Текст:Историческая комиссия рейхсфюрера СС:Восстание австрийских национал-социалистов в июле 1934 года

Восстание австрийских национал-социалистов в июле 1934 года

Автор:

Историческая комиссия рейхсфюрера СС

Предмет:

Нацистский путч в Австрии (1934)

О тексте:

Данный документ «был обнаружен» летом 1964 года на дне Чёрного озера, на самом же деле, — был подброшен Службой государственной безопасности ЧССР в рамках проводимой «Операции Нептун».

«Из нацистских документов, найденных на дне Чёрного озера» // Вопросы истории. — ноябрь 1965. — № 11. — С. 121‒130.; № 12, Декабрь 1965, C. 112‒129; № 2, Февраль 1966, C. 110‒122

СЕКРЕТНО

ИСТОРИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ РЕЙХСФЮРЕРА СС.

I. ПЛАНЫ ПУТЧА 1933 ГОДА

Идея национал-социалистского путча против австрийского правительства зародилась в то время, когда впервые стало ясно, что меньшинство политических групп, стоявших за австрийским правительством (христианско- социальные, хеймвер), намерено силою преградить путь к власти все сильнее нараставшему национал-социалистскому движению в Австрии. Муниципальные выборы, состоявшиеся осенью 1932 г., окончились для австрийского правительства катастрофически. И когда правительство, вопреки положениям конституции, не назначило новых выборов, а продолжало сохранять фактически уже распущенный Национальный совет, в небольшом кругу национал- социалистских полицейских чиновников возник план, включавший в себя три операции, которые и были осуществлены позднее, в июле 1934 года. В соответствии с этим планом группа вооруженных нацистов должна была заставить кабинет министров уйти в отставку, а премьер-министра — сформировать национал- социалистское правительство и выступить перед общественностью по радио с заявлением о смене правительства. Вначале этот план обсуждался только небольшой группой, в которую входили: тогдашний командир алармабтейлунг («роты боевой тревоги») при венской полиции, комиссар д-р Лео Готцман, майор команды безопасности Йозеф Хейшман, комиссар д-р Пауль Хенигл, майор Виктор Фридрих, чиновник уголовной полиции Франц Камба, районный инспектор уголовной полиции Конрад Роттер и майор австрийской армии Рудольф Зелингер, который установил связь с этим кругом лиц, когда служил в 1928—1931 гг. при дирекции венской полиции в качестве прикомандированного офицера-инструктора.

Большинство венской полиции было настроено пронацистски. Особенно сильно эти настроения были выражены в командах, находившихся под начальством командира алармабтейлунг старшего полицейского комиссара д-ра Лео Готцмана. Все полицейские-национал-социалисты Вены были объединены депутатом ландтага от национал-социалистов районным инспектором уголовной полиции Роттером в организацию НСДАП по его месту жительства, Герстхоф, 2. В 1933 г. она насчитывала примерно 1 тыс. членов. На случай восстания можно было вполне рассчитывать на участие в нем полиции.

После долгих обсуждений было решено провести следующие мероприятия:

1. Занять резиденцию федерального канцлера и во время заседания кабинета министров арестовать правительство. Это задание должна была привести в исполнение полицейская команда во главе с майором Хейшманом, ранее находившаяся в составе алармабтейлунг под командованием д-ра Готцмана;
2. Занять здание дирекции полиции на Шоттенринге. Ответственные за выполнение — д.р Лео Готцман и майор полиции Виктор Фридрих;
3. Занять Марокканские казармы поручалось комиссару полиции д-ру Паулю Хениглу;
4. Занять радиостанцию Бизамберг. Две последние операции должны были осуществить штурмовики (СА) и бывшие солдаты. Общее руководство возлагалось на майора Зелингера.

Предполагалось, что захваченные члены правительства будут вынуждены дать свое согласие на формирование нового правительства и проведение новых выборов. Гаулейтер НСДАП Альфред Фрауэнфельд должен был находиться вблизи резиденций канцлера, чтобы вступить в переговоры с правительством. Подготовку путча предполагалось завершить к 15 октября 1933 года. Точное время зависело от времени заседания кабинета министров. Чиновник уголовной полиции Франц Камба, который был командирован для несения службы в ведомстве канцлера, должен был сообщить руководителям путча о времени заседания.

Проведение путча не должно было быть осуществлено без согласования с партийными инстанциями Германской империи, в связи с чем предпринимались неоднократные попытки доложить им план; однако ни от кого не было получено конкретного согласия. Так прошел намеченный срок 15 октября 1933 г., а решение еще не было принято. Была назначена новая дата — ноябрь 1933 года. За это время через австрийское .руководство НСДАП поступило сообщение, что план был доложен фюреру, но последний не дал своего согласия. Нацистское руководство в Австрии дало разъяснение, что внешнеполитическое положение еще не созрело для подобной акции. Участвовавшие в обсуждении плана ведущие лица отказались от его выполнения. Однако дальнейшее развитие политических событий послужило поводом к тому, чтобы план не был предан забвению. Майор Зелингер ознакомил с планом полицейской группы руководителя нацистской солдатской группы Фридолина Гласса. Последний стал в будущем, наряду с руководителем главного отдела НСДАП в Австрии д-ром Густавом Вехтером и начальником штаба НСДАП в Австрии д-ром Рудольфом Вейденхаммером, носителем идеи путча.

II. ПЛАН ГЛАССА

Гласе был уполномочен в 1930 г. руководством НСДАП в Австрии создать организацию из нацистских солдат австрийской армии. Вначале он создал в венском гарнизоне национал-социалистскую ячейку. Эта ячейка под названием «Районная группа Лайнц-Шпейзинг» была включена в гау НСДАП Вены. Осенью 1932 г. по приказу австрийского партийного руководства был создан в армии «Немецкий солдатский союз», в противовес христианско-социальному солдатскому союзу. Руководителем стал Гласе, его ближайшими помощниками — Франц Хольцвебер, Отто Планетта и Ганс Домес. В июне 1933 г., незадолго до запрещения НСДАП в Австрии, тогдашний военный министр Карл Вогуэн издал приказ о преследовании нацистов в армии. Была создана специальная дисциплинарная комиссия в ведомстве канцлера, которая должна была выявить национал-социалистов в армии. Около 80 членов НСДАП, в том числе Гласе, Хольцвебер, Планетта и Домес, были уволены из армии и арестованы. Между тем 19 июня 1933 г. деятельность национал-социалистской партии была вообще запрещена. Хотя арестованные нацисты-солдаты и были освобождены из-под ареста, впредь вге подозреваемые в национал-социализме систематически изгонялись из армии. Эти солдаты и были собраны Глассом, составив войсковое подразделение из 6 рот, получившее название «Милитерштандарте». Это подразделение находилось в подчинении руководства НСДАП Австрии. После запрещения НСДАП 19 июня

1933 г. все так называемые активные подразделения, в том числе «Милитерштандарте», перешли в ведение политического руководства СА — «Обергруппы XI», но они не потеряли своей самостоятельности. Это и дало возможность Глассу после встречи с бывшим начальником главного управления СС группенфюрером Виттье передать «Милитерштандарте» весной 1934 г. в распоряжение СС. Рейхсфюрер включил его как «Штандарте-89» в общий союз СС. В этом подразделении Холышебер и Планетта были руководителями батальона. Австрийское руководство СА расценило поступок Гласса как предательство по отношению к СА. Напряженные отношения между частью руководства СА и СС, которые открыто проявились в Германии 30 июня 1934 г., ощущались также в Австрии. Этим и объясняется позиция, которую позднее руководство СА в Австрии заняло к планам восстания.

Весной 1934 г. группе «СС Штандарте-89» был придан остаток бывшей организации «Дейчен Вер». Затем пришли еще несколько национал- социалистских полицейских чиновников под руководством Альфреда Баубина и Пауля Батцельта, которые вступили в личные раздоры с группой Герстхоф 2.

Подразделения Гласса, учитывая их военную силу, неизменно включались в путчистские планы, вынашиваемые различными нацистскими кругами Австрии. Было естественно, что Гласе сам, уверенный в боеспособности своих людей, принимал всерьез возможность осуществления путча. Политическое положение в Австрии давало пищу этим планам. Оно привело к тому, что идея насильственного устранения правительства Дольфуса возникала уже и среди самых широких кругов нацистского населения. Правительство продолжало нарушать конституцию. В мае 1933 г. на основании военно-хозяйственных чрезвычайных законов были отменены все выборы в общинные органы и в ландтаги, аннулированы права Верховного конституционного суда, В июне 1933 Г. были запрещены НСДАП и штирийский хейматшуц. Чрезвычайным законом от 23 марта 1934 г. были отменены условия § 80 о выборах в парламент (национальный совет) от 11 июня 1933 г., согласно которым в течение 3 месяцев должны быть проведены выборы в тех округах, в которых половина мандатов потеряла свою силу. В целом за время с 7 марта по 30 апреля 1934 г. был издан 471 чрезвычайный указ. Наконец, 30 апреля была отменена действующая конституция и провозглашена новая. Методы, которые применялись для осуществления этих мероприятий, противоречили основным принципам правового государства. Почти все известные юристы указывали в газетных и журнальных статьях на незаконность действий, с помощью которых вводилась новая конституция; но австрийское правительство не отступило. Законом от 19 июня 1934 г. была отменена независимость суда. Политическая обстановка в стране накалялась все больше. Участились случаи саботажа, взрывы бомб. 11 июня был преобразован кабинет. Вся служба безопасности была подчинена канцлеру, правительственная печать объявляла, что теперь «последние остатки врагов государства будут обезврежены». 13 июня преобразованный кабинет издал закон о введении военно-полевых судов и смертной казни за хранение взрывчатых веществ. Какое влияние этот закон оказал на национал-социалистское население, можно видеть из отчета о положении, который был составлен «Генеральной дирекцией общественной безопасности» ведомства бундесканцлера за 1 — 15 июля 1934 года. В нем констатируется, что в случае исполнения приговора военного суда следует ожидать выступления всего национал-социалистского населения.

Мероприятия правительства способствовали тому, что все большее число приверженцев национал-социализма в Австрии стремилось к более решительным действиям. При этом сказалось также и влияние, которое оказали на австрийских национал-социалистов события 30 июня 1934 г. в империи. Часть членов партии растерялась и была в нерешительности, другая — поддалась фанатическим боевым настроениям.

В эти дни планы Гласса приобрели уже более ясные очертания. Руководитель австрийских национал-социалистов Габихт, находившийся в Мюнхене и знавший Гласса еще по Австрии, вызвал его в начале июня в Мюнхен для выяснения боеспособности его подразделений и обсуждения возможности проведения путча. Вскоре он связал Гласса со своим начальником штаба Вейденхаммером и его заместителем Вехтером. Капитан в отставке д-р Рудольф Вейденхаммер, родившийся в Вилыельмсгафене, подвизавшийся в Австрии в качестве коммерсанта, был как преемник гаулейтера Гофера комиссаром нацистских организаций Тироля и Форальберга, а в последнее время начальником штаба руководства НСДАП в Австрии. Он был одним из немногих членов партийного руководства, остававшихся в Австрии. К последним принадлежал также адвокат д-р Отто Густав Вехтер из Вены. Раньше, при Габихте, он был начальником Главного экономического управления руководства НСДАП в Австрии, затем — представителем Габихта в Австрии.

III. ОБСУЖДЕНИЕ ОСНОВНЫХ ПУНКТОВ ПЛАНА ПУТЧА

25 июня 1934 г. в Цюрихе состоялось совещание, в котором приняли участие Гласе, Вейденхаммер, Вехтер и Габихт. По требованию Габихта Гласе доложил свой план. Планом было предусмотрено арестовать во время заседания кабинет министров и президента и заставить последнего сформировать новое, по возможности замаскированное, правительство. Одновременно намечалось занять здание радиостанции, чтобы новое правительство могло использовать ее для передачи информации. Отдельные операции предполагалось осуществить следующим образом: отборная группа около 150 солдат «СС Штандарте-89» займет во время заседания кабинета министров городскую комендатуру и оставит там гарнизон в 30 человек, переодетых в солдатскую форму. В это же время через ворота с противоположной стороны здания городской комендатуры во двор должны въехать грузовики с обмундированием и оружием. Другие эсэсовцы, облачившись в брюки и сапоги военного образца, а в остальном одетые в цивильное платье, должны последовать за переодетыми в военную форму в городскую комендатуру, переодеться там и получить оружие. Специальной группе под руководством Планетты поручалось арестовать офицера гарнизонной инспекции. Было известно, что только он один является хранителем запечатанного конверта с паролем для поднятия венского гарнизона по тревоге. Старший лейтенант Зинцингер, комендант города по австрийской армии в Вене, должен был передать все дальнейшие приказы по армии. Группа из переодетых в военную форму людей должна была направиться на грузовиках к резиденции бундесканцлера и занять помещение. Далее предусматривалось с помощью двух других групп осуществить почти одновременно захват здания «Равага» и центрального телефонного узла. Люди, входившие в состав этих групп, должны были быть в цивильном платье, чтобы незамеченными подойти к зданиям. Операции против резиденции бундесканцлера и здания «Равага» должны были являться начальными акциями. После занятия радиостанции должно было быть передано следующее сообщение: «Правительство Дольфуса ушло в отставку. Посланнику д-ру Ринтелену поручено формирование нового правительства». И только после передачи этого сообщения вводились в действие все остальные силы нацистов в стране. Гласе информировал также о согласии начальника штаба городской комендатуры в Вене, старшего лейтенанта Зинцингера, принять участие в восстании. Он охарактеризовал настроения, царившие среди членов партии, и заявил, что операцию «нельзя больше откладывать в долгий ящик». Одновременно он сообщил, что в связи с непрекращающимися доносами австрийская служба безопасности обращает все большее внимание на деятельность Вехтера, Вейденхаммера и его самого. Габихт поручил Глассу немедленно возвратиться в Вену для того, чтобы подготовить выступление «на всякий случай», поддерживать тесную связь с Вейденхаммером, Мюнхеном и Веной по поводу дальнейших поставок оружия и вести переговоры с высшими офицерами австрийской армии и командиром алармабтейлунг, майором полиции д-ром Готцманом. Дата восстания еще не была определена, но план уже близился к своему осуществлению.

