Текст:Анри Костон:Осторожно, синархия!
1940 год. Побежденная — (в считанные дни, как считали многие) — Франция решается вверить свою судьбу славному герою Вердена.
Парламентская республика рассыпалась как карточный домик. Власти ударились в бега. Маршал Петен, между тем, не теряет времени даром: в кратчайший срок в стране создается если не совершенно новая, то, по крайней мере, радикально реформированная система гражданского управления. Вокруг Петена собираются разные люди: бывшие министры приказавшей долго жить Республики, политики, флотские и армейские офицеры. Глава французского Государства, следуя курсу «общности экономических интересов», разумеется, не мог обойтись без помощи деловых людей и банкиров, готовых с ним сотрудничать:
«В нашей политике мы будем твердо руководствоваться двумя принципами», — заявил маршал, — «в экономике мы делаем ставку на организацию и контроль;
Государство будет оказывать разумную помощь частным предпринимателям, и, таким образом, мы надеемся покончить с диктатурой коррумпированных синдикатов».
Да, этот человек явно не собирался плясать под дудку толстосумов. В правительстве Виши финансисты, впрочем, окопались основательно: не осмеливаясь выступить против «национальной революции» открыто, они, тем не менее, вполне могли спустить реформы на тормозах. Догадывался ли об этом маршал Петен?
В августе 1941 года Петен дал понять, что он «преисполнен решимости подавить сопротивление всех противников нового порядка», и даже готов «истребить главарей, чтобы окончательно сорвать коварные планы врага».
«Тресты (des trust), не утратившие своего влияния и поныне, — говорилось в послании Петена, — намеревались использовать Комитеты по организации экономики [Les Comites d’organisation economique][1] в целях самосохранения, хотя названные комитеты были образованы как раз для того, чтобы освободить нашу хозяйственную жизнь от пороков, присущих капиталистической системе… Комитеты, учреждения сугубо временные, созданные под давлением обстоятельств, желанного эффекта не дали. Многочисленные и безынициативные, они, к тому же, подпали под излишне централизованное управление. Крупные компании, подчинив себе эти комитеты, фактически контролируют их деятельность, а это — недопустимо».
«Не отказываясь от прежних начинаний, я, тем не менее, считаю необходимым внести изменения, диктуемые нам опытом, в проводимые мною реформы. Некогда короли Франции, решивши покончить с феодализмом, смело ввязались с ним в бой и, в конце концов, добились победы. Итак, следуя славному примеру предков, я объявляю войну слепому и эгоистическому капитализму».
«Наша Родина должна избавиться от власти финансистов, презреннейшей из возможных, и я горячо этого желаю».
Петен, скажем откровенно, поставил перед собой трудную задачу, поскольку в высших сферах Виши обстановка складывалась не самая благополучная. Так, Марсель Деа поместил в своей газете «Дело» в высшей степени примечательную статью. «Дело» открыто обвинило банкира Вормса (Worms) в том, что он «колонизировал» правительство Виши. Статья эта была опубликована несколькими днями ранее приведенного выше обращения маршала Петена.
«В пашем вчерашнем номере, — писал автор редакционной статьи „Дела“, — речь шла о банке Вормса, благодаря усилиям которого к власти пришли лица, находящиеся на содержании названного банка, откуда они и получают инструкции. Команду эту правильнее было бы назвать… бандой Вормса. Именно они, особенно после печальной вылазки 13 декабря, правят бал в Виши».
Далее следовала гневная диатриба в адрес отдельных министров и государственных секретарей, из тех, что предположительно входили в «банду Вормса», и, под конец, автор редакционной статьи решительно заявлял: «Нам дорога Франция, а не банк Вормса!»
Среди тех, кого Марсель Деа вознамерился пригвоздить к позорному столбу истории, можете мне поверить, далеко не все были замаскированными врагами Франции, выступавшими в роли послушных марионеток международного капитала. Деа, надо сознаться, перехватил через край, ведь правительство Виши большей частью состояло из искренних патриотов. Если туда и проникали агенты финансовой олигархии, то случалось это, честно говоря, довольно редко.
