Текст:Александр Рейвен-Томсон:Фашизм и диалектика
Непрерывный прогресс фашизма в Европе, казалось бы, свидетельствует о существовании нового исторического процесса, который невозможно отрицать, но который идет к своему неизбежному завершению. Марксисты, которые думали, что унаследовали от пророка Карла совершенное объяснение исторического прогресса, теперь в полной растерянности, чтобы объяснить эту неожиданную неудачу, разрушающую их стратегический план в тот самый момент, когда казалось, что победа находится в руках пролетариата. Можно, конечно, назвать фашизм «организованным выражением решимости капиталистов не останавливаться ни перед чем, чтобы остаться у власти», как это делает господин Джон Стрэчи; но это не объясняет ни бесцеремонности, с которой фашистские лидеры обращаются с крупнейшими капиталистами, ни их полное подчинение финансовой свободы национальному благосостоянию.
Давайте рассмотрим марксистскую систему, «материалистическую интерпретацию истории», чтобы увидеть, где она ошиблась. Прежде всего, мы должны вернуться к Гегелю, ибо, как заметил Ленин, «Маркс немыслим без Гегеля». Гегель, конечно, не был материалистом; напротив, он был идеалистом. Он считал, что вселенная — это дух, или, правильнее, «идея». Это не привлекало еврея Карла Маркса, но в своем объяснении явлений Гегель изобрел систему под названием «диалектика», которая имела огромную привлекательность для тонкого ума Маркса.
Гегелевская концепция Вселенной была потрясающим усилием человеческого интеллекта, возможно, величайшим умственным достижением человечества. Он увидел потрясающее зрелище всеобъемлющей «идеи», вовлеченной в бесконечный процесс самопознания. В этом процессе все явления, включая существование самого человечества, были частями огромной и сложной «диалектики», или аргументации, посредством которой «идея» спорила сама с собой в погоне за конечной истиной, или, более правильно, «самопознанием». Он представлял себе этот процесс как повторяющееся постулирование некоторого «тезиса», или аспекта истины, подобно тому, как ученый постулирует теорию для объяснения химических или физических фактов. Затем, поскольку этот тезис на самом деле не охватывал всей истины, он вытеснял «антитезис», или противоположную концепцию, которая затем вступала в «диалектическую» борьбу с неполным допущением «тезиса». Подобно тому, как противники научной теории собирают аргументы против нее.
В конечном итоге из этой диалектики возникает «синтез», включающий аспекты как тезиса, так и антитезиса в более глубоком понимании истины. Поскольку этот синтез затем формирует новый, но все еще неполный тезис, он провоцирует новую диалектическую борьбу, новый синтез и так далее, в прогрессивном стремлении к окончательному знанию. И снова параллель с прогрессом научных исследований очень близка. Очень естественно, что Гегель высоко ценил человека, и особенно организованное, цивилизованное государство, как самый передовой инструмент в диалектическом совершенствовании идеи. Отсюда и возникло довольно ошибочное мнение, что Гегель выступал за поклонение государству. На самом деле Гегель был пантеистом; возможно, самым активным монотеистом из когда-либо известных человечеству.
МАРКС И ДИАЛЕКТИКАПравить
Маркс не обладал интеллектуальными способностями Гегеля, чья система изложена выше лишь в самом грубом виде, но он ухватился за диалектический процесс как за объяснение и оправдание классовой войны. Разделяя гегелевское уважение к человеку и организованному государству, Маркс был особенно заинтересован в развитии общества в рамках диалектического процесса. Рассматривая общество как инструмент производства, а не как Гегель — как инструмент познания, он считал «рабочих» единственным слоем общества, имеющим право на уважение, и осуждал несовершенство общества, которое дает власть и престиж паразитам и непроизводителям.
Марксистская «материалистическая интерпретация истории» основана на диалектической борьбе между классами общества с конечной целью совершенствования бесклассового общества, в котором все будут «работать», то есть все будут заняты в процессе производства. Хотя эта марксистская схема далеко не дотягивает до возвышенной универсальной концепции гегелевской философии, она, тем не менее, не может не вызывать симпатии всех реалистов, отвергающих как идеализм, так и материализм в качестве законченных философий бытия. Мы можем не разделять марксистских предрассудков в пользу производителей материальных благ, можем сохранять почетное место для искателей Истины, будь то через искусство, науку или религию, но мы восстаем против господства в обществе какого-либо группового класса, особенно если этот класс не вносит вклад ни в познание Истины, ни в производство богатства.
РАЗВОРАЧИВАЮЩАЯСЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯПравить
Как бы мы ни относились к конечной истине гегелевской философии, нельзя отрицать, что гегелевская «триада» тезиса, антитезиса и синтеза действительно формирует фундаментальный ритм существования как в природе, так и в обществе. От протона и электрона, объединяющихся в атом, до мужа и жены, объединяющихся в семью, можно найти ту же фундаментальную триадическую основу. В обществе действует тот же закон в непрерывном динамическом процессе, который, как справедливо полагал Маркс, завершится совершенным бесклассовым обществом. Давайте проследим этот процесс на примере развития Европейской цивилизации.
