Липицкая битва 1216 года

Карта-реконструкция событий.

Липицкая битва 21 апреля 1216 года — одна из самых жестоких и кровавых междоусобных битв в русской истории. Произошла на берегу реки Колокши близ села Лыково, неподалеку от Юрьева-Польского, как доказал А. Оленин, в 1216 году. В этой битве решалась судьба Суздальской земли — наследия Всеволода Большое Гнездо. Красочные описания сражения содержатся практически во всех русских летописях; обычно их называют «Повестью о Липицком побоище».

Из трёх ранних русских летописей, составленных в ХIII-ХIV вв, — Ипатьевской, Лаврентьевской и Новгородской 1-й — немногословное описание сражения находим только в последней. Вероятно, оно было записано со слов очевидцев событий. Основной вариант «Повести» складывается не ранее 1448 г, когда сведения новгородских информаторов обогащаются пластом известий, видимо, смоленского происхождения. Этот вариант «Повести» отражён в Новгородских 4-й, 5-й, Новгородской Карамзинской и Софийской 1-й летописях ХV в. Липицкие «Повести» позднейших русских хроник имеют скорее литературный, чем исторический интерес.

Феодальная войнаПравить

Война, исход которой решила Липицкая битва, была порождена двумя причинами – враждой между новгородцами и Владимирской землей и усобицей между самими владимиро-суздальскими князьями.

Первые сполохи грозных событий, всколыхнувших в 1216 г весь Север Руси, показались пятью годами ранее, когда стареющий великий князь владимирский Всеволод Большое Гнездо решил перед смертью назначить уделы своим сыновьям. Старшему Константину он собирался отдать столицу княжества, следующему сыну Юрию – Ростов, Ярославу – Переяславль, Владимиру – Юрьев-Польский, а малолетним Святославу и Ивану подумывал назначить опекуна. 25 - летний Константин, князь Ростова с 1208 г, попросил у отца оба города одновременно. Всеволод отказал и пригласил сына на личную встречу. Когда тот не явился, раздосадованный родитель решился на беспрецендентный шаг: “снял” старшинство в роду с Константина и по решению общеземского веча “вручил” его Юрию Всеволодичу. “Константин же, слышав то, поднял брови свои с гневом на братьев своих, особенно же на Юрия”.

После смерти Всеволода (13 апреля 1212 г) его место занял Юрий, а Константин остался в Ростове и даже не прибыл на похороны отца. В 1213 – 1214 гг Всеволодичи трижды силой оружия пытались решить свой семейный конфликт, и все три раза безуспешно. К 1214 г в Залесской земле наступило затишье: Константин остался в одиночестве, а все его братья сконцентрировались вокруг фактического великого князя.

Дальнейшее развитие конфликт получил в следующем, 1215 г, уже в Новгороде Великом. По весне приглашенный в республику, Ярослав Всеволодович Переяславский велел взять под стражу верных людей предыдущего новгородского князя – Мстислава Мстиславича Удачливого (кстати, собственного тестя). В городе произошли волнения. Ярослав покинул берега Волхова и укрепился на Новом Торгу (ныне - Торжок Тверской обл.).Здесь князь отдал приказ арестовать всех новгородских купцов, находившихся на Переяславщине, а также перекрыл подвоз суздальского хлеба. В Новгороде возник искусственный голод. Доведённые до крайности нуждой и дороговизной (февраль 1216 г), новгородцы с восторгом встретили у св. Софии князя Мстислава Удатного, который неожиданно появился в городе и торжественно пообещал “исправить” все новгородские обиды:

Или освобожу мужей новгородских и волости, или голову сложу за Новгород [1]

1-го марта, после недолгих сборов новгородское войско выступило в поход. Мстислав повел его далеко в обход Нового Торга – в собственную Торопецкую волость. Здесь он рассчитывал подкормить отощавших воинов и лошадей, а также встретить дружины союзников “Ростиславля племени” - брата Владимира Псковского и двоюродного брата Владимира Рюриковича Смоленского. Около 20 марта Ростиславичи пересекли переяславский рубеж и двинулись вниз по Волге, отсекая Ярослава от баз снабжения и воинских контингентов Владимиро-Суздальской земли. Переяславский князь был вынужден перебраться в Тверь, где 25 марта произошло первое столкновение между противниками. Победу в нём одержали новгородцы. Затем Мстислав отправил посольство с предложениями о союзе ростовскому князю Константину Всеволодичу. На Пасху 10 апреля дружины Мстислава, Владимиров и Константина объединились на Сарском городище (15 км к юго-западу от Ростова). Князья заключили крестоцеловальный договор против Ярослава и остальных Всеволодовичей. Таким образом, семейная ссора 1212 г получила свое продолжение.