Но и входившие в правительство патриоты, и замаскированные враги нации, по сути дела, принадлежали к одной котерии, точнее сказать, клану. Названную группу лиц связывали общие «экономические интересы», если пользоваться приведенным выше выражением маршала Петена. Люди, как это часто случается, возможно, подобрались и неплохие, однако сама система никуда не годилась. Капитализм — вот неистощимый родник наших бед, и потому не стоит взваливать вину на одних «капиталистов» (или же их «душеприказчиков»: высших администраторов и представителей). Зачислять их всех скопом в коррупционеры — абсурдно, хотя нельзя не принимать во внимание очевидность: система наложила-таки на каждого из своих адептов неизгладимый отпечаток.
Собравшись под знаменем маршала Петена, они думали, что будут служить Франции, и они действительно ей служили, причем не за страх, а за совесть.
Люди доброй воли, они даже не осознавали некоторой ущербности своего патриотизма. Делая ставку на государство, — (предмет, согласитесь, несколько абстрактный) — они упускали из виду все остальное, ведь во Франции, помимо государства, существовал и народ, нация. Государство, вверенное заботам финансовой олигархии, может, конечно, казаться могущественным, этаким царством законности и порядка. Но за раззолоченным фасадом — народ, и народ этот страдает от нищеты.
И это — важнейший из упреков, который мы вправе бросить выходцам из мира финансов и большого бизнеса, в одночасье сделавшимися министрами в правительстве Виши. Они, по наивности, принимали Францию за гигантское акционерное общество, управление которым, по их мнению, мало чем отличалось от руководства крупной фирмой. Как администраторы, они, впрочем, проявили себя с самой лучшей стороны. И все-таки, подобно огромному большинству руководителей акционерных обществ, они, пренебрегая интересами мелких акционеров, проводили политику, угодную «дирекции», то есть тем, кому, как правило, достается львиная доля прибыли. Министры эти, будучи пленниками своей среды, не желали отказываться от своих довоенных дружеских и деловых связей, и потому управляли Францией как бы «по доверенности» трестов, консорциумов и банков, коим они были обязаны карьерой. Выдающихся преобразователей хозяйственной жизни Франции, таким образом, из них не вышло.
Марсель Деа метил в Ипполита Вормса, подчиняясь естественному инстинкту: крестьяне не испытывают особенного доверия к финансистам. Недоверие это — вполне оправданно, поскольку за последние сто лет дельцы выжали из французского крестьянина все соки. Но Деа, «левый» интеллектуал, ненавидел Вормса и по другим причинам, а именно, как «правого» буржуа. Короче говоря, обвинив Вормса в том, будто он подчинил себе правительство Виши, Деа не покривил против истины.
Не хочу сказать, что Марсель Деа был всегда и во всем прав. В те годы он, между прочим, выступал в рядах наших противников и мы, целиком поддерживая его обвинения в адрес финансовой олигархии, чье вмешательство в государственные дела Франции нам казалось недопустимым, тем не менее, не могли закрывать глаза на ошибки, (увы, слишком тяжкие ошибки!) которые совершал этот одаренный журналист. И все же Деа, без сомнения, был искренним патриотом, горячо любившим Францию, правда, на свой, особый манер. В изгнании, тяжело больной, он нашел в себе силы вернуться в лоно католической церкви, так что я предпочитаю задернуть наши прежние с ним разногласия непроницаемой завесой молчания. Но я, равно как и мои товарищи по борьбе, никогда не забуду того, что некий молодой человек, принятый в газете Дса как родной сын, человек, всем обязанный редактору «Дела», ныне числится прислужником Вормса, того самого, которого он так смело критиковал в прошлом.
Являлся ли банк Вормса, как то думали многие, «еврейской лавочкой»? И был ли названный господин одним из таинственных «синархов»?
