском море, целью которой было желание Павла I самолично испытать подчинённый ему флот, Шишков в чине эскадр-майора находился при особе императора на фрегате «Еммануил». После похода Шишков издал «Журнал кампании 1797 года».

Павел пожаловал Шишкова (ходатайством его давнего знакомого Архарова) деревней с 250 душами в родном Кашинском уезде. Помещик-Шишков сам в деревне не появлялся, но по три шкуры со своих крестьян не драл, более того — он даже отказывался брать с них оброк. Хрестоматийным стал случай, описанный Аксаковым, когда крестьяне Шишкова, прослышав о дороговизне зерна в Петербурге в неурожайный год, самолично явились к нему и принесли деньги. В дальнейшем деревня послужила ему подспорьем, так как лишних денег, опричь жалованья, не было, а расходов было много, — к тому же Шишков был уже женат на вдове Дарье Алексеевне Шельтинг, внучке голландского адмирала, служившего Петру Великому.

Брак этот был счастливый, если не считать отсутствия детей: жена вела домашнее хозяйство, Адмирал (живший «нетребовательным гостем в собственном доме») посвятил себя тому, что она в сердцах называла «патриотические фантазии», что на доме никак не отражалось. Она осталась лютеранкой, наняла французского преподавателя для воспитанников-племянников, и говорила с мальчиками и гостями по-французски, даже в присутствии мужа. Знавший несколько языков Шишков, в том числе в совершенстве французский, не был таким ненавистником всего чужеземного, каким его иногда хотели представить. Парадоксально, — но патриот Шишков, как и многие дворяне того времени, в быту часто говорил по-французски, и для него это было в порядке вещей. Противился Адмирал смешению «французского с нижегородским», т. е. проникновению в русский язык (главным образом письменный) галлицизмов, а вместе с ними чужого образа мыслей.

В конце 1797 года Шишков по заданию государя отправляется в заграничную командировку в Вену для вербовки голландских матросов и офицеров на русскую службу. Поездка оканчивается в целом неудачно, потому что встретиться с графом Пфаффенгофеном, обещавшим содействие в наборе, Шишкову не удалось. Шишков провёл ещё некоторое время за границей, лечился на водах Карлсбада, встретился с русскими вельможами в Германии.

Возвратившись в Россию, Шишков продолжил службу по морскому ведомству, однако обстановка при дворе Павла I, когда все жили в постоянном страхе возможной опалы, не способствовала его занятиям морской наукой. Шишков всё больше увлекается изысканиями в области филологии.

Вступление на престол молодого Александра I было встречено Шишковым и людьми его круга с надеждой. Они полагали, что новый император прекратит насаждение в России заграничных порядков, и вернётся к образу правления своей бабки — Екатерины II. Со свойственной ему прямотой и честностью, Адмирал усердно пытался советовать Александру I, как именно нужно вести государственные дела. Молодой император, окружённый единомышленниками в лице «Негласного комитета», Шишкова не слушал и других вельмож — и в 1802 году Александр Семенович отходит от государственных дел — подаёт в отставку с госслужбы. Ему было уже под 50 (по тогдашним понятиям — почти старик), он дослужился до адмиральского звания.

Российская академияПравить

16 декабря 1796 года, спустя месяц с небольшим по кончине императрицы Екатерины, новый президент Российской академии Бакунин предложил в сочлены Шишкова — «в уважение похвальных опытов в российском слове». Под опытами имелись в виду прежде всего произведения Шишкова для детей и перевод «Морского искусства».

Членство Шишкова в Академии длилось без малого 45 лет, из которых 27 он был её президентом. 2-го апреля 1813 года умер президент Российской Академии, А. А. Нартов. Шишков, находившийся тогда при императоре в Силезии, предложил себя в преемники, на что и последовало высочайшее соизволение. Ещё до своего избрания президентом Шишков был самым деятельным членом Академии. Подавляющая часть материалов в повременных изданиях Академии, под разными названиями выходивших с 1805 по 1835 годы, принадлежали Шишкову. По сути, издания Академии были трибуной Шишкова, с которой он вёл полемику и высказывал свои мнения по вопросам литературы и языка.

Не было ни одного сколько-нибудь значительного русского писателя того времени, который рано или поздно не пополнил ряды академиков. Ходатайством Шишкова был принят в Академию в 1832 году Пушкин.

С кончиной Шишкова в 1841 году Российская Академия, детище екатерининского времени, почила в Бозе, преобразовавшись в Отделение литературы и языка Академии Наук.

