Мольер

Мольер (урожденный Жан Батист Поклен) (франц. Jean Baptiste Poquelin, dit Molière; 15 января 1622 — 17 февраля 1673) — величайший комедиограф Франции и новой Европы, создатель классической комедии, по профессии актёр и директор театра.

Мольер
Molière
Французский драматург, актёр
Дата рождения:	15 января 1622
Дата смерти:	17 февраля 1673
В запросе есть пустое условие.

Ранние годы. Начало актёрской карьеры

Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно общим правилам и указаниям.

Происходил из старинной буржуазной семьи, в течение нескольких веков занимавшейся ремеслом обойщиков-драпировщиков. Отец Мольера Жан Поклен (1595 - 1669), был придворным обойщиком и камердинером короля. Мольер воспитывался в модной иезуитской школе — Клермонском коллеже, где основательно изучил латынь, так что свободно читал в подлиннике римских авторов и даже, по преданию, перевел на французский язык философскую поэму Лукреция «О природе вещей» (перевод утерян). По окончании колледжа (1639) Мольер выдержал в Орлеане экзамен на звание лиценциата прав. Но юридическая карьера привлекала его не больше отцовского ремесла, и Мольер избрал профессию актёра. В 1643 Мольер стал во главе «Блистательного театра» (Illustre Théâtre). Мнивший себя трагическим актёром, Мольер играл роли героев (именно здесь он принял свой псевдоним «Мольер»). Когда труппа распалась, Мольер решил искать счастья в провинции, примкнув к труппе бродячих комедиантов, возглавляемой Дюфреном.

Труппа Мольера в провинции. Первые пьесы

Юношеские скитания Мольера по французской провинции (1645—1658) в годы гражданской войны — Фронды — обогатили его житейским и театральным опытом. С 1650 Мольер заступает Дюфрена, возглавляет труппу. Репертуарный голод труппы Мольера и явился стимулом к началу его драматургической деятельности. Так годы театральной учёбы М. стали годами и его авторской учёбы. Множество фарсовых сценариев, сочиненных им в провинции, исчезло. Сохранились только пьески «Ревность Барбулье» (La jalousie du Barbouillé) и «Летающий лекарь» (Le médécin volant), принадлежность которых Мольеру не вполне достоверна. Известны ещё заглавия ряда аналогичных пьесок, игранных Мольером в Париже после его возвращения из провинции («Гро-Рене школьник», «Доктор-педант», «Горжибюс в мешке», «План-план», «Три доктора», «Казакин», «Притворный увалень», «Вязальщик хвороста»), причем заглавия эти перекликаются с ситуациями позднейших фарсов Мольера (напр. «Горжибюс в мешке» и «Проделки Скапена», д. III, сц. II). Эти пьесы свидетельствуют о том, что традиция старинного фарса вскормила драматургию Мольера вошла органическим компонентом в основные комедии его зрелого возраста.

Фарсовый репертуар, превосходно исполняемый труппой Мольера под его руководством (сам Мольер нашёл себя как актёра именно в фарсе), способствовал упрочению её репутации. Ещё больше возросла она после сочинения Мольером двух больших комедий в стихах — «Шалый» (L’étourdi, 1655) и «Любовная досада» (Le dépit amoureux, 1656), написанных в манере итальянской литературной комедии. На основную фабулу, представляющую вольное подражание итальянским авторам, наслаиваются здесь заимствования из различных старых и новых комедий, соответственно излюбленному Мольером принципу «брать свое добро всюду, где он его находит». Интерес обеих пьес, соответственно их развлекательной установке, сводится к разработке комических положений и интриги; характеры же в них разработаны ещё весьма поверхностно.

Парижский период

24 октября 1658 труппа Мольера дебютировала в Луврском дворце в присутствии Людовика XIV. Утерянный фарс «Влюбленный доктор» имел громадный успех и решил судьбу труппы: король предоставил ей придворный театр Пти-Бурбон, в котором она играла до 1661, пока не перешла в театр Пале-Рояль, где уже оставалась до смерти Мольера. С момента водворения Мольера в Париже начинается период его лихорадочной драматургической работы, напряженность которой не ослабевала до самой его смерти. За эти 15 лет [1658—1673] Мольер создал все свои лучшие пьесы, вызывавшие за немногими исключениями ожесточенные нападки со стороны враждебных ему общественных групп.

Ранние фарсы

Парижский период деятельности Мольер открывается одноактной комедией «Смешные жеманницы» (Les précieuses ridicules, 1659). В этой первой вполне оригинальной пьесе Мольер сделал смелый выпад против господствовавшей в аристократических салонах вычурности и манерности речи, тона и обхождения, получившей большое отражение в литературе (см. Прециозная литература) и оказывавшей сильное влияние на молодежь (преимущественно женскую). Комедия больно уязвила виднейших жеманниц. Враги Мольера добились двухнедельного запрещения комедии, после отмены которого она шла с удвоенным успехом.

При всей своей крупной литературно-общественной ценности «Жеманницы» — типичный фарс, воспроизводящий все традиционные приемы этого жанра. Та же фарсовая стихия, придававшая юмору Мольера площадную яркость и сочность, пропитывает также следующую пьесу Мольера «Сганарель, или Мнимый рогоносец» (Sganarelle, ou Le cocu imaginaire, 1660). Здесь на смену ловкому слуге-плуту первых комедий — Маскарилю — приходит придурковатый тяжеловесный Сганарель, впоследствии введенный Мольером в целый ряд его комедий.

Комедии воспитания

Комедия «Школа мужей» (L’école des maris, 1661), которая тесно связана с последовавшей за ней ещё более зрелой комедией «Школой жен» (L’école des femmes, 1662), знаменует поворот Мольера от фарса к социально-психологической комедии воспитания. Здесь Мольер ставит вопросы любви, брака, отношения к женщине и устроения семьи. Отсутствие односложности в характерах и поступках персонажей делает «Школу мужей» и особенно «Школу жен» крупнейшим шагом вперед в сторону создания комедии характеров, преодолевающей примитивный схематизм фарса. При этом «Школа жен» несравненно глубже и тоньше «Школы мужей», которая по отношению к ней — как бы набросок, легкий эскиз.

