Егор Холмогоров:Беседы о геополитике

Творение Земли

Слово «геополитика» сегодня у всех на слуху — выходят книги, печатаются статьи, снимаются телепередачи, политические лидеры произносят с самых высоких трибун речи о геополитических интересах России. Такой «геополитический бум» не случаен. В геополитике наше общество стремится найти ключ к разгадке того, что происходило с нами в последние десятилетия, почему великая страна, доминировавшая над значительной частью планеты и внушавшая уважительный страх или же острую ненависть другой в одночасье рухнула, оставив на своих развалинах с трудом находящие свое политическое лицо «независимые государства». Многим кажутся поверхностными идеологические объяснения — крах коммунизма и пустота либерализма развили в нас недоверие к идеологиям. Будь дело только в идеологии — наши трудности с падением коммунистической власти прекратились бы, а они только возросли. После краха СССР только ленивый не стремился вытереть об Россию ноги.

И вот — геополитика предлагает удобную объяснительную схему — политическая и идеологическая борьба — это только производная от вековой борьбы континентов и противоборства стихий. За поверхностными шатаниями человеческого разума стоят наиболее устойчивые структуры нашего земного бытия — море, суша, рельеф, климат… Они-то и предопределяют во многом идеологию, внешнюю и внутреннюю политику и даже экономику тех или иных стран. Тем самым мы сразу оказываемся включенными в многотысячелетнее противостояние, которое не при нас началось и не при нас закончится. Главное — осознать свое место в этом противостоянии, принять ту роль, которую подсказывает нам пространство и не совершать больше ошибок. «Географический рельеф как судьба» — таков главный тезис популярной сегодня версии геополитики. Можно не задумываться больше об идейном, экономическом, внешнеполитическом самоопределении — надо только прислушаться к голосу пространства и усвоить его уроки. И не надо ни жалеть, ни осуждать, ни пытаться вразумить своих врагов — их роль также подсказана и предопределена, как и наша. У них — другая судьба, вот и все…

Но все ли так просто? Действительно ли геополитика представляет собой такой удобный справочник властелина, в котором, как в хорошем русско-китайском разговорнике расписаны действия и фразы на все случаи жизни? Роль этого цикла статей в том и состоит, чтобы рассказать читателю о непримитивизированной, не упрощенной до ходульных схем версии этой науки. Науки сложной, богатой и суровой — не столько  перекладывающей ответственность за наши действия на рельеф — сколько напротив — усугубляющей  ответственность человека за себя, за разум и совесть, за народ и страну, за весь мир — включая не только друзей, но и врагов.

Что такое геополитика?

Итак, что же такое геополитика? Ответ казалось бы прост: это наука о влиянии географического пространства на политику, прежде всего международную политику государств, на рождение, противоборство и гибель великих держав. Придумавший слово «геополитика» швед Рудольф Челлен так определял молодую науку: «Геополитика — это исследование фундаментальных качеств пространства, связанных с землей и почвой, это изучение создания Империи и происхождения стран и государственных территорий».  При первом приближении с ним нельзя не согласиться. Но дальше возникают сложности, которые всегда сопутствуют любой науке, пытающейся поточнее определить свой предмет. Кто является главным героем геополитической драмы? Пространство, или природные стихии, или государство, или что-то и кто-то еще?

Обычный ответ ученых геополитиков: главное — это пространственные структуры. Например -  Суша и Море. Существуют сухопутные и морские державы, в идеале сводящиеся к одной державе на каждую стихию. Суша и Море, их основные свойства — устойчивость, стабильность, медлительность одной и текучесть, быстрота, неверность и неопределенность другого подсказывают соответствующий образ действия каждой из держав, стремящихся ограничить влияние, а возможно и полностью одолеть другую… Красивая и простая схема, которую остается только уточнять, развивать, видоизменять применительно к новым реальностям типа воздухоплавания или выхода человека в космос…

