Текст:Егор Холмогоров:Два закона

ДВА ЗАКОНА

"Дело о хиджабе", тянущееся уже более года, получило неожиданный поворот — одна из высших судебных инстанций России — кассационная коллегия Верховного суда — отменила предыдущие решения нижестоящих судов, поддержавших милицейский запрет женщинам-мусульманкам фотографироваться на паспорт в хиджабе. Инстанцией, которая могла бы отменить это решение, остается теперь только президиум Верховного суда, так что можно сказать, что боровшиеся за право на хиджаб женщины-мусульманки одержали неожиданную и весьма важную для них победу.

Тем более важную, что одержана она даже вопреки мнению президента Путина, заявившего в августе 2002 года, что в этом "вопросе "существуют общенациональные, общегражданские стандарты, и им надо следовать… Сегодня, например, женщина сфотографировалась на паспорт в платке, а завтра сняла его и поехала за границу, а ее не пустили. Сразу возникает проблема". Путин фактически повторил "милицейскую" аргументацию против "права на хиджаб". Однако в отличие от многих других случаев, мнение президента не стало здесь решающим.

Этот "системный сбой" — дело вполне объяснимое. Российское государство в данном случае попало не в привычный уже конфликт между правами человека и государственными интересами, выражаемыми в общенациональном законодательстве и в полицейских требованиях, — находить выходы из таких конфликтов, сохраняя хотя бы видимость правового государства, у нас уже научились. Случай куда более интересный — конфликт между двумя системами права, двумя законами, один из которых претендует на всеобщность государственной нормы, из которой не может быть исключений, а другой — на абсолютность Божьего Закона, который не может быть нарушен.

Аргументация обеих сторон в этом судебном конфликте вполне понятна. МВД ссылается на то, что фото в хиджабе затрудняет идентификацию личности, а мусульманки ссылаются на свободу вероисповедания, которой угрожает тот факт, что милиция может потребовать с любой мусульманки снять платок (то есть опозориться), чтобы сличить ее с фотографией. МВД указывает на то, что шариат не является источником права на территории РФ. Мусульманки и их адвокаты — на то, что инструкция МВД — тоже не источник права и что обязательны к выполнению в России только федеральные законы. Однако если ведомственная инструкция послужит поводом для федерального закона, то мусульмане этого аргумента решатся.

Столкновение права, вытекающего из власти, и права, вытекающего из веры, — сюжет не новый, однако в светских государствах оно принимает особенно острый характер. Особенно если речь идет о столкновении с верой мусульманской. Проблема тут вовсе не в каком-то особенном фанатизме ислама, а в том, что, в отличие от христианства, в исламе не существует ни церкви, ни церковной организации, с которыми можно было бы достичь того или иного компромисса — мнения муфтиев, шейхов, богословов, имеют определенный авторитет, но строго ограниченный. Решения любого, даже самого авторитетного, мусульманского духовного органа все равно не имеют власти над совестью отдельного верующего — он может и дальше придерживаться своей точки зрения. Поэтому не случайно, что в "деле о хиджабе" в России истцом выступило не то или иное духовное учреждение, а женщины-"инициативницы" из Татарстана, проявившие столько упорства и энергии, сколько вряд ли под силу проявить любому духовному чиновнику. С тем же, увы, эффектом мы сталкиваемся и тогда, когда речь идет об исламском терроризме, — тоже упорные и уверенные в правоте своего дела "инициативники" и "инициативницы", но только по разному видящие свою цель.

Хиджаб и джихад — это одна и та же энергия, но только направленная к разным целям. Некоторые, впрочем, считают, что к одной и той же — скрытая пружина многих проблем, с которыми сталкиваются мусульмане и мусульманки, претендующие на то, чтобы жить в светских государствах строго по шариату, — это порождаемая исламским экстремизмом исламофобия. В религиозных требованиях видится претензия на этнокультурную автономию, а в этнокультурной автономии — первый шаг к политической экспансии.

Владимир Путин, умеющий порой с удивительно точностью выражать мнения и предрассудки "простого человека", не раз и не два был замечен в не слишком лестных в отношении ислама высказываниях, достаточно вспомнить его знаменитую шутку об обрезании, которой он шокировал политиков и журналистов на саммите ЕС в Бельгии. В роли главы государства президент выражает официальную политическую позицию в отношении мусульманства — глубоко уважительную, в роли публичного политика отражает массовое представление, напряженное и опасливое. Поэтому не случайно, что Путин в свое время занял по вопросу о хиджабе резко критическую позицию, которая в данном случае была независимым судом проигнорирована.

Сторонники мусульманок, говоря о свободе вероисповедания и правах человека, также попадают в непростую ситуацию — ведь они отстаивают, по сути, не личное, а корпоративное право, не право на индивидуальный выпендреж (каковой в вопросах законодательства и в самом деле недопустим — никому нельзя позволять фотографироваться на паспорт в темных очках, несмотря ни на какие "свободы"), а право на исполнение обязанностей, которые накладывает религия.

Хорошо, когда речь идет о религиозных требованиях, от которых можно освободить неверующих, предоставив их исполнение свободе верующих (право на развод, отношение к гомосексуализму и т.д.). Ситуация сразу меняется, когда легковыполнимые для неверующих требования становятся всеобщими и оказываются обязательными для не могущих их исполнить не согрешив верующих. Здесь возникает несколько вариантов действия. Первый, либеральный, — пойти по пути размывания обязательности норм, введя всевозможные "альтернативные службы", право на отказ, и т.д. Второй, тоталитарный, — заняться разложением изнутри соответствующей конфессии, пытаясь вынудить ее изменить и адаптировать свои нормы (так, например, в советские годы насаждались обливательное крещение и "общая исповедь" в Православной церкви). Наконец, третий, все больше вытесняемый фетишизмом "единого правового пространства", вариант — делать исключения из общего закона не для лиц, а для корпораций, то есть проявлять уважение не к личному праву или личному капризу, а к религиозному требованию и к общине верующих. Последний путь требует от государства подходить к религиозным объединениям не как к "добровольным общественным организациям", а как к независимым общественным корпорациям, имеющим свои жесткие правила, уставы и обычаи, которые надо уважать.

Решение для нынешних эгалитаристских государств наиболее болезненное и неестественное, но, видимо, единственно возможное, если само государство относится к религии сколько-нибудь всерьез. Но вот как его реализовать в российском случае — большой вопрос. Мало того, что ислам не является жестко структурированной религией, — в России, к тому же, не существует единого ислама, единой мусульманской общины. А попытки ее образовать "политтехнологическим" путем, создать общероссийскую исламскую структуру, оказываются чрезвычайно рискованны — ведь создав "единый российский ислам" вполне можно расколоть страну по религиозному признаку.