Столь классово заостренные комедии не могли не вызвать ожесточенных нападок со стороны врагов буржуазного драматурга. Мольер ответил им полемической пьеской «Критика на „Школу жен“» (La critique de «L’École des femmes», 1663). Защищаясь от упреков в гаерстве, он с большим достоинством излагал здесь свое кредо комического поэта («вникать как следует в смешную сторону человеческой природы и забавно изображать на сцене недостатки общества») и высмеивал суеверное преклонение перед «правилами» Аристотеля. Этот протест против педантической фетишизации «правил» вскрывает независимую позицию Мольера по отношению к французскому классицизму, к которому он примыкал однако в своей драматургической практике. Другим проявлением той же независимости М. является и его попытка доказать, что комедия не только не ниже, но даже «выше» трагедии, этого основного жанра классической поэзии. В «Критике на „Школу жен“» он устами Доранта дает критику классической трагедии с точки зрения несоответствия её «натуре» (сц. VII), то есть с позиций реализма. Критика эта направлена против тематики классической трагедии, против ориентации её на придворные и великосветские условности.

Новые удары врагов Мольер отпарировал в пьесе «Версальский экспромпт» (L’impromptu de Versailles, 1663). Оригинальная по замыслу и построению (действие её происходит на подмостках театра), комедия эта дает ценнейшие сведения о работе Мольера с актёрами и дальнейшее развитие его взглядов на сущность театра и задачи комедии. Подвергая уничтожающей критике своих конкурентов — актёров Бургундского отеля, отвергая их метод условно-напыщенной трагической игры, Мольер вместе с тем отводит упрек в том, что он выводит на сцену определенных лиц. Главное же — он с невиданной дотоле смелостью издевается над придворными шаркунами-маркизами, бросая знаменитую фразу: «Нынешний маркиз всех смешит в пьесе; и как в древних комедиях всегда изображается простак-слуга, заставляющий хохотать публику, точно так же и нам необходим уморительный маркиз, потешающий зрителей». Так Мольер открыто декларирует воинствующий антидворянский характер своих трагедий.

Зрелые комедии. Комедии-балеты

В конечном итоге из баталии, последовавшей за «Школой жен», Мольер вышел победителем. Вместе с ростом его славы упрочивались и его связи со двором, при к-ром он все чаще выступает с пьесами, сочиненными для придворных празднеств и дававшими повод развернуть блестящее зрелище. Мольера создает здесь особый жанр «комедии-балета», сочетая балет, этот излюбленный вид придворных увеселений (в к-ром сам король и его приближенные выступали в качестве исполнителей), с комедией, дающей сюжетную мотивировку отдельным танцовальным «выходам» (entrées) и обрамляющей их комическими сценами. Первая комедия-балет Мольера — «Несносные» (Les fâcheux, 1661). Она лишена интриги и представляет ряд разрозненных сценок, нанизанных на примитивный сюжетный стержень. Мольер нашёл здесь для обрисовки светских щеголей, игроков, дуэлистов, прожектеров и педантов столько метких сатирико-бытовых черточек, что при всей своей бесформенности пьеса является шагом вперед в смысле подготовки той комедии нравов, создание к-рой являлось задачей Мольера («Несносные» были поставлены до «Школы жен»).

Успех «Несносных» побудил Мольера к дальнейшей разработке жанра комедии-балета. В «Браке по неволе» (Le mariage forcé, 1664) Мольер поднял жанр на большую высоту, добившись органической связи комедийного (фарсового) и балетного элементов. В «Принцессе Элидской» (La princesse d’Elide, 1664) Мольер пошёл противоположным путем, вставив шутовские балетные интермедии в псевдоантичную лирико-пасторальную фабулу. Так было положено начало двум типам комедии-балета, к-рые разрабатывались Мольером и дальше. Первый фарсово-бытовой тип представлен пьесами «Любовь-целительница» (L’amour médécin, 1665), «Сицилиец, или Любовь-живописец» (Le Sicilien, ou L’amour peintre, 1666), «Господин де Пурсоньяк» (Monsieur de Pourceaugnac, 1669), «Мещанин во дворянстве» (Le bourgeois gentilhomme, 1670), «Графиня д’Эскарбаньяс» (La comtesse d’Escarbagnas, 1671), «Мнимый больной» (Le malade imaginaire, 1673). При всей громадной дистанции, отделяющей такой примитивный фарс, как «Сицилиец», служивший только рамкой для «мавританского» балета, от таких развернутых социально-бытовых комедий, как «Мещанин во дворянстве» и «Мнимый больной», мы имеем здесь все же развитие одного типа комедии — балета, вырастающего из старинного фарса и лежащего на магистрали творчества М. От других комедий М. эти пьесы отличаются только наличием балетных номеров, которые вовсе не снижают идеи пьесы: М. не делает здесь почти никаких уступок придворным вкусам. Иначе обстоит дело в комедиях-балетах второго, галантно-пасторального типа, к которому относятся: «Мелисерта» (Mélicerte, 1666), «Комическая пастораль» (Pastorale comique, 1666), «Блистательные любовники» (Les amants magnifiques, 1670), «Психея» (Psyché, 1671 — написана в сотрудничестве с Корнелем). Так как Мольер шёл в них на некоторый компромисс с феодально-аристократическими вкусами, то пьесы эти имеют более искусственный характер, чем комедии-балеты первого типа.