11 июля 1934 г. Вейденхаммер отбыл из Вены в Рим, в австрийское посольство, для переговоров о плане восстания с Ринтеленом. С 1919 по 1932 г. Ринтелен возглавлял правительство Штирии и пользовался любовью в кругах штирийской буржуазии. Он был одним из руководящих членов христианско- социальной партии. Его отношение к империи было вначале неопределенным. Тот факт, что он был весьма популярен среди части населения Штирии, являлось для него довольно сильным фактором в борьбе за власть. Он не смог бы приобрести расположения к себе в Штирии. если бы оставался глухим к требованиям населения Штирии. С другой стороны, он не порывал связи с христианскими социалистами. И если он занимал иную позицию, чем руководящие христианско-социальные политики, то это объяснялось его честолюбием. Было известно, что уже в течение многих лет он неоднократно высказывал желание стать бундесканцлером. Домогался он и поста бундеспрезидента. В моменты правительственных кризисов о нем часто говорили как о восходящем светиле. Перевод его в Рим был произведен по распоряжению Дольфуса, дабы лишить его того влияния, которым он пользовался. Уже в начале 1934 г. Ринтелена привлекли к политической деятельности в НСДАП, и Вейденхаммер получил от австрийского руководства задание поддерживать с ним тесную связь. С этой целью Вейденхаммер под псевдонимом «Виллиамс» неоднократно ездил в Рим. Его связным в Риме был немецкий студент, член партии Шпици, который запросто посещал посланника Ринтелена и смог успешно установить связь между Вейденхаммером и Ринтеленом.

11 июля 1934 г. Вейденхаммер информировал Ринтелена о том, какое место отводилось последнему в ходе обсуждения плана восстания. Ринтелен должен стать преемником Дольфуса. Считают, что он весьма подходит для занятия этого поста, ибо полагают, что христианско-социальное прошлое и дипломатическая служба создали ему известную репутацию как в стране, так и за границей. А это обстоятельство позволило бы провести намеченную операцию в стране, не встретив особых затруднений со стороны буржуазных кругов, и в то же время создать атмосферу доверия к новому правительству за границей. Будучи посланником Австрии в Риме, Ринтелен был хорошо осведомлен о том положении, которое Австрия занимает в Европе. В то время решение многих внешне- и внутриполитических вопросов Австрии зависело от Рима. Хотя Муссолини и не присоединился к протесту европейских держав «против немецкого вмешательства в Австрии», выдвинутому Францией в 1933 г., он ни в коем случае не хотел выразить тем самым, что Италия не заинтересована в самостоятельности Австрии. Напротив, в последующем он все более выступал в роли защитника Австрии. Внешнюю политику Италии представлял в то время статс-секретарь по иностранным делам Фульвио Сувич.

Не проявлял Муссолини явно отрицательного отношения, как это имеет место в настоящее время в Италии, и к попыткам других европейских держав включить Италию в антигерманский фронт. Его высказывания по австрийскому вопросу приобретали все более резкий характер по отношению к Германской империи. Своим посещением Вены в январе 1934 г. он засвидетельствовал заинтересованность Италии в самостоятельности Австрии. Во время этого визита он сделал следующее заявление, сознательно направленное против Германской империи: «То, что Австрия находится в центре Средней Европы и в Дунайском бассейне, имеет большее значение, нежели размеры ее территории и численность ее населения. Для того, чтобы она могла успешно во всеобщих интересах выполнять свою миссию, предначертанную ей многовековыми традициями и географическим положением, прежде всего должны быть гарантированы нормальные условия ее независимого и мирного существования. Такова точка зрения как в области политической, так и экономической, точка зрения, которой придерживается Италия на основе незыблемых установок».

В марте 1934 г. Муссолини, Дольфус и Гёмбеш подписали «Протоколы», в которых взаимно гарантировали независимость своих государств.

Тогдашний премьер-министр Франции Луи Барту усмотрел в позиции Италии по австрийскому вопросу повод для воздействия на отношение Италии к Германской империи вообще. Австрийский бундесканцлер Дольфус пытался использовать все возможности, вытекавшие из сложившейся политической ситуации в пользу Австрии. При этом он не посчитался с общегерманскими интересами. Постоянные обращения Австрии к итальянскому правительству, в которых германское правительство подвергалось бесцеремонным нападкам, привели к тому, что опасность изоляции Германии становилась все более реальной. В эти дни Гитлер направился в Венецию, чтобы впервые встретиться там с Муссолини. Дольфус делал все возможное, чтобы помешать соглашению между Германской империей и Италией. Он поручил собрать порочащий австрийских национал-социалистов и Германскую империю материал и до прибытия Гитлера в Италию передал его статс-секретарю Сувичу. Результаты заявлений против Германской империи, сделанных Австрией в Италии, сказались на том, что тон итальянской прессы по отношению к Германской империи приобретал все большую резкость. В мае 1934 г. в итальянской печати поднялась кампания против позиции Германской империи в вопросе об Австрии. Наивысшей точки эта кампания достигла в тот момент, когда во всех итальянских газетах появилась статья Гайды «За Австрию, положить конец покушениям». В ней говорилось: террористские акты по воле и под руководством германских агитаторов угрожают все более осложнить отношения между Италией и Германией. Следует опасаться, что в результате этого вырастет стена недоверия и враждебности к новой Германии, что отнюдь не будет благоприятствовать ни ее будущим судьбам, ни миру и согласию в Европе. Комментарий «Рейхспост» — газеты, представлявшей правительственное мнение, от 22 мая 1934 г. давал понять, на что рассчитывает австрийское правительство, принимая во внимание позицию, занятую Италией: «Мы воспроизводим лишь голос Италии, когда говорим, что третья империя за эти дни и недели в последний раз имеет шанс решить вопрос о своем внешнеполитическом положении в Европе…»

О позиции, которую занимал Муссолини в переговорах с Гитлером по австрийскому вопросу, можно было судить по тону итальянской печати, а также по тому факту, что вскоре после отъезда Гитлера Муссолини пригласил австрийского бундесканцлера Дольфуса с семьей провести в конце июля летний отпуск на вилле Риччионе.

Австрийский бундесканцлер продолжал снабжать как итальянские, так и другие иностранные газеты материалами, направленными против национал- социалистов и империи. Дольфус усердно старался установить новые отношения с английским и французским правительствами…

На опасность, грозящую Германии в условиях создавшейся политической обстановки, и указывал Ринтелен Вейденхаммеру во время его посещения. Прежде всего он обращал внимание на предстоящие переговоры Дольфуса с Муссолини в Риччионе и с Барту в Париже и указывал, что со стороны Франции можно ожидать военных уступок и парижского займа. Он информировал Вейденхаммера также и о том, что не сможет отодвинуть отпуск позднее конца июля и не рассчитывает возвратиться на свой пост в Риме.

В это время Гласе занимался осуществлением полученных им в Цюрихе заданий. Он провел обсуждение плана с командиром алармабтейлунг майором полиции д-ром Готцманом, руководителем полицейских-нацистов, инспектором уголовной полиции Роттером, с входившим в состав этой группы и прикрепленным к канцелярии бундесканцлера чиновником уголовной полиции Камба, директором полиции Штейнхойзелем и двумя начальниками штаба австрийской армии.

Роттер, в свою очередь, встретился 6 июля в Бреславле о инспектором гау НСДАП Нейманом. Последний установил связь с Габихтом и Решни, находившимися в это время в Берлине. Они тут же прибыли в Бреславль, и Роттер сообщил о положении дела в венской полиции. При этом он высказал сомнения по поводу проведения путча. В составленном им отчете об этой беседе он сообщает: «В особенности же я подчеркнул то, что с чисто военной точки зрения отсутствуют предпосылки для успеха подобной операции уже потому, что нет необходимого тылового прикрытия. Это тыловое прикрытие должно было бы состоять из достаточно сильных, хорошо вооруженных подразделений, которые смогли бы защитить штурмовые группы как в ходе, так и после завершения операции от нападений со стороны легальной исполнительной власти. На основании моих высказываний, поддержанных Решни по всем пунктам, создалось впечатление, что Габихт убедился в невозможности проведения в данное время подобной операции. Затем он попрощался со мной, не дав мне никаких новых указаний по этому поводу».

Возвратившись в Вену спустя несколько дней, Роттер узнал от Гласса, что путч не отменяется. На замечание Роттера об отсутствии необходимого тылового прикрытия Гласе заявил, что в этом нет особой нужды, так как это будет «холодный путч», то есть путч без кровопролития. Гласе сообщил также, что начальник штаба Вейденхаммер уже приступил к подготовке путча. В ответ на это Роттер изъявил согласие на свое участие. Тем самым было обеспечено участие в путче полиции, имевшее весьма важное значение. Также и другие лица, которых Гласе привлекал к участию, изъявили свое согласие.

В ночь с 15 на 16 июля состоялась еще одна встреча Габихта, Гласса, Вейденхаммера и Вехтера в мюнхенской квартире Габихта. В ней участвовали также бывший гаулейтер Вены Фрауэнфельд, обергруппенфюрер СА Решни, представитель начальника штаба городской комендатуры Вены ст. лейтенант австрийской армии Зинцингер и доверенный руководства СА майор Эгерт из шифровального отдела министерства обороны. В Мюнхене Гласе информировал о выполнении в Вене порученных ему заданий. На этой встрече разговор шел уже о конкретном сроке восстания и подробностях его проведения. Было известно, что 24 июля должно состояться последнее перед летними каникулами заседание кабинета министров. Поэтому 24 июля и было принято как день начала восстания. Предложения Гласса были одобрены. Обергруппенфюрер Решни дал согласие на участие СА в восстании и со своей стороны обещал подготовить все необходимое. На следующий день Гласе возвратился в Вену, чтобы провести последние приготовления. Вейденхаммер взял на себя обеспечение связи между Ринтеленом в Риме, руководством, находящимся в Мюнхене, и Глассом в Вене.

23 июля Вейденхаммер отправился в Вену для участия в последних подготовительных мероприятиях. Все необходимые меры в Вене были уже приняты. Встретились лишь затруднения с получением грузовиков. Но при содействии членов партии Блашке и Лонера это препятствие было быстро устранено.

23 июля в Вену прибыли Ринтелен и вице-канцлер в отставке Винклер На последнем совещании с Вейденхаммером Ринтелен предложил срочно направить Франца Винклера в Прагу с тем, чтобы в случае успешного завершения восстания он смог использовать свое влияние в интересах нового правительства. Вейденхаммер взял на себя разъяснить Винклеру поставленную перед ним задачу, не вводя его во все подробности операции. Винклер согласился выполнить указания австрийского руководства НСДАП и начал готовиться к отъезду в Прагу.

