Геополитические амбиции Ирана

Подводная лодка «Палтус», принятая на вооружение Иранских ВМС

Иранский вопрос — это наиболее полное отображение всех наиболее важных проблем современной международной политики.

Борьба с терроризмом, противодействие распространению оружия массового уничтожения, перспективы демократизации Большого Ближнего Востока, столкновение противоположных подходов к решению международных кризисов — силового, проповедуемого значительной частью нынешней администрации США, и эволюционного, за который выступают большинство стран Европы и Россия, — все эти темы переплелись в проблеме, связанной с ситуацией вокруг Исламской республики Иран (ИРИ).

Ее развитие принципиальным образом повлияет на будущее не только самой страны, но и всего взрывоопасного региона, простирающегося от Средиземного моря до Индийского океана.

От того, как решатся все эти противоречия, во многом зависит, каким образом будет развиваться в дальнейшем вся система международных отношений.[1]

Ядерный ИранПравить

Вполне вероятно, что в ближайшее время Иран сможет овладеть технологией создания и массового производства ядерного оружия. Некоторые наблюдатели полагают, что в ИРИ уже собрано три ядерных устройства, идет их доработка и совершенствование. Следующим этапом иранской ядерной программы может стать испытание ядерного оружия.

Иранские РВС — установка Тор М-1

Более того, важным показателем являются работы по созданию в ИРИ средств по доставке ядерных зарядов. Обращает на себя внимание тот факт, что в начале XXI века ИРИ приступила у выпуску баллистических ракет малой дальности (БРМД) «Скад» и вцелом завершила разработку баллистической ракеты средней дальности (БРСД) «Шахаб-3». Иран изготовил и продемонстрировал опытные образцы «Шахаб-3» и четыре раза испытал их — в июле 1998 г., июле 2000 г., сентябре 2000 г. и в мае 2002 г.

Кроме того, ИРИ признаёт, что разрабатывает «Шахаб-4», публично назвав ее более мощной баллистической ракетой, чем «Шахаб-3», однако позднее охарактеризовала ее исключительно как космическую ракету-носитель невоенного назначения. Иранские СМИ в тоже время говорили о планах создания баллистических ракет нового поколения — «Шахаб-5». Такие заявления, делающиеся на фоне продолжающегося сотрудничества с российскими, китайскими и северокорейскими организациями, по мнению аналитиков, позволяют предпологать, что Иран намерен создать ракетный потенциал гораздо большей дальности.

Бесспорно, Иранская ядерная ракетная программа даст мощный толчок дальнейшему вооружению региону Большого Ближнего Востока, поскольку объективно потребует создания и модернизации противоракетной обороны Израиля и стран Залива. Можно утверждать, что создание ядерного ракетного щита в Иране идет наступательными темпами, несмотря на заявления официальной власти. Не последнюю роль в этом сыграло причисление Ирана к «оси зла» и разработка США планов ударов по этому государству.[2]

Позиции ключевых игроков и самого иранского общества в отношении ядерного статуса ИранаПравить

США и ИРИПравить

Декларируя максималистские цели и применяя в отношении Тегерана «кнут» без «пряника», США ограничивают возможности дипломатического маневра и толкают Иран к форсированию ядерной программы, усилению подрывной деятельности в соседних и без того нестабильных государствах. При таком подходе США постепенно теряют союзников, и даже столь близкий партнер, как Великобритания, все больше склоняется к позиции континентальной Европы.

При этом вряд ли военное столкновение США и Ирана вообще не может рассматриваться как разумный и приемлемый вариант. Такое столкновение будет носить затяжной характер, окончательно взорвет обстановку на Большом Ближнем Востоке и превратит этот регион в арену одного масштабного военного конфликта. Окончательно развалится коалиция развитых государств, созданная для противостояния терроризму, новым вызовам безопасности. Военное поражение вынудит США уйти из региона, что подорвет глобальное лидерство Вашингтона, создаст в международной системе вакуум силы и обернется катастрофой для мировой стабильности.

