Детство
Детство - этап жизненного пути человека от младенчества до отрочества. Это время, по мнению крестьян, было отпущено человеку Богом для того, чтобы «войти в разум»: физически окрепнуть, научиться говорить, думать, видеть «Божий мир» и радоваться ему. Соответственно такому представлению строились жизнь «дитяти» и отношение к нему со стороны родителей и других взрослых членов семьи. Русские крестьяне считали, что к ребенку надо относиться с «ласкотой». Его называли «ангельской душенькой», «сахариночкой», «дитятком любимым», «лоскуточком», «гостьюшкой желанной». Особенно много любви изливалось на первенцев и «одинокушек», т. е. единственного ребенка в семье. Первенцы казались матерям и отцам необыкновенно хорошими, красивыми. «У всякого первенец родится: во лбу светлый месяц, за ушами ясны звезды» — говорит пословица, хотя и другие дети воспринимались как «солнце ясное». Любовь к ребенку, желание предохранить его от бед выражались во множестве суеверий. Например, матери запрещалось хвалить ребенка — можно сглазить, целовать в губы — умрет, нельзя, чтобы ночью на ребенка падал лунный свет, — будет лунатиком и т. п.
Маленьким детям позволялось делать всё, что они хотят. Они могли капризничать, кричать, громко требовать что-либо у матери, отца, бабушки, не вызывая у них ни раздражения, ни гнева, ни злобы, ни желания наказать непослушного ребенка. Вообще родители редко наказывали маленьких детей, так как считалось, что от этого ребенок может стать боязливым. Кроме того, они не видели смысла в наказании: «Ен ишшо мал, смыслу у его не хватает, подрастет, в рассудок придет, то и не будет делать, а топерь што с его взять? Ты его ноне выпори, а ен завтра сызнова за то же» (Чарушин 1917, 204). Послушания детей обычно добивались уговорами, стремясь объяснить, почему нельзя совершать тот или иной поступок. Объяснения носили в основном ирреальный характер. Детям двух-четырех лет объясняли, что если они не будут слушаться, то явится страшный Бука, злой Бабай-Мамай, Кока с огромным ртом, поедающий непослушных детей, ужасный Додон, Мамашина, у которой «головище с дощанище, глазища с пивные корцы», и заберет их с собой. Детей постарше «полохали» посерьезнее: лешим, чертом, водяным, полевиком, овинником, банником, шишигой, кикиморой и т. п. Ребенку, убежавшему в лес и вернувшемуся домой поздно ночью, объясняли, что если он будет продолжать себя так вести, то может встретиться с лешим — огромным существом с березу ростом, с мутными глазищами и зеленой бородой, который утащит его в свою берлогу и съест. Еще страшнее ходить вечером на реку или озеро, купаться в омуте у мельницы, так как там можно попасть в лапы к водяному — старику, покрытому мхом и болотной травой. Кроме того, детей пугали урядником, цыганом, попом, нищим, каликой перехожим, солдатом — т. е. тем, кто воспринимался деревенским коллективом как посторонний, чужой.
Родители по возможности старались выполнить все детские желания, считая, что в противном случае ребенок может заболеть. Учитель Н. М. Григоровский из сибирского села был в 1870-е гг. свидетелем сцены, в которой отразилось отношение крестьян к капризам детей младшего возраста. По его словам, трехлетнему мальчику захотелось поехать вместе со своим девятилетним братом к отцу, который рыбачил на дальнем от деревни озере. Погода была ветреная, детям надо было переехать на лодке через озеро, и мать побоялась отпустить своего младшего сына. Малыш кричал до тех пор, пока мать, проливая слезы, не разрешила ему отправиться в путь. Она посадила их в лодку и, плача, пошла домой. На вопрос учителя, почему она выполнила желание малыша, мать ответила: «Да как его удержишь; видишь — плачет; не захворал бы; видно, уж больно захотел» (Григоровский 1879, 4). Если желание ребенка было невозможно выполнить, а он, по выражению крестьян, очень «зауросил», то его утешали, унимали ласковыми словами: «Дурачок ты этакий, несмышленыш», — и никогда не поднимали на него руки, не бросали в его адрес злобных слов. Оскорбления в адрес ребенка были в русской деревне непозволительны. Верили, что ребенка, обруганного матерью или отцом, мог забрать к себе черт. Тем не менее с детьми никто постоянно не нянчился. Ребенок в возрасте от одного-полутора лет и до семи-восьми лет жил «вольно».