Вечером 23 июля в одном из ресторанов Вены состоялась интересная встреча между Вейденхаммером, Глассом и Вехтером. Вейденхаммер сообщил, что ему поручено обсудить с ними некий план, то есть вместо операции Гласса провести иную операцию, в соответствии с которой предлагалось арестовать министров ранним утром поодиночке. После возражений со стороны Гласса и Вехтера было решено придерживаться плана Гласса. Далее были обсуждены мероприятия, связанные с неожиданным отъездом бундеспрезидента Микласа на летний отдых в Вельден на Вёртерзее. Вехтер уже установил связь с эсэсовцем Грилльмайером, намеченным для выполнения этого особого задания, и заявил, что он намерен поручить последнему осуществление операции против бундеспрезидента. После этого совещания Вехтер отправился к члену партии Блашке, чтобы условиться с ним о доставке грузовиков. Вслед за тем Гласе и Вейденхаммер встретились в роще, вблизи пляжа Клостернейбург, со ст. лейтенантом Зинцингером и еще двумя офицерами австрийской армии. Все три офицера заявили, что при всех обстоятельствах следует немедленно выступать. Они также отклонили, как неприемлемый, план, предусматривавший арест министров поодиночке ранним утром. Обсудили они и вопрос о том, что эсэсовцы из «СС Штандарте-89», которым поручалось проведение операции против кабинета министров, должны собраться во второй половине 24 июля во дворе городской комендатуры и там переодеться. Офицеры обещали также при начале операции дать сигнал тревоги по военным частям. Они могли это осуществить, ибо практически первая бригада (Вена) и вторая бригада (Нижняя Австрия) находились в их подчинении; поскольку с арестом статс-секретаря по военным делам генерала Ценера и бундесканцлера высшие командные инстанции австрийской армии выводились из строя, то единственная возможная кандидатура, которая могла быть принята во внимание, как старшая по чину из командного состава, — это генерал-от-инфантерии Бранднер. С ним уже пытались в осторожной форме установить связь и прочили на пост нового военного министра. На сопротивление с его стороны не рассчитывали. Офицеры заверили, что с 16 час. они будут на своих командных постах, и условились встретиться еще раз после полуночи с Глассом, чтобы договориться о всех подробностях. Гласе, Вехтер и Вейденхаммер провели потом еще одно совещание в Нусдорфе, а после полуночи встретились в Клостернейбурге с офицерами «СС Штандарте-89» Хольцвебером, Планеттой, Домесом и Бауэром. Об этой беседе Вейденхаммер сообщал: «У меня навсегда останутся в памяти последние слова, произнесенные в беседе с этими честными, ныне уже покойными героями нашего движения, последнее рукопожатие, которым мы обменялись. Мой долг засвидетельствовать здесь, что личное поведение СС фюрера Гласса и его офицеров было образцово честным и достойным. В ходе обсуждения последних деталей операции любой из участников мог себе ясно представить, что. речь идет о безоговорочной готовности пожертвовать жизнью, и с уверенностью можно было сказать, что эти шансы были велики. После первых же слов я встретил твердый, ясный взгляд, и у меня создалось впечатление, что последнее приветствие при расставании, „хейль Гитлер“, прозвучало не как формальное признание, а как клятва верности и готовности».

IV. 24 ИЮЛЯ 1934 ГОДА

Утром 24 июля операция началась. Грузовики с оружием и обмундированием двинулись в путь. По тревоге были подняты сотни эсэсовцев и членов НСДАП; для многих из них только сейчас стало ясно, каким образом будет проводиться намеченная операция.

Около полудня министр финансов д-р Буреш сообщил Ринтелену, что заседание кабинета министров состоится в 16 часов. Вейденхаммер, Гласе и Вехтер, собравшись в Ратхаускеллер, приняли решение о нанесении основного удара в 17.30. На этом же совещании и были распределены роли между ними. Как сообщал Вейденхаммер, Вехтер должен был находиться вблизи резиденции бундесканцлера и после его захвата немедленно направиться туда для поддержки Гласса в переговорах с министрами, а также чтобы распорядиться о проведении текущих радиопередач. Вейденхаммеру предписывалось оставаться с Ринтеленом, чтобы обеспечить его действия. В заключение этого совещания было условлено немедля отправить грузовики с оружием и обмундированием и поднять участников по тревоге.

В 14.50 Вейденхаммер отправился к Ринтелену и там узнал, что заседание кабинета министров не состоится и переносится на 11 час. утра следующего дня. Вехтер также получил аналогичное сообщение от секретаря вице-канцлера в отставке Винклера. Гласе, в свою очередь, был проинформирован об этом чиновником полиции Камба из ведомства бундесканцлера. А в это время грузовики находились уже в пути по направлению к городской комендатуре; 150 человек из «СС Штандарте-89», двигавшихся поодиночке в этом же направлении, частично уже прибыли на место. Во многих других пунктах, где предстояло занять посты, были уже отданы соответствующие приказы. Чиновники уголовной полиции, алармабтейлунг, полиция, команды, которым поручалось занятие Равага, уже прибыли на свои исходные позиции. Несмотря на это, все же удалось остановить выступление и своевременно возвратить участников.

Вечером 24 июля в отеле «Родаун» состоялась встреча Вейденхаммера, Вехтера и Гласса. До этого Вейденхаммер имел беседу с Ринтеленом. Последний высказался против повторения выступления… Вехтер и Гласе настаивали на проведении восстания на следующий день, утверждая, что 24 июля полностью подтвердило правильную линию его подготовки и можно полагать, что на следующий день все будет в должном порядке. Договорились, что восстание будет проведено на следующий день. Требовалось лишь несколько изменить план, назначив новые пункты для сбора участников. Эти вопросы было поручено обсудить Глассу с его офицерами.

Вейденхаммер и Вехтер направились после этой встречи на квартиру советника германского посольства Альтенберга, где занялись подготовкой распоряжений и объявлений для завтрашнего дня.

Между 1 и 2 часом ночи Гласе встретился с Планеттой, Хольцвебером, Домесом и Бауэром в Клостернейбурге и проинформировал их о новых планах. Собравшиеся пришли к заключению, что теперь вряд ли удастся занять городскую комендатуру, так как в полдень там будут нести службу не менее 200 офицеров и солдат. Новый пункт сбора в эту ночь определен не был.

V. УТРО 25 ИЮЛЯ 1934 ГОДА

1) Последние приготовления

На следующее утро в 6.30 Гласе продолжил переговоры со своими офицерами. Местом сбора по предложению Хольивеберз был назначен спортивный зал немецкого гимнастического союза на Зибенштернгассе. Городскую комендатуру намечено было захватить лишь после того, как будет взята резиденция бундесканцлера. Эта операция поручалась Планетте с отрядом в 40 человек, переодетых в военную форму. Приказ о выступлении был вручен командам в 8 час. утра. Затем Гласе встретился в кафе при ратуше с Вехтером и Вейденхаммером и обсудил с ними последние приготовления. Там же они получили сведения, подтверждающие, что заседание кабинета министров действительно состоится. После этой кратковременной встречи Гласе направился на Зибенштернгассе, а Вейденхаммер и Вехтер на машине проехали по тому пути, которым должны были следовать грузовики, после чего Вехтер пошел в ресторан Тишлера неподалеку от резиденции бундесканцлера, а Вейденхаммер — в отель «Империал» к Ринтелену, чтобы договориться о его действиях на ближайшее время.

2) На Зибенштернгассе

Двум чиновникам из команды уголовной полиции, входившей в состав «СС Штандарте-89», Гласе приказал прибыть к 11.15 на Зибенштернгассе и находиться вблизи гимнастического зала. Под предлогом проведения обыска в помещении гимнастического зала чиновники в сопровождении Гласса миновали военные посты, выставленные на Штифтказерне, возле гимнастического зала, и с черного хода вошли в зал. У смотрителя гимнастического зала они забрали все ключи и приказали открыть дверь, ведущую на улицу. К этому времени прибыл грузовик с оружием, боеприпасами и обмундированием. Между 12 и 12.15 постепенно начали прибывать люди из «СС Штандарте-89» и группа в 15 человек, одетых в полицейскую форму. Два полицейских в форме и переодетые в солдатскую одежду эсэсовцы заняли пост у входа в помещение гимнастического зала, в котором в этот момент поспешно заканчивались последние приготовления: переодевание, раздача оружия и распределение обязанностей… План здания резиденции бундесканцлера, на который были нанесены пути следования отдельных групп, был роздан за день до этого. Гласе дал последние указания и предупредил, чтобы огнестрельное оружие применялось лишь в самых крайних случаях…

В 12.30 грузовики должны были уже отправиться к зданию резиденции бундесканцлера, но выезд их несколько задержался. В своем отчете Роттер сообщал: «По неизвестным причинам переодевание продолжалось около 45 минут… Грузовики для переброски людей к резиденции бундесканцлера в 12.30 были в полной готовности и стояли у гимнастического зала. Если бы не энергичные меры, принятые Штейнером, переодевание затянулось бы еще дольше. Это и явилось причиной задержки с отправкой грузовиков. И, как известно, некоторые министры за это время покинули здание…».

В 12.45 колонна грузовиков двинулась к месту назначения. На этом подготовительный этап операции был завершен.

3) Измена Доблера. Последствия измены для противника

Прибыв на место, к резиденции бундесканцлера, команда, которой было поручено занять это здание, встретилась с иной обстановкой. Кабинет министров не заседал. В результате измены Дольфус был предупрежден о появлении грузовиков с нацистами.

Предателем оказался инспектор 16-го отделения полиции в Вене Иоганн Доблер. Надежность Доблера не вызывала сомнений хотя бы потому, что ранее он был директором по хозяйственной части в «Коричневом доме». Он входил в подгруппу Штейнера из группы Роттера. 23 июля Штейнер в общих чертах ознакомил Доблера с планом выступления, и последний дал согласие на участие в операции. По всей вероятности, мысль об измене зародилась у него уже в то время. Измена ему удалась. После июльского восстания австрийское правительство весьма обстоятельно расследовало вопрос — как удалось Доблеру осуществить предательство и сколько времени потребовалось после его сообщения для принятия контрмер. Ведь именно на основании этих материалов были брошены упреки Фею в том, что он поддерживал планы национал- социалистов. А события происходили таким образом.

25 июля 1934 г. в 8 час. утра чиновник уголовной полиции Штейнер известил Доблера о том, что самое позднее в 13 час. он узнает подробности предполагаемой операции. Доблер условился со Штейнером, что тот передаст это сообщение некоему Штефану Ваасу, проживающему в Вене, по Лерхенфельдергассе, 94. Тотчас же после этого Доблер позвонил в федеральное управление Отечественного фронта и попросил к телефону федерального руководителя д-ра Штепана. Такой путь измены Доблер избрал потому, что, состоя в полицейской группе Роттера, он хорошо знал, насколько сильны в венской полиции нацистские настроения, и что поэтому любое сообщение, даже переданное секретным путем, немедленно станет известно эсэсовцам.

К телефону подошел один из функционеров Отечественного фронта. Доблер попросил его передать федеральному руководителю Отечественного фронта, чтобы тот явился в кафе «Вегхубер», где ему будет передано важное сообщение. После этого Доблер направился в кафе. Примерно около 10 час. в кафе вошел инкассатор венского хейматшуца Карл Марер. Почувствовав, что Доблер наблюдает за ним, он заговорил с ним. Доблер поведал ему, что ожидает представителя Отечественного фронта, чтобы передать важное сообщение. Так как представитель еще не явился, Доблер рассказал обо всем Мареру. Марер, в свою очередь, поставил об этом в известность случайно оказавшегося в кафе старшего лейтенанта в отставке Шауфлера и тут же по телефону сообщил ландесцальмейстеру хейматшуца Францу Хидереру о том, что ему необходимо передать крайне важное сообщение. По указанию Хидерера Марер на машине отправился в управление венского хейматшуца и рассказал о случившемся. Хидерер вызвал по телефону адъютанта министра Фея майора жандармерии Врабеля и попросил его незамедлительно принять Марера.

В кафе «Вегхубер» остались Доблер и Шауфлер. К ним присоединился командир 5-го венского хейматшуца полковой капитан в отставке Эрнст Мейер. Доблер повторил все сказанное им ранее также и Мейеру. Последний тут же, примерно в 10.30, вызвал к телефону Фея и передал ему следующее: только что разговаривал с человеком, который сообщил о готовящемся на правительство покушении. Этот человек готов передать известные ему сведения лично Фею. Поэтому он доставит сейчас этого человека в машине в кафе «Централь», чтобы последний при личном свидании мог дать Фею подробную информацию.

А за это время, в самом начале двенадцатого, началось заседание кабинета министров. Фей также направился туда. Незадолго до того на Баллхаусплатц прибыл Марер и доложил адъютанту Фея Врабелю о полученном им от Доблера сообщении. Врабель поставил об этом в известность Фея. Позднее Фей показывал, что в сообщении говорилось следующее: полицейский рассказал двум хеймверовцам о том, что против резиденции бундесканцлера замышляется акция, которая должна была состояться еще во вторник, но потом перенесена на среду. Полицейский готов дать более подробные показания, но отказывается появиться в присутственном месте. Фей поручил Врабелю лично встретиться с Доблером и получить от него более обстоятельные данные. Врабель, Мейер, Марер и приставленный к Фею для личного обслуживания чиновник уголовной полиции Пфлуг отправились в кафе «Централь» к Доблеру. Тот повторил свои показания. Врабель приказал ему немедленно получить предписание, которое будет доставлено для него на квартиру Штефана Вааса в Лерхенфельдергассе. Доблер в сопровождении Мейера и Шауфлера отправился туда. Зайдя в квартиру Вааса, Доблер получил боевое предписание, которое гласило: «89 — 1/4 1, Зибенштернгассе N 11, гимнастический зал — пройти на Зибенштернгассе, минуя Брейтегассе. — Штейнер». Доблер передал предписание капитану Мейеру и старшему лейтенанту Шауфлеру, и те отправились в кафе «Централь». Там им сообщили, что Врабель ожидает их на Баллхаусплатц, в резиденции бундесканцлера. Они направились туда и в 11.45 вручили предписание Врабелю. Врабель направил на Зибенштернгассе в качестве наблюдателей двух чиновников уголовной полиции — Марека и Пфлуга, входивших в личное сопровождение Фея, а затем доложил обо всем Фею. Последний направился в комнату кабинета министров и попросил Дольфуса выйти, чтобы проинформировать его о случившемся. В 11.54 Фей доложил Дольфусу, что ожидается покушение.