Вместо установки на борьбу с Ираном и подрыв его внутриполитического режима США следовало бы, отмечал ряд экспертов, с самого начала «войны против терроризма» рассматривать его как потенциального союзника. События 11 сентября должны были заставить США пересмотреть свою иранскую политику последних 20 лет. Среди оснований назывались следующие: 1) Иран остается единственным относительно «состоявшимся» государством региона; 2) Тегеран поддержал антитеррористическую коалицию в борьбе с движением «Талибан» и предпринял активные шаги по искоренению на своей территории ячеек «Аль-Каиды». Однако, вместо того чтобы использовать позицию Ирана после 11 сентября как повод для пересмотра своей политики (причем с сохранением лица), США причислили его к «оси зла» и поставили себе целью свержение режима.[3]

Жесткая линия администрации Буша в отношении Ирана способствует консолидации власти в руках клерикальных консерваторов. Хотя американский нажим дает возможность прозападным элементам ощущать, что они не одиноки, давление США видится в целом контрпродуктивным, так как укрепляет силы изоляционизма. Сам факт вооруженных действий против Ирака, осуществленных без санкции ООН, однозначно будет способствовать укреплению позиций консерваторов в Иране. Главным негативным результатом этого может стать импульс к созданию ядерного оружия в рамках политики «ядерного сдерживания» США.[4]

ЕС и ИРИПравить

Так называемый «критический диалог» ЕС с Ираном о заключении Соглашения о торговле и сотрудничестве в жесткой увязке с обсуждением политико-гуманитарных вопросов (права человека, ближневосточное урегулирование, терроризм, ракетно-ядерное нераспространение) приносит свои плоды. Как считают эксперты, воздействие ЕС вынуждает иранский режим идти на некоторые уступки в отношении прав человека. В этой связи можно рассматривать решение о восстановлении прокуратуры, разделении судопроизводства по гражданским и уголовным делам. Судебная власть разрешила направлять наблюдателей в тюрьмы, согласилась ввести де-факто мораторий на казни через побивание камнями.

Позиции европейских стран по Ирану существенно ближе друг к другу, нежели к позиции США, хотя в целом Европа разделяет многие претензии, предъявляемые Тегерану американцами. Отличием является ответ на вопрос, поддерживает ли Иран международный терроризм. Если США на него отвечают утвердительно, то в Европе ссылаются на отсутствие соответствующих доказательств и подчеркивают важность сотрудничества в борьбе против терроризма, призывая Тегеран более активно действовать в этом направлении. Кроме того, между европейцами и Ираном идет достаточно интенсивный товарообмен.[5]

США и ЕС в отношении ИРИ.Существует принципиальное различие между США и Европой в оценке того, насколько серьезную угрозу представляет Иран. Для Вашингтона наличие столь мощного игрока на Большом Ближнем Востоке уже есть угроза, так как это делает регион неуправляемым; возникновение же ядерного Ирана просто недопустимо. В Европе появление у Ирана ядерного оружия рассматривается скорее как опасность, нежели как угроза, так как ее территории иранские ракеты не угрожают. Большая угроза для европейцев связана с нестабильностью, которая возникнет в случае военного удара США по Ирану.[6]

Соответственно отличаются и императивы политики Европы и США. Для Европы Иран не является враждебным государством, и с ним вполне можно сосуществовать при проведении соответствующей политики. Для многих же в США само существование Ирана в его нынешнем состоянии неприемлемо и единственным выходом является его трансформация.

РФ и ИРИПравить

Подход России к Ирану гораздо более противоречив, чем позиции США и Европы. Россия — единственный из крупных игроков, называющий себя «другом» Ирана и отчасти действительно выступающий в защиту его интересов. Сейчас необходимость российско-иранского сотрудничества объясняется двумя факторами: экономической выгодой и геополитическими соображениями.

Выгода заключается в том, что Россия получает финансирование для атомного машиностроения, одной из немногих оставшихся «на плаву» после распада СССР высокотехнологичных отраслей промышленности. Кроме того, Минатом должен зарабатывать деньги на программы обеспечения безопасности ядерного оружия, ядерных материалов, хранящихся на складах. Помощь в этой сфере, выделяемая США, полезна, но относительно невелика. Из Европы почти ничего не поступает; нет ответов и на предложения России сотрудничать в области «мирного атома». С точки же зрения геополитики Иран рассматривается как оплот российского влияния на Среднем Востоке. Хорошие отношения с Ираном в принципе действительно позволяют укреплять позиции России в «южном тылу» — в постсоветской Центральной Азии. Ведь Иран проявил себя ответственным и конструктивным партнером во время конфликтов в Чечне и Таджикистане. Есть несколько примеров того, как заинтересованность в хороших отношениях с Москвой способствовала нейтрализации радикальных исламистских подходов. Это касается и Чечни, и иранского миротворчества в Таджикистане, и нейтрализации (весной 2002-го) активности «Хезболлы», и недопущения открытия «второго фронта» в разгар палестино-израильского противостояния. Российская дипломатия побудила Иран начать переговоры с МАГАТЭ о присоединении к Дополнительному протоколу о гарантиях, подразумевающему более высокую степень открытости иранской атомной программы для международных инспекций.