Русские крестьяне говорили: «Засиженное яйцо — всегда болтун». Питание ребенка ничем не отличалось от питания всей семьи. Двух-четырехлетних детей редко сажали за общий семейный стол, их кормили отдельно и тогда, когда малыш этого сам захочет. Шести-семилетним детям полагалось обедать и ужинать за одним столом со взрослыми, есть с ними из одной миски, выполняя все правила поведения, принятые в деревне во время трапезы. Ребенок не мог за столом болтать, смеяться, вертеться, бросать еду на пол. В бане ребенка мыли один раз в неделю. Мать старалась попарить его получше и подольше, чтобы он был здоров и крепок. Мыть детей чаще не полагалось: «Чего его чаще-то мыть, ведь он не молотил, не запачкался». Если ребенок днем запачкался, то его лишь слегка обтирали мокрой тряпкой, не считая, что он от грязи может заболеть и умереть:
«Бог даст живота, и так будет жить, а пошлет Бог смерть, так тут как его ни обмывай, все равно помрет».
Ребенка одевали в длинную рубашку, сшитую из старой материнской или отцовской рубахи, старого ситца или холста, подвязанную пояском. Ее покрой был одинаков для девочек и для мальчиков. В большинстве семей было не принято покупать маленьким детям хорошую кожаную или валяную обувь, шапки, шубки, кафтанчики. Выходя зимой на улицу, они надевали обувь и одежду с плеча старших братьев и сестер. В зимнюю пору маленькие дети большую часть времени проводили в избах, редко появляясь на улице. Они играли со старшими братьями и сестрами, слушали рассказы бабушек и дедушек. В летнее время от восхода до заката солнца дети были на улице под присмотром старших сестер — нянек (пестуний). Ранней весной, когда им разрешалось подолгу находиться на улице, можно было наблюдать довольно занятную картину: «Детишки, — писал очевидец, — выбегают сначала в полушубочках, в зипунишках, часто без шапок, на ногах лаптишки размочалившиеся, под подошву коих привязаны колодки, имеющие вид скобы, чтобы не очень уж промочиться, — а потом все это сбрасывается: ребятишки, раздевшись, разувшись, то бегают по лужам, то прудят, распружают ручейки, строят на них мельницы». Дети были заняты главным образом играми. Через игру реа-лизовывались стоявшие перед этим возрастом задачи физического и психического развития: дети обучались бегать, прыгать, скакать, лазать, тренировать внимание, память, приобретали навыки общения со сверстниками и старшими детьми, знакомились с новыми словами, звуками, музыкой, получали информацию о мире, в котором жили.
Детей до шести-семи лет обычно почти ничему целенаправленно не учили, даже молитвам. Однако их постоянно приучали, очень ненавязчиво, спокойно и уверенно, к мысли о том, что человек должен много трудиться, любить своих ближних, помнить о Боге. Эти основные правила жизни вносились в душу ребенка через сказки, былички, детские песенки, игры.
Каждое действие ребенка, в котором проявлялось желание включиться в работу, заботливое отношение к родителям, сестрам и братьям, поощрялось членами семьи. Считалось также полезным давать «дитятку» какую-нибудь легкую работу, если оно увяжется за взрослыми в хлев, на пастбище, в огород или поле. Если мать гнала домой овец, то просила пятилетнюю дочку помахать прутиком, чтобы овцы шли быстрее. В огороде мать показывала дочке выдернутые овощи и могла попросить ее выбросить подальше сорняки. Маленький сын, стоявший рядом с отцом, ремонтирующим забор, получал возможность подержать палку или гвоздь. Самым главным в этих своеобразных играх было уважительное отношение взрослых к посильному «труду», «заботе» детей, полное отсутствие желания посмеяться над несмышленышем, подшутить над ним. Детский возраст кончался к семи-восьми годам. Переход к отрочеству в некоторых местностях России был ритуально оформлен. В один из дней мать заплетала девочке косу, надевала ей поверх рубахи сарафан, на шею — дешевые бусы, в уши — сережки и говорила ей, что она уже стала большая — «материнская помощница». После этого девочке вручали маленькую прялку. Мальчику в такой день впервые надевали штаны и подстригали волосы так, как их стригли подросткам. При этом на лавку рядом с ним клали топор, чтобы он был хорошим хозяином.