Текст:Гадальщики
В одной деревне жили в батраках два приятеля: Яндала и Сверчок. Проработали они уже́ несколько лет. Как-то раз Яндала говорит Сверчку:
— Плохое, брат, наше житьё. Вечно нами помыкают, бранят да ругают за всякий пустяк; случись у хозяина какая неприятность — всегда срывает свою злость на нас. Что толку батрачить? Лучше жениться. Женишься, будешь сам себе хозяин — ложись, когда захочешь, вставай, когда вздумаешь!
— Правильно говоришь, брат! —поддакивает Сверчок. — Лучше женимся и будем вольными.
Раззадорили они так-то друг друга, присмотрели себе невест, и дело стало только за господским разрешением да церковным благословением. Устроилось и это, и вскорости состоялись две шумные свадьбы.
Не житьё у них стало, а масленица: ешь-пей досыта, что вздумаешь; хочешь — спи, хочешь — лежи, хочешь — вставай. Но во всяком положении есть и свои радости и свои заботы. Через год приятели снова встретились и стали рассказывать друг другу про своё житьё. Яндала говорит:
— Ох, брат, хоть нам прежде и плохо казалось, а, выходит, в работниках то лучше жилось. Взять хотя бы харчи: харчи, бывало, хозяин, вынь да положь, а нынче самому добывать надо. В работниках то я и одежу получал, а что деньгами платили, то в трактире пропивал да на курево тратил. Теперь мы сами себе хозяева — оно то хорошо, да что проку с хозяйства с этого, раз приходится и о жене и о ребёнке заботиться, а в нашей деревне много не заработаешь. Не будет, видно, с этого никакого толку, лучше пойдём опять наймёмся на работу, только уж не здесь. Здесь то нас засмеют — вернулись, скажут, обратно, когда им плохо пришлось. Давай пойдём туда, где нас не знают,
— Правильно, брат, говоришь, — поддакнул Сверчок, — только, знаешь что — сперва надо нашим женам сказаться.
Так и сделали. Сказали жёнам. Жёны боялись дать согласие, но мужья всё им растолковали, жёны и согласились. Не только ергласились, а ещё и подорожников напекли. Отправились друзья в путь.
Пошли, а куда — и сами не знают. Прежде то они мало где бывали, а потому и не знали, в какую сторону путь держать, и пошли наобум. Зашли в большой лес, исходили его вдоль и поперёк, а выбраться никак не могут. Свои пироги они ещё прежде поели, и сильно мучил их голод. Наконец, застала их в этом лесу темнота. «Ну-ка, разок и я посоветую», — решил Сверчок и говорит:
— Нельзя нам здесь ночевать, брат Яндала. Вдруг нападёт на нас какой-нибудь зверь. Мы с тобой устали с дороги, ослабели от голода, сожрёт он нас. Ты, братец, хорошо по деревьям лазаешь — влезь-ка да погляди, не светится ли где огонёк.
Хоть Яндала еле-еле на ногах держался, всё же как мог вскарабкался на дерево и стал зорко оглядываться по сторонам. Долго о» искал, наконец заметил вдали огонёк и крикнул Сверчку. Сверчок и говорит:
— Запомни хорошенько, братец, в какой стороне огонёк светится!
Яндала слез с дерева, и они побрели в ту сторону, где он заметил огонёк. Шли, шли, пока, наконец, не увидали этот огонёк, хотя ещё и очень далеко. Тут они прибавили шагу и поспешили туда.
Приходят к какой-то избушке, огонь ещё горит. Стали стучать в дверь. В избушке была только старая бабушка. Открыла; стали они просить: пустите, мол, переночевать. Она впустила их, сейчас же принесла миску, накрошила хле́ба, полила кипяченым молоком и велела им есть.
Они поели и рассказали старухе, что живут, мол, в большой нужде и идут искать работу. Старуха говорит:
— Если хотите, оставайтесь здесь. У меня есть корова, один будет пасти её, а другой — навоз из хлева выбрасывать. Кормить вас я буду хорошо, да ещё заплачу по заслугам.
Приятелям понравилось: работа пустяковая, харчи, видать, не плохие, да ещё и заплатит; они пообещали, что останутся работать.