Если в своих ранних комедиях Мольер проводил линию социальной сатиры сравнительно осторожно и касался преимущественно второстепенных объектов, то в своих зрелых произведениях он берет под обстрел самую верхушку феодально-аристократического общества в лице его привилегированных классов — дворянства и духовенства, создавая образы лицемеров и развратников в поповской рясе или в пудреном парике.

«Тартюф»

Разоблачению их посвящен «Тартюф» (Le Tartuffe, 1664—1669). Направленная против духовенства, этого смертельного врага театра и всей светской буржуазной культуры, эта комедия содержала в первой редакции всего 3 акта и изображала лицемера-попа. В таком виде она была поставлена в Версале на празднестве «Увеселения волшебного острова» 12 мая 1664 под названием «Тартюф, или Лицемер» (Tartuffe, ou L’hypocrite) и вызвала бурю негодования со стороны «Общества святых даров» (Société du Saint Sacrement) — тайной религиозно-политической организации аристократов, крупных чиновников и духовных лиц, проводившей идею ортодоксального католицизма. В образе Тартюфа Общество усмотрело сатиру на своих членов и добилось запрещения «Тартюфа». Мольер мужественно отстаивал свою пьесу в «Прошении» (Placet) на имя короля, в к-ром прямо писал, что «оригиналы добились запрещения копии». Но это прошение не привело ни к чему. Тогда Мольер ослабил резкие места, переименовал Тартюфа в Панюльфа и снял с него рясу. В новом виде комедия, имевшая 5 актов и озаглавленная «Обманщик» (L’imposteur), была допущена к представлению, но после первого же спектакля 5 августа 1667 была снята. Только через полтора года «Тартюф» был наконец представлен в 3-й окончательной редакции.

Хотя Тартюф и не является в ней духовным лицом, однако последняя редакция вряд ли мягче первоначальной. Расширив очертания образа Тартюфа, сделав его не только ханжой, лицемером и развратником, но также предателем, доносчиком и клеветником, показав его связи с судом, полицией и придворными сферами, Мольер значительно усилил сатирическую остроту комедии, превратив её в негодующий памфлет на современную Францию, к-рой фактически заправляет реакционная клика святош, в чьих руках находится благосостояние, честь и даже жизнь скромных буржуа. Единственным просветом в этом царстве мракобесия, произвола и насилия является для Мольера мудрый монарх, к-рый и разрубает затянутый узел интриги и обеспечивает, как deus ex machina, счастливую развязку комедии, когда зритель уже перестал верить в её возможность. Но именно в силу своей случайности развязка эта кажется чисто искусственной и ничего не меняет в существе комедии, в её основной идее.

«Дон-Жуан»

Если в «Тартюфе» Мольер нападал на религию и церковь, то в «Дон-Жуане, или Каменном госте» (Don Juan, ou Le festin de pierre, 1665) он направил острие своей сатиры в самое сердце феодального дворянства. Положив в основу пьесы испанскую легенду о неотразимом обольстителе женщин, попирающем законы «божеские» и человеческие (см. «Дон-Жуан»), Мольер придал этому бродячему сюжету, облетевшему почти все сцены Европы, оригинальную сатирическую разработку. Образ Дон-Жуана, этого излюбленного дворянского героя, воплотившего всю хищную активность, честолюбие и властолюбие феодального дворянства в период его расцвета, Мольер наделил бытовыми чертами французского аристократа XVII в. — титулованного развратника, насильника и «либертена», беспринципного, лицемерного, наглого и циничного, демонстрирующего глубокое разложение господствующего класса в эпоху абсолютизма. Он делает Дон-Жуана отрицателем всех устоев, на к-рых основывается благоустроенное буржуазное общество. Дон-Жуан лишен сыновних чувств, он мечтает о смерти отца, он издевается над мещанской добродетелью, соблазняет и обманывает женщин, бьёт крестьянина, вступившегося за невесту, тиранит слугу, не платит долгов и выпроваживает кредиторов, богохульствует, лжет и лицемерит напропалую, состязаясь с Тартюфом и превосходя его своим откровенным цинизмом (ср. его беседу со Сганарелем — д. V, сц. II). Такова сущность образа Дон-Жуана, выражающая всю полноту классовой ненависти М. к знатным бездельникам, продолжавшим безнаказанно царить в бесправном французском обществе XVII в. Свое негодование по адресу паразитического дворянства, воплощенного в образе Дон-Жуана, Мольер вкладывает в уста его отца, старого дворянина Дон-Луиса, и слуги Сганареля, к-рые каждый по-своему обличают порочность Дон-Жуана, произнося фразы, предвещающие тирады Фигаро (напр.: «Происхождение без доблести ничего не стоит», «Я скорее окажу почтение сыну носильщика, если он честный человек, чем сыну венценосца, если он так же распущен, как вы» и т. п.).

Но образ Дон-Жуана соткан не из одних отрицательных черт. При всей своей порочности Дон-Жуан обладает большим обаянием: он блестящ, остроумен, храбр, и Мольер, обличая Дон-Жуана как носителя пороков враждебного ему класса, одновременно любуется им, отдает дань его рыцарскому обаянию.

«Мизантроп»

Если одушевляемый классовой ненавистью Мольер внес в «Тартюфа» и «Дон-Жуана» ряд трагических черт, проступающих сквозь ткань комедийного действия, то в «Мизантропе» (Le Misanthrope, 1666) эти черты настолько усилились, что почти совсем оттеснили комический элемент. Типичный образец «высокой» комедии с углубленным психологическим анализом чувств и переживаний героев, с преобладанием диалога над внешним действием, с полным отсутствием фарсового элемента, с взволнованным, патетическим и саркастическим тоном речей главного героя, «Мизантроп» стоит особняком в творчестве Мольера. Он отмечает тот момент в его лит-ой деятельности, когда затравленный врагами и задыхавшийся в душной атмосфере версальского двора поэт не выдержал, отбросил комическую маску и заговорил стихом, «облитым горечью и злостью». Буржуазные учёные охотно подчеркивают автобиографический характер «Мизантропа», отражение в нём семейной драмы Мольера. Хотя наличие автобиографических черт в образе Альцеста несомненно, однако сводить к ним всю пьесу — значит замазывать её глубокий социальный смысл. Трагедия Альцеста — трагедия передового протестанта-одиночки, не чувствующего опоры в широких слоях собственного класса, который ещё не созрел для политической борьбы с существующим строем.

