Текст:Константин Крылов:Воспоминания о Будде

Воспоминания о Будде

Автор:

Константин Крылов

• Кирилл Рыжов «Воспоминания о Будде» // Спецназ России. — март 2001. — № 03 (54).

Предмет:

Разрушение статуй Будды в Афганистане

Высокодуховный исламский режим, с некоторых пор установившийся в Афганистане, решил вплотную заняться вопросами развития национальной культуры, и дальнейшего приведения таковой к нормам чистого ислама. Как показывает практика, приведение чего-либо к нормам чистого ислама сводится к тому, что бородатые уроды с палками и автоматами на шеях начинают что-нибудь ломать и разбивать — не забывая при этом пустить кровь недовольным. В том же аллахоспасаемом Афганистане народ уже был избавлен от видеомагнитофонов, кинокамер, и прочего сомнительного барахлишка. Теперь пришла очередь древнего национального достояния: талибы взяли курс на уничтожение всех неисламских памятников, которые, по их мнению, оскорбляют ислам. В частности, были приговорены к уничтожению две гигантские статуи Будды, высеченные в скалах в провинции Бамиан в центре страны две тысячи лет назад. Зачем им это понадобилось?

Во всей этой милой истории есть несколько крайне любопытных моментов. Прежде всего, религиозный. В последнее время распространилось мнение о том, что мусульмане, конечно, диковаты, но искренность и пыл их религиозных чувств заслуживают уважения. Ну не могут они спокойно смотреть на «языческих идолов», и вообще на какие бы то ни было изображения живых существ, ибо это запрещает им Коран, и с этими пылкими чувствами необходимо считаться. Разумеется, можно и нужно увещевать мусульманина «не делать скандалов» — скажем, не крушить археологические реликвии. Можно даже делать это публично — но мягко, не повышая голоса, чтобы не оскорбить его слух. И, безусловно, увещевая исламистов, надо выбирать выражения, потому что они могут обидеться, а люди они горячие. Могут и убить, если что.

Однако. Почему-то мало кто обращает внимание на тот факт, что статуи Будды благополучно пережили многие века самого что ни на есть кондового ислама, который появился на афганской земле отнюдь не вчера. И неудивительно. Во-первых, отсутствовал формальный повод: статуям давным-давно никто не поклонялся, и, таким образом, «идолами» они попросту не являлись. Во-вторых (и это гораздо интереснее), даже в самые что ни на есть горячие времена исламских завоеваний, воины Аллаха не занимались разрушением чужих святынь. Не от большого гуманизма: они, скорее, предпочитали их присваивать и использовать (как Святую Софию, которая стала мечетью), или — если сразу употребить в дело не удавалось — хотя бы приберегать на всякий возможный случай. Как известно, завоевав Египет, арабы не тронули стел фараонов и каменных сфинксов (на сей предмет, увы, больше отличились цивилизованные французы: наполеоновские вояки стрелявшие по сфинксам из пушек). В этом смысле печальная история Александрийской библиотеки — почти что уникальный случай.

Более того, и в Коране не содержится прямых призывов к уничтожению «идолищ поганых». Впрочем, в Сунне есть рассказы о том, что Мухаммед посылал свои отряды, чтобы разрушать языческие идолы в Аравии. Однако, материальная и культурная ценность этих изделий народного промысла была не больно-то и велика: средневековый арабский учёный Аль-Кальби в «Книге об идолах» описывает, что собой представляли идолы Ал-Лат, Ал-Узза, и прочие, которые были уничтожены по приказу пророка. Это были всего лишь каменные плиты, перед которыми были установлены жертвенники. Зная рачительную натуру пророка-бизнесмена (а Мухаммед, мир ему, зарабатывал себе на жизнь купеческим ремеслом), нетрудно догадаться, что, если бы это было что-нибудь повнушительнее, он проявил бы куда больше толерантности. Зачем же ломать вещи, достаточно запретить ими пользоваться в предосудительных целях...

Таким образом, вся эта «борьба за чистоту ислама» означает буквально следующее: господа-товарищи, которые ей занимаются, считают себя лучшими мусульманами, чем, скажем, их собственные предки. И даже, страшно сказать, чем сам основатель ислама.

То есть в лице «фундаментализма» мы имеем дело не с «исламом» вообще. Или, во всяком случае, не с «тем» исламом, с которым мы худо-бедно знакомы более тысячелетия. Это именно что сугубо современное явление, рассчитанное на современный же мир.

И нельзя сказать, что это было таким уж неожиданным. Спрос на «фундаментализм» появился гораздо раньше, чем сама эта милая штука. В этом смысле «цивилизованный мир» (включая исламскую его часть), умоляющий муллу Омара (духовного лидера талибов) пощадить статуи, сейчас пожинает ровно то, что долго и добросовестно сеял.