Казалось бы чего тут спорить — мы имеем дело со столь устойчивыми структурами, что против них не попрешь и игнорировать их невозможно, они все равно, не прямо, так в обход, навяжут тебе свою волю. «Министры приходят и уходят, — писал классик американской геополитики Николас Спайкмен, -умирают даже диктаторы, а цепи гор остаются». Все так, но вот парадокс — в иных случаях человек ухитряется не замечать стоящих перед ним цепей гор, не воспринимать их как препятствие. Когда в XIX веке через всю Азию растянулась линия геополитического противостояния между Российской и Британской Империями, то стороны казалось вовсе не замечали географии — по живому разрезались целые регионы, а цепи наступающих русских солдат шагали прямо по вершинам «Крыши мира», как иной раз называют Па мирские горы. Другой пример — схлестнувшиеся в жестоком противостоянии с «морскими» карфагенянами «сухопутные» римляне сели на корабли и сумели-таки превратить море в сушу, сокрушить Карфаген и подчинить себе все средиземноморское пространство, а вот в «сухопутных» лесах Германии и степях Скинии римляне так закрепиться и не смогли… Получается, что  пространство не столько диктовало людям свои законы, сколько послушно прогибалось, не в силах противостоять их воле. Только тогда и там, где на одну человеческую волю находилась другая, не менее сильная, горы превращались в крепости, а моря становились неодолимыми преградами. Вспомним «караибский кризис», когда совсем не удаленность расстояний и не «сухопутная» природа Советской Державы помешали Хрущеву разместить на Кубе ракеты, нацеленные на Вашингтон. Расстояния были преодолены и наш флот вел себя в Карибском море вполне по хозяйски. Но жесткая непреклонность администрации США, ее готовность довести дело, в случае необходимости, до ядерной войны, вынудили советское руководство отступить. Не пространство, а люди сделали западное полушарие свободным от советского ядерного оружия, обеспечив США, прямо скажем — неравные условия в геополитическом противостоянии с СССР, вдоль границ которого были расположены десятки фатовских военных баз…

Пространство оказывается не столько могущественным властелином, диктующим людям и государствам, как поступать, сколько полем их действия. Это поле действия накладывает естественные ограничения, подсказывает те или иные, наиболее «естественные» ходы, предполагает те или иные варианты его использования, но делать шаг или не делать, поступать «естественно» или же попытаться преломить пространство через колено — всегда решает человек. Пафос геополитики — это отнюдь не пафос покорности «рельефу как судьбе», задача геополитики совсем не в том, чтобы научить человека лучше «соответствовать» пространству. Напротив — это пафос преодоления, пафос победы над пространством. «Геополитика изучает вопрос о том, как государство преодолевает условия и законы пространства и вынуждает его служить намечаемым целям», — писал Отто Шефер, ученик одного из знаменитейших геополитиков Карла Хаусхофера.

Геополитику не случайно стремятся превратить в технологию рабства пространству. Те, кто это делает, всего лишь хотят вложить в уста пространству свои слова, выдать свои цели и идеи за «объективные требования» геополитики и ее «основные законы». Большинство геополитических теорий на поверку оказываются геополитическими доктринами, которые не столько объясняют, сколько предписывают те или иные геополитические закономерности. Одни из авторов геополитиков достаточно честно признают «императивный» характер своих разработок, другие стремятся как можно тщательней спрятать доктрину за наукообразной терминологией и рассуждениями о «естественном» ходе вещей, но и те и другие, сами того не желая, подтверждают ту истину, что главное в геополитике не пространство — оно только поле действия, главное в геополитике — человек, его представление о мире, его цели и его действие, геополитическое действие. Только осознав этот факт мы приблизимся к пониманию сердцевины геополитики, к ее парадоксальному определению как науки о геополитическом действии, как об особом типе человеческой деятельности. Геополитическому действию, действию, направленному на получение власти над пространством — вот чему будут посвящены наши дальнейшие очерки.