Несомненно в негодующих речах Альцеста проявляется собственное отношение Мольера к современным общественным порядкам. Но Альцест не только образ благородного обличителя общественных пороков, ищущего «правды» и не находящего её: он тоже отличается некоторой двойственностью. С одной стороны, это — положительный герой, благородное негодование которого вызывает к нему сочувствие зрителя; с другой стороны, он не лишен и отрицательных черт, к-рые делают его комичным. Он слишком горяч, несдержан, бестактен, лишен чувства меры и чувства юмора. Свои обличительные речи он обращает к ничтожным людишкам, неспособным понять его. Своим поведением он на каждом шагу ставит себя в смешное положение перед теми людьми, которых сам же презирает. Такое двойственное отношение Мольера к своему герою объясняется в конечном счете тем, что несмотря на свои передовые воззрения он ещё не вполне освободился от чуждых классовых влияний и от предрассудков, царивших в презираемом им обществе. Альцест потому и сделан смешным, что он вздумал идти против всех, хотя бы из наилучших побуждений. Здесь возобладала точка зрения благонамеренного буржуа феодальной эпохи, который ещё крепко сидел в Мольере. Потому-то революционная буржуазия XVIII века и переоценила образ Альцеста, бросив Мольеру упрек в том, что единственного честного человека в своем театре он отдал на осмеяние негодяям (Руссо), а впоследствии (в эпоху Великой французской революции) превратила Альцеста в «патриота», санкюлота, друга народа (Фабр д’Эглантин).

Поздние пьесы

Чересчур глубокая и серьёзная комедия, «Мизантроп» был встречен холодно зрителями, искавшими в театре прежде всего развлечения. Чтобы спасти пьесу, Мольер присоединил к ней блестящий фарс «Лекарь по неволе» (Le médécin malgré lui, 1666). Эта безделка, имевшая громадный успех и до сих пор сохранившаяся в репертуаре, разрабатывала излюбленную Мольером тему о врачах-шарлатанах и невеждах. Любопытно, что как раз в самый зрелый период своего творчества, когда Мольер поднялся на высоту социально-психологической комедии, он все чаще возвращается к брызжущему весельем фарсу, лишенному серьёзных сатирических заданий. Именно в эти годы Мольером написаны такие шедевры развлекательной комедии-интриги, как «Господин де Пурсоньяк» и «Проделки Скапена» (Les fourberies de Scapin, 1671). Мольер вернулся здесь к первичному источнику своего вдохновения — к старинному фарсу.

В литературоведческих кругах издавна установилось несколько пренебрежительное отношение к этим грубоватым, но искрящимся подлинным «нутряным» комизмом пьескам. Это предубеждение восходит к самому законодателю классицизма Буало, идеологу буржуазно-аристократического искусства, порицавшему Мольера за шутовство и потакание грубым вкусам толпы. Однако именно в этом низшем, неканонизированном и отвергнутом классической поэтикой жанре Мольер больше, чем в своих «высоких» комедиях, отмежевывался от чуждых классовых влияний и взрывал феодально-аристократические ценности. Этому способствовала «плебейская» форма фарса, издавна служившая молодой буржуазии метким оружием в её борьбе с привилегированными классами феодальной эпохи. Достаточно сказать, что именно в фарсах Мольер разработал тот тип умного и ловкого, облеченного в лакейскую ливрею разночинца, который станет полвека спустя главным выразителем агрессивных настроений восходящей буржуазии. Скапен и Сбригани являются в этом смысле прямыми предшественниками слуг Лесажа, Мариво и др. до знаменитого Фигаро включительно.

Особняком среди комедий этого периода стоит «Амфитрион» (Amphitryon, 1668). Несмотря на проявляющуюся здесь независимость суждений Мольера, ошибочно было бы видеть в комедии сатиру на самого короля и его двор. Свою веру в союз буржуазии с королевской властью Мольер сохранил до конца жизни, выражая точку зрения своего класса, не созревшего ещё до идеи политической революции.

Вот почему из своей критики общественных пороков и недостатков Мольер не делает политических выводов. Он думает устранить их путем чисто морального воздействия и обличения. Притом, если раньше это обличение было направлено гл. обр. против высших классов, то в последние 5 лет своей жизни Мольер создает комедии, так сказать, «самокритические», ставящие целью укрепление классового самосознания буржуазии и разоблачение недостатков, унижающих её достоинство. Основная тема этого периода — осмеяние буржуа, стремящихся подражать аристократии и породниться с нею. Эта тема развита в «Жорже Дандене» (George Dandin, 1668) и в «Мещанине во дворянстве». В первой комедии, разрабатывающей в форме чистейшего фарса популярный «бродячий» сюжет, Мольер высмеивает богатого «выскочку» (parvenu) из крестьян, к-рый из глупой спеси женился на дочери разорившегося барона, открыто изменяющей ему с маркизом, выставляющей его в дураках и напоследок заставляющей его же просить у неё прощения. Ещё острее разработана та же тема в «Мещанине во дворянстве», одной из самых блестящих комедий-балетов Мольера, где он достигает виртуозной легкости в построении диалога, приближающегося по своему ритму к балетному танцу (ср. квартет влюбленных — д. III, сц. X). Эта комедия — самая злая сатира на буржуазию, подражающую дворянству, какая вышла из-под пера М. Он не щадит здесь красок для осмеяния богатого буржуа Журдена, который лезет изо всех сил в дворянство, обучается хорошим манерам, отворачивается от своей плебейской жены и якшается с прогоревшими дворянчиками, обирающими его. Но если над Журденом Мольер издевается за его глупость, напоминая ему старую мещанскую мудрость «всяк сверчок знай свой шесток», то с ещё бо́льшим презрением он изображает находящегося на содержании у Журдена знатного мошенника и паразита Доранта, лишенного привлекательности Дон-Жуана и потому вдвойне отвратительного. Этим отрицательным персонажам противопоставлены положительные — г-жа Журден и Клеонт, честные, правдивые и сознательные буржуа, гордые принадлежностью к своему классу. Ни в одной другой комедии М. не дал такого яркого изображения классового антагонизма между дворянством и сознательной частью буржуазии, как в этой пьесе, цель которой — «отрезвить буржуазию, внушить ей чувство собственного достоинства, мысль, что она должна создать собственную культуру» (Фриче).