Заседание кабинета министров 25 июля было последним перед летними каникулами. Незадолго до начала заседания, в половине двенадцатого, Дольфус поручил начальнику протокольной части Клаасу подготовить все необходимое для поездки в Риччионе. На заседании присутствовали все министры, в том числе Фей, и некоторые статс-секретари. Первым пунктом повестки дня было обсуждение проекта закона о ненаказуемости членов хейматшуца. Во время заседания Фея вызвали и сообщили о намечавшемся выступлении. Фей тут же поставил об этом в известность Дольфуса. Дольфус прервал заседание словами: «Я только что получил важное сообщение. Я должен его проверить. Очевидно, нехорошо то, что мы здесь все вместе». И только на вопрос статс-секретаря по иностранным делам д-ра Таушица, куда же им отправиться, Дольфус дал указание покинуть здание. С Дольфусом остались статс-секретарь безопасности Карвинский, статс-секретарь по военным делам генерал-майор Ценер и министр Фей. В сопровождении этих лиц Дольфус направился в свой рабочий кабинет и заставил Фея повторить сообщение. Это происходило между 12 и 12.10. Фей доложил, что он направил на Зибенштернгассе чиновника уголовной полиции для наблюдения. Дольфус поручил статс-секретарю Ценеру поехать в министерство обороны и привести в готовность армию.

Полицейский чиновник Марек, посланный Феем на Зибенштернгассе, между 12.10 и 12 — 30 трижды звонил майору Врабелю и информировал его о своих наблюдениях. Вначале он сообщил Врабелю, что в помещение гимнастического зала немецкого гимнастического союза на Зибенштернгассе устремляются солдаты, полицейские и гражданские лица. Вслед за получением этого сообщения, в 12.15, Карвинский поручил полицей-президенту Зейделю направить на Зибенштернгассе машину с полицейскими и выставить охрану возле резиденции бундесканцлера на Баллхаусплатц. Вскоре Марек позвонил еще раз и сообщил, что к подъезду гимнастического зала подъехал грузовик. Молодые люди грузят на него ящики и мешки. Между 12.15 и 12.30 Карвинский запросил Зейделя о выполнении полученного им задания. Зейдель ответил, что за это время ему стало известно о готовящемся на Михаэлерплатц покушении на Дольфуса, поэтому весь полицейский аппарат он и направил туда.

Действительно, одна из национал-социалистских групп под руководством бывшего комиссара полиции Бегуса намечала покушение на Дольфуса на Михаэлерплатц; но узнав о том, что готовится другая операция, Бегус отказался от своего первоначального плана. Один ИЗ входивших в группу Бегуса национал-социалистов, Фридрих Ангебауэр, 25 июля 1934 г. сообщил своему знакомому, инспектору уголовной полиции Мазаку о намечавшемся на Михаэлерплатц покушении на Дольфуса. Мазак привел Ангебауэра в управление федеральной полиции, где последний сообщил более подробные сведения о плане. Еще не установлено, хотел ли Ангебаузр своими показаниями в полиции совершить предательство или только отвлечь внимание полиции от резиденции бундесканцлера. Следствием же было то, что полиция вначале воздержалась от принятия решительных мер, не уделив должного внимания событиям, происходившим на Зибенштернгассе.

Разговаривая с Зейделем уже во второй раз, Карвинский настоятельно потребовал от него выполнения данных им указаний. Тогда Зейдель поручил заняться этим делом шефу государственной полиции, надворному советнику Прессеру, который в данный момент был занят событиями на Михаэлерплатц. Тот, в свою очередь, дал задание полицейскому советнику Пенну отправиться в сопровождении чиновников уголовной полиции на Зибенштернгассе с целью задержания лиц, находившихся в гимнастическом зале, и конфискации имеющихся у них материалов.

Сразу после 12.30 Врабель получил третье сообщение Марека: к гимнастическому залу подъехало еще четыре грузовика. Марек вел телефонные переговоры из будки на Брейтегассе. Как раз при третьем разговоре он был обнаружен нацистами, арестован и в связи с тем, что нельзя уже было терять дорогое время, посажен на один из грузовиков, отправлявшихся к резиденции бундесканцлера. Последнюю информацию Марека Врабель немедленно передал Дольфусу. После этого сообщения Марека Карвинский еще раз попытался переговорить с Зейделем. Не застав его на месте, он связался с другим отделом полицейской дирекции и потребовал немедленно принять меры безопасности против операции на Зибенштернгассе. Были приняты меры по приведению в состояние готовности алармабтейлунг. Один из комиссаров полиции выехал на мотоцикле на Баллхаусплатц для наблюдения за резиденцией бундесканцлера.

Советник полиции Пени около 12.40 в сопровождении пяти чиновников уголовной полиции выехал на Зибенштернгассе. На перекрестке этого переулка с Брейтегассе он увидел грузовики с нацистами. Он разглядел людей в солдатской и полицейской форме; возможно, он предположил, что это и есть подкрепление, которое было выслано против нацистов. А возможно, он не отважился приблизиться к машинам. К гимнастическому залу он подъехал как раз в тот момент, когда машины уже тронулись в путь. Два грузовика еще стояли. Один из них был пустой, другой был нагружен боевым снаряжением, но людей на нем не было. Пени приказал взять под охрану эти машины, а сам направился к входу в гимнастический зал.

В 12.42 в резиденции бундесканцлера Карвинский сообщил ответственному за службу безопасности инспектору уголовной полиции Гебелю о предполагаемом покушении и поручил ему принять меры по охране главного входа.

VI. СОБЫТИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 25 ИЮЛЯ 1934 г. НА БАЛЛХАУСПЛАТЦ И В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ

1) Занятие здания резиденции бундесканцлера. Убийство Дольфуса.

В 12.50, еще до того как инспектор полиции Гёбель по указанию Карвинского смог отдать какие-либо распоряжения, в открытые ворота промаршировала караульная команда, пришедшая с Миноритенплатц, и, прежде чем произошла смена караула, во двор въехали со стороны Левельштрассе машины с нацистами. Полицейские спокойно дали проехать машинам, полагая, как они заявили позднее, что это и было подкрепление, высланное для охраны. Не встретив особого сопротивления, нацисты провели первые мероприятия по занятию здания резиденции бундесканцлера. Присутствовавшим лицам они заявили, что операция проводится якобы «от имени бундеспрезидента». Хольцвебер взял под арест командира почетной стражи Бабка, другие нацисты — командира караула, пришедшего на смену, а также обе караульные команды. Был задержан и комиссар полиции, которого дирекция полиции направила для наблюдения за зданием. Арестованные в нижнем этаже лица были собраны во дворе и взяты под стражу.

В момент появления национал-социалистов Дольфус, Фей и Карвинский находились в рабочем кабинете Дольфуса. В 12.50, услышав шум моторов, Карвинский подошел к окну. Вначале он также подумал, что это прибыло затребованное им подкрепление, но, увидев несколько странный состав, понял, что это отнюдь не регулярные части. Вошедший в этот момент хейматшуцфюрер капитан Майер доложил, что в здание проникли «вооруженные люди». Дольфус, Фей и Карвинский вышли в прилегающий к рабочему кабинету колонный зал, чтобы посмотреть в окно… Дольфус не успел дойти до окна, как чиновник уголовной полиции Штейнбергер из его личной охраны доложил о появлении «солдат». Несколько удивленный, Дольфус произнес: «Вот как, солдаты?» — и в нерешительности остановился. В это время в зал вошел швейцар Гедвичек. Со словами: «Господин бундесканцлер, скорее» — он схватил Дольфуса за руку и повлек его за собой в рабочий кабинет. Как-то раньше в разговоре со Штейнбергером Гедвичек сказал ему, что, если когда- либо бундесканцлеру будет угрожать опасность, он выведет его по потайной лестнице из здания. Эта лестница находится рядом с помещением, в которое можно проникнуть через зал, рабочий кабинет Дольфуса и так называемую угловую комнату. В этот момент Гедвичек и хотел осуществить свое намерение.

Для занятия верхних этажей национал-социалисты выделили несколько групп. Арест кабинета министров поручался группе Хольцвебера. Поэтому эта группа, достигнув первого этажа, устремилась по коридору, ведущему к помещению кабинета министров, вправо от лестницы, с намерением арестовать находившихся там лиц. Планетта вел другую группу к первому этажу. Но какое задание должен был осуществить Планетта, не установлено. По всей вероятности, он хотел занять комнаты, выходящие на Баллхаусплатц. Он повел свою группу по направлению к угловой комнате. Здесь они и встретили Дольфуса, убегавшего в сопровождении Тедвичека. В угловой комнате Дольфус был убит.

Позднее Планетта был осужден военным судом как «убийца» Дольфуса. Проверка обоснования этого приговора показала, что материалы доказательства, составленные военным судом, не давали повода для вынесения подобного приговора. Сами же доказательства, которые военный суд рассматривал как установленные, на деле не были правильными. Полной ясности в дело об убийстве Дольфуса следствие еще не внесло. Но с известной долей достоверности можно предположить одно, а именно: Планетта стрелял в Дольфуса непреднамеренно.

Для внесения ясности в события, происшедшие в угловой комнате, должны быть приняты во внимание свидетельские показания и иные заявления следующих лиц: 1. Планетты; 2. Дольфуса; 3. Товарищей Планетты, вошедших вместе с ним в угловую комнату; 4. Гедвичека; 5. Других лиц, присутствовавших в комнате. Можно ли было видеть все происходящее в угловой комнате из других помещений, установить не удалось. Звуки выстрелов, раздавшихся в угловой комнате, слышали различные лица, находившиеся в других помещениях. Их показания также необходимо приобщить к делу. Ниже приводятся показания следующих лиц:

1. Планетта.

Показания, данные в бюро безопасности при дирекции полиции 27 июля 1934 г.: «…Я взял себе пистолет образца „19 Штейер“. Оружие было заряжено и взято на предохранитель. 7 пуль в магазине, 1 — в стволе. Я побежал по коридору вправо и добрался до открытой двери, напротив которой заметил окно. Между окном и дверью комната была светлой, в то время как остальная ее часть, слева, показалась мне затемненной. Вбежав в открытую дверь, я никого в комнате не заметил. Устремившись вначале к двери, находившейся вправо от окна, я дернул ее, при этом пистолет находился у меня в правой руке. Дверь была заперта, тут мне послышался какой-то шорох, доносившийся из затемненной части комнаты. Я быстро обернулся, держа пистолет наготове, и увидел направлявшегося ко мне человека высокого роста. Хотя я обратил все внимание на этого человека, я все же успел заметить еще двух, находившихся в помещении, один из них стоял возле двери, ведущей в комнату слева (как раз напротив запертой двери). Третий находился между высоким мужчиной, приближавшимся ко мне, и человеком, стоявшим возле двери. По сути дела, я видел только его силуэт, так как основное внимание было направлено на того, кто находился поблизости от меня. Подняв пистолет, я крикнул: „Руки вверх!“ Еще я успел заметить, что высокий мужчина пытается поднять руки вверх. В этот момент ко мне, со стороны вытянутой с пистолетом руки, подошел кто-то, на кого я до этого не обратил внимания и кого заметил лишь тогда, когда он встал между окном и мною, а его тень упала на меня. Я почувствовал, как этот человек почти дотронулся до меня то ли потому, что он наткнулся на меня, то ли потому, что, подняв руку с пистолетом, я сам коснулся его, этого я не знаю. В результате прикосновения мой пистолет выстрелил. Каким образом, — не знаю, может быть, потому, что я вздрогнул и средний палец, лежавший на спусковом крючке, нажал на него. По армейской привычке я держал указательный палец вдоль ствола, а средний — на спусковом крючке. Только в момент выстрела я разглядел ближе этого человека и увидел, как он упал на пол. Не могу вспомнить, стрелял ли я в него, или вообще в данной ситуации, второй раз, но не могу утверждать, что это полностью исключается. Я был настолько возбужден, тем более, что высокий мужчина находился возле меня, и еще раньше я заметил и третье лицо, что сейчас точно не помню, что я делал в тот момент и стрелял ли вторично. Взглянув на высокого человека, я увидел, что он стоит уже с поднятыми вверх руками, и тут я заметил находившихся в комнате наших людей. Только после этого я обратил внимание на лежащего на спине человека и узнал в нем бундесканцлера. И если я сейчас признаю, что был тем, кто стрелял в бундесканцлера, то все же отрицаю, как это явствует и из моего описания событий, что я намеренно убил бундесканцлера или, скажем, того человека, тень которого я увидел. Я настаиваю на том, что выстрел произошел непреднамеренно, только в результате моего возбуждения или испуга (когда я вздрогнул), или же в результате прикосновения к этому человеку. Когда я… увидел канцлера лежащим на полу, я был совершенно удручен и сказал ему что-то. По-видимому, я спросил его, попал ли я в него, на что он ответил: „Я не знаю“. И поскольку я сам не знал, попал я в него или нет; то сказал ему: „Так поднимитесь же“ — или что-то в этом роде, на что он ответил: „Это я сделать не могу“. И только в этот момент я разглядел кровь, стекавшую по правой стороне груди. Затем я поспешно вышел из комнаты, спустился вниз по лестнице, чтобы взять перевязочный материал…»

2. Дольфус.