17 апреля дружины союзников подошли к Переяславлю-Залесскому. Захваченный “язык” сообщил что Ярослава в городе нет:

Пошёл к брату Юрию с полками, собрав все свои силы, с [ пленными ] новгородцами и новоторжанами[2]

Мстиславу стало понятно, что воевать придётся со всем “Большим Гнездом”. А Всеволодовичи времени даром не теряли.

Расчеты движения войск к полю Липицкой битвы показывают, что Юрий Владимирский знал о конфликте Ярослава с новгородцами уже в середине – конце февраля 1216 г. В марте князь поверстал в войско практически всех боеспособных мужчин княжества, в том числе и крестьян (сегодня мы бы назвали это “всеобщей воинской мобилизацией” – кстати, первый известный на Руси случай). Использован был даже контингент верхнедонских бродников – предшественников казаков. Общий сбор всех сил состоялся во Владимире примерно в середине апреля. Около 18-19 апреля севернее Юрьева-Польского ополчения Юрия, Святослава и Ивана Всеволодичей встретились с Ярославом Переяславским. Вот что говорит летопись:

А князь Юрьи Всеволодичь съ Святославомъ и с Володимеромъ вышелъ бяше из Володимеря съ всею братьею, и бяху полъци силни велми, Муромъци, и Бродници, и Городчане, и вся сила Суздальскои земли, бяшеть бо погънано и ис поселеи и до пешьца.

Их численность по тем временам была громадной – 9233 человек. Скорее всего, братья имели четырёх – пятикратный перевес над силами новгородо-смоленско-ростовской коалиции, появившимися здесь во второй половине дня 19 апреля.

Силы сторонПравить

По средневековым масштабам армии, участвовавшие в Липицкой битве, были огромны. Однако точно определить их истинную численность, как и размер потерь, ныне невозможно. Сведения летописей противоречивы и недостоверны.

Известно, что с Мстиславом Удатным к Ржеву подошло 5000 новгородцев (в изложении В. Н. Татищева они превратились в 500 всадников), а на Зубцов выступило 900 псковичей. Эти цифры представляются вполне реальными и, отталкиваясь от них, можно произвести дальнейшие расчеты. Смоленская земля, которую не постигло такое же бедствие, как Новгород, должна была выставить большее войско, однако вряд ли оно могло значительно превосходить рать Мстислава. Ведь времени на сборы у смолян было еще меньше, чем у новгородцев, и они не могли собрать силы всей земли. В поход, видимо, выступили городской полк и дружина князя, общую численность которых можно условно свести к 6000. Армия Юрия и Ярослава обладала подавляющим численным превосходством, что видно из того, как союзники обрадовались подходу накануне битвы даже белозерской рати, которая была столь невелика, что даже не упомянута отдельно в общей диспозиции – она попала под командование приведшего ее Владимира Мстиславича и слилась с его псковичами. Отсюда логично предположить силы ростовцев в районе 3000, а белозерцев – не более 1000. В целом, таким образом, в распоряжении союзной рати могло быть до 16000 воинов.

