Текст:Дмитрий Ульянов:Вспомнить Ленина

История текстаПравить

Опубликовано в "Русском журнале" 21 января 2008 года. Представляет собой рецензию на Теория насилия / В.И. Ленин. - М.: Алгоритм, 2007. - 256 с

(ВС)ПОМНИТЬ ЛЕНИНАПравить

Политика памяти уже который год стала неотъемлемой составляющей сегодняшней идеологии, причем идеологии международной. Нас заставляют помнить холокост, пытаются научить помнить голодомор, помнить без свидетельства, помнить без разума и рассудка, разворачивая свою искренность и истинность, обращая себя к нерефлексивному, неаналитическому. Это стремление рационализируется аргументом, объявляющим этот акт искупительной жертвой на алтарь того, что подобное никогда не повторится. Нас делают обязанными этой памяти, мотивируя это страхом, страхом возвращения подобного, иррациональным ужасом поругания "прав и свобод человека" или иной, более подходящей по смыслу, но пустой по сути либеральной максимы.


И одновременно с этим нас пытаются заставить забыть Октябрьскую революцию, забыть СССР, забыть коммунизм. Нам нужно помнить 1937 год, но нельзя - 1917-й. Новый мировой порядок готов стереть с лица истории созданные им же мифы о "кровавых большевиках", лишь бы про них забыли вообще, лишь бы к ним относились обезличенно, лишь бы их изображения смогли вместить в себя любой нужный постмодернистскому консенсусу смысл.

Понимание такой двойственности, такой селективности - за пределами чисто рационального анализа, но не разума вообще. Ключи к иррациональному даются через рациональную рефлексию над ним, над природой страха, заложенного в фундамент этой политики памяти.

Так, исследуя фрейдовские достижения в психоанализе, Лаканом была обнаружена двойственная природа страха: страха-желания и страха-вытеснения. То, что нам неприятно, то, что нас действительно пугает, мы стараемся забыть, не помнить, вытеснить в глубины бессознательного, настоящий, истинный страх повергает нас в такой ужас, что каждый момент встречи с ним, взгляда на него оказывается для нас опасным. Совсем иначе ведет себя ожидание, тайное желание, которому мы не находим рациональных обоснований, а потому "боимся", малейшая попытка утопить его возвращает его, желание диктует свои приказы и сохраняет себя в нас, заставляя этот кажущийся страх выступать лишь той силой действия, которая будет вызывать многократно превышающее, концентрированное противодействие.

Что же кроется за этим стремлением забыть Революцию и помнить Нарушение прав человека? Но не будем торопиться с выводами, поспешность имеет своей изнанкой ошибочность. Какое противоречие сваливается на нас первым, что оказывается неувязанным, конфликтует с анализом страха? Скорее всего, это та двусмысленность, которая заключена в понимании памяти холокоста и в том, как она должна быть понята. Коль скоро мы действительно боимся повторения ужасов фашизма, столкновения с ним лицом к лицу, мы, даже если сами этого не хотим, должны попытаться забыть его, вытеснить, убрать не только из памяти, но из истории, однако рационализация политики памяти ставит эту систему с ног на голову. Оставим причины подобного производства, лишь зафиксируем эту внутреннюю противоречивость.

Но какими бы ни были поводы к той двусмысленности, обращенной к отдельным событиям прошлого, наиболее нелепым в этих условиях выглядит то, что обращенная к Октябрю и Революции политика памяти работает полностью согласно инстинктам чистого страха-вытеснения. Вычеркнуть, забыть, растворить, стереть - бессознательно выстирать историю от того, что действительно пугает, что вызывает к жизни ужас, ужас от своей хрупкости, нецельности, обреченности на поражение.

В такой обстановке издание Ленина - это прорыв. Не столь важно, что "Теория насилия" представляет собой не лучшим образом подобранные и далеко не все связанные с собственно теорией насилия отрывки из различных работ. Реабилитировать, снять покров с радикальных, неаргументированных выпадов, основанных на сомнительной "перекормленности марксизмом-ленинизмом", - это то, к чему призваны такие издания. Столкнуться с мыслью Ленина, а не разномастных теоретиков тех времен, выступающих с позиций от черносотенного абсолютизма до буржуазной "демократичности", имеющей очень слабую связь с непосредственной властью народа. Увидеть ту истинную ясность и искренность, невидимыми нитями пронизывающую его тексты, работы, основанные не на ложных сознаниях той эпохи, а на яркой рассудочности, - вот к чему мы призваны этой (надеюсь, не последней) книгой, презентирующей работы Ленина.

Но мы не обладали бы никакими правами на Ленина и на память об Октябре, если бы не видели того, что эти работы актуализированы и в настоящем. Я не буду искушать читателя своими пониманиями, статьи и тексты Ленина достаточно ясны, чтобы экстраполировать их на реалии современной России, чтобы увидеть их без прикрас и без каких-либо подсказок. Интенсивность ангажированности Ленина высока, но она не застилает собой его прозрачности, той четкости мысли, которая снимает покрывала пониманий действительности, обнажает истинную, немифологизированную природу последней.

Нам сейчас не хватает этой внятности, этой понятности, у нас нет людей, синонимичных Ленину, в существующей действительности, его место занимает фигура умолчания. Но пустое пространство далеко не равно потерянному пространству, эта пустота обязывает нас, но и ставит строгие рамки. Место сегодняшнего Ленина не может занять Ленин прошлого. Те позиции неповторимы, мы неспособны их скопировать, нельзя еще раз привести к жизни тот Октябрь, можно лишь создать новый. Нам нельзя довериться чистому повторению, нам нужно переосмысление этого опыта, революция - это бросок вперед, она не может просто заново проговаривать уже известное.

Однако прошедшее хоть и невозможно повторить, но необходимо осваивать, необходимо помнить. За недавние годы мы уже почти забыли и Ленина, и Революцию. Нам необходимо восстановить эту память, вернуть ее себе и в себя. Чтение текстов Ленина - это путь к памяти, путь через воспоминание. Вспомнить Ленина - это совершить малый и, в сущности, несложный шаг на пути необходимого становления, но он жизненно важен, чтобы сделать большой скачок для Истории, для той Истории, которая, как недвусмысленно сказал Альтюссер, была создана Марксом и которую смог воплотить Ленин. И если эта История оказалась опасной для одних, из этого еще не стоит делать скоропалительных выводов, что она не нужна никому.