На другой день Яндала пошёл пасти корову, а Сверчок остался до́ма выкидывать навоз. Как только Яндала вывел корову на пастбище, она сейчас же дала стрекача и потащила его по полям и по межам. Чем сильнее Яндала удерживал корову, тем шибче она бежала. Умаялся он вконец, рад бы отпустить корову, да боится, что она вовсе удерет. Выбивается из последних сил и бога молит, чтобы солнце скорее село. «Хорошо, думает, Сверчку навоз там кидать, небось давно выбросил и полеживает в тенечке; но погоди, парень, завтра ты погонишь корову, а я буду кидать навоз».
Пока Яндала пасёт, посмотрим, отдыхает ли Сверчок. Как только Яндала увел корову со двора, Сверчок решил: «Выброшу навоз, а пото́м отдохну». Кидал, кидал, а навозу всё не убывает; уж и завтрак прошёл и обед, а навозу все столько же. Трудится Сверчок, пото́м обливается и думает: «Господи боже мой! Что за напасть! Хорошо Яндале пасти; но завтра пусть он кидает навоз, а я поведу корову». Старается он из последних сил. Хочет выбросить весь навоз, прежде чем Яндала пригонит корову. Весь мокрый как
мышь сделался. Не успел кончить — слышит: Яндала с коровой мчится. Сверчок отложил вилы в сторону и сидит как ни в чём не бывало.
— Ну, как дела, брат? — спрашивает Яндала.
— Ох, братец! —отвечает Сверчок. —Давно уж разделался я с этим навозом. Уж лежал я, лежал в холодке, выспался, надоело даже. Завтра я поведу корову, а ты, если хочешь, оставайся до́ма. Я тут соскучился» без работ.ы.
Яндала с радостью согласился.
За ужином ни тот, ни другой не могли есть, уж очень устали. Яндала говорит:
— Что ж ты, брат, не ешь ничего? Ешь, на меня не оглядывайся, я сыт. У меня с собой еды много было, да ещё пастухи мне груш и яблок надавали.
А на самом деле Яндала свой обед потёрял, когда корова таскала его по полю. У бедняги за весь день ни крошки во рту не было, но он прикидывался, будто сыт, чтобы обмануть Сверчка.
На следующий день Яндала остался до́ма, а Сверчок погнал корову на пастбище и намаялся с нею, как вчера Яндала, а Яндала намучился, как прежде Сверчок. И тот и другой надеялись отдохнуть, но не тут-то было! Когда Сверчок вечером пригнал корову, он уж и на себя не был похож, да и Яндала — тоже. Оба так намаялись, что и говорить не могли. Только ночью, на отдыхе, разговорились по душам и во всём друг другу признались.
— Видно, брат, — говорит Яндала, — эта бабка не простая, она не только хлеб жевать умеет. Тут дело нечисто. Здесь мы с тобою надорвемся и потёряем здоровье, и бог весть что ещё она над нами сделает. Давай-ка лучше завтра же уйдём прочь отсюда.
Наутро встали, просят бабушку отпустить их; больше, мол, не хотят работать. Старуха и говорит:
— Ну, ребятки, насильно вас заставлять я не могу, обождите маленько, пока будет готов завтрак.
После завтрака дала им на дорогу краюху хле́ба и заплатила три венских. Третий венский нечем было разменять. Они решили поделить деньги пото́м, когда ещё заработают, а пока Якдала взял их на хранение. Поблагодарили они старуху и отправились дальше. Через несколько часов выбрались они из леса и увидали вдали большой богатый город. Решили пойти туда. У самых городских воро́т Сверчок сказал:
— Задумали мы с тобой пойти в город, а что мы будем там делать, об этом и не подумали. Мы знаем только свою крестьянскую работу; а я слыхивал, что в больших городах такая работа не нужна. Захотим есть—что делать будем?
— Не беда, — отвечает Яндала, — выдадим себя за гадальщиков и заживём припеваючи.
— Да что это ты вздумал! —удивился Сверчок. —Ведь мы ничегошеньки в ворожбе не смыслим.
— Смыслим или не смыслим, — отвечает Яндала, — а гадальщиками назваться надо. Будем помогать друг дружке как сумеем и проживём без забот и хлопот.
И пошли новые гадальщики в столичный город. Как раз за несколько дней до этого царевна потёряла драгоценный перстень. Царь велел объявить, что кто этот перстень найдёт и царевне вернёт, получит большую награду. Повсюду объявили, но никто не возвращает перстня. В это время дошёл до царя слух, что в столицу пришли какие-то неизвестные люди, хвалятся, что умеют ворожить. Царь ведел призвать их и спрашивает: возьмутся ли они угадать, кто нашёл перстень царевны?
— Охотно послужим тебе, царь, — говорят гадальщики, — но задача трудная; дай нам две недели сроку на раздумье.