Помимо тяги буржуазии к дворянству Мольер высмеивает также её специфические пороки, из к-рых первое место принадлежит скупости. В знаменитой комедии «Скупой» (L’avare, 1668), написанной под влиянием «Кубышки» (Aulularia) Плавта, Мольер мастерски рисует отталкивающий образ скряги Гарпагона (имя его стало во Франции нарицательным), у которого страсть к накоплению, специфическая для буржуазии как класса денежных людей, приняла патологический характер и заглушила все человеческие чувства. Демонстрируя вред ростовщичества для буржуазной нравственности, показывая разлагающее действие скупости на буржуазную семью, Мольер в то же время рассматривает скупость как нравственный порок, не вскрывая порождающих её социальных причин. Такая абстрактная трактовка темы скупости ослабляет социальную значимость комедии, к-рая тем не менее является — со всеми её достоинствами и недостатками — наиболее чистым и типичным (наряду с «Мизантропом») образцом классической комедии характеров.

Проблему семьи и брака Мольер ставит также в своей предпоследней комедии «Учёные женщины» (Les femmes savantes, 1672), в к-рой он возвращается к теме «Жеманниц», но разрабатывает её гораздо шире и глубже. Объектом его сатиры являются здесь женщины-педантки, увлекающиеся науками и пренебрегающие семейными обязанностями. Издеваясь в лице Арманды над буржуазной девицей, свысока относящейся к браку и предпочитающей «взять в мужья философию», М. противопоставляет ей Генриетту, здоровую и нормальную девушку, чуждающуюся «высоких материй», но зато обладающую ясным и практическим умом, домовитую и хозяйственную. Таков идеал женщины для Мольера, приближающегося здесь опять к патриархально-мещанской точке зрения. До идеи женского равноправия Мольеру, как и его классу в целом, было ещё далеко.

Вопрос о распаде мещанской семьи поставлен также и в последней комедии Мольера «Мнимый больной» (Le malade imaginaire, 1673). На этот раз причина распада семьи — мания главы дома Аргана, воображающего себя больным и являющегося игрушкой в руках недобросовестных и невежественных врачей. Презрение Мольера к врачам, проходящее сквозь всю его драматургию, вполне объяснимо исторически, если вспомнить, что медицинская наука основывалась в его время не на опыте и наблюдении, а на схоластических умствованиях. Мольер нападал на шарлатанов-врачей так же, как он нападал на прочих лжеученых педантов и софистов, насилующих «природу».

Хотя и написанная смертельно больным Мольером, комедия «Мнимый больной» — одна из самых веселых и жизнерадостных его комедий. На её 4-м представлении 17 февраля 1673 Мольер, игравший роль Аргана, почувствовал себя дурно и не доиграл спектакля. Он был перенесен домой и через несколько часов скончался. Парижский архиепископ запретил было хоронить нераскаявшегося грешника (актёры на смертном одре должны были приносить покаяние) и отменил запрет только по указанию короля. Величайшего драматурга Франции похоронили ночью, без обрядов, за оградой кладбища, где хоронили самоубийц. За гробом его шло несколько тысяч человек «простого народа», собравшегося отдать последние почести любимому поэту и актёру. Представители высшего света на похоронах отсутствовали. Классовая вражда преследовала Мольера после смерти, как и при жизни, когда «презренное» ремесло актёра помешало Мольеру быть избранным в члены Французской академии. Зато имя его вошло в историю театра как имя родоначальника французского сценического реализма. Недаром академич. театр Франции «Comédie Française» до сих пор неофициально называет себя «Домом Мольера».

Характеристика

Оценивая Мольера как художника, нельзя исходить, как делают буржуазные учёные, из отдельных сторон его художественной техники: языка, слога, композиции, стихосложения и т. д. Все эти моменты важны только с точки зрения уяснения того, в какой мере они помогают художнику выражать образно свое понимание действительности и отношение к ней. Мольер был художником поднимавшейся в феодальном окружении французской буржуазии эпохи первоначального капиталистического накопления. Он был представителем самого передового класса своей эпохи, в интересы к-рого входило наивозможно полное познание действительности с целью укрепления в ней своего бытия и господства. Потому Мольер и был материалистом. Он признавал объективное существование независимой от человеческого сознания материальной действительности, природы (la nature), к-рая определяет и формирует сознание человека, является для него единственным источником истины и блага. Всей силой своего комического гения М. обрушивается на тех, кто мыслит иначе, кто пытается насиловать природу, навязывая ей свои субъективные домыслы. Все выводимые Мольером бразы педантов, учёных-буквоедов, врачей-шарлатанов, жеманниц, маркизов, святош и т. д. смешны прежде всего своим субъективизмом, своей претензией навязывать природе собственные представления, не считаться с её объективными законами.

