Текст:Андрей Ашкеров:Мусорная машина: о Дерриде, грамматологии и мышлении
АНДРЕЙ
АШКЕРОВ | ||
|
| ||
МУСОРНАЯ
МАШИНА: О ДЕРРИДЕ, ГРАММАТОЛОГИИ И
МЫШЛЕНИИ
|
|
Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000. — 511 с.
|
1. В своей «Грамматологии» Жак Деррида скромно предлагает собственное определение мышления, не без толики смущения концентрируя в нем притязание на новизну (разумеется, в последней инстанции, то есть новизну от века и до скончания времен) и новаторство (конечно же, сугубо без-личное и, вместе с тем, сугубо сверх-личное). Он заявляет: «…мыслить — это значит починать (выделено Ж. Деррида — А. А.) эпистему резцом своего письма» (с. 233).
Менее всего в этом утверждении стоит искать симптомы желания раз и навсегда порвать с философией или, тем более, стремления к тому, чтобы попросту с пренебрежением отринуть от себя прах онто/тео/телеологии. Скорее, в нем стоит усмотреть пафос Новой Онтологии, Новой Теологиии и Новой Телеологии: онто-«логии» не-наличия (пренебрегающей как присутствием, так и отсутствием), тео-«логии» раличАния (презирающей как тождества, так и различия), телео-«логии» вос-полнительности (отвергающей как полноту, так и недостаток).
И здесь налицо авангардистская подоплека интеллектуального жеста Деррида: никогда еще отрицание не было наделено такой мерой позитивности, никогда еще это наделение негативного позитивностью не было столь прочно связано с атрибутированием свойств «нов [ого/му]» или «современн [ого/му]».
И вместе с тем, речь в данном случае может идти и о специфическом традиционализме того же самого жеста: хотя никогда еще понятия во имя и в рамках любых критических проектов не подвергались столь вызывающей переработке (которая заставила бы их так ополчиться на самих себя и столь бескомпромиссно против себя восстать), никогда еще ни одна разновидность критики не была так зависима от необходимости быть верной самой себе и воплощать собой преемственность любым иным предшествующим формам критики (причем в соответствии с теми критериями верности, над которыми она не властна и которые сами исподволь наделяют ее властью).
2. Деконструкции действительно невозможно дать другого определения, кроме того, что она не является всем и является ничем (хотя, выражению самого Деррида, совершает свою работу независимо от того, хотим ли мы того или не хотим). Однако совсем по-другому обстоит дело с особой дерридианской критичностью и с его методом, а также с той ролью, которую этот философ играет как критик и методолог.
— Как же так?!! — испуганно вскрикните вы. — Ведь сам Деррида говорил, что деконструкция — это вовсе не метод и не критика. Ведь сам говорил! Сам!
— Все это совершенно верно, — отвечу я. — Никто и не думал с этим спорить, но… Но есть одно обстоятельство, которое необходимо учесть.
3. Вот оно:
3,5. Проблематизируя деконструкцию, даже просто упоминая это слово, Жак Деррида безусловно помещает его в фокус или, если хотите, центр своего внимания. Более того, даже если предположить, что слово «деконструкция» в текстах Деррида не имеет никаких шансов стать понятием (то есть быть подвергнутым процедурам операционализации, способным сделать его понимание буквальным, содержание — определенным, объем — измеренным, а употребление — точным), любое обращение к нему сопровождено своего рода «инструкцией к применению». Возобновляемое из раза в раз изложение этой инструкции и составляет, в общем-то, то, что можно обозначить как стилистику дерридианского философствования. Разрозненные и пространные «положения» упомянутой инструкции являются всегда затянутым комментарием к тому, каким образом слово «деконструкция» можно или нельзя использовать, придирчивым описанием того, где оно будет выглядеть уместным, а где нет, дотошной попыткой достичь определенности в его неопределенности, наконец, скрупулезным предостережением от того, чтобы кто-либо недостаточно буквально понял характерную для него «открытость». Короче говоря, хотел бы того Деррида или нет, само обращение к слову «деконструкция» предполагает некую методологическую и одновременно критическую стратегию. Именно так, опять-таки совершенно независимо от его желания, с этим словом можно работать.