Царь согласился подождать две недели, да ещё дал им квартиру в своём царском дворце, пищу со своего стола и приставил к ним двух слуг. Но при этом всё же намёкнул, что, если гадальщики вздумали обмануть его, он велит отрубить им го́ловы.
Гадальщики согласились, и их провели в комнату.
Когда остались они одни, Сверчок начал сетовать и упрекать Яндалу: к чему вздумал выдавать нас за гадальщиков? Теперь, дескать, можем жизни своей лишиться, на кого же мы жён наших оставим?
— Глупо ты рассуждаешь, Сверчок, — говорит Яндала, — лучше нам хорошо пожить четырнадцать дней, а пото́м умереть, чем всю жизнь маяться, в поте лица своего хлеб добывать и с голоду подыхать. О женах наших господь бог позаботится. А над тем, как нам выполнить свою задачу, и вовсе голову не ломай — ведь знаешь наверняка, что не угадаем. Зачем об этом думать! Поживём четырнадцать дней в роскоши, а пото́м придёт конец и радостям и тягостям!
— По-моему, не так, — говорит Сверчок, — лучше всю жизнь промаяться и спокойно умереть, чем несколько дней хорошо жить, а пото́м погибнуть позорной смертью и в ад попасть!
Разговаривают они так-то между собой, а в это время слуга приносит им еду в роскошной посуде. легкомысленный Яндала, как учуял приятный аромат кушаний, поглядел на Сверчка и, указывая на слугу, сказал:
— Вот, брат, это — первое наше благо! Слугу эти слова сильно напугали. А почему? Перстень царевна потёряла, когда ходила в уборную.
Слуга нашёл его и стал рассматривать. В это время к нему незаметно подошёл другой слуга и говорит:
— Это — царевнин перстень!
— Знаешь что, держи-ка ты язык за зубами, — ответил первый. — Я заплачу тебе половину того, что сто́ит перстень: ты будешь с деньгами, а я — с перстнем.
Они сговорились и молчали, как рыбы. Как раз этих двух слуг царь и приставил в услужение гадальщикам. Когда первый вернулся от них, второй и спрашивает:
— Ты, брат, уже́ прислуживал гадальщикам. Ну что, как они тебе показались?
— Плохо наше дело! —отвечает первый слуга. — Понёс я им еду; только вошёл в комнату, один гадальщик показал на меня и говорит: «Это—-первое наше благо!»
— Знаешь что? —говорит второй. —Пойду-ка теперь я им прислуживать; сразу узнаю, догадываются они или нет.
Так он и сделал. Но как только он вошёл с блюдами в комнату, Яндала опять поглядел на Сверчка и указал рукою на слугу:
— Это, — второе наше благо!
Услыхал эти слова слуга и страшно перепугался. «Мы пропали!» — думает. А на самом деле Яндала назвал вторым благом не слугу, который украл перстень, а новое блюдо. А слуги то думали, что гадальщики знают их тайну. Договорились они между собой и пришли с повинной к гадальщикам. Подкупили их деньгами и стали просить, чтоб гадальщики их не выдавали, а повернули бы всё это как-нибудь иначе. Гадальщики сразу смёкнули, как да что получилось.
— Где у вас этот перстень? — спрашивает Яндала. Они показали.
— Как пройдёт четырнадцать дней, — говорит Яндала, — поймайте вон того самого большого индюка и запихайте ему в глотку перстень. А остальное мы уладим. Но не
вздумайте обманывать нас! Если не сделаете как велено, плохо вам будет!
С этого дня гадальщики развеселились, ели и пили
сколько душе угодно.
Через две недели призывает царь их к себе и спрашивает— узнали ли они, кто нашёл перстень его дочери.
— Всемилостивейший царь! — молвил Яндала. — Ваша дочь, идучи по двору, сильно размахивала рукой. Перстень неплотно сидел на её пальце, соскользнул и покатился, а индюк проглотил его. В доказательство прикажите зарезать самого большого индюка и найдёте в нём перстень.
Царь приказал зарезать индюка. Перстень у него оказался в животе. Тогда царь сказал гадальщикам:
— За вашу мудрость и за то, что отыскали перстень, оставайтесь у меня ещё две недели. Ешьте .и пейте сколько влезет. Через четырнадцать дней загадаю вам загадку; разгадаете — награжу по-царски, а не разгадаете — прикажу го́ловы срубить.