Материалистическое мировоззрение Мольера делает его художником, кладущим в основу своего творческого метода опыт, наблюдение, изучение людей и жизни. Художник передового восходящего класса, Мольер имеет относительно большие возможности и к познанию бытия всех других классов. В своих комедиях он отразил почти все стороны французской жизни XVII в. При этом все явления и люди изображаются им с точки зрения интересов его класса. Эти интересы обусловливают направление его сатиры, иронии и буффонады, к-рые являются для Мольера средствами воздействия на действительность, её переделки в интересах буржуазии. Так. обр. комедиографическое искусство Мольера пронизано определенной классовой установкой.

Но французская буржуазия XVII в. не была ещё, как отмечалось выше, «классом для себя». Она не была ещё гегемоном исторического процесса и потому не обладала достаточно зрелым классовым сознанием, не имела организации, объединяющей её в единую сплоченную силу, не думала о решительном разрыве с феодальным дворянством и о насильственном изменении существующего общественно-политического строя. Отсюда — специфическая ограниченность классового познания действительности Мольера, его непоследовательность и колебания, его уступки феодально-аристократическим вкусам (комедии-балеты), дворянской культуре (образ Дон-Жуана). Отсюда же усвоение Мольером канонического для дворянского театра смехотворного изображения людей низкого звания (слуги, крестьяне) и вообще частичное подчинение его канону классицизма. Отсюда далее — недостаточно четкое отмежевание дворян от буржуа и растворение тех и других в неопределенной социальной категории «gens de bien», то есть просвещенных светских людей, к к-рым принадлежит большинство положительных героев-резонеров его комедий (до Альцеста включительно). Критикуя отдельные недостатки современного дворянски-монархического строя, М. не понимал, что конкретных виновников зла, на к-рое он направлял жало своей сатиры, следует искать в социально-политическом строе Франции, в расстановке её классовых сил, а вовсе не в искажениях всеблагой «природы», то есть в явной абстракции. Специфическая для Мольера как художника неконституировавшегося класса ограниченность познания действительности выражается в том, что материализм его — непоследовательный, а следовательно не чуждый влиянию идеализма. Не зная, что именно общественное бытие людей определяет их сознание, Мольер переносит вопрос об общественной справедливости из социально-политической сферы в сферу моральную, мечтая разрешить его в пределах существующего строя путем проповеди и обличения.

Это отразилось, естественно, и в художественном методе Мольера. Для него характерны:

• резкое разграничение положительных и отрицательных персонажей, противопоставление добродетели и порока;
• схематизация образов, унаследованная Мольером от commedia dell’arte склонность оперировать масками вместо живых людей;
• механическое развертывание действия как столкновения внешних по отношению друг к другу и внутренне почти неподвижных сил.

Правда, пьесам Мольера присуща большая динамичность комедийного действия; но динамика эта — внешняя, она иноположна характерам, к-рые в основном статичны по своему психологическому содержанию. Это подмечено уже Пушкиным, к-рый писал, противопоставляя М. Шекспиру: «Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков… У Мольера скупой скуп и только».

Если в лучших своих комедиях («Тартюф», «Мизантроп», «Дон-Жуан») М. пытается преодолеть односложность своих образов, механистичность своего метода, то в основном его образы и вся конструкция его комедий все же носят на себе сильный отпечаток механистического материализма, характерного для мировоззрения франц. буржуазии XVII в. и её художественного стиля — классицизма.

Вопрос об отношении Мольера к классицизму гораздо сложнее, чем это кажется школьной истории лит-ры, безоговорочно наклеивающей на него ярлык классика. Спору нет, Мольер был создателем и лучшим представителем классической комедии характеров, и в целом ряде его «высоких» комедий художественная практика Мольера вполне согласуется с классической доктриной. Но в то же время другие пьесы Мольера (гл. обр. фарсы) резко противоречат этой доктрине. Это означает, что и по своему мировоззрению Мольер расходится с основными представителями классической школы.

Как известно, франц. классицизм — это стиль смыкавшейся с аристократией верхушки буржуазии и наиболее чутких к экономич. развитию слоев феодальной знати, на которую первая оказывала известное воздействие рационализмом своего мышления, подвергаясь в свою очередь воздействию феодально-дворянских навыков, традиций и предрассудков. Художественно-политическая линия Буало, Расина и др. есть линия компромисса и классового сотрудничества буржуазии с дворянством на почве обслуживания придворно-дворянских вкусов. Классицизму абсолютно чужды всякие буржуазно-демократические, «народные», «плебейские» тенденции. Это — литература, рассчитанная на «избранных» и презрительно относившаяся к «черни» (ср. «Поэтику» Буало).

Именно поэтому для Мольера, к-рый был идеологом самых передовых слоев буржуазии и вел ожесточенную борьбу с привилегированными классами за эмансипацию буржуазной культуры, классический канон должен был оказаться чересчур узким. Мольер сближается с классицизмом только в самых общих его стилевых принципах, выражающих основные тенденции буржуазной психики эпохи первоначального накопления. Сюда относятся такие черты, как рационализм, типизация и генерализация образов, абстрактно-логическая систематизация их, строгая четкость композиции, прозрачная ясность мысли и слога. Но даже стоя в основном на классической платформе, Мольер в то же время отвергает ряд стержневых принципов классической доктрины, вроде регламентации поэтического творчества, фетишизации «единств», с к-рыми он обращается иногда весьма вольно («Дон-Жуан» напр. по построению — типичная барочная трагикомедия доклассической эпохи), узости и ограниченности канонизованных жанров, от которых он уклоняется то в сторону «низменного» фарса то в сторону придворной комедии-балета. Разрабатывая эти неканонизованные жанры, он вносит в них ряд черт, противоречащих предписаниям классического канона: предпочитает сдержанному и благородному комизму разговорной комедии внешний комизм положений, театральную буффонаду, динамическое развертывание фарсовой интриги; вылощенному салонно-аристократическому яз. — живую народную речь, усеянную провинциализмами, диалектизмами, простонародными и жаргонными словечками, подчас даже словами тарабарского яз., макаронизмами и т. п. Все это придает комедиям Мольера демократический низовой отпечаток, за к-рый его упрекал Буало, говоривший о его «чрезмерной любви к народу». Но таков Мольер далеко не во всех его пьесах. В целом, несмотря на частичное подчинение М. классическому канону, несмотря на спорадические подлаживания к придворным вкусам (в его комедиях-балетах), побеждают у Мольера все же демократические, «плебейские» тенденции, к-рые объясняются тем, что М. был идеологом не аристократической верхушки буржуазии, а буржуазного класса в целом и стремился втянуть в орбиту своего влияния даже наиболее косные и отсталые его слои, а также шедшие в ту пору за буржуазией массы трудового народа.