Писатель и филологПравить

В конце 70-х годов XVIII века по совету тогдашнего президента Академии наук Домашнева Шишков взялся переводить немецкую детскую библиотеку Кампе. В 1785—1789 годах он — постоянный сотрудник «Детской библиотеки» Николая Новикова. Шишков был одним из лучших детских писателей своего времени. На его стихах и рассказах вместе с другими русскими детьми воспитывались и такие русские классики, как Гончаров и Аксаков. В своем детском творчестве он опирался на народную традицию. Произведения Шишкова для детей составили целый том в его собрании сочинений.

Ко времени выхода своего главного, программного, труда — «Рассуждения о Старом и Новом слоге Российского языка» (1803 год) Шишков написал «несколько книг по морскому делу, был хорошо известным детским писателем и автором нескольких довольно популярных стихотворений». Одним из лучших стихотворений Шишкова по праву считается эпитафия Суворову.

1800-е годы — время наибольшей активности Шишкова-литератора. Он с большим интересом встречает публикацию в 1800 году «Слова о полку Игореве». Одним из первых издает прозаический перевод «Слова» на современный язык, снабжая его подробным комментарием и толкованием темных мест памятника. Бо́льшая часть толкований Шишкова с точки зрения современной науки несостоятельна, но именно его труд стал отправной точкой дальнейших исследований и переводов. Пушкин, исследуя «Слово», обращался к шишковским толкованиям.

С 1817 года Шишков стал издавать Собрание своих сочинений и переводов, которое выходит почти до самой смерти адмирала. В 1839 году выходит последний, 17-й том. Это собрание до сих пор остается наиболее полным изданием сочинений Шишкова. После выхода в 1870 году двухтомного издания записок и писем Шишкова под редакцией Киселева и Самарина произведения Шишкова почти не издаются, если не считать немногочисленных стихотворений и отрывков прозы адмирала.

Полемика о «старом» и «новом» слогеПравить

Шишков положил начало крупнейшей дискуссии о литературе и языке начала XIX века — т. н. полемике о «старом» и «новом» слоге. Причиной разногласий стал подход к основаниям литературного языка. Карамзин считал, что в основе литературного языка должен стоять разговорный язык образованных слоев общества, Шишков в качестве образующей силы признавал только многолетне обработанный книжный язык, по большей части язык старинных книг, в том числе славянского перевода священного писания.

«Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка» (1803 год) вызвало огромный интерес. Читающая публика мгновенно разделилась на сторонников и противников шишковских взглядов. Шишков призывал искать истоки литературного языка и словесности в собственной многовековой культуре. Заимствование слов из другого языка, по его мнению — отказ от своего взгляда на вещи, подчинение своего образа мысли чужому.

Шишков был одним из наиболее ревностных продолжателей дела Ломоносова в русской литературе. Вслед за Ломоносовым Шишков ратовал за то, чтобы в литературном творчестве соблюдалось строгое соответствие языковых средств выбранному стилю. Упреки, высказанные Шишковым в «Рассуждении», касались, прежде всего, несообразного смешения в литературном языке «высоких» и «низких» слов и конструкций. Шишковские взгляды наследовали теорию «трех штилей», заявленную Ломоносовым в «Предисловии о пользе книг церьковных для российского языка». Ломоносовской по духу была и мысль о церковных книгах как одном из важнейших источников нового литературного языка. В подражание Ломоносову было написано шишковское «Рассуждение о красноречии священного писания».

В то же время нельзя считать, что Шишков во всем был только слепым подражателем Ломоносова. Шишков, например, не разделял взгляда Ломоносова на «обветшалые славянизмы» — по его мнению, любое слово, каким бы древним и редко употребительным в нынешнем языке оно ни было, могло использоваться в современном литературном языке. Традиция и норма, по Шишкову, могли быть успешно сохранены только в литературе. Шишков, как и Ломоносов считал, что заимствование возможно, но только в том случае, если налицо отсутствие в языке слова для наименования того или иного понятия или явления. Стоит, однако, учитывать, что при этом Шишков не имел в виду заимствования из западноевропейских, прежде всего, французского, языков. Его волновали заимствования из «наречий славянских», то есть из других славянских языков, которые по большому счету не считались им заимствованиями, так как все славянские языки Шишков считал единым языком: «Хотя наречия их различны с нашим, но язык у нас один», — писал он.

