Текст:Дмитрий Ульянов:Нам нужна другая оппозиция

История текста

Опубликовано в "Русском журнале" 10 декабря 2007 года.

НАМ НУЖНА ДРУГАЯ ОППОЗИЦИЯ

Презирать других, то есть отказывать им в уважении, с которым надлежит относиться к человеку вообще, во всех случаях противно долгу, ибо они люди. Внутреннее пренебрежение к ним в результате сравнения с другими подчас, правда, неизбежно, но внешнее выражение его все же есть оскорбление. И.Кант. Метафизика нравов

Wahl in Russland international als undemokratisch kritisiert. Такими не требующими перевода лозунгами запестрели европейские таблоиды по окончании выборов в Государственную думу Федерального собрания Российской Федерации пятого созыва. Прискорбно видеть, как на родине новоевропейского рационализма пропагандистский раж подменяет собой критическую рефлексию и анализ.

Я с радостью отказался бы от подобных обвинений в адрес европейского политологического сообщества, но этому мешает тотальная невразумительность и неартикулированность логики рассмотрения выборов в России, приводящая к их классификации как "недемократических" и "нелегитимных". Единственным основанием данной позиции выступает множество нарушений в процессе голосования, а также отказ в регистрации в качестве участника выборов "Другой России". Попробуем рассмотреть эти инвективы.

Нет никаких ссылок на конкретные правонарушения, есть лишь попытка создания "тотальности беззакония", охваченности процедуры выборов таким количеством нарушений, что их уже невозможно, да и не нужно фиксировать. Мы имеем своего рода риторический круг: "оппозиционеры" утверждают, что нарушениям несть числа, поскольку так утверждают европейцы, а европейцы, в свою очередь, декларируют "электоральный хаос", ссылаясь на оппозицию. Этот риторический круг по-своему прекрасен, он позволяет эмансипаторам эстетически выразить обстановку, подышать воздухом жизни в стране с тоталитарным режимом. Однако где же факты, где процессы и жалобы касаемо этих нарушений, где детальный рациональный анализ? Как бы хотелось его увидеть, но его нет - хладный жар скучных цифр оказывается где-то вовне. Гегель как-то шутливо заметил, что "если факты противоречат моей теории, тем хуже для фактов", но, признаться, я не вижу и теории, не вижу системы взглядов на российский политический процесс - есть пустой призыв, лишенный какого бы то ни было основания. "Оппозиция" вместе с европейцами предлагают нам красочно оформленный транспарант для музея демократии, не более того. Что с ним делать? Пожалуй, нам остается только получать от него чистое удовольствие, правда, для этого следует освободиться от всякого интереса.

Отсутствие "Другой России" в избирательном бюллетене как будто бы приближает нас к действительности, но, к сожалению, ненадолго. Российское законодательство гласит, что принимать участие в выборах может только политическая партия, сторонники же Каспарова и Касьянова - это коалиция всевозможных фронтов и союзов, но отнюдь не партия. Они даже не предприняли попытки зарегистрироваться подобным образом, а лишь предложили список предполагаемых кандидатов в депутаты, избранных на своем съезде. Вряд ли такой правовой нигилизм достоин поддержки. Отказ в регистрации списка "Другой России" на выборах - это не политическое решение, но решение правовое, основанное на законе. Демократизм идет рука об руку с законностью, с требованием исполнять право. Никакие обращения к естественному праву здесь не уместны - ограничение для участия в выборах небольших организаций и не-партий обусловлено попыткой консолидации российского политического пространства, преодоления его атомизированности, попыткой ограничить представительство элит, стремящихся вершить судьбы страны исключительно в своих интересах. Безусловно, можно признать усилия по трансформации распределения политических сил исключительно правовыми средствами отчасти наивными, но вряд ли о ней можно говорить как о недемократической. Наоборот, ядро преобразований выборного законодательства составляет устранение аристократии и олигархии во имя демократии.