Такое стремление Мольера к консолидации всех слоев и групп буржуазии (в силу чего его неоднократно награждали почетным титулом «народного» драматурга) обусловливает большую широту его творческого метода, не вполне укладывающегося в рамки классической поэтики, обслуживавшей только определенную часть класса. Перерастая эти рамки, Мольер опережает свою эпоху и намечает такую программу реалистического искусства, которую буржуазия смогла полностью провести в жизнь только значительно позднее.

Этим и объясняется громадное влияние, оказанное Мольером на все последующее развитие буржуазной комедии как во Франции, так и за её пределами. Под знаком М. развивалась вся французская комедия XVIII в., отразившая весь сложный переплет классовой борьбы, весь противоречивый процесс становления буржуазии как «класса для себя», вступающего в политическую борьбу с дворянски-монархическим строем. На Мольера опиралась в XVIII в. как развлекательная комедия Реньяра, так и сатирически заостренная комедия Лесажа, разработавшего в своем «Тюркаре» тип откупщика-финансиста, бегло намеченный Мольером в «Графине д’Эскарбаньяс». Влияние «высокой» комедий Мольера испытала и светская бытовая комедия Пирона и Грессе и морально-сентиментальная комедия Детуша и Нивель де Лашоссе, отражающая рост классового самосознания средней буржуазии. Даже вытекающий отсюда новый жанр мещанской или буржуазной драмы (см. «Драма», раздел «Драма буржуазная»), этой антитезы классической драматургии, подготовлен комедиями нравов Мольера, столь серьёзно разрабатывавшими проблемы буржуазной семьи, брака, воспитания детей — эти основные темы мещанской драмы. Хотя некоторые идеологи революционной буржуазии XVIII в. в процессе переоценки дворянской монархической культуры резко отмежевывались от М. как придворного драматурга, однако из школы Мольера вышел знаменитый творец «Женитьбы Фигаро» Бомарше, единственный достойный преемник Мольера в области социально-сатирической комедии. Менее значительно влияние Мольера на буржуазную комедию XIX в., к-рой была уже чужда основная установка Мольера Однако комедийная техника Мольера (особенно его фарсов) используется мастерами развлекательной буржуазной комедии-водевиля XIX века от Пикара, Скриба и Лабиша до Мельяка и Галеви, Пальерона и др.

Не менее плодотворным было влияние Мольера за пределами Франции, причем в различных европейских странах переводы пьес Мольера явились мощным стимулом к созданию национальной буржуазной комедии. Так было прежде всего в Англии в эпоху Реставрации (Уичерли, Конгрив), а затем в XVIII веке Фильдинг и Шеридан]. Так было и в экономически отсталой Германии, где ознакомление с пьесами Мольера стимулировало оригинальное комедийное творчество немецкой буржуазии. Ещё более значительным было влияние комедии Мольера в Италии, где под непосредственным воздействием Мольера воспитался творец итальянской буржуазной комедии Гольдони. Аналогичное влияние оказал Мольера в Дании на Гольберга, создателя датской буржуазно-сатирической комедии, а в Испании — на Моратина.

В России знакомство с комедиями М. начинается уже в конце XVII в., когда царевна София, по преданию, разыграла в своем тереме «Лекаря по неволе». В начале XVIII в. мы находим их в петровском репертуаре. Из дворцовых спектаклей Мольера переходит затем в спектакли первого казенного публичного театра в Петербурге, возглавляемого А. П. Сумароковым. Тот же Сумароков явился первым подражателем Мольера в России. В школе Мольера воспитывались и наиболее «самобытные» русские комедиографы классического стиля — Фонвизин, Капнист и И. А. Крылов. Но самым блестящим последователем М. в России был Грибоедов, давший в образе Чацкого конгениальный М. вариант его «Мизантропа» — правда, вариант вполне оригинальный, выросший в специфической обстановке аракчеевски-бюрократической России 20-х гг. XIX в. Вслед за Грибоедовым и Гоголь отдал дань М., переведя на русский яз. один из его фарсов («Сганарель, или Муж, думающий, что он обманут женой»); следы мольеровского влияния на Гоголя заметны даже в «Ревизоре». Позднейшая дворянская (Сухово-Кобылин) и буржуазно-бытовая комедия (Островский) тоже не избежала влияния Мольера. В предреволюционную эпоху буржуазные режиссёры-модернисты делают попытку сценической переоценки пьес Мольера с точки зрения подчеркивания в них элементов «театральности» и сценического гротеска (Мейерхольд, Комиссаржевский).