Шишков выдвинул собственную теорию «трех словесностей», в которой первая «словесность» — это священные книги, вторая — народное творчество, а третья — подражательная литература, следующая западным образцам. Эта последняя появилась в России по Шишкову только с XVIII столетия. Разделение литературы на "три словесности" впервые было проведено адмиралом в его «Разговорах о словесности» и затем повторено во вступительной речи на открытии общества «Беседы любителей русского слова». Шишков считал, что русская литература, имеющая многовековую традицию, представленную церковной книжностью и народным творчеством, не должна заискивать перед французской и какой-либо другой. Для него было несущественно то, что, по мнению современников, церковные книги и народная словесность представляли разные языки: церковнославянский и русский. Он прямо утверждал, что не разделяет славянский и русский языки, главным для него было соблюдение меры во всем, а какое слово употреблено — русское или церковнославянское — совершенно неважно: «Нет ни одного известного в языке слова, которое само по себе было худо или хорошо, но бывает таковым смотря по тому, в том ли роде сочинения, у места ли или не у места, и кстати ли или некстати поставлено. Я не разбираю старое ли оно или новое, но смотрю на силу, с какою выражает оно представляемую им мысль или образ».

Шишков и «Беседа любителей русского слова»Править

В середине 1800-х годов начинается сближение Шишкова с Державиным, и постепенно формируется круг единомышленников, в целом соглашавшихся с мнениями Шишкова, высказанными им в «Рассуждении». Эти люди впоследствии составили костяк общества «Беседа любителей русского слова». С начала 1807 года поочередно в домах разных участников этого круга собираются литературные вечера, ставшие прообразом «Беседы». Вот как пишет о том времени непосредственный участник тех собраний Жихарев: «Собрания были регулярными, по субботам. На них читали свои произведения Крылов, Державин, Гнедич, Шишков, Шихматов, велись разговоры о политике и литературе».

В 1810 году главные устроители вечеров Шишков, Державин, Захаров задумали превратить их в «регулярно действующее официальное литературное общество со своим печатным органом».

Официальное открытие «Беседы» состоялось 14 марта 1811 года при большом (около 200 чел.) стечении публики. На первом заседании Шишков выступил с речью, в которой повторил основные тезисы своей литературной и общественной позиции: мысль о единстве «славенского» и русского языков; о разделении на «три словесности»; провозгласил слово и язык основами литературы и человечества.

За неполные пять лет своего существования «Беседе» удалось сделать очень многое. Регулярно выходили «Чтения» — официальный печатный орган общества, где публиковались как и читанные на собраниях, так и рукописные материалы. Заседания «Беседы» были открыты для всех желающих. Любой участник общества мог пригласить любопытствующих.

«Беседа» сделала много для популяризации «Слова о полку Игореве». Именно в «Беседе» впервые был отмечен героический характер «Слова», его связь с народным творчеством. Весьма плодотворной также стала дискуссия о выборе размера для перевода «Одиссеи». До того обычным эпическим размером был шестистопный ямб по французскому образцу. Благодаря «Беседе» сегодня мы читаем классический древнегреческий эпос, переведенный русским гекзаметром Гнедичем и Жуковским.

В состав «Беседы» входили такие известные писатели того времени, как Крылов, Державин, сам Шишков, Хвостов, Ширинский-Шихматов. На заседаниях «Беседы» Державин читал отрывки из своей последней крупной теоретической работы «Рассуждение о лирической поэзии или об оде».

Шишков с его интересом к языкам, народному творчеству, национальному сознанию вообще, принадлежал к романтическому направлению в «Беседе». В год официального открытия общества (1811) адмирал выпустил другое (наряду с «Рассуждением») свое главное сочинение, полное название которого «Разговоры о словесности между двумя лицами АЗ и БУКИ». Следуя названию, «Разговоры», были написаны в форме диалога между сторонником славянского направления — БУКИ и его русским собеседником, выведенным под именем АЗ. БУКИ, разумеется, убеждал АЗа в своей правоте.

Сергей Тимофеевич Аксаков утверждает в «Воспоминании», что «Разговоры» во многом напоминают его беседы с Шишковым. Так что есть основания полагать, что АЗ — это Аксаков, а БУКИ, конечно, не кто иной, как сам Шишков. «Разговоры» стали первым сочинением, где было начато теоретическое осмысление фольклора. Шишков первым дал краткую, но емкую поэтику традиционного творчества.

"Голос России" в Отечественной войне 1812-го годаПравить

Возрастание патриотических настроений в обществе, связанное с угрозой наполеоновского вторжения, несколько сблизило царя и Шишкова. Александр I, отметив шишковское «Рассуждение о любви к отечеству», привлек адмирала в качестве государственного секретаря на «упалое» место Сперанского. Но в отличие от Сперанского, обладавшего на своем посту достаточно широкими полномочиями, царь приглашал Шишкова по сути на должность пресс-секретаря. В задачи адмирала входило прежде всего писать от имени государя обращения к русскому народу в условиях военного времени.

