Ахриев Чах Эльмурзиевич

Внимание! Эта статья содержит неполное, одностороннее или необъективное описание, однако её предмет должен быть освещён в Традиции. Вы можете помочь Проекту, переписав её в энциклопедическом стиле. Спасибо.

Чах Ахриев “Он любил свой народ…”

Прекрасны по своей архитектуре вайнахские башни. Словно стрелы, взметнулись они в синюю гладь неба, повествуя нам о мастерстве древних зодчих, об обычаях и традициях горцев, о людях, прославивших когда-то этот прекрасный край. Об одном из них этот рассказ.

У самого входа в Джейрахское ущелье, там где своенравная Армхи впадает в Терек, раскинулось ингушское селение Фуртоуг – родина первого ингушского этнографа Чаха Ахриева. Отсюда в 1857 году семилетним мальчиком был он увезен в крепость Владикавказ. Несладкой была жизнь аманатов (так в то время называли горцев – заложников, которые своим пребыванием среди русских гарантировали верность России со стороны своих обществ, селений или фамилий), но привыкшие к аскетическим условиям жизни они без уныния переносили все трудности. Ведь столько нового и интересного для них было во Владикавказе – прямые улицы и красивые кирпичные дома, разноязыкая речь: русская, осетинская, ингушская и кабардинская. А самое главное, добрые, приветливые люди. Так и рос юный Чах, постигая грамоту, быстро овладевая русской речью, языками своих осетинских и кабардинских сверстников. В 1862 году его дядя – Темурко Ахриев, боевой офицер российской армии, вместе с сыном Саадулой отвез Чаха в губернский город Ставрополь, в гимназию. Шесть лет, проведенных в Ставрополе, наложили неизгладимый отпечаток на жизнь будущего ингушского просветителя. Ведь Ставропольская гимназия была незаурядным учебным заведением в царской России того времени. Здесь Чах Ахриев окунулся не просто в атмосферу подлинной русской культуры, он оказался среди самых передовых людей своего времени. Незадолго до поступления Чаха в Ставропольскую гимназию из нее не по своей воле ушел замечательный педагог Януарий Михайлович Неверов, - прогрессивный и высокообразованный человек, сделавший гимназию передовым учебным заведением, где ученикам позволяли знакомиться и изучать труды лучших русских писателей, не включенных в официальные учебные программы. Позднее жандармы не раз с тревогой отмечали, что в Ставропольской гимназии зреют ростки опасного свободомыслия. Особое внимание Януарий Михайлович уделял обучению горских юношей. Он писал: “Долг наш – с братской любовью принять их в общечеловеческую семью, и эту любовь они способны оценить вполне. Их свежая, девственная и вместе с тем пламенная натура только такою любовью и может быть направлена к добру”. В Ставропольской гимназии Чах Ахриев полюбил прогрессивную русскую литературу. Вместе со своим однокашником – будущим народовольцем М. Фроленко он неустанно читал книги А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова. А в 1868 году, когда в Ставропольской общественной библиотеке в качестве скромного библиотекаря появляется будущий автор перевода “Капитала” Карла Маркса на русский язык – Герман Лопатин, ингушский юноша получает возможность познакомиться с запрещенными трудами Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова.

 В 1870 году двадцатилетний Чах Ахриев поступает в Нежинский лицей и после его окончания становится чиновником правительственной администрации на Северном Кавказе. Чах Ахриев снова на родной земле, помимо исполнения служебных обязанностей он упорно работает над этнографией ингушей. В течение нескольких лет из-под пера одаренного молодого человека выходят замечательные научно-публицистические труды: начиная со статьи “Из чеченских сказаний” и кончая фундаментальным трудом “Ингуши”. Главный смысл своей работы Чах Ахриев видит в приобщении ингушей к передовой российской культуре, в ознакомлении прогрессивной общественности страны с особенностями и своеобразием жизни маленького горского народа.