Есть известная французская поговорка: «лучшее — враг хорошего». Есть ещё более известная, чуть ли не римская пословица насчёт того, что враг моего врага — мой друг. В совокупности получается, что «лучшее» — не только враг хорошего, но и друг плохого.

Это особенно верно применительно к делам политическим. Не так давно в мире боролись две социально-политические системы, каждая из которых считала себя «лучшей», а вторую публично кляла, но в глубине души признавала по крайней мере хорошей (иначе было бы непонятно, почему противоположная сторона всё никак не сдаётся). При этом высокие идейные амбиции обеих сторон предполагали поддержание реноме: победа лучшего над хорошим не может же быть достигнута дурными средствами, так что приходилось держать лицо. Конечно, необходимость держать себя в рамках безумно раздражала, и возникало желание использовать в ходе борьбы каких-нибудь откровенных сукиных детей — каких-нибудь настоящих ублюдков, которые не церемонятся. Каких-нибудь бородатых отморозков, которые будут жечь, убивать, резать головы — так, чтобы там, на другой стороне, как следует напустили бы в штаны.

Увы, замечены в этом были решительно все — в конце концов, Советский Союз поддерживал Организацию Освобождения Палестины и всяких африканских революционеров, китайские товарищи отличились, вскормив полпотовцев, а Соединённые Штаты поощряли, вооружали, и прикрывали «своих сукиных сынов» от Латинской Америки до Афганистана. Совсем свежим примером «исламизма» в действии является несчастная Сербия, где «наши сукины сыны» (косовские албанцы) прекрасно поработали над добиванием остатков Югославии. В конце концов, те же талибы — изделие совместного американо-пакистанского производства.

Это-то всё понятно, даже скучно об этом писать. Однако, одновременно с «внешним рынком» варварства стали возникать и рынки «внутренние». Почин тут принадлежал, опять же, Западу. В какой-то момент выяснилось, что демонстративная отмороженность — это прекрасное оружие в политической борьбе, которым грех не воспользоваться. Тем более, что это вполне соответствует сущности демократии.

Здесь, опять же, нужно иметь в виду вот что. Мы часто рассуждаем о том, что нецивилизованные люди не может жить при демократии. Но мы редко задаёмся вопросом, а может ли демократия выжить в среде поголовно цивилизованных людей.

Между тем, это совсем не очевидно. Исторически демократия — как совокупность общественных практик, с выборами, партиями, и прочим таким — возникла отнюдь не у мирных тружеников, но у воинственных и буйных народов. Даже пресловутые «древние пластические греки» по нынешним меркам были весьма нетолерантными людьми, и чуть что хватались за оружие. Да и прямая связь американской политической модели с той же Второй поправкой к конституции (разрешающей гражданам владение огнестрельным оружием) достаточно очевидна. В общем, есть такая тенденция: для того, чтобы демократия хорошо работала, нужно не только законопослушание, но и некоторая склонность к буйству и насилию.

Это объясняется довольно просто. Демократия предполагает массовую публичную политическую борьбу. Тут важна именно массовость, участие большого числа людей, и уж во всяком случае — их интерес к происходящему. Ведь это соревнование, а соревнования без болельщиков не бывает. Никто не будет рвать жилы, если его не подстёгивает рёв трибун. Демократия без митингов, демонстраций, публичных речей, азарта, борьбы — это совершенно несъедобно, как футбольный матч на пустом стадионе.

Откуда же берётся этот азарт? Что лукавить: это сублимированная агрессивность, неудовлетворённое желание дать кому-нибудь по морде. «Законопослушание» не позволяет этому желанию проявляться прямо — но отнюдь не угашает его совсем. Оно просто переводит его в другие формы: публичные митинги, демонстрации, вдохновенная грызня политиков на публике (очень напоминающая собачьи бои) — это всё необходимая часть «демократического процесса». Не случайно, кстати говоря, цитадель современной демократии — Великобритания — одновременно является и родиной Большого Спорта.

В этом смысле идеальный человек демократического общества должен сочетать в себе агрессивность и законопослушность, причём и то и другое должно присутствовать в достаточно больших количествах. Конечно, это очень тонкий баланс: перегнув палку с агрессивностью, мы получаем анархию и революцию, а переборщив с законопослушанием — унылую бюрократическую власть, с неизбежной эволюцией таковой к банальной деспотии.

Так вот, западные обыватели (особенно европейцы) проявляют всё меньше интереса к «демократическим процедурам». Численность политических партий и посещаемость избирательных участков медленно, но неуклонно снижается. Она снизилась бы совсем, если бы не экстраординарные усилия политиков по разогреванию вялого интереса избирателя к политическому шоу. Тут идёт в ход обычный арсенал тотальной рекламы — концерты эстрадных звёзд, какие-то карнавальные действа, шоу-моу-бла-бла-бла. Однако всем понятно, что «это ведь совершенно не то».