Геополитическое действие

. Следующий вопрос, который мы зададим себе — что такое геополитическое действие. Ответить на него тем более важно, что ни в одном из трактатов и справочников по геополитике мы определения не найдем, поскольку большинство геополитиков интересуется либо пространственными структурами, так сказать — «статикой» геополитики, либо анализом конкретных геополитических процессов и составлением ситуативных рекомендаций, в то время как геополитическое действие воспринимается ими как данность и не анализируется. Такое невнимание не случайно. Ученые-геополитики оперируют обычно с двумя основными понятиями — «пространство» и «государство», так, что создается впечатление, что государства — это своеобразные живые организмы, которые под воздействием пространства формируются, в этом пространстве живут и развиваются, захватывая постепенно все большие и большие его куски. Предполагается без обсуждения, что если два государства поместить в похожие пространства, то они и будут похожи и будут действовать одинаково. Несомненно — такая геополитика многое может объяснить… Не может она объяснить одного — кирпичей…

Да-да, обыкновенных кирпичей, грудами сваленных возле большинства сельских домов в Калининградской области… Эти кирпичи — остатки немецких домов, построенных тогда, когда Калининградская область была еще Восточной Пруссией, а сам Калининград — Кенигсбергом. Вопреки тому, что можно подумать — дома не были разрушены во время войны — в целости и невредимости они были оставлены выселяемыми в Германию немцами, а потом разрушены пришедшим русским населением. Мало того — оставшуюся целой немецкую электростанцию демонтировали и куда-то увезли. Неужто русские такие бесхозяйственные варвары? Совсем нет, рядом с разрушаемыми немецкими деревнями строились довольно аккуратные и уютные наши, строились часто из тех самых немецких кирпичей, а прямо на месте немецкой электростанции выстроили новую, отечественную. Но вселяться в немецкие деревни русские не хотели — устраиваться в чужом, совершенно иначе выстроенном пространстве, плотно подогнанном под совсем других людей, наши сограждане не хотели. Намного уютней для них была атмосфера -  «дикого поля», где все можно было начать с начала, медленно но верно отвоевывая пространство у бесформенного хаоса, создавая структуру пространства под себя.

Традиционный тезис о диктате пространства ничего тут не объяснит — оказавшись в одном и том же пространстве русские и немцы вели себя совершенно по разному, так же «по своему» вели себя получившие другую часть Восточной Пруссии поляки… Так же и в вологодских лесах русские вели себя иначе чем обитавшие там до того финны, и в зауральских степях — совершенно по другому — чем тамошние кочевники… Особенностями государства тут тоже ничего не объяснишь — менее всего было в интересах Советского государства тратить дополнительные силы и ресурсы на масштабную «перестройку» огромного пространства — вселить людей в уже готовые дома было намного проще… Дело, стало быть, совсем в другом — не в политике государства и не в свойствах пространства, а в восприятии народом территории.

Разные народы и культуры  по разному чувствуют и воспринимают пространство, это восприятие является важной составной частью более общего представления народа и культуры о мироустройстве — этнической картины мира. Такая картина мира, которой обладают все народы, культуры и цивилизации позволяет понять и объяснить мир, — с одной стороны и его творчески преобразовать — с другой.

Первая функция такой картины мира — адаптивная. Один на один с реальностью человек чувствует себя крайне дискомфортно и беспомощно — как путник, оказавшийся ночью в незнакомом темном лесу. И социально-психологические механизмы, формирующие картину мира оказываются как бы утоптанной тропкой через такой лес, выводящей к свету и к людям. Или, лучше сравнить картину мира с картой — на которой обозначены зоны опасные и зоны благоприятные, топи, подводные камни, мосты, плодородные поля и пустыни. Только с помощью такой карты человек сможет уверенно прокладывать свой путь и не беспокоиться, иначе он будет в растерянности стоять на месте. Не надо путать картину мира с мировоззрением — строгой и логичной непротиворечивой системой. Задача картины мира не растолковать мир во всех подробностях, а наметить основные ориентиры и снять чувство опасности. Картина мира существенно корректирует реальность — что-то преувеличивая, а что-то напротив — игнорируя и скрывая, для вящего спокойствия народной души… Существуют вещи, которых лучше бы не видеть и не замечать, а столкнувшись с ними — поскорее о них забыть или перетолковать — и такая «фильтрация» информации о действительности  является одной из важнейших частей картины мира.