Относительно их противников известно, что у Юрия было 13 стягов, а у Ярослава – 17. Под стягами тут, очевидно, подразумеваются не только сами знамена, но и отдельные боевые единицы – подразделения в 20-150 копий во главе с боярином, городским старшиной или мелким князем. Учитывая, что в состав одного копья помимо командира входило еще 10 воинов, можно округленно дать численность сил Юрия где-то в 7-10 тысяч, а Ярослава – в 9-13 тысяч человек. Не менее 5000 воинов должно было входить в полк “меньшой братии” – Ивана и Святослава Всеволодовичей. Утверждение летописца, будто со Святославом и Михаилом Борисовичем под Ржеву пришло 10000 человек явно преувеличено. В противном случае вряд ли они тогда столь поспешно и практически без боя отступили бы перед неполными шестью тысячами Мстислава и Владимира. В итоге армию Всеволодичей на Липице можно исчислить где-то в размере от 21 до 30 тысяч человек. Состав ее был пестрее, чем у союзной рати. Юрий командовал суздальцами – тут была “вся сила Суздальской земли: нагнано бяше из поселей и до пешец”. Под началом Ярослава находились его переяславцы, городчане, муромцы (во главе с князем Давыдом Юрьевичем), незначительное количество беглых новгородцев и новоторжан, а также достаточно крупные силы бродников – их летопись называет на равных в одном ряду с названными контингентами. Относительно них следует заметить, что, они, вопреки расхожему мнению, отнюдь не представляли собой “сбродные шайки восточных степей, первообраз казачества”. Как убедительно показывает филологический анализ происхождения самого их имени, а также сопоставление сведений русских и венгерских хроник, то были отряды наемных воинов, выходцев из Нижнего Подунавья, русское население которого промышляло рыболовством, речной торговлей и пиратством. Во главе их военных отрядов нередко стояли опытные в боевом деле галицкие бояре (“галицкие выгонцы”), а то и князья-изгои. Состав полков “меньшой братии” летописи не раскрывают, но, судя по всему, тут помимо личных дружин Ивана и Святослава, и состояло ополчение Суздальской земли “от поселений”, усиленное богатырями наподобие Юряты и Ратибора. Это можно заключить из того факта, что именно этот фланг оказался слабым местом в боевой линии Всеволодичей и проявил наименьшую стойкость в битве. Оба воинства имели в своих рядах знаменитых витязей-богатырей, каждый из которых возглавлял собственную небольшую дружину. Так, известный Александр Попович, помимо слуги Торопа, выводил в поле “прочих же храбрых того ж града 70”. Богатыри на Руси именовались тогда божьими людьми (для сравнения рыцари-монахи Тевтонского ордена носили среди русских имя божьих дворян), что указывает на тот особый статус, который занимали эти витязи в обществе. Они могли служить тому или иному князю или городу, но при этом сохраняли известную независимость, которая, в конечном счете, и привела в 1219 г. к принятию ими совместного решения служить лишь великому князю киевскому, как традиционному главе всей Русской земли.

Среди воинов союзной рати летописи называют таких богатырей, как Александр Попович, Добрыня Золотой Пояс (он же Тимоня Резанич) и Нефедий Дикун, а со стороны суздальцев – Юряту и Ратибора, павших от руки Поповича. Никоновская летопись называет еще и неких “Иева Поповича и слугу его Нестора, вельми храбрых”, гибель которых в бою оплакивал сам Мстислав Удатный. Это дало основание утверждать о существовании у Александра Поповича брата-богатыря, Иова или Ивана. Однако тут явно имеет место искажение первоначального текста более ранней Новгородской летописи, где среди погибших новгородцев упоминали и “Иванка Поповиця”.

В заключении обзора следует отметить, что, называя численность войск, летописцы, скорее всего, имели в виду лишь “строевые части”, непосредственно участвовавшие в боях, не включая в это число обозное охранение и лагерную обслугу. С учетом же этих сил общая численность войск должна быть увеличена в два-три раза.

Перед Липицкой битвой 1216 г. один из бояр Юрия Всеволодовича говорит князьям:

Не было того ни при прадедехъ, ни при дедех, ни при отьце вашемъ, оже бы кто вшелъ ратью в силную землю Суздальскую, оже вышелъ целъ, хотя бы и вся Руская земля, и Галичьская, и Киевьская, и Смоленьская, и Черниговьская, и Новогородская, и Рязаньская…

 
Шлем Владимирского князя.

Опытный Мстислав немедленно продемонстрировал свое полководческое дарование: он разбил свои лагери между Юрьевым и верховьями р. Липни (левый приток Ирмеса, впадающего в Нерль-Клязьминскую), т. е. южнее войска Всеволодичей. Сообщение их с Владимиром, таким образом, прервалось. Последующие дипломатические переговоры князей ни к чему не привели. Юрий и Ярослав наотрез отказались решать дело миром. Почти все хроники сообщают также о пире братьев в шатре, речах осторожного боярина Творимира и хвастливого Ратибора, обещавшего сёдлами закидать Ростиславичей. Говорится даже о планах князей по разделу русских городов до Киева и Галича включительно. По моему мнению это – выдумка смоленского книжника начала – середины ХV в. В действительности братья были заняты другим: новой клятвой они подтвердили свой военно – политический союз и, очень может быть, именно вечером 19 апреля владимирский князь получил от младшего брата роскошный подарок - парадный княжеский шлем ХII в, украшенный серебряными пластинами с орнаментом, изображениями святых, Иисуса Христа, а также надписью “Великий архистратиг Господень Михаиле, помоги рабу своему Феодору” ( Архангел Михаил – предводитель небесного воинства; Феодор – имя, полученное Ярославом Всеволодичем при крещении ). После того братья, без сомнения хорошо знакомые с окружающей местностью, отправили к противникам посла, который назвал место приближающейся битвы – урочище Липицы, - и сами немедленно выступили к нему. 10-12-километровый переход и организация оборонительной позиции заняли у них всю ночь на 20 апреля.