Разумеется, можно надеяться, что участвовать в политике граждан заставят личные интересы: вот граждане сидят и считают, сколько им придётся платить налогов в случае победы того или иного кандидата, и голосуют соответственно. Однако, такой кондовый рационализм — это что-то из области фантастики. Обыватель, где бы он не жил (особенно на Западе) — всегда ленив, беспечен, нелюбопытен, и, во всяком случае, напрочь лишен способности к стратегическому мышлению. Он очень интересуется своим сегодняшним благополучием, но чень мало думает о благополучии завтрашнем. И чем больше он уверен в своём сегодняшнем благополучии, тем меньше интереса он проявляет к кривляющимся на экране телевизора человечкам. Разговоры политиков его раздражают. Лучше переключить канал на «мультяшки».

Поэтому неудивительно, что политическая инициатива в благополучных странах всё больше переходит к разного рода маргиналам — то есть к пресловутым «меньшинствам»: национальным, сексуальным, религиозным. Этим ещё есть, чего хотеть и чего добиваться. Это последний «мобилизованный электорат», который — худо-бедно — можно задействовать для поддержания угасающего пламени «народной свободы». Отсюда и странная любовь западных политиков к этим самым меньшинствам, отсюда же и пресловутая «политкорректность», и прочая дрянь. Что делать, если только эти люди способны выйти на демонстрацию, или дружно пойти к избирательным участкам...

Получается, что общество начинает делиться на «законопослушное большинство» и набор «агрессивных меньшинств». Политический вес каковых становится всё больше.

В подобной ситуации всякая дикость и мерзость почувствовала шанс для себя. Безошибочный нюх на слабость, которым всегда отличались хищные народы, подсказал: момент настал, пора переходить в наступление.

Мало кто обратил внимание на то, что с некоторых пор по всему западному миру начались судебные процессы, инициированные мусульманскими эмигрантскими общинами. Недавно приехавшие на сытные западные харчи арабы, пакистанцы, индонезийцы, и прочие вчерашние бедолаги, вдруг начали требовать ни много ни мало как подчинения западной культуры своей этике, эстетике, нравам и обычаям.

Например, в шведском суде отстаивалось право подавальщиц местного «Макдональдса» ходить на работу в паранжде. Дело было выиграно — просто потому, что никому не захотелось «связываться». Мусульмане сделали свои выводы: через некоторое время в Дании местная исламская община стала требовать от поставщиков мяса убивать животных тем способом, который заповедовал пророк — то есть перерезать им горло (не используя электрический ток), и обязательно выпускать всю кровь. Здесь важно было именно то, что требование распространялось на всех мясоторговцев: речь шла не об открытии особых «мусульманских» мясных лавок (они и без того прекрасно существовали), а именно о подчинении всех поставщиков мяса исламской норме: прости-прощай, бифштексы с кровью. Это, правда, не проканало: видимо, датчанам хватило ума сообразить, куда ветер дует, и поплотнее закрыть форточку.

Затем звоночек прозвенел в соседней Великобритании. Местная мусульманская община устроила маленький джихад никому иному, как Пятачку — да-да, тому самому, приятелю Винни-Пуха. Дело в том, что на родине Алана Александра Милна Пуха, Пятачка, и прочих зверюшек любят, и охотно рисуют, например, на детских пижамках и распашонках. И вот, строгие мусульманские родители вдруг воспылали отвращением к изображению «нечистого животного» (сиречь свиньи обыкновенной) на детских тряпочках. И потребовали это дело запретить. Опять же — запретить всем, то есть изъять их продажи такие вещи. Как оскорбляющие религиозные чувства мусульман. Вот так вот.

Разумеется, никто опять же не удосужился поинтересоваться, с каких это пор само изображение свиньи стало «оскорблять религиозные чувства»: ислам, строго говоря, запрещает употреблять свинину в пищу, а не смотреть на свиней. Также никто не подумал выяснить, устраивали ли когда мусульмане поросячьи побоища. То, что имеет место какой-то новодел, заметили только исламские богословы, но благоразумно предпочли промолчать: в конце концов, если западные люди так глупы, чтобы уступать невесть откуда взявшимся требованиям невесть откуда приехавших людей, значит, туда им и дорога. Слава Аллаху всемилостивому, милосердному.

Было бы логично предположить, что такая активность исламистов вызовет, по крайней мере, настороженность со стороны власть имущих. Без этого не обошлось — однако, гораздо большим оказался искренний интерес. Логика тут была простая: о, это активные ребята, они хорошо организованы... пожалуй, с ними можно иметь дело. Конечно, они диковаты... но остальным-то вообще всё пофиг, кроме футбола. Так что это какой-никакой, а электорат. На защите прав мусульман можно сделать себе имя, или, по крайней мере, набрать очки. На борьбе с исламской опасностью, впрочем, тоже можно сделать себе очки, но для этого нужно, чтобы она была... И так далее, и тому подобное. Обычная логика времён упадка демократии.