Сообщение обер-полицейских Рудольфа Мессингера и Иоганна Грейфенэдера в генеральную дирекцию общественной безопасности Вены от 1934 года: "…Примерно в 13.45 военные, занявшие помещение резиденции федерального канцлера, спросили, нет ли кого-нибудь, кто сумеет наложить временную повязку. Мы вызвались сделать это, и нас под охраной повели на первый этаж, где возле окна, на полу, истекая кровью, в бессознательном состоянии лежал господин бундесканцлер д-р Энгельбер! Дольфус… Мы сделали ему перевязку, перенесли раненого на диван и стали прикладывать холодные примочки. После этого Дольфус пришел в себя… После того, как мы перевязали и уложили д-ра Энгельберта Дольфуса на софу и привели его в чувство холодными примочками, к нему подошел майор из бунтовщиков и между ними произошел следующий разговор: «Господин бундесканцлер, вы меня звали, что вам угодно?» Господин бундесканцлер осведомился, что произошло с остальными членами правительства. Майор ответил, что министры чувствуют себя хорошо и что с господином бундесканцлером ничего бы не случилось, если бы он не оказал сопротивления. Бундесканцлер ответил: «Ведь я все же солдат…».

Показания районного инспектора полиции Иоганна Грейфенэдера, данные им в Исторической комиссии рейхсфюрера СС 7 сентября 1938 года: «…Прошло немного времени.., и канцлер снова пришел в себя. Он начал говорить, но, очевидно, не имел ясного представления о происходящем. Мне припоминаются его слова: „Да что же это такое происходит, входят майор, капитан и несколько военных и стреляют в меня“. Из этих слов я заключил, что в Дольфуса стреляло несколько человек… Какое-либо определенное лицо он не называл… Дольфус осведомился у Худля о самочувствии некоторых министров, и в ходе этого разговора Худль заметил, что и Дольфус был бы в полном здравии, если бы не стал сопротивляться. Дольфус на это сказал: „Я все же был солдатом“. Из этих слов я сделал вывод, что он обладал мужеством…».

Показания районного инспектора полиции Рудольфа Мессингера в Исторической комиссии рейхсфюреря СС от 7 сентября 1938 года: «…Прошло что-то около 10 минут, и Дольфус пришел в себя… Худль сказал ему: „Вы меня звали, господин бундесканцлер, что вам угодно?“ Вначале Дольфус осведомился о том, как чувствуют себя остальные члены правительства, на что Худль ответил, что министры находятся в добром здравии и что с ним (бундесканцлером) ничего не случилось бы, не окажи он сопротивления. Дольфус ответил на это: „Ведь я же был солдатом“. Из этого я заключил, так же как и мой товарищ Грейфенэдер, что Дольфус, безусловно, оказал сопротивление и, возможно, дело дошло до борьбы. Если я в своих предыдущих показаниях не изложил эту мысль яснее и лучше, то должен признать, что тогда я находился под известным давлением и не решился изложить это письменно».

3. Товарищи Планетты, вошедшие вместе с ним в угловую комнату.

а) Роберт Марешка, хауптшарфюрер СС. Допрос в Исторической комиссии рейхсфюрера СС от 28 июля 1938 года: «Я был причислен к группе Планетты и в соответствии с приказом направился на первый этаж. Планетта уже до этого вошел в комнату, в которой находились Дольфус, швейцар Гедвичек, еще один швейцар, толстяк на вид, а также Целлер (хауптшарфюрер СС). Дольфус пытался скрыться через дверь, ведущую в зал заседаний. Дверь была закрыта, но не заперта. Гедвичек стоял, повернувшись лицом к зеркалу, под охраной Целлера. Я подошел к толстяку, которого я раньше принял за швейцара — имя его было мне неизвестно, приказал ему поднять руки вверх и повернуться, что он и выполнил. Планетта подошел к Дольфусу, вероятно, с намерением помешать ему выйти из комнаты. Увидев приближавшегося к нему Планетту, Дольфус, по-видимому, обернулся и сказал: „Что вы от меня хотите?“ Показалось, что Дольфус намеревался схватить Планетту. В этот момент и раздался выстрел. Я севершенно отчетливо слышал лишь один выстрел. Вслед за тем я никаких выстрелов не слышал…» б) Иосиф Целлер, хауптшарфюрер СС. Допрос в Исторической комиссии рейхсфюрера СС от 1 августа 1938 года: «…Первым вошел в комнату Планетта. Я вбежал вслед за ним. Находился ли кто-либо впереди меня, я не знаю. Мы побежали вправо, по направлению к двери, чтобы запереть ее. Когда мы вошли в комнату, в ней никого не было. И только когда мы находились в центре между обеими дверями, мы увидели выходившего из левой двери высокого человека, ведущего за руку другого человека, очень маленького роста. Это и были швейцар Гедвичек и Дольфус. Тогда я их еще не знал. Гедвичек был слева, а Дольфус справа. Оба они бежали к двери, ведущей в зал заседаний, по всей вероятности, чтобы скрыться в этом направлении. Планетта, держа наготове пистолет, крикнул: „Руки вверх!“ Я слышал, как Дольфус на это сказал: „На помощь, что вы хотите от меня?“ При этом Дольфус пошел навстречу Планетте со слегка поднятыми руками. У меня сложилось впечатление, что он хотел, обойдя Планетту, пробраться к двери. Коснулись ли при этом Дольфус и Планетта друг друга, сказать не могу. Они стояли совсем рядом и таким образом, что я не мог точно рассмотреть. Сразу же за призывом Дольфуса о помощи я услышал выстрел. С уверенностью говорю, что это был один выстрел и ни в коем случае не два, следующие через короткий промежуток. В момент выстрела Планетта стоял спиной к двери, а Дольфус лицом к нему. В момент выстрела Планетта держал пистолет у бедра. У меня создалось впечатление, что выстрел произошел в результате прикосновения Дольфуса. Гедвичек остался позади. Не могу уже сказать, где он находился в момент выстрела, ибо потерял его из виду. Вскоре же после выстрела Планетта и другие товарищи устремились через левую; дверь в другие комнаты…».

в) Стеастни, обершарфюрер СС. Памятная записка Исторической комиссии рейхсфюрера СС: «…Я вошел в комнату, в которой некоторые окна были затемнены, и увидел Планетту, стоявшего справа, вблизи открытого окна. Его лицо было обращено к высокому мужчине, двигавшемуся на него. Планетта поднял пистолет и крикнул: „Руки вверх!“ Высокий мужчина еще приблизился к нему, но все же поднял руки. Тут к Планетте бросился человек маленького роста. И в этот момент раздался выстрел, на расстоянии что-то около полуметра, и человек маленького роста упал на пол, головой к окну. Планетта размахивал пистолетом, а за это время в комнату вошло еще несколько наших товарищей; мы сказали, что Планетте нечего бояться. Планетта занялся лежащим на полу. Я тоже опустился на колени и осмотрел его. Я увидел огнестрельную рану с левой стороны шеи, у воротника. И только в этот момент мы узнали в пострадавшем бундесканцлера Дольфуса. Настроения присутствующих были различными. Некоторые проявили радость, что с Дольфусом наконец покончено, другие, наоборот, были раздосадованы, ибо считали, что живой Дольфус более важен, чем мертвый…».

4. Гедвичек.

Свидетельские показания на судебном разбирательстве в военном суде от 30 и 31 июля 1934 года: «…Мы поспешно прошли через угловую комнату и только хотели открыть дверь, ведущую в соседнее помещение — ключ торчал в двери, — как человек 8 — 12, одетые в военную форму, ворвались в комнату; у каждого из них было в руках оружие. Они кричали: „Руки вверх!“ Бундесканцлер поднял руку, чтобы прикрыть лицо, и в этот момент раздались два выстрела. Описав круг, бундесканцлер упал. Человек, стрелявший в бундесканцлера, подошел совсем близко и прицелился в него. Окно было открыто, а после выстрелов один из них прикрыл его. Неверно утверждают, что в комнате было темно и что бундесканцлер подошел к человеку или же что, сделав защитное движение, он коснулся пистолета стрелявшего…».

5. Иоганн Штейнбергер, инспектор уголовной полиции.

Допрос в Исторической комиссии рейхсфюрера СС от 13 июля 1938 года: «…Когда я переступал порог угловой комнаты, то увидел, что в ней уже находилось человек 10 — 12 в солдатской форме. Некоторые из них стояли возле бундесканцлера. Я разглядел, что Гедвичек держится правой рукой, за ручку двери. Рука его была при этом вытянута, а за ней, то есть справа от Гедвичека, стоял Дольфус. Их лица были обращены в сторону вбегавших солдат. У меня сложилось впечатление, что оба они намеревались скрыться через эту дверь, но солдаты им помешали, и они отказались от этой попытки. В тот самый момент, когда я вошел в угловую комнату, там находилось, как мне показалось, человек пять или шесть, а остальные стремительно вбегали в помещение через среднюю дверь. Находившиеся в комнате люди окружили канцлера. Вдруг раздался выстрел, и Дольфус упал на пол возле окна. С какой стороны был произведен выстрел, я не уловил. Слышал только один выстрел и на всех допросах неизменно подчеркивал это. Полагаю, что Дольфус оказал сопротивление наступавшим. Мое убеждение таково, что стрелявший человек сделал этот выстрел непреднамеренно, и не ошибусь, утверждая, что видел, как Дольфус сделал рукой защитное движение против наступавших на него людей. Насколько помнится, Гедвичек с места не двигался. Все произошло за несколько секунд. После того, как прозвучал выстрел и Дольфус упал, я услышал, как люди начали громко переговариваться между собой, но слов разобрать не мог. Вскоре мне было приказано с поднятыми вверх руками повернуться к стене и стоять смирно. Это приказание и было мною выполнено…».

В соответствии с данными показаниями можно рассматривать как установленные следующие факты:

Планетта со своей группой вошел в угловую комнату в тот самый момент, когда там находились Дольфус и Гедвичек.

Показания Роберта Марешки, что еще до встречи Планетты с Дольфусом Гедвичек был поставлен к стене, противоречат всем другим показаниям. Да и неправдоподобно, чтобы после ареста Гедвичека Дольфус мог находиться в комнате незамеченным.

Дольфус и Гедвичек пытались уйти от ворвавшихся в комнату национал- социалистов. А поскольку дверь в зал заседаний оказалась запертой, Гедвичек отпустил руку Дольфуса, которую крепко держал в своей, чтобы попытаться открыть дверь. В это время Планетта и его товарищи уже вошли в комнату с поднятыми пистолетами. Не выяснено, успел ли Гедвичек добраться до двери, ведущей в зал заседаний, до появления Планетты. Гедвичек, однако, это определенно утверждает. Планетта показал, что он заметил Гедвичека только тогда, когда он дергал дверь в зал заседаний. Показания других свидетелей не проливают на это света.

Все показания сходятся в одном, а именно: что в момент выстрела Планетта и Дольфус стояли на близком расстоянии один от другого и что перед выстрелом Дольфус поднял руку. Также и Гедвичек в каждом своем показании говорил о том, что Дольфус поднял руку.

В ходе судебного разбирательства на процессе Планетты Гедвичек показал, что Дольфус поднял руку с целью защитить себя, так как Планетта целился в него. Это показание противоречит данным Планетты. И, несмотря на это, оно явилось решающим для обоснования смертного приговора, вынесенного Планетте. Это показание в отношении его достоверности должно быть весьма тщательно проверено. За данные же Планетты говорит его поведение как по отношению к полиции, так и перед судом.

После того как он признал себя виновным, Планетта очень подробно и ясно изложил ход событий. О выстрелах он говорил с большой осторожностью. Он не может объяснить, явился ли выстрел следствием его испуга (когда он вздрогнул) или же прикосновения Дольфуса. Показательно и его поведение после выстрела. Различные свидетели подтвердили, что он немедленно побежал за перевязочным материалом. И если отдельные, пробравшиеся в резиденцию бундесканцлера национал-социалисты после выстрелов в Дольфуса испытывали чувство удовлетворения, то сам Планетта, будучи руководителем этой операции, отнюдь не был обрадован ранением Дольфуса. Он сказал, что ранение Дольфуса может отрицательно сказаться на исходе восстания. Характерно, наконец, что после вынесения ему смертного приговора, когда для него, как видно было по ходу процесса, не было никакой надежды на помилование, Планетта принес свои извинения вдове Дольфуса и сказал, что он не хотел совершать преступления.

Все высказывания Планетты приобретают тем больший вес, что товарищи характеризуют его как добросовестного, рассудительного человека; даже противники должны были признать обдуманность и рассудительность его поведения.

Полной противоположностью является Гедвичек. Это типичный представитель чешских служак в венских канцеляриях. Чешский акцент еще и сейчас чувствуется в его речи. Ранее ничем не примечательная личность, в результате событий 25 июля он стал вдруг широко известен общественности. Им занималась печать, помещая его фотографии; с разных сторон его расспрашивали и допрашивали о событиях в резиденции бундесканцлера. На его показаниях можно было построить желаемый смертный приговор Планетте. Критическое рассмотрение различных его показаний позволяет сделать вывод, что он говорил лишь то, что желательно было для тогдашних властей. Приводимое ниже сличение показаний Гедвичека в полиции и на суде доказывает это.