Москва никак не может быть заинтересована в ядерном статусе Тегерана, поскольку в данном случае в сфере досягаемости иранских ракет окажется именно Россия, а не Соединенные Штаты. Следует учитывать и вероятность того, что в случае обладания Ираном ядерным оружием его политика может приобрести более радикальный характер. Экономическое содействие Тегерану, а также дипломатическую защиту его интересов в многосторонних институтах Москва — очевидно, не вполне оправданно — считала достаточными для влияния на иранское руководство.[7]

В целом российско-иранские отношения не являются предметом внутриполитических разногласий в Иране, поскольку прагматически настроенные политики (как реформаторы, так и консерваторы) не ставят под сомнение необходимость развития партнерства с Российской Федерацией. Вполне возможно, что отказ России от участия строительства электростанции в Бушере, находящемся под жестким контролем МАГАТЭ, мог бы обернуться усилением тяги Ирана к обладанию ядерным оружием. Российское содействие сдерживает эту тенденцию, демонстрируя возможности для Ирана использовать в своих интересах мирный атом.

Иран решил достроить АЭС в Бушере, впоследствии ставшую «камнем преткновения» в отношениях России и США, в 1991 году. Он обратился за помощью к бывшим германским подрядчикам, но те, по рекомендации своего правительства, отказались продолжить работы. Неудачей закончились переговоры Ирана с Китаем и Бразилией. В результате, в 1995 году был заключен договор с Россией. Считается, что Бушер жизненно важен для иранской ядерной программы, поскольку иные иранские реакторы конструктивно неспособны производить оружейные радиоактивные материалы.

Бушер придаст мощное ускорение иранским ядерным исследованиям — российские специалисты являются носителями уникального опыта, которого нет у иранцев, потому что в рамках этого договора Россия обязалась подготовить персонал новой АЭС.[8]

Эксперты считают, что развитие отношений с Россией объективно способствует укреплению позиций прагматиков на внутриполитической арене Ирана.

Вместе с тем, Российско-иранское сотрудничество, всё же, далеко не впечатляюще. Товарооборот между странами составляет два млрд. долларов, в основном он основан на крупных поставках дорогостоящего оборудования по старым контрактам для атомной электростанции в Бушере. Когда контракт будет исчерпан (а новых договоров нет), товарооборот значительно уменьшится.

Внутрисоциальная ситуации в ИРИПравить

Снижение наступательного потенциала реформаторского движения в конце 90-х и появление на политической арене более радикальных неореформаторов создали условия для активизации трех социальных групп — студенчества, интеллигенции и технократов. Однако их неореформаторский потенциал неравнозначен. В силу обстоятельств в настоящее время они — в меньшей степени студенчество, в большей — интеллигенция и технократы — остаются «вещью в себе».

С середины 1990-х годов усиливается политическая составляющая студенческого движения. В целом его выход на политическую арену отразил резкое изменение демографической ситуации в Иране. 20 % населения составляют лица от 15 до 25 лет. Именно эта наиболее активная часть электората (граждане имеют право принимать участие в выборах с 16 лет, иногда порог снижается и до 15), выросшая в условиях исламской системы, становится камертоном общественно-политической жизни. Миллионная армия студенчества, сконцентрированная в крупных городах, особенно в Тегеране, крайне политизирована, и большинство студенческих организаций поддерживают реформаторское движение. К ним относятся молодежные организации партии «Мошарекят», а также самая массовая студенческая организация — «Дафтаре Тахкиме вахдат», фактически являющаяся политической партией. Ее отделения действуют во всех университетах, они объединены в Центральный совет, который собирается ежемесячно. Эта организация оперативно мобилизует студентов и в последние годы является инициатором забастовок и волнений.