Повторяю, дело тут даже не в «исламе» как таковом. Теми же механизмами пользуются, например, «защитники животных» (любимое развлечение которых — обрызгать краской из баллончика чью-нибудь меховую шубу), представители сексуальных меньшинств, и прочая публика того же свойства. Просто «исламисты» — это серьёзная сила, за ними — поддержка и энтузиазм миллионов, и, соответственно, интереса они вызывают куда больше.

Но ведь та же самая логика действует и на международной арене. Когда какие-нибудь международные хулиганы делают какую-нибудь гадость, сразу оживляются все международные гуманитарные (и не очень) организации. А то! Они нужны, они востребованы, они могут всласть поучаствовать в «разрешении конфликтов», и так далее. Что, в свою очередь, доказывает их нужность и важность, и, в общем, даёт моральное право существовать и дальше в качестве «авторитетных международных форумов».

А ещё более это нужно нынешним владыкам мира — я разумею тех, что сидят в Вашингтоне, округ Колумбия.

Америка, как Первая И Единственная Сверхдержава, нуждается (причём весьма сильно) в одной очень специальной услуге — а именно, в возможности на ком-то демонстрировать свою державную мощь. Иначе вся конструкция Абсолютного Силового Превосходства повисает в воздухе: сила, которая не применяется и даже не может быть продемонстрирована, перестаёт быть убедительной. Волосатый кулак должен не только маячить перед носом мирового сообщества, но время от времени квасить чью-нибудь сопатку. Именно поэтому бомбёжки какого-нибудь Ирака производятся с такой удручающей регулярностью. Что бы показывала миру Великая Америка, не будь того же Саддама Хуссейна, с его вечными-бесконечными-зловещими «агрессивными планами»? А страшный Усама бен Ладен, которого можно ловить до морковкина заговенья? А замечательная теория «столкновения цивилизаций», на каковое «столкновение» можно списать столько всего разного? «Война всё спишет». «Экстремизм» для этих целей тоже годится...

В общем, спрос на плохое поведение велик. А спрос рождает предложение, и предложение не заставило себя ждать.

«Фундаментализм» в этом смысле является отличным маркетинговым ходом.

Рассмотрим с этой точки зрения ту возню, которую устроили вокруг очередной инициативы «муллы Омара». Если бы европейцев действительно волновала бы судьба древних памятников, решение было бы простым и очевидным: пригрозить точечной бомбардировкой нескольких талибских гнёзд, а в случае каких-либо непоняток — угрозу привести в исполнение. В конце концов, никто ведь не стеснялся бросать бомбы на голову сербам? Но нет, здесь не так. Вся мировая шобла зажужукалась, зашевелилась, и начала... да, да, вы угадали — активный переговорный процесс! И вот уже почтенный генсек ООН Кофи Аннан встречается в Исламабаде с талибанским «министром иностранных дел» Вакиль Ахмадом Мутавакилем. Напоминаю, что талибский режим является непризнанным никем, кроме Пакистана, Арабских Эмиратов и Саудовской Аравии. Соответственно, эта встреча может рассматриваться как дипломатический успех талибского режима: сам факт встречи на столь высоком уровне уже означает первый шажок к признанию. Для этого всего-то потребовалось немножко побуйствовать.

Ну и что ждёт просвещённую Европу завтра, если всё будет продолжаться в том же духе? Вполне возможно, что в центре Парижа молодой женщине будет неприлично, да и небезопасно появляться без паранджи — велик риск нарваться на мусульманина, оскорблённого видом обнажённого лица. Никаких «поросёночков» в магазинах, на тишотках, и даже на экранах телевизоров, разумеется, нет. Зато у дверей Лувра разбит палаточный городок, и ходят какие-то бородачи в зелёных повязках: это английские мусульмане требуют удаления из музея всех портретов, и вообще изображений людей, ибо они оскорбляют чувства мусульман. Толпа молодых крепких хулиганов в дверях будет истошно вопить и швырять камнями в редких посетителей музея (которых придётся проводить через задний вход под полицейским прикрытием). Вокруг будут виться корреспонденты CNN и Франс Пресс, стараясь донести точку зрения исламистов до самой широкой общественности. Политики всех мастей будут изо всех сил тусоваться, устраивать «круглые столы» и «общественные советы», наперебой ублажая бородатых дядек на предмет глубокого понимания их чувств. Дядьки же будут, посмеиваясь себе в бороды, объяснять, что нормы ислама не позволяют выставлять в публичном месте изображения людей...

И, разумеется, рано или поздно камень полетит в лицо Джиоконды.