Показания в полиции: «Я как раз открывал дверь из угловой комнаты в соседнюю, ключ торчал в замочной скважине, но дверь была заперта», В этом же протоколе, следующий абзац: «Была ли дверь, ведущая в угловую комнату… открытой или же запертой, сказать не могу». Вначале Гедвичек утверждает, что дверь из угловой комнаты в соседнюю была заперта. Но в ходе этого же допроса он меняет свои показания и говорит, что не может сказать, была ли дверь заперта.

Показания в полиции: «Если Отто Планетта, приведенный на очную ставку, признаёт, что он был тем.., кто стрелял, то это, пожалуй, правильно, но узнать его я не могу». Показания на суде: «После очной ставки с обвиняемым Отто Планеттой свидетель Гедвичек заявил, что это тот человек, который застрелил Дольфуса». Итак, в полиции Гедвичек открыто заявил, что он не может признать в Планетте виновного в убийстве канцлера, в то же время на суде он безоговорочно характеризует его как человека, застрелившего бундесканцлера.

Показания на суде: «Первый выстрел был сделан под руку, второй в голову». Здесь яснее всего видна ложь Гедвичека. Установлено, что рана под рукой — это выходное отверстие раны. Судя по распылению пороха вокруг раны на шее, это не вызывает сомнений. 25 июля Гедвичек имел возможность видеть труп Дольфуса еще раз и, видимо, сделал свои собственные выводы об убийстве. И эти-то выводы он и представил на суде как факты.

Показания в полиции: «Когда бундесканцлер увидел бросившихся к нему людей, он, чтобы защититься, поднял руку против того из них, кто приближался к нам с поднятым револьвером». Показания в суде: «Бундесканцлер поднял руку, чтобы защитить лицо, и тут же последовали два выстрела». В полиции Гедвичек утверждал, что Дольфус сделал защитное движение — «против одного», то есть против Планетты. На суде же он не связывает движение Дольфуса с Планеттой.

Показания в полиции: «Подошел ли канцлер к нему или движением руки коснулся его пистолета, я не видел». Показания на суде: «Неверно, что бундесканцлер подошел к человеку или что движением руки он коснулся пистолета стрелявшего». Итак, в полиции Гедвичек говорит осторожно, что он не видел, чтобы Дольфус и Планетта прикоснулись друг к другу, в то время как на суде он оспаривал правильность этого факта.

Противоречия в показаниях Гедвичека показывают, что на него было оказано влияние. А поскольку на этих показаниях основывается смертный приговор, вынесенный Планетте, Гедвичек был допрошен подробно еще раз. Результатом этого допроса явилось признание Гедвичека, что его показания на военном суде были ложными. Но он тут пытается вывернуться, заявляя, что не может точно вспомнить данные им ранее показания, и ссылается на то, что его, видимо, неправильно поняли. Но вопрос, заданный Гедвичеку на заседании военного суда, был поставлен настолько ясно, что недоразумение вряд ли возможно. Что Дольфус сделал движение рукой в сторону Планетты, видно также и из показаний свидетеля Штейнбергера. У Штейнбергера создалось впечатление, что движение Дольфуса носило оборонительный характер. Это в конце концов подтверждается и словами Дольфуса, сказанными в ответ на вопрос Худля, почему он оказал сопротивление. Из ответа «Я ведь был солдатом» нужно сделать заключение, что Дольфус действительно хотел оказать сопротивление. Достойно внимания и то, что эти слова Дольфуса были уже известны из отчетов Грейфенэдера и Мессингера на следствии 1934 года. В этой связи заслуживает внимания показание Гедвичека, согласно которому Дольфус незадолго до прихода в угловую комнату спросил о револьвере. Из этого следует сделать вывод, что Дольфус намеревался оказать сопротивление.

Утверждение Планетты, что выстрел был вызван либо прикосновением Дольфуса или же рефлекторным движением его руки, коснувшейся Дольфуса, следует считать доказанным.

Не представляется возможным установить со всей определенностью, что Планетта дважды стрелял в Дольфуса. Сам Планетта показал, что ему помнится, будто он выстрелил только один раз, но когда ему было заявлено, что никто другой в Дольфуса не стрелял, он объяснил второй выстрел тем, что, возможно, он произвел так называемый двойной выстрел, то есть одним нажатием на спусковой крючок осуществил два выстрела. Пистолет Планетты 9-мм образца «12 Штейер», самозаряжающийся. У этой модели между спуском и выбрасывателем находится специальное приспособление, которое не допускает двойных выстрелов. Привлеченные по процессу Хольцвебера — Планетты эксперты д-р Денк и генерал-майор Пуммерер заявили, что это приспособление действительно не допускает двойного выстрела. Но не исключено, что Планетта в состоянии возбуждения дважды нажал на спусковой крючок. Допрошенные до сих пор товарищи Планетты, вошедшие вместе с ним в угловую комнату, со всей определенностью показали, что слышали только один выстрел. Чиновник уголовной полиции Штейнбергер также с уверенностью утверждает, что слышал лишь один выстрел. Из лиц, находившихся в угловой комнате до появления Планетты, только один Гедвичек говорит в своих показаниях, что он явственно слышал два выстрела.

Показания лиц, находившихся вне угловой комнаты, весьма противоречивы в отношении того, сколько выстрелов было произведено. Эти показания едва ли могут быть использованы, поскольку многие свидетели заявили, что в момент занятия первого этажа выстрелы слышались также и из других комнат, а поэтому легко может быть допущена путаница. Так, Мессингер, который нес службу в резиденции бундесканцлера, показал, что за первые четверть часа было сделано примерно 3 — 5 выстрелов. Старший инспектор уголовной полиции Гёбель слышал по меньшей мере 5 выстрелов. Другие свидетели показывали, что они слышали громкие звуки, но не могли определить, было ли это хлопанье дверьми, окнами или же выстрелы.

В связи с такой неопределенностью в вопросе о выстрелах в ходе следствия была учтена также возможность, что вслед за Планеттой в Дольфуса стрелял кто-то другой. Но расследование этого вопроса ясности не внесло.

В этом отношении важное значение имеют показания свидетелей Стеастни и Кюнеля. Оба эсэсовца принимали участие в захвате резиденции бундесканцлера и вскоре после первого выстрела осматривали тело Дольфуса. При последнем допросе они показали, что видели у Дольфуса только одну огнестрельную рану в области шеи, ив ответ на дальнейшие вопросы заявили, что не обнаружили возле раны никаких следов пороха. Поскольку обе огнестрельные раны на шее Дольфуса были расположены совсем рядом и вокруг верхней раны явственно различались следы пороха, эти показания говорят о том, что второй выстрел произведен позднее. Во всяком случае, следует считать, что оба свидетеля осмотрели тело Дольфуса недостаточно тщательно, чтобы их показания могли быть привлечены для выяснения этого вопроса.

Поведение эсэсовцев, которые после ранения Дольфуса оставались в угловой комнате, с психологической точки зрения допускает, что они могли вторично стрелять в Дольфуса. Один из них — Стеастни — дал по этому вопросу следующие показания: «…Между нами и Дольфусом произошел следующий разговор. Дольфус сказал: „Позовите ко мне священника и врача и примите меры, чтобы Муссолини взял на себя заботу о моей жене и детях“. На это некоторые из нас сказали, что священник ему больше не требуется. И если ему и может еще кто- либо помочь, так это мы… Другие кричали, что это — чистое безобразие, когда в такой момент он думает о Муссолини. Тот ничего не хотел знать о Германии, что явно показал визит фюрера, который был большим конфузом для последнего. На это Дольфус сказал: „Дети мои, этого вы не понимаете, я всегда хорошо относился к вам и заботился о вас“. Тут мы, перебивая друг друга, начали кричать, что знаем, мол, такую заботу, вот уже сколько лет, как мы не имеем работы, сняты с пособия, другие сидят в лагерях, а иные уже покончили жизнь самоубийством. Дольфусу не пристало говорить такие глупости. Планетта также сказал, что вот уже сколько времени он не имеет работы и Дольфус повинен в этом. Вслед за этим Планетта вышел из комнаты. Разговор еще продолжался, но меня он больше не интересовал, и я также вышел из комнаты. Что касается выстрелов, то я слышал только один — выстрел Планетты. Позднее никаких выстрелов больше не слышал. Когда я снова вернулся в комнату, Дольфус лежал все на том же месте, но был без сознания. Тогда я разрезал пиджак и рубашку и увидел, что под правой рукой сильно кровоточит. Спустя 15 — 20 минут после выстрела в комнату вошел Планетта с перевязочным материалом. Затем Дольфуса положили на софу. Лишь позднее я узнал, что в Дольфуса стреляли дважды, но до сих пор никак не могу уяснить себе этого…».

Можно допустить такое объяснение, что, возбужденный разговором с Дольфусом, один из эсэсовцев приставил пистолет к шее Дольфуса и выстрелил. Обе огнестрельные раны находились на левой стороне шеи, на расстоянии около 4 см одна от другой. Возле верхней раны отчетливо виднелось темное кольцо от пороха — следы близкого выстрела. Края нижней раны были слегка зазубрены и не имели ярко выраженных следов ближнего выстрела. Третья рана была выходной; она находилась в верхней части подмышечной впадины. Установлено, что Дольфус после падения жаловался на то, что не может подняться. По заключению эксперта университетского профессора д-ра Веркгартвера, это объяснялось явлениями наступившего паралича. Проф. Веркгартнер пояснил при этом, что только смертельное ранение может вызвать такое быстрое появление паралича. Во время полицейского расследования в июле 1934 г. полагали, что второй выстрел проник в мышечную ткань на левой стороне шеи. Но проф. Веркгартнер указал, что это нельзя считать достоверным: поскольку труп Дольфуса 25 июля 1934 г. подвергался рентгеновскому исследованию лишь поверхностно, то, как полагает проф. Веркгартнер, возможно еще и сейчас допустить, что пуля проникла в шейные позвонки. Проведенное рентгеновское исследование было настолько поверхностным, что тень от металлического тела в области позвоночника могла быть не распознана на снимке.

Если бы даже не были известны более подробные обстоятельства убийства Дольфуса, то уже из одного поведения Планетты и его товарищей можно сделать вывод, что Планетта стрелял в Дольфуса непреднамеренно. Не только товарищи Планетты, но почти все министры, находившиеся в резиденции бундесканцлера, показали, что спустя некоторое время после их (министров) ареста всех опрашивали, нет ли среди них врача (или медицинского работника). Некоторые из чиновников только при этом поняли, что идет речь о национал- социалистском путче, так как во время поисков врача было выдвинуто требование, чтобы он не был евреем. Когда врача не нашлось, начали опрашивать, кто из присутствующих проходил подготовку в качестве санитара. По "сему дому шли также поиски перевязочного материала. Все это было организовано Планеттой. В свете отчетов, представленных властям арестованными в резиденции бундесканцлера чиновниками вскоре после 25 июля 1934 г., слухи о том, что национал-социалисты предоставили Дольфусу истекать кровью, являются сознательной ложью. Правительство распространяло подобные слухи лишь для того, чтобы вызвать среди общественности чувство ненависти к национал-социалистам. В официальном сообщении австрийского правительства о событиях 25 июля 1934 г. это выглядело так: «Прошло 2 ч. 45 мин., а убийцы и не подумали о том, чтобы допустить к умирающему священника и врача. Тот факт, что ему не была оказана медицинская помощь, — лучшее доказательство того, что убийство было предусмотрено планом восставших. Если бы ранение канцлера можно было приписать несчастному случаю или самочинным действиям отдельного лица, то другие восставшие предприняли бы по меньшей мере попытку спасти жизнь бундесканцлеру д-ру Дольфусу». Это наглое искажение фактов было системой/ибо на убийстве Дольфуса строилась вся политическая пропаганда правительства Шушнига.

Несмотря на утверждение, что Дольфусу было отказано во врачебной помощи, австрийское правительство опубликовало отчеты полицейских Грейфенэдера и Мессингера, в которых эти чиновники, преданные правительству, подробно сообщали, как они, будучи подготовленными санитарами, были привлечены для оказания помощи Дольфусу. На самом же деле эти отчеты были опубликованы лишь потому, что в них приводились последние слова Дольфуса о его преемнике и его последняя воля. Еще в 1934 г, в служебной записке Грейфенэдер сообщал о том, что на просьбу, обращенную к Худлю, немедленно вызвать врача тот ответил, что вопреки человеческим чувствам он не может выпустить из дому ни одного человека. Мессингер и Грейфенэдер сообщали также, что многие эсэсовцы помогали ухаживать за Дольфусом и доставали перевязочный материал.

Таким же ложным было и утверждение правительственной пропаганды, что национал-социалисты и не подумали якобы выполнить последнее пожелание Дольфуса и вызвать к нему священника. Многие лица, преданные правительству, которые были задержаны в резиденции бундесканцлера — чиновники уголовной полиции Пришинг, Пфлуг и Фрэйлер, капитан Шталь из хейматшуца и начальник секции Губер, — в своих показаниях, данных федеральной дирекции службы безопасности, со всей определенностью говорили о том, что шли поиски священника. Эти материалы были положены в основу официального сообщения, но приведенные выше показания упомянуты не были. Вместо этого было сказано: «В отказе доставить священника следует усматривать проявление особой жестокости, поскольку глубокие религиозные чувства канцлера были известны убийцам».