На первый вопрос, надо сознаться, ответить просто, на второй — гораздо сложнее. Господин Ипполит Вормс, похоже, не испытывал особенного беспокойства насчет своей небезопасной в те времена фамилии, ведь, по законам французского Государства, евреем он не считался. Ипполит Вормс, внук основателя одноименной фирмы, родился 20 мая 1889 года в Париже. Родители его — Люсьен Вормс и Виржиния Адель Хоук (Virginie Adele Houcke) были связаны узами законного брака. Мать, как правоверная христианка, поспешила окрестить новорожденного. Впоследствии Ипполит, казалось бы, окончательно порвал со своими иудейскими родственниками по отцовской линии: 14 февраля 1912 года он обвенчался с христианкой Глэдис Мэри Льюис-Морган (Lews-Morgan). Молодые были обвенчаны, «согласно уставу и обрядам господствующей Церкви», в храме Всех Святых, что находился на улице Маргарет, приход Мэрилбоун (Marylebone), графство Лондон. Единственная дочь Вормса, Маргарет Вивиап (Viviane), также вышла замуж за христианина Роберта Генри Клайва (Clive), сына американского посланника в Японии.
Итак, господин Вормс, если исходить из декретов и ордонансов 1940‒1944 годов, «евреем» не был, однако его ближайшие помощники, господин Мишель Гудшо (Goudchaux) и госпожа Ляббе (Labbe), урожденная Гудшо, считались евреями даже в силу помянутых выше достаточно либеральных ордонансов.
Далее, в ходе расследования, что проводилось по инициативе Верховного Суда после Освобождения, выяснился такой, к примеру, факт: с первых дней оккупации банк Вормса попал под сильнейшее подозрение германских властей: «…из-за того, что его капиталы были отчасти еврейского происхождения, а также по причине активной коммерческой деятельности названного банка и, наконец, ввиду самого Вормса, чьи англосаксонские семейные связи были хорошо известны».
Германские власти, надо отдать им должное, точно оценили первые маневры перепуганных финансистов: несмотря на то, что Гудшо и Ляббе отказались от принадлежащих им паев в пользу своих детей, а Вормс, во избежание худшего, упросил министра финансов направить к нему временного комиссара Оливье де Сеза (Olivier de Seze)), 25 октября 1940 года немцы поставили во главе банка «Вормс» «арийского администратора».
Пользуясь поддержкой официальных французских кругов, Вормс, тем не менее, продолжал заниматься своими прежними делами. Оккупанты его, похоже, особенно не пугали. А чего их было бояться? Ведь и сам господин Барно (Barnaud)[2] как-то признался, что немецкие комиссары, чиновники исключительно корректные, никогда не злоупотребляли своими правами в ущерб фирме «Вормс».
Банк Вормса, как и до войны, ставил себе целью, большей частью, приумножение капиталов тех акционерных обществ, что находились под его прямым или косвенным влиянием.
Но разве это обстоятельство дает нам достаточный повод утверждать, что банк «Вормс» был теснейшим образом связан с пресловутой «Синархией»? Присутствие господина Жака Барио в дирекции «Вормса» — вот важнейшая из причин, позволяющая нам выступить с такими обвинениями.
Жак Барно, бывший инспектор финансов и заместитель директора «Monvement general des fonds», компаньон фирмы «Вормс» и близкий друг Жана Кутро (Coutrol), и, по совместительству, духовный отец «Синархии», являлся одним из активнейших членов этой тайной организации, насчитывавшей немалое число адептов в высших сферах правительства Виши.
Переходим к фактам. 3 июня 1941 года господин Пьер Николь (Nicolle), в прошлом — президент Комитета экономического спасения (Comite de salul economiqne), заносит на страницы своего дневника: «Повсюду в уклончивых выражениях толкуют о какой-то тайной организации (синархии), куда входят выпускники Политехнического института».
И потом, 14 июля: «Как мне стало известно из различных источников, „Синархия“ — обнаружена и разоблачена, что не может не создать серьезных неприятностей её членам. В результате следствия, проведенного людьми из ближайшего окружения Петена, по слухам, арестуют около ста сорока человек».