Первым указом царя, составленным Шишковым, стал «Манифест о рекрутском наборе». С апреля 1812-го и до конца 1814-го года Шишков был голосом России. Пожалуй, деятельность Александра Семеновича в качестве государственного секретаря, — единственная за его долгую жизнь, в положительной оценке которой сходились и единомышленники, и противники. Даже такой всегда скептически настроенный к Шишкову человек, как кн. П. А. Вяземский, под конец жизни в своих записках признавал: «…мы смеялись нелепости его манифестов; …но между тем большинство — народ, Россия — читали их с восторгом и умилением, и теперь многие восхищаются их красноречием; следовательно, они были кстати…».

Вот как передает впечатление от чтения шишковских манифестов тогдашний московский генерал-губернатор гр. Ф. В. Ростопчин: «Сначала внимание, потом гнев; но когда Шишков произнес слова, в которых говорилось, что неприятель с лестью на устах несет в руках оковы, тогда негодование выразилось в сильнейшей степени: ударяли себя в голову, рвали на себе волосы, ломали руки, видны были слёзы гнева, струившиеся по этим лицам, напоминавшим древних. Я видел одного, который скрежетал зубами».

Пресловутый «старый» слог Шишкова, так много критикуемый, для государевых посланий оказался как нельзя более уместен. Кому-то (людям круга Вяземского) он казался нелепым, но только не тем, кому эти послания были обращены. Простым людям в манифестах слышался голос царя-батюшки, не оставившего Русь в тяжелое время. И архаичность слога только этому способствовала. Вряд ли Александру I-му удалось бы сыскать более подходящего человека.

Кроме манифестов, в заслугах Шишкова значится и то, что он был одним из тех, кто сумел убедить Александра покинуть войска и тем самым заметно повысить подвижность и дееспособность российской армии. Сам Шишков постоянно находился при Александре I, следуя за ним на всем протяжении его пути до самого Парижа. Адмирал подробно описал поход в своих письмах к жене и впоследствии в «Записках».

Сношения со славистамиПравить

За время отсутствия Шишкова в Петербурге не прерывались сношения с «беседчиками», Адмирал регулярно посылал свои сочинения для печатания в книжках официального печатного органа Беседы «Чтения в Беседе Любителей Русского Слова».

По пути в Париж, в Праге, Шишков познакомился с известным чешским лингвистом Йосефом Добровским, с которым в конце 10-х гг. вел оживленную переписку. Адмирал чрезвычайно много сделал для развития славяноведения. При Шишкове-министре народного просвещения были открыты славянские кафедры в университетах. Кроме Добровского он переписывался с Раковецким, Милетичем, Юнгманном, Караджичем. Ходатайством Шишкова в Академию почетными членами были выбраны: поляк Линде, чехи Нейедли, Добровский, Ганка.

Одним из самых горячих желаний во всю бытность его президентом Академии Александра Семеновича было собрать в русских университетах лучших ученых-славистов из славянских земель. Как пишет в «Истории Российской Академии» Сухомлинов: «Шишков был ревностным предстателем за славян, посвятивших себя изучению славянства: он щедро наделял их пособиями для продолжения научных трудов, для собирания памятников народной словесности, для путешествия с археологической целью и т. п.»

В 1829 году хлопотами Шишкова были приглашены в Россию выдающиеся чешские слависты — Ганка, Шафарик и Челаковский. В России их ждали кафедры в университетах и немалое жалованье. Однако по разным причинам приезд откладывался и в конце концов не состоялся. Тем не менее, Академия выделила Ганке и Шафарику по три тысячи рублей на издание их научных трудов.

Постоянное вспомоществование от Академии получал и другой выдающийся славист — серб Вук Караджич. На поездку с целью собирания сербского фольклора он получил от Академии больше 1000 рублей, а с 1826 года ежегодно получал 100 червонных в качестве пенсиона. Поименованные ученые, а также словенец Копитар, словак Коллар были награждены Академией золотыми и серебряными медалями.

Шишков и КарамзинПравить

Заочное противостояние Карамзина и Шишкова длилось более 20 лет. В течение этого времени Шишков не раз нападал на Карамзина как в стихотворной (стихотворение «Прогулка»), так и многажды в публицистической форме (особенно сильно в знаменитом «Рассуждении»). Карамзин самолично не отвечал на выпады Шишкова, предоставляя соревноваться в красноречии другим — соратникам и просто сочувствующим ему людям. Что до Шишкова, то его критика карамзинских сочинений, подчас доходившая до того, что он преувеличивал их недостатки, не касалась собственно Карамзина, с которым он безо всякой злобы неоднократно беседовал.