В то время, когда в угловой комнате разыгрывались события, все лица, встреченные в других помещениях, были задержаны. Их отвели во двор или в колонный зал на первом этаже, где они были взяты под строгую охрану. При этом им было сказано, что всякий, кто сделает движение, будет расстрелян. В колонном зале, спустя несколько секунд после того, как Дольфус покинул его, оставшиеся там лица были арестованы ворвавшимися нацистами и их заставили занять места за столом. Среди них находился и Фей со своим штабом. Карвинский выбежал в соседнюю комнату, чтобы связаться по телефону с полицией. Но прежде чем он смог произнести хоть одно слово, он был арестован. Вначале его отвели в приемную канцелярии президента, затем — во двор и в конце концов — в колонный зал…

После того как Хольцвебер со своей группой пришел на первый этаж, он направился в колонный зал, чтобы, миновав его, пройти в комнату кабинета министров. Он принял участие в аресте тех, кто находился в колонном зале, а затем с доверенным лицом от национал-социалистов в ведомстве бундесканцлера чиновником уголовной полиции Камба обыскал все остальные помещения. Он констатировал, что, кроме Дольфуса и Фея, в доме не осталось ни одного министра. А так как ему было поручено при захвате резиденции бундесканцлера возглавлять группу, которая имела задание произвести во время заседания арест кабинета министров, то он стал в тупик, не зная, что же ему теперь предпринять. При допросе в ходе судебного следствия Хольцвебер показал: «Оставив несколько человек в комнате с арестованными, я отправился на поиски руководителя операции. Но его не оказалось, и я понял, что дело идет не совсем так, как было условлено. Тут же, как и было договорено ранее, я позвонил в кафе Эйлес, пытаясь позвать к телефону некоего Кунце. Но его тоже там не оказалось». Под «руководителем операции» он подразумевал Гласса. «Кунце» — псевдоним районного инспектора уголовной полиции Роттера.

Чиновник уголовной полиции Камба показал, что после последних переговоров с Глассом и Роттером он считал, что Гласе, Вехтер и Ринтелен к моменту прибытия команды уже находились в резиденции бундесканцлера. По его словам, они должны были направиться туда еще до начала операции. Камба далее рассказал: не найдя Гласса, Хольцвебер испытывал горькое разочарование, он также высказал мнение, что их бросили на произвол судьбы, а остальных, возможно, уже «сцапали».

В оправдание своего отсутствия в резиденции бундесканцлера Гласе в одной из первых докладных записок показывал: «Почти в то же время, когда я занимался распределением сил, я поручил чиновнику уголовной полиции Штейнеру подать мою машину (с водителем Кюнелем) к гимнастическому залу; машина стояла на углу Штифтсгассе. На этой машине я намеревался отправиться впереди колонны. Первые грузовики уже были заполнены нашими людьми, но я не видел ни своей машины, ни Штейнера. Рядом с тем местом, где стояла моя машина, находилась и машина штандарте, предназначенная для руководителей операции, одетых в форму (Хольцвебера, Худля, высших полицейских чинов). Штейнер, видимо, по незнанию подал эту машину. Сам по себе этот факт не имел бы значения, если бы завершилось удачно следующее мероприятие. До того как закончилось распределение отрядов, я дал, кроме Штейнера, аналогичное задание адъютанту штурмбанна 111/89 обершарфюреру СС Домесу. Домес — ответственный за доставку оружия — был одет в гражданское платье. С распределением было уже покончено, я приказал отправляться, а Домес все еще не возвращался. Для большей верности я выделил дополнительно еще один грузовик к тем, которые перевозили оружие, людей и боеприпасы. Когда автоколонна уже двинулась в путь и последний нагруженный грузовик находился в 10 — 15 метрах от того места, где я стоял (перед входом в гимнастический зал), я наконец увидел Иосифа Домеса, но без машины, идущего по Зибенштернгассе, по направлению к гимнастическому залу. По знакам, подаваемым им, я понял, что он машины не нашел. Тогда я тут же принял решение сесть на только что подъехавший к гимнастическбму залу резервный грузовик, чтобы последовать за колонной. Мы с шофером собирались уже сесть в машину, как на грузовик набросилось несколько человек в гражданском платье, в которых я тут же распознал чиновников уголовной полиции. Одному из них удалось справиться с шофером, который, не зная положения дел, не оказал никакого сопротивления, и вынуть ключ из машины. Один из этих людей хотел наброситься также и на меня, но я опередил его. Слезая с машины, я вынул свой внушительный пистолет „Штейер“. Это, видимо, неожиданное движение озадачило стоявших вокруг на расстоянии 3 — 4 м от меня 4 или 5 полицейских. Почти все они закричали, чтобы я бросил пистолет. Очевидно, под влиянием этих криков я в самом деле бросил пистолет под ноги стоявшим передо мной и закрывавшим вход в гимнастический зал полицейским. В тот же момент я побежал к входу в гимнастический зал, а полицейский, рассчитывая, по всей вероятности, на возможность выстрела из брошенного пистолета, отскочил в сторону и тем самым освободил мне путь».

Эти показания Гласса подтверждаются служебными записками чиновников уголовной полиции, которые были вместе с д-ром Пенном у гимнастического зала. Глассу удалось через черный ход уйти из гимнастического зала. О дальнейшем он показал следующее: «На Марияхильферштрассе я сел в подвернувшееся такси и поспешил в 3-й район, поскольку хотел быстрее добраться до резиденции бундесканцлера. Полагая, что пытавшиеся арестовать меня возле гимнастического зала полицейские направятся туда же, я решил несколько изменить свой внешний вид. В магазине Унгера я купил себе шляпу и пальто другого цвета. В новом облачении я снова на такси отправился к резиденции бундесканцлера. Перед входом стоял отряд шуцкора с ружьем к ноге. Кроме того, подъехал еще броневик алармабтейлунга. В первый момент я не мог отдать себе отчета в том, что произошло. Около двух часов я встретил возле резиденции бундесканцлера д-ра Вехтера. Он кратко проинформировал меня, что люди из моего подразделения находятся в резиденции, значит, взят и весь кабинет министров. Напрасно пытался я прокричать пароль в замочную скважину. В нее я разглядел только, что по двору двигаются с поднятыми вверх руками люди в гражданском платье. Поскольку, как было установлено дополнительной проверкой, грузовику с оружием не удалось проскочить в ворота, Хольцвебер отказался от выставления предусмотренной мною внешней охраны под командованием Худля. Дальнейшие мои попытки проникнуть в резиденцию бундесканцлера остались безрезультатными».

Эсэсовцы Отмар Глаттер и Отмар Вёльфель, принимавшие участие в захвате резиденции бундесканцлера, докладывали, что они наблюдали из помещения, как Гласе тщетно пытался пройти во двор. Глаттер пояснил, что Худль, который при захвате здания находился со своими людьми с тыловой стороны, не разрешил открыть ворота, сказав, что, принимая во внимание создавшееся положение, будет лучше, если Гласе останется за пределами здания. Это сообщение в известной мере противоречит показаниям Камба, который заявил, что вскоре после захвата помещения в присутствии его и еще нескольких эсэсовцев Хольцвебер отдал приказ разыскать Гласса и поручил охране, выставленной у ворот, немедленно впустить его. А поскольку Хольцвебер на допросе в ходе судебного следствия сказал, что он разыскивал руководителя операции, то показания Камба кажутся правдоподобными.

Как установлено свидетельскими показаниями, Гласе был арестован хеймверовцами возле резиденции бундесканцлера и отправлен в казарму хеймвера, а позднее передан полиции.

За это время в самом здании резиденции Худль взял на себя командование в нижних этажах. Кроме личного огнестрельного оружия, имевшегося у каждого из восставших, в распоряжении национал-социалистов находился еще пулемет. Груженный оружием и боеприпасами грузовик в результате допущенной оплошности, не выясненной до сих пор, остался на Зибенштернгассе и был конфискован уголовной полицией. Пулемет находился вначале на одном из грузовиков во дворе, позднее был установлен в окне первого этажа. Прибыв в здание резиденции, Худль тут же приказал закрыть все выходы. Он счел необходимым осуществить это мероприятие, так как сложившаяся обстановка была иной, нежели было предусмотрено, а вокруг здания постепенно начали стягиваться силы противника, сначала хеймвер, позднее полиция и войска. Захват здания продолжался примерно минут 20 и с военной точки зрения был проведен блестяще. 65 вооруженных солдат и полицейских были захвачены врасплох, без особого сопротивления с их стороны.

2) События за пределами резиденции бундесканцлера в момент ее захвата.

Внимание внешнего мира было привлечено к Путчу вначале тем, что в 13.02, сразу же после проверки времени, по радиостанции Раваг было передано следующее сообщение: «Правительство Дольфуса ушло в отставку. Управление принял на себя д-р Ринтелен». Ганс Домес, возглавлявший группу, занявшую радиостанцию, вынудил диктора передать это сообщение. Затем Домес и его товарищи после ожесточенной борьбы против превосходящих сил властей, длившейся 1 ч. 45 мин., оказались побежденными. Эта борьба привлекла к себе внимание общественности в большей степени, нежели события в резиденции бундесканцлера, ибо там все протекало внешне спокойно и никому, собственно, не было известно, что там произошло.

Сообщение Равага об отставке правительства должно было послужить паролем для поднятия по тревоге СА и всех национал-социалистов в Австрии. Но в ближайшие часы ни СА, ни другие партийные группы не включились в операции, проводившиеся в резиденции бундесканцлера и на радиостанции.

О действиях руководителей, находившихся вне резиденции бундесканцлера, Венденхаммер показывал: «Задача Вехтера состояла в том, чтобы вслед за проникновением в резиденцию бундесканцлера наших людей направиться туда и вместе с Глассом приступить к переговорам с министрами… Я же поспешил в отель „Империал“ к Ринтелену, чтобы договориться с ним о его действиях на ближайшее время. В случае удачного исхода операции мы намеревались отдать из резиденции бундесканцлера все необходимые распоряжения…». В начале второго часа Ринтелен вдруг получил поздравление по телефону в связи с назначением его бундесканцлером. В 13.10 Ринтелену нанес визит надворный советник Бём и пытался воздействовать на него, чтобы тот в связи с только что переданным по радио сообщением немедленно отправился к бундесканцлеру и заявил ему, что он не причастен к этой мистификации. Но Ринтелен не пошел на это. Вскоре после телефонного разговора с Ринтеленом Вейденхаммер заметил на улице непривычное скопление полицейских и, почувствовав что-то неладное, попросил Ринтелена не выходить на улицу. Сам же он поспешно направился к зданию радиостанции, чтобы лично убедиться в том, что там произошло. После того, как Вейденхаммер покинул Ринтелена, тот позвонил генеральному директору Равага Оскару Чею и заявил ему, что, очевидно, передали неправильное сообщение и что он требует немедленного разъяснения.

Подойдя к радиостанции, Вейденхаммер не был допущен в здание полицейским патрулем. Он сразу же понял, что операция Домеса прошла не совсем удачно. Тогда он решил выяснить положение в резиденции бундесканцлера и поспешил туда. По дороге в Шауфлергассе он встретил Вехтера и члена национал- социалистской партии Павло. Вместе они попытались проникнуть в здание резиденции бундесканцлера, но, несмотря на то, что они называли пароль «89», пройти им не удалось.

3) Дальнейшие события в резиденции бундесканцлера. Телефонные переговоры Фея.

Вскоре после ареста Фей потребовал встречи с командиром вторгшихся национал-социалистов. Была названа фамилия Хольцвебера. Хольцвебер распорядился привести к нему Фея и сообщил ему, что командир не явился, а сам он находится в неведении, как ему действовать дальше. Из показания свидетеля эсэсовца Роберта Марешки явствует, что Хольцвебер рассказал Фею о намечавшемся формировании нового правительства Ринтелена, в котором Фею предлагалось занять пост министра безопасности. Фей ответил на это согласием. Следует заметить, что незадолго до 25 июля 1934 г. Фей пытался, правда, без особого успеха, установить связь с политическими инстанциями в рейхе.

Поняв, что они отрезаны от руководителей восстания, Хольцвебер и Камба приняли решение немедленно доставить в резиденцию бундесканцлера Ринтелена, чтобы с его помощью найти выход из затруднительного положения. Камба вызвал по телефону дирекцию федеральной полиции, намереваясь переговорить с президентом полиции Зейделем, так как знал о его нацистских настроениях. Но Зейделя он не застал, а разговаривал с советником полиции д-ром Пенном. Из официального отчета, составленного Пенном в связи с этим телефонным разговором, можно установить, что разговор состоялся примерно в 4 часа дня. Камба сообщил Пенну, что хотел бы прийти в дирекцию полиции, чтобы переговорить с ним от имени и по поручению находившихся в резиденции бундесканцлера национал-социалистов.

За это время Хольцвеберу сообщили, что Дольфус изъявил желание побеседовать с Феем. Это сообщение пришлось весьма кстати Хольцвеберу и Камба, так как у них появилась надежда, что эта встреча поможет им найти выход из создавшегося трудного положения.