Если первая задача картины мира состоит в том, чтобы дать народу возможность твердо стоять на ногах, то вторая состоит в том, чтобы дать ему возможность двигаться вперед и задать направление этого движения. Это функция творческая. У каждого народа есть не только свое представление о текущем состоянии мира, но и о том, как он должен был бы выглядеть в идеале. Картина мира формирует у человека вполне определенные и устойчивые представления о добре и зле, о том, как можно поступать, а как нельзя, о том — где друзья, а где враги, и как с помощью первых можно одолеть вторых… В основе любой этнической картины мира лежит конфликт, существование любого народа — это конфликтное существование, причем чем более развита и разработана его культура, тем более выступает на первый план этот конфликтный элемент. В чем суть конфликта? В том, что «мир во зле лежит», все бескрайнее пространство за этническими границами в той или иной степени враждебно человеку, находится во власти чуждых сил, имеющих неправильное или не имеющих никакого представления о добре и зле. Мир за пределами того или иного этнического или цивилизационного сообщества представляется а-моральным и дезорганизованным, погруженным в хаос. То же пространство, которое культурно освоено народом — кажется островом спокойствия и порядка посреди бушующего моря. Достаточно вспомнить отношение древних греков — эллинов к остальным народам, обладавшим пусть даже и высокой культурой — интерес, иногда уважение, но все равно восприятие их как «варваров», тех, кто не имеет истинного представления о мире и правильном устройстве человеческого общества… Для того, чтобы в мире стало хотя бы немного меньше зла народ и стремится как можно сильнее его окультурить, обустроить пространство в соответствии со своей картиной мира, своими идеальными представлениями, отвоевать у хаоса еще небольшую зону порядка… Казалось бы такая жестокая и циничная вещь как рабство воспринималась в античности как механизм «окультуривания» среды — не-человек — германец, скиф, мавр проводил какое-то время под властью людей и сам приобщался к культуре, становился подлинно человеком. Не случайно в Риме был так развит институт вольноотпущенников — рабов, которых освобождал сам хозяин, нашедший их достойными свободы, и получавших гражданские права, а то и делавших большую карьеру. Еще больше было распространено предоставление гражданских прав завоеванным народом после того, как те приобщались к цивилизации, а тем самым становились полноценными участниками Имперского пространства…

В извечной борьбе добра и зла каждый народ мыслит себя на стороне добра и старается это свое добро распространить максимально широко. Любое, даже самое хищническое, завоевание, все равно выглядит в рамках этнической картины мира служением добру  — ведь «мы» сами есть ценность, причем большая ценность, а потому «плохо — это когда у меня украли корову, а хорошо — это когда я украл корову у соседа». Однако это совсем не означает релятивизма — народ может поставить себя на службу как истинным, так и ложным ценностям как добру «доброму», так и добру «злому». Большинство народов хочет чувствовать себя на стороне добра, но в своем выборе они могут и ошибаться. И напротив вокруг высокой и светлой идеи может происходить объединение большого числа народов, которые создают единое духовное пространство, и которые служат этой идее каждый при помощи характерного именно для него, предписанного именно его картиной мира способа действия….

Теперь, как мы надеемся, читателю понятно, что такое геополитическое действие — это творческая деятельность народа по преобразованию пространства в соответствии с этнической картиной мира. Проще говоря — действие по культурно-политической организации пространства. Геополитика — это наука о преображении пространства в соответствии с коллективными представлениями тех или иных народов и культур о должном и правильном. Геополитическое действие — это, как бы, новое творение земли, совершаемое народом, на мертвую структуру рельефа накладывается другая — живая и подвижная структура человеческого ума и духа, подчиняющего пространство тому или иному идеалу.  А столкновение различных идеальных представлений о пространстве и составляет суть геополитической борьбы, разворачивающейся в мире на протяжении столетий.