4. В чем же заключается эта потаенная дерридианская критика, слишком неприметная для тех, кто пытается мыслить о философских опытах Деррида исключительно в режиме пресловутого «взгляда изнутри» и, вместе с тем, чрезмерно очевидная для тех, кто с легкостью принял на себя миссию «стороннего наблюдателя»?
(Ни то, ни другое, как необходимо попутно заметить, вообще нерелевантно в ситуации, когда предметом рассмотрения оказывается деконструктивизм, в котором провозглашается проницаемость границы между имманентным и трансцендентным).
5. Каким образом возникает и приводиться в действие дерридианская методология, наличие которой не позволяет установить «слепое пятно», в равной степени имеющееся и у тех, кто отказывает деконструктивизму в возможности иметь некие методологические принципы (или, подобно самому Деррида, видит в самой деконструкцию своеобразную альтернативу любому методу), и у тех, кто, напротив, усматривает в деконструктивизме некую скрытую методологию, едва ли не методологию заговора, целью и смыслом которого выступает подрыв всех и всяческих оснований?
(Одни из этих слепцов ограничились ослеплением себя, другие — взялись и за других. Все они — наследники Тересия).
6-7. Дерридианская методология носит весьма специфичный характер: утверждая, что деконструкция ни чем не является, Жак Деррида — уже по факту упоминания об этом «ничто» (хотя оно, не имеет имени) и обращения от его «имени» (хотя это имя принадлежит безымянному) — делает методом умолчание, сопряженное с постоянными заявлениями о бесконечном поиске и никогда не завершающемся заполнении текстовых лакун. Речь идет об особом умолчании: умолчании, пытающемся сделать достоянием письма все, что умалчивается, умолчании, способ осуществления которого связан с подменой письмом некой непререкаемой говорливости. Основной стратегией этого метода выступает радикальный критицизм, обобщенной формулой которого сложит поиск несогласованностей, противоречий и парадоксов, иными словами, всего, что оказывается рубцами и изъянами того или иного текста. Генерализованное внимание к всем этим рубцам и изъянам легитимируется онто/тео/телео-«логизацией» проблематики письма, чтобы совершить которую как раз и требуется обратиться к онто-«логии» не-наличия, тео-«логии» раличАния и телео-«логии» вос-полнительности.
С другой стороны, заявляя, что деконструкция не является всем, Жак Деррида точно также начинает писать обо «всем» и как бы от имени этого «всего». Считая себя уполномоченным всем, что составляет это «все», Деррида по самопровозглашению начинает выступать и как субститут отвергаемой целостности и как правомочная инстанция, определяющая ее дальнейшую судьбу.
8. [Столь двойственная роль позволяет на правах своеобразного наследника целостности (завещанной всей метафизической традицией Запада и представленной концептами Присутствия, Тождества и Полноты), выступать как в качестве Образцового Критика, способного указать на пределы метафизики и отметить многочисленные стороны ее конфликта с самой собой (лишая главной привилегии — отличаться определенностью (cloture)), так и Последнего Философа, обеспокоенного дальнейшей судьбой человеческой мысли и собственноручно помещающего метафизику в некий заповедник (где она не может найти свой конец (fin), но не может и развиваться по-прежнему)].
9. Проблематизируя конец философии, Деррида ни в коей мере не заявляет о его наступлении, ставя на переворачивание главенствующих метафизических оппозиций, он никогда не отказываясь от них сколько-нибудь всерьез. То, что Деррида делает в ходе своего философствования (которое ему свойственно обозначать не иначе как опыт и оценивать с позиций экспериментального интереса) стоит обозначить словом «recycle» (переработка, утилизация). Понятия пускаются в расход с тем, чтобы слова утратили свои вертикальные связи и перспективы какого-либо категориального обобщения.
Точечность избирается в противовес универсальности. Произвольность предпочитается законосообразности. Объем понятия начинает заполнять собой его содержание.
[Приложение 1]…………………………………….