Но что это за организация? И каким образом властям удалось узнать о её существовании?
Во время войны, когда немцы оккупировали Францию, некий Жан Мами — он писал под псевдонимом Поль Риш [Mamy, Riche] — решился предать гласности имена финансистов и технократов, состоявших в этой тайной организации. Мами, к слову сказать, в прошлом был мастером масонской ложи. Итак, в одно прекрасное утро газета «Аппель» потрясла своих читателей сенсационными разоблачениями: французское Государство, по данным, ранее едва известным широкой публике, не только контролировалось, но и было, говоря образным языком, взято штурмом. В качестве захватчиков выставлялись адепты «Имперского синархического движения» (Mouvement synarchique d’Empire (MSE)).
Мами, не делавший разницы между «Синархией» и масонством, возможно, заблуждался насчет исключительного влияния, коим пользовались адепты MSE, однако он прекрасно знал цели и состав помянутой организации. Германские власти — цензоры из Отдела пропаганды («Propagandastaffel»), как известно, любили водить по газетным статьям красным карандашом — изрядно подсократили материал Мами, но разрешение на печать все-таки дали, хотя, надо признаться, санкция немцев была получена не с первого захода.
А как отреагировали на публикацию «Аппель» французские власти? С завидной оперативностью. Министр внутренних дел, ознакомившись со скандальной статьей, поспешил подписать ордер на арест двух лиц — Мами и директора «Аппель» (полицейские не смогли выполнить этого приказа).
Да, господин Пьер Пюше (Pucheu)[3] действовал энергично, но разве мог он поступить по-другому, ведь статья Мами метила прямиком в него. Кто, если не Пюше, отправил в отставку Шовена (Chauvin), генерального инспектора Национальной безопасности в правительстве Виши, после того как тот представил начальству специальный доклад, посвященный пресловутой «Синархии»? Одним словом, и Шовен, и парижские журналисты навлекли на себя очевидное недовольство министра внутренних дел явно не случайно: Пюше, как это выяснилось впоследствии, поддерживал тесные связи с руководством MSE.
Шовен предпослал своему рапорту следующее заглавие: «Секретный доклад о тайном обществе выпускников Политехнического Института под названием „Имперское синархическое движение“, или же „Революционная синархическая конвенция“ („Convention synarchique revolutionnaire“ (CSR))». Шовен считал, что группы, захватившие руководство помянутым движением, не только желают заменить парламентскую республику каким-либо авторитарным правительством, но и стремятся установить во всем мире определенный режим, при котором:
«Вся полнота власти перейдет в руки крупных предпринимателей (le grand patronat) и полномочных представителей банковских кругов, которые будут назначаться в каждую страну специально».
«Вообще говоря, — продолжал Шовен, — замысел синархистов сводится к 'тому, чтобы ввести в любой стране, невзирая на её национальные особенности, политический строй и экономику, которые удовлетворяли бы четырём основополагающим требованиям:
1. Представители названных выше заинтересованных групп непосредственно обладают всей полнотой политической власти;
2. В каждой отрасли промышленности ради устранения конкуренции достигается максимальная концентрация капиталов;
3. Руководство полностью контролирует цены на товары;
4. Рабочие ставятся в такие юридические и социальные условия, что любые встречные с их стороны требования исключаются категорически».
Шовен, не ограничившись одним этим докладом, впоследствии представил начальству несколько секретных записок на ту же тему, однако общественность смогла оценить результаты его изысканий только после Освобождения. И все же о «Синархии» мы кое-что знали начиная с 1941 года, когда в свет вышел скандально известный номер «Аппель». «Масонские документы» («Documents maconniques») также затрагивали эту волнующую проблему.