Tрансформация «Дафтаре Тахкиме вахдат», начавшей свою деятельность с пропаганды исламского правления и пришедшей в реформистский лагерь с требованиями демократических свобод, отражает эволюцию взглядов иранского общества в целом. Для многих иранцев все более очевидна необходимость изменения характера власти, ослабления ее исламской составляющей, чего не добиться в рамках религиозной корпорации. Интеллигенция тоже представляет собой серьезную силу. Высшее образование имеют 1,4 миллиона человек, 30 тысяч — с высшим теологическим образованием. Среди представителей светской интеллигенции особенно активны преподаватели и журналисты. При Хатами они обрели относительную свободу слова и стремятся не только закрепить эти достижения, но и добиться более радикальных сдвигов. Как ни парадоксально, серьезный реформаторский потенциал заложен в среде религиозной интеллигенции, имеющей опыт политической работы и объединенной в организации, партии и различные группы. Религиозные деятели традиционно пользуются большим авторитетом, распоряжаются огромными суммами денег (хумс), ученики в медресе становятся их последователями.

Вместе с тем, должно признать, что сейчас антизападный, «дипломатически-экстремистский» режим Ахмадинежада набирает силу. Его политика была запрограммирована еще до победы нынешнего президента на выборах летом прошлого года. Иран очень пестрое государство как в национальном, так и в политическом плане. Ахмадинеджад победил, набрав чуть более 36 % голосов тех, кто имеет это право. Многие даже не пришли на второй тур. Поддержка среди избирателей у него незначительная, но за ним стоят очень мощные как финансовые, так и военно-политические силы. В действительности он проводит их политику. За 16 лет при двух предыдущих президентах Иран постепенно либерализовался как в экономическом, так и политическом плане. Ортодоксальные хомейнисты были недовольны таким положением. Главной задачей Ахмадинеджада было сплотить иранцев на основе идей хомейнизма. У национального единства два стержня — антиизраильская риторика и ядерная программа. Несмотря на либерализацию общества до Ахмадинеджада, отношение к Израилю в разных слоях общества было и остается отрицательным. В отличие, как ни странно, от отношения к Соединенным Штатам. По опросам, которые были проведены социологическими службами в Иране несколько лет назад, 70-75 % населения поддерживало тогда возобновление отношений с Соединенными Штатами. В отношении же Израиля был практически консенсус — большинство населения выступало против. Это следствие постоянной массовой антиизраильской пропаганды и того, что отрицание возможности существования Государства Израиль заложено в доктрине хомейнизма. Ахмадинеджад выбрал беспроигрышный вариант. В течение нескольких последних месяцев он выступал с несколькими просто неприличными антиизраильскими заявлениями. Но эта риторика сплотила народ.[9]

Тем не менее, ни коим образом не стоит представлять себе иранское общество, как заскорузлый неповоротливый симбиоз антизападных настроений, ислама экстремистского толка и желания всеми способами получить ядерную бомбу.

Конечно, бомба — это мощное средство продления жизни иранского режима вообще, без бомбы Иран будет чувствовать себя ущербным по сравнению с Израилем и Пакистаном, которые обладают бомбой. Иран видит себя выше этих стран, видит себя единственной сверхдержавой расширенного Ближнего Востока, и бомба ему крайне необходима. Как показывает опыт Ирака, Югославии и Северной Кореи одновременно, если страна обладает ядерным оружием, то вряд ли по ней будут наносить удары и свергать режим. Учитывая комплекс этих обстоятельств, иранская элита консолидирована вокруг получения бомбы.[10]

Но внутренние изменения в иранском обществе вполне могут в дальнейшем изменить наш образ Ирана как отчаявшегося всему остальному миру: оптимизм внушают быстрое распространение там информационных технологий, мобильной связи и Интернета. Демографическая структура (60 % населения составляют лица до 27 лет) благоприятствует постепенной модернизации и трансформации режима. Укрепление института выборов создает предпосылки для смены поколений и в иранской внутренней политике. Попытки консервативных сил повернуть развитие вспять порождают массовые общественные протесты. Кроме того, в сознании значительной части политической элиты Ирана происходит поворот в пользу выстраивания нормальных дипломатических и экономических отношений с Западом. Так, Тегеран дает понять, что готов открыть свою энергетику для западных компаний из Франции, Великобритании и, возможно, США, а также для России. Это благоприятно повлияет как на развитие экономики Ирана, так и на его отношения с развитыми странами.[11]