[Приложение 2] В конечном счете, обратиться к не-наличию / различАнию / вос-полнительности и сфокусировать внимание на деконструкции (что неизбежно случается у Деррида, коль скоро именно эти «темы» и слово становятся достоянием его текстов), значит разными способами пытаться превратить «recycle» в философское из-обретение, призванное видоизменить статус самой философии, которой, по мере превращения в извод опыта, надлежит стать вместилищем понятийных от-ходов или от-бросов. И здесь совершенно не случайным представляется то, что Деррида начинает попытки этого видоизменения с вопроса о соотношении голоса и логоса, приходя к утверждению чрезвычайно широкого истолкования слова «грамма», а затем к гипотезе о повсеместности следов.
[?] Деррида пытается учесть, каким образом различные граммы на протяжении всей истории письма, отмеченной постоянной дифференциацией ритмов и форм их развития, все же сохраняют весьма и весьма прочную связь друг с другом. Прочность такого рода связи для Деррида не подлежит сомнению, ибо он исходит из того, что само письмо, в ходе своего исторического развития распадающееся на все более отличающиеся друг от друга разновидности, составляет некий важнейший лейтмотив организации земной жизни. Более того, своеобразным доказательством прочности этой связи выступает то, что она простирается поверх границ между органическим и техническим, то есть поверх границ между природой и культурой.
Вслед за А. Леруа-Тураном, Деррида в одном ряду перечисляет и про-граммы, регулирующие инстинкты животных, и про-граммы, управляющие памятью электронных устройств. В качестве про-граммы и в том, и в другом случае выступает некая кодировка, представляющая собой более или менее систематизированную совокупность [пред]писаний.
10. Однако Деррида оставляет без внимания вопрос о классификации и каталогизации типов письма, то есть всех тех столь несхожих друг с другом кодов, о сопряженности которых он столь пространно и уверенно пишет.
10.1. Не интересует Деррида и вопрос о том, какие исторические конфигурации эти типы письма между собой образуют. (Ограничиваясь приведением примеров, французский философ забывает задуматься об их корректности).
10.2. Более же всего ему претит сопоставление уровней, для которых каждый из этих примеров сохранял бы релевантность (и которые, соответственно, могут быть охарактеризованы с точки зрения своей историчности).
[пред-последнее?] Из того, что господство метафизики зиждется на поддержании иерархии между логосом, голосом и письмом (где логос всегда находится на первом месте, голос выступает в качестве его ближайшего посредника, «выразителя par excellence», а письмо третируется как отдаленный посредник, «выразитель второго порядка») фактически делается вывод о том, будто и в самом письме главенствует тот его тип, который оказывается во власти лого- и фоноцентризма.
Что же касается других типов письма, то они, как следует из того, что пишет Деррида, попадают во поле зрения лишь постольку, поскольку деконструируются основные метафизические оппозиции, прежде всего, оппозиция культуры и природы, благодаря чему культурные артефакты начинают рассматриваться едва ли не как частный случай природных явлений. Более того, именно трансформация данной оппозиции позволяет утвердить как некую данность описываемое Деррида доминирование нефонетического письма (письма «tel quell») над фонетическим письмом («образцовость» которого по сравнению с другими типами письма являет собой ни что иное, как следствие зависимости от голоса и логоса).
[последнее?] Однако именно это выдает верность, сохраняемую Деррида всем тем дихотомическим конструкциям метафизики, которые он не в состоянии заменить чем-то другим и, вместе с тем, сохраняет лишь в утилизованной форме «нарушенных» иерархий. Дерридианские представления о нефонетическом письме (письме tel quel) выступают в этой ситуации ни чем иным, как результатом размывание границ между природой и культурой, которое, вовсе не приводя к какому-либо «полному» и «окончательному» устранению данной оппозиции, оказывается поводом для того, чтобы превратить в культурный артефакт деконструктивисткую переработку культуры, продукты которой тут же впоследствии освящаются во имя и в рамках унифицированных стандартов эко-«логии» мультикультурализма.
|
|
| |||
|
| |||
|
|
Ссылка дня:
Проект "[../svoe/index.shtml СВОЁ]" |