Текст:Андрей Ашкеров:Энциклопедический проект: Аномия
АНОМИЯ. Понятие аномии (от греч. anomie — безымянный, неизвестный, неидентифицированный) обозначает состояние неопределенности социальных суждений и классификаций, норм и правил, принципов и догматов. Это ситуация невозможности обращения к расхожим мнениям и затертым мыслям, общепризнанным идеям и принятым на веру словам, ситуация, которая сопряжена с кризисом всего, что так или иначе соотносится с допущением факта существования некоего вездесущего здравого смысла.
Впервые понятие аномии было введено крупнейшим французским социологом Эмилем Дюркгеймом, связывавшим его с открытостью перспектив установления собственного nomos’а или, говоря по-другому, с доступностью средств, пригодных для формирования собственной картины мира. Такого рода открытость предполагает свободное обращение со всеми необходимыми для этого подходами, позициями и представлениями. Когда аномия становится повсеместно распространенной, любая картина мира перестает быть абсолютом, превращаясь в выражение установок, диктуемых пространственной принадлежностью человека, или, что то же самое, выступающих в качестве обозначения некой точки зрения.
Условием, предопределяющим аномию, является разрушение монополии, возникающей в рамках узурпации права рассуждать и высказываться. Симптомом последней служит возможность беспрепятственно выдавать свои сугубо частные предрассудки за некие всеобщие основоположения. Более того, именно эта возможность оказывается, с одной стороны, орудием применения и сохранения власти, а с другой стороны, инструментом ее обретения и накопления. Причем речь идет об особой разновидности властных ресурсов, которые в современной социально-политической теории получили название символических. Обладание этими ресурсами дает право делать существующим, как бы вызывать к жизни, все, чему дается имя.Подобное право скрывает под собой специфическое могущество, выражающееся в способности различать особенности и приводить их в систему, определять градации и устанавливать ранжиры, отводить всему свое место и расставлять все по этим местам. Если пользоваться известной пословицей, то, в конечном счете, специфическое могущество, о котором здесь идет речь, находит воплощение в умении более или менее безапелляционно давать понять «каждому сверчку», где находиться «его шесток». Не случайно, некоторые специалисты в области этимологии, в частности, виднейший французский лингвист Эмиль Бенвенист, увязывают само понятия nomos’а с практикой осуществления сегрегации, то есть с практикой иерархического деления участков территории, автоматически превращающихся в сферы влияния. Иными словами, nomos абсолютизируется тем больше, чем последовательнее он подкрепляется действиями по формуле: «Разделяй и властвуй». При этом контуры социального порядка неизменно находят достаточно полное и всеобъемлющее выражение в том порядке, который возникает «в умах и сердцах». Единство двух данных порядков порождает очень опасный эффект неощутимости властного принуждения, которое, будучи подкрепленным санкциями морального и юридического характера, в прямом смысле начинает восприниматься «как должное».
Именно с устранением подобного рода единства и сопряжено достижение состояния аномии, вызываемого восстанием против символических монополий. В современной социологии сложилось две формы отношения к этому восстанию. Первая форма — фиксирующая сугубо негативную его интерпретацию — выражается американским социологом Робертом Мертоном, полагающим, что аномия чревата хаосом и потому от нее во что бы то ни стало следует избавиться: с помощью пресечения любых поползновений видоизменить определенную систему ценностей или, во всяком случае, ориентируясь на максимально «благоразумный» подход к такому видоизменению. Вторая форма — напротив, запечатлевающая вполне позитивное истолкование этого восстания — демонстрируется французским социологом Пьером Бурдье, считающим, что революции в области слова и мысли совершенно необходимы, ибо они оказывают реальное воздействие на характер власти, способствуя ее демонополизации, ведущей в свою очередь к возрастанию социальной мобильности.
Если суммировать обе эти версии рассмотрения феномена аномии и причин ее возникновения, появится некий окончательный образ: аномия как продуктивный беспорядок умонастроений, находящий воплощение в общественном устройстве, все более тяготеющем к освобождению от гнета властного принуждения, единственным способом осуществления которого выступает монополия на высказывания и рассуждения.