В журнале «Масонские документы», собственно говоря, были опубликованы две статьи. В первой из них под критическим утлом зрения рассматривалась история «Синархии», во втором — доктрина и организационное устройство. Из этих статей читатель, в частности, мог узнать, что после смерти отца — основателя «Синархии» Сент-Ива (Saint-Yves),[4] случившейся в 1909 году, организация эта, ввиду отсутствия лидера, влачила довольно-таки жалкое существование. Однако уже в 1922 году положение «Синархии» резко переменилось к лучшему: потребность «выявить в мысли, опыте и действии смысл современной „всемирной Революции“», дословно говорится в приведенных в журнале документах, вызвала к жизни «Имперское синархическое движение» («Mouvement synarchiste d’Empire»). Движение это ставило себе целью подготовить революцию не столько во Франции, сколько в федеральной французской Империи («1’Empire federal francais»).
Документы, благодаря которым власти получили представление о существовании «Синархии», были обнаружены во время обысков, проведенных в домах видных франкмасонов. Речь, в частности, идет о бытием депутате парламента Гастон-Мартене (Gaston-Martin), масоне высоких степеней посвящения. Гастон-Мартен, между прочим, написал несколько книг, посвященных истории масонства. Вслед затем, 25 сентября 1941 года полиция Виши провела успешные обыски в лионском храме мартинистов на улице Маккавеев, являвшемся резиденцией «Ордена мартинистов», которым, как-известно, в прошлом возглавлял знаменитый Папюс. В этом же храме располагалась резиденция «Ордена Мемфис и Мицраим», реорганизованного покойным патриархом Жаном II (в миру — Жан Брико (Bricaud)).
Две книги, попавшие в руки полиции, имели непосредственное отношение к «Синархии». Первая, напечатанная на ротаторе, была озаглавлена: «Тринадцать основных положений и 598 тезисов революционного синархического Пакта (Французская империя) („Pacte synarehiqiic revolutionnaire pour I’Empire francais“ [P.S.R.])». Вторая, изготовленная типографским способом, называлась: «Схема социального архетипа» (или «Схема совершенного социального государства»).
Вместо предисловия авторы обращались к читателю с предупреждением: «Тот, кто обладает данной книгой, не имея на то достаточных прав, подвергает себя опасности. Меры наказания, имеющие быть примененными к такому нарушителю, не подлежат никаким ограничениям, причем канал передачи информации во внимание приниматься не будет.
Если эта книга попадет к случайному человеку, мы советуем ему бросить её в огонь и никому никогда о ней не распространяться.
Революция — дело нешуточное. Подчиненная железным законам, она вынуждает нас действовать безжалостно».
На следующей странице авторы, перейдя на несколько более вежливый тон, объясняют, что их книга — документ сугубо конфиденциальный, и таковым он должен оставаться во все продолжение «невидимой революции».
«Перед вами — фундаментальный документ революционной синархической Конвенции (Французской империи), цель которой — захват власти любой ценой. Власть к нам перейдет после установления надлежащего режима синархии». (С. VI).
За этим заявлением идут уточнения: "1. Мы намереваемся провести революцию «сверху», ибо нас не устраивает революция «снизу», с неизбежной для неё вакханалией народных мятежей.
2. В подготовительный период требуется хранить тайну, ограничиваясь «устной пропагандой» до тех пор, пока «страна не приблизится к нужной точке синархической кристаллизации».
Текст «революционного синархического Пакта» приводится страницей ниже. Мы воспроизводим его здесь в оригинальной, овалообразной форме (текст воспроизводится нами традиционным образом — прим. ред. книги):
Я, нижеподписавшийся, ознакомившись с «тринадцатью основными положениями» M.S.E., всецело одобряю революционную стратегию «Синархии», ибо она отвечает нынешнему этапу развития французской цивилизации (как самой Франции, так и зависимых от неё стран). Полностью соглашаясь с данным «Пактом французской синархии», я вступаю в ряды C.S.R. Обязуюсь подчиняться приказам, исходящим от инициаторов Движения. Готов отдать жизнь за дело «Синархии». Обязуюсь ни при каких обстоятельствах не нарушать положений данного Пакта, по крайней мере до тех нор, пока во Франции не будет установлен надлежащий синархический режим. Обязуюсь, не щадя своих сил, выполнять любое задание, приближающее нас к этой великой цели. Обязуюсь также не разглашать тайну. Кто-либо, будь он французский подданный, или сочувствующий нам иностранец получит от меня сведения насчет данного пакта только после выполнения трех предварительных условий: тщательная проверка, поручительство, а также предписание полномочного представителя C.S.R. В удостоверение чего ставлю здесь свою подпись и печать и делаю это по чистой совести. Подписано числа…, господин… в присутствии моего поручителя и судей.