Утром на Липицах (в нескольких километрах от Юрьева) появились Мстислав Мстиславич, Константин и Владимир Смоленский с полками. Взорам их открылась примерно такая картина: небольшое (ок. 2 квадратных километров) урочище состоит из трёх холмов. Северная, близкая к Юрьеву, возвышенность, противником не занята. Летописцы называли её “Юрьевой горой”. Всеволодичи располагаются на втором холме (так называемой “Авдовой горе”), укреплённом кольями и плетнём. Между горами находится небольшой ручей. В ложбине – густые заросли кустарника и молодых деревьев (летописная “дебрь”). Восточнее расположена третья возвышенность, названия которой в хрониках не сохранилось. Между этим безымянным холмом и “Авдовой горой” водной преграды нет, но та же низинная “дебрь” и очень крутые спуск и подъем.

Таким образом, еще перед началом сражения Юрий и Ярослав имели два неоспоримых преимущества – превосходство в численности и неплохо оборудованную оборонительную позицию. Мстислав же Удатный с союзниками ожидали подхода Владимира Псковского и контингентов из окраинных ростовских земель, поэтому торопиться они не стали. “И послали против Ярославовых людей биться младшую дружину. И бились те день до ночи [20 апреля], но сражались без усердия, ибо была в тот день буря и холодно очень”.

Дальновидный Мстислав Мстиславич быстро нашел способ повернуть ситуацию к собственной пользе. Ранним утром 21 апреля он приказал войскам перейти на третий, безымянный холм, с которого открывалась прямая дорога на Владимир: таким образом князь вынуждал противников вступить в сражение. Около 8 утра прибыли долгожданные ростовцы. К половине девятого расстановка полков с обеих сторон была закончена: дружины встали полумесяцем, “рогами внутрь” у Всеволодичей и “рогами наружу” у их противников. На левом фланге новгородо-ростовской коалиции расположился Владимир Смоленский, в центре – Мстислав Удатный и князь Всеволод Мстиславич, справа – Константин и Владимир Псковский. Правый фланг “всей силы Суздальской земли” был отдан Ярославу, в центре встал Юрий, слева – Святослав и Иван. Бойцов–профессионалов Всеволодичи прикрыли крестьянским ополчением, многочисленным, но слабо вооруженным и плохо обученным.

По обычаям того времени, Мстислав Мстиславич обратился к воинам с речью:

Братья, мы вступили в эту сильную землю; станем же твёрдо, надеясь на Бога, не озираясь назад; побежав, не уйдёшь. Забудем, братья, дома, жён и детей, а уж коли умирать – то, кто хочет, пеший, кто хочет – на конях [3]

Новгородские добровольцы спешились, сбросили лишнюю одежду и обувь и, вооружённые только топорами, яростно атаковали врага через низинную “дебрь” (ок. 8.30 - 9 часов утра). Заслон переяславских крестьян дрогнул, был сбит их первый стяг. В дело вступили смоленцы, а затем и князья со своими латниками. Образовалась общая свалка, в которой всё решили боевой дух и профессиональная подготовка. В этот день они были на стороне нападавших. Летописцы повествуют, что душа победы – князь Мстислав Мстиславич – с одним топором трижды проехал сквозь полки неприятеля. Около половины первого – часа дня союзники пробились к обозам, т. е. полностью нарушили построение Всеволодичей. В битве произошёл перелом: Ярослав и Юрий предпочли бежать. Их примеру последовали остальные. Подавление последних очагов сопротивления заняло, вероятно, ещё некоторое время и сражение завершилось примерно к двум часам дня. “Поле Божьего суда”, трофеи и 6 десятков пленных остались за Мстиславом, Владимиром и Константином. Сами же они потеряли только шестерых убитыми.