Современная Европа берет свое начало в далеком прошлом, когда на Римскую империю обрушились орды варваров. Какой еще пример диалектического процесса можно привести? Тезис римской цивилизации, искусственной, материалистической и упадочной, был опровергнут ее антитезисом, германским варварством, естественным, идеалистическим и мужественным. Результатом стал почти идеальный синтез, после ожесточенной диалектической борьбы завоеваний, повторных завоеваний, порабощения и вандализма, когда на руинах Рима поднялась феодальная система, возглавляемая варварскими лидерами, которые, тем не менее, все еще носили традиционные титулы императорского Рима, dux (герцог), comes (граф), imperator (император) и так далее, управляя недавно освобожденными от службы в римских усадьбах вилланами.
Эта феодальная система полностью опиралась на военную силу защиты мечом в обмен на военную службу повелителю. Очень естественно в диалектическом процессе (полностью игнорируемом Марксом) военная власть вызвала свой полный антитезис — духовную власть. Власть феодального барона была оспорена властью священника, и Средние века ознаменовались великой борьбой церкви и государства, кульминацией которой стало соперничество папы и императора, завершившееся в Каноссе триумфом папства и удивительным синтезом военного и духовного.
Однако папское верховенство, сосредоточенное в Италии, стало невыносимым для провинциального дворянства, которое в конце концов сломило власть Рима в ходе Реформации и основало независимые государства Европы, разрушив прежнее единство христианства. Последовал еще один синтез, когда дворяне и духовенство объединились на службе абсолютной монархии. Не имеет значения, было ли это достигнуто безжалостными методами Генриха VIII или изяществом Людовика XIV, который сделал кардинала своим главным государственным министром: и в протестантских, и в католических странах синтез монархии положил конец диалектической борьбе мирской и духовной власти.
Монархия, однако, была лишь прикрытием и оправданием привилегий рождения и духовенства, тех аристократических привилегий, которые Карл Маркс неправильно назвал «феодальными». Теперь, наконец, мы вступаем в тот короткий период истории, который интересует только марксистов, период, когда материалистические мотивы начинают преобладать над идеалистическими, и начинает ощущаться классовое господство. Неизбежно простой народ возмущался и восставал против аристократических притязаний, и Английская революция, Французская революция, «безумный год» 1848 года были всего лишь инцидентами в огромной диалектической борьбе, которая закончилась свержением аристократии. Однако безжалостная логика синтеза лишь положила конец одной привилегии, чтобы начать другую, еще худшую, чем прежде. На смену земельной аристократии пришли гордые мещане. Привилегия рождения уступила место привилегии богатства. Аристократия уступила место плутократии.
КАПИТАЛИЗМПравить
Так наступил капитализм и новая диалектика классовой войны между привилегированными владельцами собственности и бесправным пролетариатом — рабочим и крестьянином с их символическими серпом и молотом. Как и феодальный землевладелец, промышленный капиталист полагался на силу, чтобы сохранить свое положение, и, подобно феодальному землевладельцу, он был встречен призывом к Праву со стороны своих рабочих, которые противопоставляли свое негативное сопротивление его позитивной власти. Профсоюзы объединили рабочих и развили их право на забастовку и отказ от труда как мощное оборонительное оружие. Организация была важной частью этой операции, и обширные профсоюзные движения сформировались во всех странах западного мира.
В ответ промышленные капиталисты создали свои собственные огромные тресты и синдикаты, которые вскоре вышли далеко за пределы национальных границ и превратились в международные федерации, связанные между собой высшими капиталистическими владыками международных финансов. Тем временем рабочие тоже расширяли свои профсоюзы, превращая их во все более крупные организации, стремились к международной принадлежности и, в конечном счете, обращались к Москве и Сталину за руководством в мировой революции. Так выросли конкурирующие организации международных финансов и международного социализма, объединенные для того, что, как с нежностью надеялись марксисты, станет последней борьбой за социальное тысячелетие. Действительно, странная параллель с международной организацией феодальной Европы под властью императора и папы для того, что многие миллионы в те дни представляли себе как религиозное тысячелетие.
Почему это тысячелетие было неизбежно отложено? Научные изобретения и технический прогресс последних лет безмерно расширили возможности производства, но уровень жизни народных масс остается низким, а социальные условия — плачевными. Между тем, повышение эффективности производства приводит лишь к созданию огромной армии безработных. Как это можно объяснить? Почему социальная революция не зажглась?
ПРИВИЛЕГИЯ ВЛАСТИПравить
Объяснение заключается в том, что организация власти порождает собственную коррупцию. Развитие гигантских профсоюзных организаций наделяет лидеров этих организаций огромной властью. Затем они не хотят рисковать своими организациями на пике классовой войны за создание бесклассового государства, в котором такие организации потеряют свое главное оправдание. Профсоюзные боссы, управляющие миллионами людей, так же как и монопольные капиталисты, управляющие миллионами денег, заинтересованы в сохранении системы, которая наделяет их огромной личной властью.