По мнению Чаха Ахриева, широкое развитие в крае системы просвещения было способно коренным образом изменить жизнь ингушей. Просветитель приветствовал открытие в Назрани первого учебного заведения для горцев. Он писал: “…В Ингушском округе основано заведение с целью давать туземцам практические полезные агрономические сведения. Очевидно, что это заведение в высшей степени целесообразно, благотворность его для края до того очевидна, что не требует никаких комментариев для выяснения своего значения для туземцев в нравственном и материальном отношении”. Чах Ахриев, мечтая о лучшем будущем своего народа, возлагал особые надежды на просвещение, рост культурного и хозяйственного благосостояния и вполне логично сделал вывод, что необходимо устранить из жизни ингушского общества все то, что мешает сближению с русским народом, приобщению к объективно доступным прогрессивным формам жизни. “Поэтому, - писал он, - в полудиком, например, ингушском крае начальные школы составляют существенную необходимость еще потому, что помимо сообщения научных знаний школьникам, вносят русский элемент в ингушский народ или подготавливают в нем способность не относиться враждебно к русскому влиянию”. Чах Ахриев, как и первый чеченский этнограф Умалат Лаудаев, выступал (насколько ему могли позволить обстоятельства того времени) против ислама, видя в нем тормоз социального и культурного процветания северокавказских народов. Он относился к числу тех прогрессивных горцев, кто после окончания военных действий в нашем крае выступил с осуждением мюридизма и зикризма как приносящих вред решению истинно назревших задач развития своих народов. Чах Ахриев разоблачал духовенство, а то и откровенных шарлатанов, которые, используя суеверия в корыстных целях, наживались за счет трудящихся масс. Весь пафос своих работ просветитель направлял на укрепление русско-ингушского единства. Не раз он писал в своих работах о “распространении между ингушами русской гражданственности”. Все надежды на “приобщение горцев к цивилизации”, “преодоление гнета бедности и невежества” он возлагал на Россию. Мысли и идеи Чаха Ахриева были созвучны идеям передовой русской интеллигенции. Но жили эти люди в царской России, где царил полицейский произвол, не терпевший ничего прогрессивного. Царские сатрапы делали все для того, чтобы посеять в крае непримиримую вражду между народами. С этой целью правительство отбирает горские земли, регулярно закрывает для горцев въезд в города и станицы. С плохо скрываемым гневом пишет Чах Ахриев в одной из своих статей: “С недавних пор …ингуши не имеют возможности свободно выезжать из своего аула в русские поселения для самых настоятельных потребностей. Причина этого – в обязанности для каждого ингуша при выезде в русское поселение брать билет от аульного правления с платою пошлины в 5 коп., …для беднейших жителей, еле-еле перебивающихся черствыми чуреками, затруднение состоит в том, что они, не имея никогда ни одной копейки денег, не могут ни заработать, ни занять 5 копеек для уплаты билетной пошлины”. Творческая деятельность Чаха Ахриева продолжалась недолго. Царская администрация не потерпела “крамолы” и выслала молодого ученого в город Нуху (Азербайджан). Много лет спустя дочь первого ингушского этнографа Нина Ахриева вспоминала: “Он очень любил свой народ, но большую часть жизни по воле властей провел в Закавказье, в неофициальной ссылке… работать среди своего народа, на его благо и процветание, просвещать его, общаться с ним, жить его чаяниями и надеждами было сокровенной мечтой отца. Но царизм почти на всю жизнь оторвал его от родного народа”. Воспоминания дочери рисуют портрет страстного защитника интересов простых азербайджанских крестьян: “Отец не делал разницы между собою и людьми, стоящими по положению ниже его он сажал за общий стол бедняка в грязной и рваной одежде и делил с ним хлеб-соль”. Чаху Ахриеву не довелось увидеть, как на его родной земле восторжествовало братство народов, как из “тьмы веков” шагнул в социализм рука об руку со всеми народами нашей страны маленький ингушский народ. Чах Ахриев умер в 1914 году во Владикавказе в возрасте 64 лет, в должности отставного надзирателя за казенными землями. Мы никогда не узнаем, о чем думал и о чем вспоминал он в свой последний час, измученный тяжелой болезнью. Знаем только, что завещал он похоронить себя в родном селении Фуртоуг. Он очень любил свой народ.