Кто не восплачется, - замечает по этому поводу Тверская летопись,– слышав эту горькую победу над своими братьями, стоны проколотых копьями и голоса раненых, ещё живых и кричащих от боли? Ибо многое множество избитых, ум человеческий не может представить, не только на побоище груды мертвых, но и по многим местам лежали тела, некоторые мёртвые, а другие еще дышали; много же их [владимирцев и переяславцев] пойманных и взятых в плен, плакали горьким плачем, видя своих мёртвых и не погребённых [4]

 
Бегство великого князя Георгия (Юрия) Всеволодовича после Липицкой битвы 1216 г.

Ужасные сцены можно было наблюдать по всему Залесью: толпы раненых, испуганных и деморализованных воинов в панике бежали с поля битвы к Юрьеву, Переяславлю и Владимиру. Всех опередил Юрий Всеволодич. Загнав трёх лошадей, на четвёртой он достиг своей столицы “о полудни” - по нашему счету, в 2 часа дня.

И тако за грехы наша Богъ въложи недоумение въ нас, и погыбе много бещисла людии; и бысть въпль и плачь и печяль по городомъ и по селомъ.

В дороге страдавшему полнотой князю пришлось сбросить с себя все тяжести – оружие, кольчугу и драгоценный шлем – подарок брата. К городу он прискакал один, в нижней рубашке, и попытался организовать там оборону.

Заоутра князь Юрьи созва люди: “Братья Володимерци! Затворимся въ граде, негли отбьемся ихъ”.

Однако, вече отказывает ему, ссылаясь на большие потери в рядах ополчения на поле боя, и Юрий капитулирует перед победителями.

Ярослав бежал в свой Переяславль. Противники его, липицкие победители, остались на поле битвы. Похоронив павших, они неспешно двинулись к Владимиру и достигли его в воскресенье 24 апреля. Еще через несколько дней, 28 – го числа, Юрий выехал из города и сдался на волю Мстислава Удатного и Владимира Смоленского. Триумфаторы провозгласили Константина великим князем владимирским, а младшего Всеволодича отправили в ссылку – небольшой волжский городок Радилов на задворках княжества. На следующий день союзники направились к Переяславлю. 3 мая Ярослав “ударил челом” Константину и попросил “накормить его хлебом” ( феодальная формула подчинения ). Братья заключили мир. Мстислав Мстиславич освободил всех пленных новгородцев и смоленцев, вывел из Переяславля новгородских перебежчиков, а также свою дочь Ростиславу-Феодосию ( жену Ярослава Всеволодича ). 5 мая князья союзной коалиции, “взяв свою честь и славу”, разошлись по домам. Война 1216 г завершилась.

Последствия её не были продолжительными. Юрий Всеволодич вернулся из ссылки через полтора года и вскоре, после смерти Константина Мудрого, последовавшей 2 февраля 1218 г, вновь сел на великокняжеский стол. Ярославу примерно в то же время была возвращена супруга. Таким образом, все усилия липицких победителей уже через 2 года были сведены на нет. Последующие события - “Батыев погром” и изменение всего строя русской истории - заслонили воспоминания о “славной битве Липецкой” (выражение Н. М. Карамзина). Побоище так бы и осталось уделом только военных историков (оно, кстати, второе в средневековой европейской и первое в отечественной истории, где честь победы принадлежит атакующим действиям пехоты), если бы не одно счастливое событие. В 1808 г близ села Лыково современной Владимирской области ( 15 километров от места битвы) две крестьянки случайно обнаружили потерянный или спрятанный после Липицкой битвы княжеский шлем. Уникальная находка попала в Оружейную палату Московского Кремля, где находится и поныне.

ИсточникиПравить

  1. Новгородская 1 летопись старшего и младшего изводов. М.-Л. 1950. С.54.
  2. Новгородская четвёртая летопись ( далее – Н4Л ) // ПСРЛ. Пг. 1915. Т.4. Ч.1. Вып. 1. С. 188
  3. Памятники литературы Древней Руси. ХIII век. М. 1981. С. 121, 123. Фрагмент из Новгородской Карамзинской летописи ( далее – НКЛ) в переводе Я. С. Лурье
  4. Летописный сборник, именуемый Тверской летописью // ПСРЛ. СПб. 1863. Т. 15. Стб. 322-323