Таким образом, мы имеем новый коррумпированный синтез. Финансисты и профсоюзные деятели заключают перемирие, а позже даже вступают в союз, чтобы защитить систему, которая так выгодна обоим. Первое предательство произошло, когда лидер профсоюза Бен Тёрнер встретился с международным еврейским финансистом Альфредом Мондом (позже лордом Мелчеттом) и подписал печально известное соглашение Монда-Тёрнера, в котором отказывался от забастовки как оружием. Второе и более серьезное предательство произошло совсем недавно, когда боссы профсоюзов и финансисты мирового капитализма объединились для «защиты демократии» и «сохранения свободы». Интернационализм, который сначала искали как средство расширения организации для классовой войны, становится самоцелью, чем-то, ради чего рабочие должны быть готовы пожертвовать зарплатой, условиями и самой жизнью. Так появляются мольбы об Абиссинии и Чехословакии, Китае и Испании, в то время как дома растет безработица и несчастье.
Все это не что иное, как старая знакомая борьба за сохранение привилегий — на этот раз привилегий власти. Таков жалкий итог марксистской классовой войны в западном мире. Привилегия рождения уступила место привилегии богатства: теперь обе они склоняются перед привилегией власти, которой обладают боссы людей и денег.
БЕСКЛАССОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯПравить
Однако диалектический процесс на этом не заканчивается. Историю можно остановить не больше, чем прилив. Тезис о монопольных привилегиях неизбежно вызывает свой антитезис, и этим антитезисом является массовое народное движение всех классов, страдающих от финансовой и профсоюзной тирании. Наконец-то появляется надежда на реальное «бесклассовое» государство, ибо антитезой «господства босса» является «бесклассовая» революция. Все классовые привилегии теперь ликвидированы. Лишь несколько человек обладают властью, которой наделены миллионы рабочих или миллионы акций, и сегодня используют эту власть для поддержания системы, которая ее обеспечивает. Против этих людей поднимается волна бесклассовой революции.
Нет ничего удивительного в том, что эта новая революционная сила должна принять национальную форму. Только патриотизм всегда был тем чувством, которое объединяло все классы общества в совместных действиях. Именно к патриотизму обращаются все классы, чтобы освободиться от тирании, осуществляемой либо самими иностранцами (в большинстве своем евреями), либо людьми, ставшими приверженцами международного мировоззрения.
Таким образом, фашизм играет свою роль в диалектическом развитии общества. Революционное движение XX века является такой же подлинной частью исторического процесса, как и демократическое движение XVIII века или пролетарское движение XIX века. Действительно, следующий синтез уже дает о себе знать. Безответственное использование власти вызвало народный бунт. Можно было бы ожидать, что этот бунт примет анархическую форму в возмущенном отрицании личной власти. Однако в ответ на неизбежный закон синтеза народный бунт ухватился за власть как за единственное средство победы над тиранией. Принцип фашизма — ответственное осуществление власти народным национальным лидером, которому народ доверил право действовать от его имени. Безответственная власть, оспариваемая народным восстанием, создает истинный синтез национальной власти, ответственной за использование своей власти перед народом.
КОНЕЦ БОРЬБЫ?Править
Остается только обсудить, завершает ли бесклассовая революция фашизма социальный процесс и совершенствует ли бесклассовое государство. Это в значительной степени остается вопросом будущего. Можно надеяться, что диалектика теперь может выйти за пределы нации к совершенству мирового порядка или подняться над политикой в сферу культуры. В любом случае, логично ожидать, что бесклассовая революция имеет гораздо больше шансов создать бесклассовое государство, чем преднамеренная классовая революция, такая как коммунизм, приведшая к созданию государства в Советской России, все еще ожесточенной классовым соперничеством и быстро создающей свою собственную бюрократическую тиранию значительно очищенного коммунистического меньшинства.
Важно также отметить, что каждое фашистское государство было крайне озабочено созданием органической структуры общества и подчинением всех искусственных классовых различий национальной службе. Это, безусловно, указывает на то, что бесклассовая революция ведет к созданию бесклассового государства, а значит, к прекращению борьбы за классовые привилегии, которую осуждал Маркс. Вполне возможно, что национальная революция достигнет того, что не смогла установить международная революция марксизма.
В любом случае, ни один фашист не стремится к иудейскому «тысячелетию», в котором борьба прекратится и наступит застой. Нам достаточно того, что мы должны бороться со злом нашего времени и участвовать в историческом процессе, который еще принесет возрождение веку, утонувшему в грязном материализме. Классовая борьба — это симптом материального эгоизма. Средневековая Европа знала другие цели и более высокие идеалы. Давайте покончим с классовой борьбой, чтобы западный человек мог обратить свой взор к более благородным вещам. Мы приветствуем будущую борьбу, эти великие конфликты еще впереди.