Формальное примирение двух прежде непримиримых противников — Карамзина и Шишкова — произошло в 1818 году. 10 июля Карамзина ходатайством Шишкова принимают в члены Российской Академии. Основанием для этого послужило издание первых томов карамзинской «Истории государства Российского», которую Шишков оценил весьма высоко. 5 декабря того же года Карамзин произнес в Академии речь по случаю своего избрания. Вот как писал об этом князь Вяземский: «Это академическое торжество было и общественным и городским событием. Никогда академическая зала не видала в стенах своих такого многолюдного и блестящаго собрания лиц обоего пола». Речь была встречена овацией собравшихся.

Смерть соединила Шишкова и Карамзина в некрополе Александро-Невской Лавры Петербурга.

Шишков-чиновникПравить

По окончании войны Шишков подал в отставку с поста Государственного секретаря, оставаясь членом Государственного совета. «Беседа» в 1814—1815 гг. из литературного общества медленно перерождается в обыкновенное светское; на заседания приезжают крупные чиновники, военные. Литературная деятельность отходит на задний план. Со смертью Державина, в июле 1816 года, деятельность Беседы и вовсе сходит на нет, так как вдова Державина отказалась после смерти мужа предоставлять дом для столь многочисленных сборищ.

В 1815 году Шишков представляет царю мнение об учреждении нового цензурного комитета — по мнению Адмирала, цензура «не может быть под частным ведением какого-либо министерства, но должна быть особенным государственным учреждением». Шишков подготавливает проект нового цензурного устава, основными принципами которого было «дать свободу писателям, не связывая их ума и дарований, и при этом обуздывать своевольные и неосновательные мысли».

15 мая 1824 года Шишкова назначают на пост министра народного просвещения. При министре-Шишкове были приняты новые цензурные уставы 1826 (для отечественных книг) и 1828 (для иностранных книг) гг., а также организован комитет по составлению новых уставов учебных заведений, который подготовил уставы университетов, гимназий и приходских училищ, утвержденные в 1828 году.

Старость адмиралаПравить

В 1828 году, Шишков, будучи уже 74-летним стариком, подал в отставку с министерской должности, сохраняя членство в Государственном совете и президентство Российской Академии, а также полное министерское содержание. В последние годы жизни Шишков уже был не в силах выезжать на заседания Академии, к тому же у него ухудшилось зрение, и заседания Академии проходили у него дома.

В 1825 году умирает жена Шишкова, и через некоторое время он женится вторично. Вторая его жена, Юлия Осиповна, урожденная Нарбут, полячка, стала хорошей нянькой для старика, которого уже мало что заботило, кроме корнесловия и сухого киевского варенья. Юлия Осиповна любила принимать гостей, и их в доме Шишковых становится весьма много, особенно из числа польского землячества Петербурга. Воспоминания об этом времени оставил поляк Пжецлавский. Шишков был неравнодушен к собраниям молодежи у себя в доме. Достаточно отметить, что он принимал участие в судьбе Мицкевича в не самый лучший период жизни последнего.

В 30-е годы почтенный старец-Адмирал занимался своим архивом, подготавливал записки и переписывал в специальные тетради тексты писем разных лет. После его смерти часть его архива была утеряна, а оставшаяся поначалу издавалась порознь, а потом была издана в двух томах в составе издания Киселева и Самарина.

Побывав во время европейского похода русской армии во многих славянских землях и познакомившись с тамошними славяноведами, Шишков расширил свою теорию о свободном заимствовании в русский язык старославянизмов за счет широкого привлечения подходящих слов из других славянских языков в качестве замены заимствований из языков западноевропейских, в первую очередь — французского. Например, из чешского он предлагал взять слово «пешник», внутренняя форма которого ясна и понятна любому русскому, и употреблять его вместо французского «тротуар».

Под конец жизни, дряхлый и слепой Шишков находил единственное развлечение в том, что через специально устроенную форточку в окошке кормил голубей. Адмирал тихо доживал свой век и умер в Петербурге в собственном доме на Фурштатской улице 9 апреля 1841 года. Похороны Шишкова по его завещанию состоялись только на шестой день, 15 апреля. Его похоронили в усыпальнице Лазаревского кладбища Александро-Невской лавры. Надпись на мраморной плите в Лазаревской усыпальнице гласит: Александръ Семеновичъ Шишковъ, Членъ Государственнаго Совета и Президентъ Императорской Российской Академии, Адмиралъ, родился 9 марта 1754, скончался 9 апреля 1841.

СсылкиПравить