Октябрьская революция не ослабила, а, напротив, усилила интерес к Мольеру. Репертуар национальных театров СССР, обязанных своим возникновением пролетарской революции, тоже неизменно включает в себя пьесы Мольера, к-рые переведены на яз. едва ли не всех народностей нашего Союза. С начала реконструктивного периода, когда проблемы культурной революции были подняты на новую, более высокую ступень, когда перед театром была поставлена задача критического освоения художественного наследства, были сделаны попытки нового подхода к Мольеру, раскрытия созвучия его с социальными задачами театра наших дней. Из этих попыток заслуживает упоминания любопытная, хотя и испорченная формалистски-эстетскими влияниями постановка «Тартюфа» в ленинградском Гостеатре драмы (б. Александринском) в 1929. Режиссура (Н. Петров и Вл. Соловьев) перенесла действие комедии в наши дни и стремилась расширить её интерпретацию как по линии выявления современного религиозного мракобесия и ханжества, так и по линии «тартюфства» в самой политике (социал-соглашатели и социал-фашисты). Одновременно с критической переоценкой М. в театре возникает проблема критического освоения его художественного метода советской драматургией. Однако при всем глубоком социальном тонусе комедий Мольера основной его метод, покоящийся на принципах механистического материализма, чреват опасностями для пролетарской драматургии (ср. «Выстрел» Безыменского). Задача диалектической переработки метода М. и подлинно-критического использования его громадного комедийно-сатирического мастерства стоит на очереди перед всей советской драматургией эпохи построения социализма.

Библиография

• I. Лучшие издания Мольера — в коллекции «Les grands écrivains de la France», под. ред. Eug. Despois и P. Mesnard, 13 vv., Hachette, P., 1886—1900, а также Œuvres poubliées d’après les textes originaux, avec des notices par J. Copeau, 10 vv., P., 1929. Русск. перев. Мольера появились с 1757. Важнейшие пьесы переведены по нескольку раз. Лучшее русск. изд. в серии «Биб-ка великих писателей», под ред. С. А. Венгерова, изд. Брокгауз-Ефрон, 2 тт., СПБ, 1912—1913. После революции кроме изданий отдельных пьес появилось: Мольер, Избранные комедии, под ред. В. Филиппова, серия «Русские и мировые классики», Гиз, М. — Л., 1929. В настоящее время подготовляется новое полное собрание сочинений М. в изд. «Academia».

• II. Родиславский В., Мольер в России, «Русский вестник», 1872, кн. III; Веселовский Алексей, Этюды о Мольере: «Тартюф», История типа и пьесы, М., 1879; Его же, Этюды о Мольере: «Мизантроп», М., 1881; Его же, Этюды и характеристики, т. I, изд. 4-е, М., 1912; Цебрикова М. К., Мольер, его жизнь и произведения, СПБ, 1888; Коклен, Мольер и Шекспир, «Артист», М., 1889, кн. IV; Барро М. Б., Мольер, его жизнь и литературная деятельность, СПБ, 1891; Лансон Г., История французской литературы, т. II, М., 1896; Вейнберг П., Мольер, «Ежегодник императорских театров», прилож. 3-е, СПБ, 1899—1900; Фриче В. М., Мольер, М., 1913; Комиссаржевский Ф., Театральные прелюдии, М., 1916; Пиксанов Н. К., Грибоедов и Мольер (Переоценка традиции), М., 1922; Манциус К., Мольер. Театры, публика, актёры его времени, перев. Ф. Каверина, М., 1922; Быстрянский В., Мольер и французская буржуазия второй половины XVII в., «Книга и революция», 1922, № 4 (16); Соловьев В. Н., Театр Мольера, «Очерки по истории европейского театра», под ред. А. А. Гвоздева и А. А. Смирнова, П., 1923; Гвоздев А. А., Оперно-балетные постановки во Франции XVI—XVII вв., там же; Патуйе Ю., Мольер в России, Берлин, 1924; Клейнер И., Театр Мольера, Анализ производственной деятельности, М., 1927; Коган П. С., Социология мольеровского творчества, вступ. ст. к «Избранным комедиям», Гиз, М. — Л., 1929; Филиппов В., Мольер-драматург, там же; Соллертинский И. И., «Мизантроп» Мольера, вступ. ст. к «Мизантропу», Дешевая биб-ка классиков Гиза, М. — Л., 1930; Tachereau J., Histoire de la vie et des ouvrages de Molière, Bruxelles, 1828; Mahrenholtz, Molière’s leben und Werke, Heilbronn, 1881; Larroumet G., La comédie de Molière, l’auteur et le milieu, 1886; Stapfer F., Molière et Shakespeare, P., 1886; Brunetière F., Les époques du théâtre français, 1892; La philosophie de Molière, «Études critiques», 4-me série, 2-me éd., P., 1891; Weiss J. J., Molière, P., 1900; Lanson G., Molière et la farce, «Revue de Paris», 1901; Schneegans H., Molière, Berlin, 1902; Huszar G., Études critiques de littérature comparée, t. II. Molière et l’Espagne, P., 1907; Rigal Eug., Molière, 2 vv., 1908; Lafenestre G., Molière, P., 1909; Donnay M., Molière, 5-me éd., P., 1911; Wolff M. J., Molière der Dichter und seine Werke, München, 1923; Michaut G., La jeunesse de Molière, 2-me éd., 1923; Les débuts de Molière à Paris, P., 1923; Les luttes de Molière, P., 1925; Wechssler E., Molière als Philosoph, 2 Aufl., Marburg, 1925; Gutkind C., Molière und das Komische Drama, Halle, 1928; Heisz H., Molière, Lpz., 1929; Küchler W., Molière, P., 1929.

• III. Бахтин Н. Н., Мольер в русской литературе, «Сочин. Мольера», изд. Брокгауз-Ефрон, т. II, СПБ, 1913, стр. 609—618; Филиппов В., Мольер в России XVIII в., сб. «Беседы», М., 1915; Рулин П. И., Русские переводы Мольера в XVIII в., «Известия по русскому языку и словесности Академии наук СССР», т. I, кн. I, 1928. Иностранные справочники: Lacroix P., Bibliographie Molièresque, 2-me éd., P., 1875; Livet Ch., Lexique de la langue de Molière, 3 vv., P., 1896—1897; Lanson G., Manuel bibliographique de la littérature française moderne, P., 1925.

В Викицитатнике есть страница по теме
Мольер

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.