Под приведенным выше текстом кандидат ставил свою секретную подпись и литеры C.S.R. «Революционная синархическая конвенция» («Convention synarchique revolutionnaire»). Далее проставлялся порядковый номер нового члена «Синархии». Страницей ниже мы встречаем те же самые литеры, однако номер почему-то меняется.
После краткого ознакомления с помянутыми тринадцатью пунктами складывается представление, будто в случае с «Синархией» мы имеем дело с националистической организацией правого толка. Едва ли не с первых страниц в глазах начинает рябить от суровых инвектив в адрес парламентаризма («режим импортного производства»), всеобщего избирательного права и его практического применения («народ, этот суверен вечно пребывающий в младенческом возрасте»). Неужели перед нами — монархисты или, Боже упаси, фашисты? Надменные декларации синархов только укрепляют нас в этом мнении:
«Все традиционные ценности, созданные за время существования французской цивилизации, синархическая Революция оставляет в полной неприкосновенности, ибо эти ценности сохраняются во врожденных склонностях, сердцах, умах и нравах большей части населения Франции».
Подобные мысли, впрочем, проскальзывают лишь вначале, на всех же последующих страницах планомерно проводится совершенно иная концепция. Синархия, оказывается, стремится при помощи антидемократических и антипарламентских методов установить режим, не имеющий ничего общего ни с монархией, ни с республикой.
Возьмем, примера ради, 424-й тезис, содержащий в себе знаменательное разъяснение: «собственность, в любой из её форм, должна выражаться в служении обществу, иными словами, должна сделаться социальной функцией». В 433-ем тезисе данное разъяснение приводится в развернутом виде: «синархическая Революция употребит все свои силы на то, чтобы упразднить эру нищеты ради грядущего царства изобилия, при котором собственность перестанет быть предметом всеобщего вожделения. Ничем не ограниченная возможность пользоваться любыми благами заменит тогда частную собственность, учреждение сугубо относительное и к тому же сопряженное с обременительными заботами».
Синархический манифест, откровенно говоря, призывает ко всеобщему обобществлению имуществ, в результате которого собственность граждан перейдет под контроль привилегированной группы лиц, чья власть, в случае успеха названной революции, мало чем будет отличаться от диктаторской.
Синархи, судя по всему, вынашивали далеко идущие планы. Во Франции этим господам, с позволения сказать, становилось тесновато, и потому они принялись перекраивать карту мира. В Европе, по замыслам синархов, ведущие позиции должна была занять Франция, которая, при всем том, не распространяла свое влияние на Англию и Россию. К Франции неведомо зачем присоединялись африканские земли, но только те, что находились вне сферы английского влияния.
«Французская синархическая империя, как мы полагаем, образует собой ядро будущей Паневрафрики, иначе говоря. Союза освобожденных наций и народностей Европы и Африки» (586-ой тезис).
«Необходимость создания Паневрафрики — очевидна, ведь динамично развивающаяся, технически прекрасно вооруженная Европа страдает от перенаселения, тогда как малонаселенная Африка коснеет в отсталости и застое» (587-ой тезис).
«Европейский союз рано или поздно станет реальностью. Союз этот возникнет в виде своеобразного баланса сил романских, германских и славянских народов, определяющих нынешнюю европейскую политику. Имперское синархнческое движение, признавая чаяния помянутых народов вполне законными, обещает оказывать им всяческое содействие» (тезисы 582-ой и 583-ий).
