Текст:Дмитрий Ульянов:Безопасность национальных проектов - это свобода России
История текстаПравить
Тезисы выступления на XV Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых "Ломоносов", который был признан достойным первого места в секции "Мировая и российская политика". Опубликован в научном сборнике конференции.
БЕЗОПАСНОСТЬ НАЦИОНАЛЬНЫХ ПРОЕКТОВ - ЭТО СВОБОДА РОССИИПравить
Понятию «безопасности» не везет в российском гуманитарном дискурсе. С одной стороны, вроде бы достигнут консенсус относительно определения данного понятия, с другой стороны, дефиниция столь бедна, что определяет «безопасность» лишь негативно – как состояние, в котором не угрожает никакая «опасность».
Однако понятие «опасности» сформулировать сложнее. Если концептуализовать угрозу физическому существованию как отрицание сущности не трудно, то провести аналогичную операцию в отношении (индивидуального и коллективного) агента отнюдь не просто. Исходя из положений генетического структурализма, можно утверждать, что существенную опасность для агента представляет все то, что качественно модифицирует его практики, выводя их за рамки допустимого для агента изменения. Радикальное изменение практик может быть следствием качественной трансформации социальных условий этих практик. Следовательно, опасность для агента заключается в коренном изменении социальных условий его существования, а, как следствие, и его деятельности. Последнее определяет характер регуляции данной проблемы как правовой, поскольку согласно И.Г. Фихте, предметом права как раз являются условия его деятельности.
Самостоятельность действующего лица, понимаемая как спонтанность, самопроизвольность и самоопределяемость открывается в Новое Время Г.В. Лейбницем как основание свободы. И. Кант развивает понимание свободы как эффективного поведения, фактически зависящего от внутренних оснований и не зависящего от внешних условий. Воля рассматривается Кантом как обладающая автономией, то есть дающая себе самой закон своего действия. Свобода воли для Канта выступает синонимом автономии, и, напротив, гетерономная воля всегда несвободна.
Конечно, Кантова метафизика автономной воли не имеет прямого отношения к социальной действительности: в качестве элемента мира явлений человек подчиняется внешней необходимости, вовлечен во всеобщие причинно–следственные отношения. Однако А. Бадью постулирует этику, практически тождественную нравственности: этика есть принцип суждения о практиках, но в качестве социально признанной нормы она регламентирует их.
Обретая форму регулирующей нормы, этическая автономия проецируется в социальную действительность, тем самым образуя, согласно И. Фихте, часть правовой регуляции. Последняя в свою очередь выступает неотъемлемой составляющей правовой автономии, введенной в научный оборот Ю. Хабермасом. Она представляет собой, во–первых, приватную автономию, понимаемую как возможность реализации индивидуальным агентом в границах закона свободных действий, направленных на его частные интересы. Во–вторых, правовая автономия может быть публичной — коллективно применяемой автономией отдельных действующих лиц, разрабатывающих законы, которым они повинуются как адресаты. При таком подходе суверенитет народа — это воплощение публичной автономии.
Правовую автономию как юридическую форму следует различать от опосредствуемого этой формой фактического содержания. Это содержание определяется тем, что каждый эмпирический индивид в определенной мере наделен внутренней динамикой и спонтанностью, обладает внутренними степенями свободы, способен к самодеятельности. Эта относительная социальная автономия агента объясняется тем, что каждый агент по–своему преломляет внешние детерминации и его действия, таким образом, определяются в известной степени внутренними основаниями. Подобное сочетание социальной обусловленности и спонтанности называется «этосом».
Говоря о социальном агенте, мы каждый раз имеем в виду свободное от гетерономии индивидуальное или коллективное действующее лицо. Публичная правовая автономия означает не только принцип самоопределения этоса народа, но и отказ от пассивного подчинения внешним социально–политическим силам, негативно–критическое отношение ко всему, что навязывается, согласно Шмиттовской дихотомии, «врагами». Последнее требует особо пристального внимания защищающих автономию институтов государства. Это связано с тем, что по Х. Хофмайстеру реальное понимание «врагов» и «друзей» возникает не в результате непосредственно политики, но войны, демонстрирующей бессилие политики. Поэтому полноценное обеспечение автономии может быть осуществлено только теми структурами, которые действуют в ситуациях слабости политики, защищая ее от полного провала, противостоя нарастанию интенсивности процессов ослабления, приводящего к тотальному бессилию, а вследствие этого — гетерономии.
В современных условиях публичная правовая автономия России, проявляется, в том числе, с помощью национальных проектов. Последние учреждаются в качестве связного и протяженного во времени ансамбля непрерывных социально–политических практик, производимых самодеятельным политическим агентом. Неправовое содержание правовой автономии как целостности национальных проектов представляет собой специфическую конфигурацию социальных условий, необходимых для осуществления этих практик. Безопасность национальных проектов есть совокупность практик, направленных на устойчивое воспроизводство российской публичной правовой автономии. Она обеспечивается постоянным непрерывным возобновлением процесса производства конфигурации социальных условий, необходимых для обеспечения российской негетерономности. Это означает, что безопасность национальных проектов формирует условия для социально–политического развития России исключительно за счет активности ее граждан, развития, опирающегося на внутренние силы российского общества. Таким образом, безопасность национальных проектов поддерживает общественный порядок, обеспечивающий благоприятные условия для наиболее полного раскрытия созидательных возможностей российских граждан, различных общностей и институтов.
Правовой формой безопасности нацпроекта является система защиты прав и интересов российских граждан, институтов гражданского общества и государства.
Литература 1. Бадью А. Этика: Очерк о сознании Зла / Пер. с франц. В.Е. Лапицкого. СПб., Machina, 2006.
2. Бурдье П. Практический смысл: Пер. с франц. / Общ. ред. и послесл. Н.А. Шматко. СПб.: Алетейя, 2001.
3. Кант И. Критика практического разума: Пер. с нем. СПб.: «Наука», 2005.
4. Лейбниц Г.В. Сочинения в 4 т.: Пер. с франц. Т. 4 / Редкол.: Б.Э. Быховский и др. Ред. тома, авт. вступ. ст. и примеч. В.В. Соколов. М.: Мысль, 1989.
5. Фихте И.Г. Замкнутое торговое государство: Пер. с нем. // Фихте И.Г. Соч.: В 2–х т. Т. 2. / Сост. и примеч. В. Волжского. СПб.: Мифрил, 1993.
6. Хофмайстер Х. Воля к войне, или Бессилие политики. Философско–политический трактат / Пер. с нем. и послесл. О.А. Коваль. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2006.
7. Шмитт К. Понятие политического / Пер. с нем. А.Ф. Филиппова // «Вопросы социологии». 1992. №1. С. 35—67.
8. Habermas J. Faktizitaet und Geltung. Beitraege zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaates. Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1992.