Впрочем, куда удивительней выглядит детальное копирование позиции европейцев российской "оппозицией". Проблема заключается в том, что критика со стороны Запада не может быть только критикой политического режима, это выпады в адрес России в целом. Высшие органы государственной власти и процессы, происходящие с ними, должны быть признаны как носители суверенности на определенной территории для того, чтобы обеспечить легитимность взаимоотношений между странами. Расположение комиссаров и суверена на уровне международных отношений вынуждено находиться в определенном диссонансе с положением аналогичных фигур в рамках внутриполитического поля страны. Глава государства или высший орган любой ветви власти только тогда обретает признание со стороны иных глав, когда грань между ним как репрезентатором и непосредственно репрезентируемой страной стирается или как минимум затушевывается. Это связано с тем, что только при таком рассмотрении возможны, например, отношения между Германией и Францией, а не просто беседа между Меркель и Саркози. В подобных рамках между Путиным и Россией сегодня всегда стоит знак равенства, и любые инвективы в адрес Путина есть критика России как таковой, независимо от чьих-то пожеланий.

За счет этих механизмов любое калькирование созданной Западом формы оппозиционности есть вынужденно не только, а быть может, и не столько создание "антипутинской", сколько "антироссийской" оппозиции. Неудивительно, что в рамках данной стратегии удар начинает переноситься с фигуры президента на российский народ, который имплицитно лишается своей правосубъектности лишь на основании того, что он проголосовал за неприятного западным странам кандидата. И если для европейца, при всем пропагандизме и отсутствии аргументативной базы, данные построения обладают цельностью и не ставят под сомнение его независимость, то для российского "оппозиционера" ситуация выглядит иначе. Конституируя себя в противоборстве не только с существующей властью, но еще и с немалой частью собственного народа, любой "противник антидемократических выборов" оказывается вынужден искать средства своей легитимности вовне собственной страны. Что уж говорить о довольно сомнительной позиции сторонника демократии, ставящего под сомнение решение народа, что вообще-то и составляет демократию, лишь вопреки рассогласованности между своей частной позицией и решением людей, проживающих в его стране. Вряд ли можно радоваться такому повороту событий.

Фактически, если "оппозиция" действительно желает стать политической силой, то одна из неотложных задач, требующих скорейшего решения, - это создание новой формы оппозиционности. Не беря на себя смелости предлагать готовые рецепты, все же выскажем пролегомены ко всякой будущей политической позиции, могущей появиться как оппозиция, коль скоро их наиболее важная часть, а именно отказ от трансляции западных псевдокритических стереотипов, уже была обозначена выше.

Оппозиция должна преодолеть свойственные ей "замифологизированность" и навязывание своих пристрастных суждений как "самоочевидных" и "единственно верных". Проблема нынешней "оппозиции", как очень удачно сформулировал в своей статье Жижек , оборачивается тем, что она выдвигает принципиально невыполнимые требования, от которых власти легко отказаться именно как от "не подлежащих реализации". Впрочем, даже когда власть соглашается с необходимостью реформирования в той или иной указанной критикой области, "оппозиция" отказывается от поддержки процесса изменений. Оппозиция до сих пор мыслит категориями магии, как будто демократия или, например, промышленно-обрабатывающая, а не сырьевая экономика мгновенно падает с неба согласно принятому указу главы государства. Единственное, что по-настоящему интересует оппозицию, - ее собственная восходящая социальная мобильность. Повседневная работа, техническая компетенция - вот слабое место "освободителей", с головой ушедших в "борьбу с врагами" и мотивированных исключительно будущими высокими социальными статусами. Ошибочность подобного подхода проявляется еще и в невозможности диалога между властью и "оппозицией". Последняя считает диалог возможным только после принятия властью базовых "оппозиционных" аксиом, из которых автоматически следуют все остальные представления "освободителей" относительно российского политического процесса. Иными словами, легитимная власть должна сначала принять точку зрения "оппозиции", то есть de facto капитулировать перед маргиналами, а потом ей позволят сесть за стол переговоров. Неудивительно, что такой подход исключает возможность всякого диалога, оставляя пространство только "просветительскому" навязыванию определенной системы политического мышления, чья верность не подвергается сомнению, несмотря на то, что она отнюдь не обладает непосредственной достоверностью.

"Оппозиция" функционирует в политическом поле России не как одна из позиций, конкурирующих за власть, а как некая форма радикальности ради самой радикальности. Только принципиальное изменение формы и обретение собственной, независимой от настойчиво предлагаемой Западом политической ангажированности способно привести к становлению настоящей оппозиции. Строго говоря, это и был бы столь необходимый России и поистине революционный, а не "бархатно-цветной" прорыв в рамках существующей политической системы.