Помимо Паневрафрики и Британского Содружества, синархи предполагали образовать и другие гигантские расовые империи, а именно, Паневразию (СССР), Панамерику и Паназию.
В синархических тезисах легко прослеживается идейное влияние Жана Монне (Monnet),[5] — (подобные мысли ему, по крайней мере, приписывались) — в котором многие видели душеприказчика Жана Кутро (Coulrot), скончавшегося при загадочных обстоятельствах за несколько недель до того, как инспектор Шовен написал свой разоблачительный рапорт. Скандальная публикация в «Аппель», как мы помним, появилась примерно в то же самое время.
В организационном отношении M.S.E. представляла собой группу «посвященных», людей чрезвычайно активных и к тому же занимавших высокие посты.
«Члены M.S.E., по известным нам данным, всегда занимали лидирующее положение в различных структурах французского Государства. Так, мы находим их среди влиятельных чиновников военной и гражданской администрации, они входят в правление крупнейших частных предприятий (банковских, промышленных, торговых и т. п.), мы встречаемся с ними и в партийном, и в профсоюзном руководстве, видим их как в парламенте, так н в других представительных организациях, а также среди государственных советников».
Последующие события показали, что у синархов слова с делом не расходились. Так, в самый разгар мировой войны Северная Африка неожиданно порывает с метрополией, вручая свою судьбу в руки союзников. Сегодня мы знаем, что эта африканская операция была тщательно подготовлена, причем в обстановке строжайшей секретности, при активнейшем участии M.S.E.. Но тайное имеет обыкновение становиться явным, и иногда — очень быстро. В описываемое нами время Робер Бразильяк (Brasillach) поместил в одном из номеров «Je suis partout» («Вездесущий») примечательную статью, озаглавленную «Рокамболь, Принц Королевской Тайны (Prince du Royal Secret), или история тринадцати».
«Капитализм — многолик, и одна из его личин, как мы теперь точно знаем, зовется „Синархня“. Синархи, судя по всему, выработали оригинальный план победы в нынешней мировой войне: русские являются в их руках грозным оружием, пользоваться которым, правда, нужно соблюдая технику безопасности. Прежде всего, не следует доводить до отчаяния побежденную Германию. Рейнская область вместе с Руром, но однозначным заявлениям американцев, вскоре перейдет под англосаксонский контроль, однако Германия, при всем том, будет выведена из сферы большевистского влияния. Немцам, кроме того, дадут доброго короля, по возможности, католика и благонамеренного (не напоминает ли тебе, читатель, этот король доброго канцлера Аденауэра? — прим авт.). Ватикан, само собой разумеется, но этому поводу протестовать не станет. Самое важное сегодня — разделаться с национал-социализмом, опаснейшим врагом денежных воротил. Ныне и Америка, и Германия опутываются одной цепью, причем в исполнителях этого великолепного плана недостатка, похоже, не испытывается. Вот уже несколько месяцев, как в Виши оживленно обсуждают, — ясное дело, в полупрозрачных выражениях, — проект синархов.
Недавние события в Северной Африке сделали тайные планы синархов явными. Там, впрочем, засветились не одни синархи: компанию им составили масоны, которых, как известно, хватает и в Лондоне, и, согласитесь со мной, в Вашингтоне. В Алжире, где сегодня ложи открываются вновь, масоны также имеются в наличии. Но вольные каменщики водятся и в Виши, и даже в Париже, правда, в замаскированном виде. А синархи? Их можно встретить повсюду, особенно в Алжире, примера ради, назовем пресловутого Пюше. Французскими синархами, очевидно, руководят еврейские судовладельцы, в совершенстве овладевшие этой профессией со времен Ноя. И если Храм соответствует Тибету, то мы должны признать, что масонство и синархи трудятся сообща над возведением храма IV капиталистической республики».