Разрыв всех связей с мировым сообществом, уход в глухую изоляцию был бы для Ирана не совсем приемлем. Не все в Иране хотят реализации такого сценария. Иранская элита сегодня серьезно расколота. Лишь часть иранской элиты во главе с Ахмадинеджадом хочет следовать радикальному сценарию, чтобы, как говорилось, сплотить вокруг себя иранское общество. Другая часть элиты, за которой стоят такие фигуры, как Рафсанджани и бывший президент Хатами, умеренные клерикалы, стремятся к улучшению отношений Ирана с международным сообществом и с Европой в первую очередь. Кроме того, военная акция лишь усугубит ситуацию, но сегодня никто не возьмется исключить ее раз и навсегда, хотя, наверняка, даже иранские консерваторы не заинтересованы в радикализации ситуации.[12]

ПримечанияПравить

  1. «Иранский тест для великих держав» «Россия в глобальной политике». № 1, Январь — Февраль 2004
  2. В.Головачев — Ядерная программа Ирана: история создания и современное состояние
  3. «Иранский тест для великих держав» «Россия в глобальной политике». № 1, Январь — Февраль 2004
  4. Ситуационный анализ (руководитель Евгений Примаков) «Россия в глобальной политике». № 2, Апрель — Июнь 2003
  5. Ситуационный анализ (руководитель Евгений Примаков) «Россия в глобальной политике». № 2, Апрель — Июнь 2003
  6. Ситуационный анализ (руководитель Евгений Примаков) «Россия в глобальной политике». № 2, Апрель — Июнь 2003
  7. Досье NEWSru.com: История вопроса // В мире // Ядерная безопасность, 2005 г.
  8. Досье NEWSru.com: История вопроса // В мире // Ядерная безопасность, 2005 г.
  9. «Нужно учиться сосуществовать с ядерным Ираном» — Дмитрий Суслов, Владимир Сажин-Russia in global affairs 13-02-2006 11:57
  10. «Нужно учиться сосуществовать с ядерным Ираном» — Дмитрий Суслов, Владимир Сажин-Russia in global affairs 13-02-2006 11:57
  11. А. Ю. Баранов — Иран: «мирный атом» и пути исламской революции, Международный Институт Социальных Наук, 2006 год
  12. В основе данного материала — дискуссия о перспективах развития кризиса вокруг иранской ядерной программы, которая прошла в рамках конференции руководителей европейских институтов международных исследований (декабрь 2003 года). Ее организаторы — Совет по внешней и оборонной политике, Центр исследований постиндустриального общества и журнал «Россия в глобальной политике» при участии Московского центра Карнеги.

ЛитератураПравить

  • Алибейли Г. Д. Иран и сопредельные страны Востока, 1946—1978. М., 1989, 255 с. Внешняя и региональная политика Ирана, Пакистана и др. стран.
  • Арабаджян З. А. Иран. Власть, реформы, революции (XIX—XX вв.). М., 1991, 127 с. Рез. на англ. яз.
  • Атаев Х. А. Торгово-экономические связи Ирана с Россией в XVIII—XIX вв. М., 1991, 392 с.
  • Балаян Б. П. Дипломатическая история русско-иранских войн и присоединения Восточной Армении к России. Ереван, 1988, 280 с.
  • Гусейнов Г. Б. Место и роль ислама в социально-политической жизни современного Ирана. Баку, 1986, 203 с..
  • Дементьев И. А. — Страны и народы. Науч. — попул. геогр. — этногр. изд. В 20-ти т. Зарубежная Азия. Общий обзор. Юго-Западная Азия/Редкол.: Н. И. Прошин (отв. ред.). — М.: Мысль, 1979. — 381 с.
  • Жигалина О. И. Национальное движение курдов в Иране (1918—1947 гг.).М.,1988,168 с.
  • Мамедова Н. М. Городское предпринимательство в Иране. М., 1988, 207 с.
  • Сажин В. И. «Иранская „перестройка“ и США» (К постановке вопроса) Ближний Восток и современность. Сборник статей (выпуск девятый). М., 2000, 384 стр. Стр. 214—222
  • Сотавов Н. А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII в. М., 1991, 221 с.
  • Талипов Н. А. Общественная мысль в Иране в XIX — начале XX в. М., 1988, 293 с.