Несчастные гадальщики было обрадовались, думали — уйдём отсюда и полные котомки денег унесем, а как попотчевал их царь новой загадкой, стали и стоя́т, будто громом пораженные. Но хошь — не хошь, из царской воли не выйдешь, пришлось подчиниться.
Опять пошли они в свою горницу и, когда остались наедине, стали сетовать на свою судьбу. Уж им ни есть, ни пить не хотелось. С мучительным страхом дожидались они четырнадцатого дня. Теперь уже́ и Яндала не говорил, что лучше хорошо прожить четырнадцать дней, а пото́м умереть, нежели всю жизнь маяться, потому что они уже́ считали себя богачами.
На четырнадцатый день в их горницу вошёл царь, в руке он нес маленький деревянный ларчик. Когда гадальщики увидели царя, у них душа в пятки ушла от страха. Сверчок еле жив стои́т, а Яндала поглядел на него, набрался храбрости, показал на ларчик и
говорит;
— Клянусь, плохо твоё дело, Сверчок!
— Ну, теперь вижу, что вы—настоящие ворожеи! — удивленно вскричал царь и швырнул ларчик на пол.
Ларчик раскололся, из него выскочила козявка, затрепыхала крылышками и затрещала:
— Цвырк, цвырк, цвырк!
Царь не знал, что одного из гадальщиков зовут Сверчком. Он думал—Яндала угадал, что в ларчике сидит сверчок. Он дал им много денег и отпустил.
Взвалив на спину тяжёлые мешки, гадальщики поспешили к своим женам. Хоть уже́ смеркалось, они не искали ночлега. Но вот совсем стемнело, и нельзя было идти дальше. Нигде не видно было жилья. Чтобы ночью их не обобрали, гадальщики зашли в разрушенную церквушку, что стояла в поле близ дороги.
Отдохнули там немного и вдруг слышат шаги и людские голоса. Яндала приподнял голову и видит, что в бывшую ризницу входят вооруженные парни. Шепчет на ухо
Сверчку:
— Ей-ей, брат, разбойники!
Прислушался получше и услыхал звон денег.
Немного погодя разбойники ушли из церкви. Тут гадальщики вошли в ризницу, зажгли свечу и сгребли наваленные деньги в свои мешки. Пото́м стали шарить по сторонам, чтобы узнать, что ещё накрадено. Там было много разных вещей, и среди них красивые карманные часы. Яндала хотел взять их себе, а Сверчок — себе. Часы то были одни, а ни тот, ни другой не хотел уступать. Заспорили. Сверчок разозлился:
— Ты рад всё себе забрать: небось те три венских тоже
себе прикарманил!
Спорили, вздорили, слово за слово—и подрались.
В это время вернулись разбойники, опять принесли награбленное добро. Только вошли они в разрушенную церковь, услыхали страшный шум в ризнице. Остановились и спрашивают друг друга:
— Что там такое? Да как закричат:
— Мёртвецы, мёртвецы из гробов встали! — и убежали
из церкви.
Атаман, чтобы подбодрить свою шайку, снова вошёл в церковь и потихоньку подкрался к ризнице. Там стоял страшный грохот и было темно, потому что гадальщики в драке нечаянно перевернули свечку. Атаман просунул голову в дверь ризницы, а гадальщики всё время швыряли друг дружку от стенки к стенке, пока не очутились у самой двери. Яндала чуть не упал, хотел было опереться о стену, да вместо стены схватился за атаманову шапку и скинул её. Перепуганный атаман еле выбрался из церкви и кричит своим:
— Братцы, там сам дьявол развоевался! Гляньте-ка, и шапку с меня сшиб.
Разбойники сейчас же разбежались.
А гадальщики, навоевавшись вволю, — злоба то у них, как водится, прошла, — подали друг другу руки, взяли свои ноши и пошли прочь.
Пришли домой. Жёны обрадовались им, стали жаловаться, как без них бедствовали. А мужья рассказали, как они странствовали и как господь бог им милости послал.
Проходит время, у Яндалы родилось дитятко. Чтобы прилично нарядить его к святому крещению, Яндала решил сшить ему красивый чепчик из алой шапки, которую он когда-то сбил с головы́ атамана. Разыскал шапку. Только начал пороть, как из неё посыпались червонцы.
— Погляди-ка, жена, погляди! — закричал он, — что нам бог послал! Купим себе дом.
Потом устроил богатые крестины, а когда жена пошла в церковь благословиться, созвал всех соседей и угостил их на славу. А чтоб деньги не разошлись, купил себе хороший крестьянский дом.