«Алжирская вылазка» стала возможной, в первую голову, благодаря поддержке финансовой олигархии. Рядом с генералом Жиро мы, кстати говоря, могли видеть господина Позе (Pose) из «Национального банка для промышленности и торговли» (Banque nationale du commerce et de 1’industrie), равно как и господина Лемегра-Дюбрея (Lemaigre-Dubreuil), скромного представителя «Юиль Лезье» (Huiles Lesieur), а также ряд других светил делового мира. Напряженность в отношениях между «Стандарт» и «Ройал Датч» (Standard — Royal Dutch) сказалась здесь в полной мере, Фортуна на этот раз улыбнулась «Роял Датч», так что «американофил» Жиро вынужден был уступить место «англофилу» Де Голлю.
Банк Вормса в описываемых нами событиях, без сомнения, сыграл первостепенную роль. Протагонисты североафриканской драмы, в большинстве своем, были так или иначе связаны с названным банком, даже горемыка Пюше какое-то время заседал в административном совете «Жапи фрер» («Japy freres»), фирмы, находившейся под контролем Вормса.
Финансовая олигархия всегда действовала двурушнически, чем и завоевала восхищение негодяев всего мира. В Виши финансисты рядились в тогу «нстенистов», в Берлине были «нацистами», в Алжире — «жиродистами», в Лондоне — «голлистами». Вормсы приходили и уходили, «Сииархия» выплывала на поверхность или ложилась на дно, но игра при всех условиях велась по одним и тем же, шулерским правилам.
«В идеале финансисты могли сорвать двойной куш», — остроумно заметил как-то Доминик Сордэ (Sordet), — «они играли на франко-немецкое сотрудничество с наличным расчетом и, наряду с этим, заключали срочные сделки на англо-американскую победу».
Подобная гибкая политика позволила господам Андрэ Дебрэ (Debray), Андрэ Постель-Винэ (Postel-Vinay) и Франсуа Блок-Лене (Bloch-Laine) счастливо избежать немецких расстрелов и депортаций, хотя перечисленные выше субъекты оказывали финансовую поддержку движению Сопротивления. Ипполит Вормс, как вы понимаете, остался жив, чего нельзя сказать ни о его приятеле Пюше, ни о его противнике Роберс Бразильяке.
Кто из коллаборационистов после Освобождения отделался легким испугом? Исключительно крупные капиталисты. Однако их ставленников ожидала отнюдь не столь безоблачная судьба. Если же говорить об идейных борцах с «Синархией», то трибуналы победителей, как правило, не оставляли им шансов выжить. Примеров этому можно привести достаточно. Поль Риш, автор исследований, помещенных в газете «Аппель», был попросту расстрелян. Поль Бенедикс (Benedix), ещё до войны осмелившийся разоблачить «гуманистическую технократию» Кутро, получил двадцать лет тюрьмы. Руководители журнала «Documents maconniques» — господа Бернар Фей (Fay), майор Лаба (Labat), полковник де Вершер (de Verchere) и Жак де Буатель (Boistel) были приговорены к пожизненным каторжным работам (двое первые) и к пятнадцати годам каторги (последние). Двое из них скончались в местах заключения: майор Лаба был убит надзирателем в концентрационном лагере в Ноэ [Nое], а полковник де Вершер при невыясненных обстоятельствах умер в каторжной тюрьме Кана [Саеn]. Адмирал Платон, друг и вдохновитель этих людей, в июле 1944 года по приказу президента Пьера Лаваля был помещен под домашний арест, — и это в самый разгар террора, развязанного т. н. «маки»! Адмирала, разумеется, тотчас же похитили и умертвили.
ПримечаниеПравить
- ↑ fr:Comité d'organisation (Vichy)
- ↑ fr:Jacques Barnaud
- ↑ fr:Pierre Pucheu
- ↑ fr:Alexandre Saint-Yves d'Alveydre
- ↑ ru:Монне, Жан — считается одним из отцов-основателей Европейского союза, его называют «Отцом Европы».