О беседе, состоявшейся между Дольфусом и Феем, имеются различные, довольно противоречивые показания. Полицейский Мессингер рассказывал о ней так: «Дольфус сказал Фею: „Да благословит тебя бог, Фей, как ты себя чувствуешь, что с другими министрами?“ Фей ответил: „Спасибо, как видишь, хорошо“. Вначале Дольфус попросил Фея позаботиться о том, чтобы Муссолини помог его семье, ибо он понимал, что близится его конец. Затем Дольфус распорядился, чтобы Фей поручил Шушнигу, а в том случае, если его уже нет, то вице-президенту полиции Скублю, сформировать правительство. Один из национал-социалистов, которому, очевидно, беседа показалась затянувшейся, подошел ближе и сказал Дольфусу: „Господин канцлер, переходите ближе к делу“. При этом никаких угроз с его стороны произнесено не было. Вполне понятно, он был вооружен, но оружием Дольфусу он не угрожал. Я довольно точно помню, что в ходе разговора шла речь о Ринтелене и сам Дольфус также говорил о нем, но подробности разговора и в какой связи это было сказано, припомнить не могу».

Эсэсовец Фельбер, также присутствовавший при беседе, описывает ее таким образом:

Фей: «Дорогой и высокоуважаемый господин бундесканцлер, в Австрии разразилось народное восстание, следует избежать ненужного кровопролития. Ты согласишься с тем, чтобы канцлером стал Ринтелен?»

Дольфус: «Я тоже не хочу, чтобы лилась кровь. Хорошо. Пусть Ринтелен станет канцлером!» И спустя некоторое время: «Но я не желаю отдавать Австрию тем, которые не хотят ее существования».

Полицейский Грейфенэдер, напротив, показал, что не может припомнить, чтобы Дольфус выразил согласие с правительством Ринтелена. По показанию Грейфенэдера, на предложение поручить Ринтелену формирование правительства Дольфус ответил, что нужно сделать так, чтобы избежать кровопролития. Допустимо, что если расценивать приведенные выше слова канцлера как своего рода одобрение, у некоторых свидетелей могло создаться впечатление, что Дольфус тем самым изъявил согласие на формирование правительства Ринтеленом. Как бы там ни было, но Фея и Хольцвебера такое заявление Дольфуса вполне устраивало. Камба показал, что не может припомнить дословного ответа Дольфуса, но точно помнит, как в этот момент он подумал про себя: «Такой ответ на первое время нас устраивает».

После разговора с Дольфусом Фей составил следующее обращение: «К исполнительной власти и населению Австрии. В результате вооруженного столкновения ранен бундесканцлер д-р Дольфус. Он сообщил мне, что во избежание дальнейшего кровопролития он уходит в отставку и передает канцлерство в руки министра Ринтелена. До образования нового правительства исполнительные власти должны руководствоваться указаниями министра Ринтелена и заботиться о поддержании спокойствия и порядка. Призываем также население соблюдать полное спокойствие». Подп. Фей.

Вскоре после беседы с Феем Дольфус потерял сознание. Полицейские Мессингер и Грейфенэдер рассказывали, что начавшееся кровотечение помешало ему говорить. Последние слова канцлера были обращены к жене и детям. Спустя некоторое время он скончался. Мессингер показал, что смерть наступила примерно в 15.45. Но это не соответствует действительности, поскольку звонок Камба в дирекцию полиции, который имел место еще до беседы с Дольфусом, состоялся, как это видно из отчета советника полиции Пенна, что-то около 4 часов. Можно полагать, что смерть наступила примерно в 16.15.

После беседы с Дольфусом Фей под охраной вышел на балкон здания резиденции бундесканцлера со стороны Баллхаусплатц. Установив с балкона связь с д-ром Людвигом Хумпелем из генеральной инспекции службы безопасности, который командовал полицейскими силами, осадившими резиденцию бундесканцлера, он попросил его подняться к нему, пройдя через ворота, выходящие на Метастазиогассе. Хумпель в сопровождении участкового инспектора Эйбеля прошел в здание. Там Фей проинформировал его о случившемся. Он сообщил, что Дольфус очень тяжело ранен, и поручил ему (Фею) принять меры, чтобы избежать дальнейшего кровопролития и ожидать прибытия Ринтелена. Фей обратился к Хумпелю с просьбой не штурмовать помещение до прихода Ринтелена. Хумпель и Эйбель вернулись к себе, и Хумпель доложил по начальству о разговоре, состоявшемся с Феем. Спустя некоторое время Фей потребовал, чтобы Хумпель пришел к нему вместе с майором Примером из венского хейматшуца. По их прибытии Фей обратился к Примеру с требованием, чтобы хейматшуц не принимал каких-либо мер по своему усмотрению. В тот момент, когда Хумпель и Пример выходили из здания, к резиденции бундесканцлера прибыли войска.

После этих встреч Фей в присутствии Хольцвебера и некоторых эсэсовцев вел переговоры по телефону. Вначале он пытался разыскать президента полиции, но, не найдя его, приказал как министр безопасности одному из чиновников дирекции полиции снять с постов полицейскую охрану у здания. Затем по требованию Хольцвебера он позвонил директору радиостанции д-ру Куншти и приказал ему передать по радио сообщение следующего содержания: «В результате событий, происшедших в полдень, господин бундесканцлер тяжело ранен и находится при смерти. Несколько ранее он позвал меня к себе и сказал, что не хочет кровопролития, что ни одна из сторон не должна прибегать к каким-либо действиям и что он складывает с себя полномочия. Далее он сказал, чтобы Ринтелену было поручено формирование нового правительства на широкой основе и всякие действия должны быть прекращены… До прибытия Ринтелена и урегулирования положения я принимаю на себя как генеральный государственный комиссар руководство всей исполнительной властью и органами безопасности. Министр Ринтелен должен как можно скорее прибыть в резиденцию бундесканцлера».

Д-р Куншти, в свою очередь, вызвал к телефону правительственного советника Лустиг-Ленгница из ведомства Фея и ознакомил его с содержанием переданного Феем сообщения. Лустиг-Ленгниц немедленно поставил об этом в известность министра юстиции Бергера-Вальденэгга и по поручению последнего — Шушнига. После разговора с Лустиг-Ленгницем д-р Куншти позвонил в министерство обороны и зачитал находившемуся там министру Штокингеру текст обращения Фея. Штокингер, как подтвердил Шушниг, доложил содержание разговора кабинету министров. Через связного Куншти Шушниг получил копию обращения Фея и сообщил об этом по телефону президенту Микласу в Вельден.

4) Операция Камба. Кабинет министров в министерстве обороны.

Около половины четвертого Камба с обращением, составленным Феем, вышел из резиденции бундесканцлера через ворота, выходившие на Метастазиогассе. Позднее он докладывал, что хеймверовцы, окружившие здание, обратили на него внимание, но ему удалось от них отделаться. Он направился в дирекцию полиции на Шоттенринг, к полицейпрезиденту Зейделю, вручил ему сообщение и одновременно попросил указать место пребывания Ринтелена. Зейдель не сказал, где находится Ринтелен, а предложил Камба последовать за ним в министерство обороны. Там, как стало известно Зейделю, сформировался кабинет министров, правда, не в полном составе. Камба последовал его приглашению.

О событиях, предшествовавших созданию неполного кабинета министров, и о мерах, принятых им, Шушниг показал следующее: «Было что-то около половины третьего, когда мы собрались у генерала Ценера. До этого мы знали лишь о том, что: 1) в Раваг проникли вооруженные люди и там произошла борьба; 2) резиденция бундесканцлера занята примерно тремястами военных и полицейских, причем еще не было установлено, были ли они действительными или фальшивыми служащими исполнительной власти; 3) в Инсбруке убит майор полиции Хикель и 4) в Штирии вспыхнули локальные беспорядки. Первые сообщения из Штирии от директора безопасности полковника Лихена звучали весьма угрожающе. Тогда мы попытались каким-либо путем установить связь с Баллхаусплатц, немедленно освободить радиостанцию и принять меры к занятию резиденции бундесканцлера, обеспечив при этом сохранение жизни и безопасности находившимся там лицам. Полиция доложила, что в здание Равага направлен отряд, а примерно часом позднее сообщила о том, что здание очищено. Мы поставили на ноги полицию и армию, а также добровольные охранные отряды. Я тут же установил связь с бундеспрезидентом, находившимся в Вельдене, на Вёртерзее. В общих чертах он имел уже представление о волнениях в Вене и сказал, что он не признает как правительственные действия членов кабинета министров, находящихся под арестом; меня, как одного из старейших министров, он уполномочивает временно осуществлять руководство кабинетом, предоставив мне конституционные полномочия. Далее он выразил пожелание, чтобы были приняты все меры по скорейшему освобождению резиденции бундесканцлера и сохранению жизни находящимся там лицам, в особенности спасению канцлера и остальных членов кабинета министров. Я попросил несколько минут на размышление и в то время, как бундеспрезидент ожидал у телефона, кратко обсудил положение со своими коллегами и изъявил согласие принять на себя выполнение порученного мне задания. Вскоре пришел президент полиции Зейдель с инспектором уголовной полиции, который был направлен к нам бунтовщиками из резиденции канцлера».

В своих показаниях Камба рассказывал, что ему пришлось выдать себя за преданного государству чиновника полиции. Министры были в довольно растерянном состоянии. Они начали расспрашивать его подробно о событиях в резиденции бундесканцлера и в особенности о состоянии Дольфуса. Причем этот вопрос был задан в такой форме, что он понял: о ранении Дольфуса им уже известно. Поскольку же он принес с собой обращение, составленное якобы с согласия Дольфуса, Камба подтвердил факт ранения, но заметил при этом, что оно носит легкий характер. Вопреки истине он сказал, что у находящихся в резиденции бундесканцлера национал-социалистов имеется много оружия. Услышав это, министры были весьма озадачены. Далее он сообщил министрам, что ему поручено немедля возвратиться вместе с Ринтеленом, в противном случае все арестованные будут уничтожены. У Камба создалось даже впечатление, что министры примут предъявленный им ультиматум. Но в этот момент их беседа была прервана телефонным звонком Фея.

По указанию Хольцвебера Фей позвонил и сказал, что всякие операции, направленные против резиденции бундесканцлера, должны быть прекращены и Ринтелену поручается формирование правительства. Это сообщение Фея было принято министром Нейштедтером-Штюрмером.

Нейштедтер-Штюрмер об этом рассказал: «Министр Фей сообщил мне по телефону, что имел беседу с канцлером после ранения. На мой вопрос, серьезное ли ранение у канцлера, он ответил утвердительно. Канцлер поручил ему сделать все, чтобы избежать кровопролития, и сказал затем: „Пусть Ринтелен попытается наладить мир“. Принимая во внимание это поручение канцлера, а также то обстоятельство, что бундеспрезидент уполномочил Ринтелена взять на себя руководство кабинетом министров, так говорил Фей, необходимо предоставить Ринтелену свободу действий. Я ответил Фею, что арестованные, видимо, введены в заблуждение, что бундеспрезидент и не думал назначать Ринтелена канцлером, а, наоборот, уполномочил министра Шушнига взять временно управление в свои руки. В связи с этим я не могу принять к сведению высказанные им пожелания, так как, по всей видимости, он находится под известным давлением. Выслушав это, Фей окончил разговор. При таком положении дела требовались быстрые и решительные действия. Кабинет министров принял решение не допускать каких-либо переговоров с Ринтеленом и предъявить ультиматум мятежникам. Ультиматум был составлен в мое отсутствие и позднее вручен мне. Мне вменялось в обязанность вместе с генералом Ценером отправиться в резиденцию бундесканцлера и предъявить восставшим ультиматум».

Шушниг позвонил Ринтелену в отель «Империал» и попросил его зайти в министерство обороны. Затем он послал главного редактора газеты «Рейхспост» Фундера на машине в отель «Империал» за Ринтеленом, а по прибытии Ринтелена в министерство обороны запер его в одной из комнат. О дальнейшем развитии событий Шушниг сообщал: «Мы знали только, что он (Дольфус) ранен. Причем мы вначале полагали, что ранение легкое, поэтому мысли наши были направлены на то, как бы спасти его и других арестованных. Было принято решение: после того, как войска, полиция и поднятые по тревоге союзы обороны, направленные к резиденции бундесканцлера, будут приведены в состояние полной готовности, министр Нейштедтер-Штюрмер и генерал Ценер направятся на Баллхаусплатц для ведения переговоров с восставшими о выдаче арестованных и освобождении здания. С этой целью я продиктовал Ценеру текст декларации о том, что по указанию бундеспрезидента я принял руководство правительством, а также требования к восставшим, среди которых, как нам было доложено, не было действительных представителей ни армии, ни полиции. Нейштедтер-Штюрмер и Ценер в начале шестого отправились 'с указанными материалами на Баллхаусплатц».

Утверждение Шушнига, что в тот момент он считал ранение Дольфуса легким, неправильно, ибо, если он и был вначале введен в заблуждение сообщением Камба, то после разговора с Феем ему стало известно подлинное положение дела. В составленном позднее отчете он дословно писал: «Что касается ранения Дольфуса, то Фей сказал, что, как он полагает, ранение скорее тяжелое». Нейштедтер-Штюрмер также говорил, что перед уходом из министерства обороны из телефонного разговора с Феем он узнал о состоянии Дольфуса. Содержание этого разговора он передал Шушнигу и всем присутствовавшим министрам.

Как сказал Шушниг, Нейштедтер-Штюрмер направился на Баллхаусплатц вскоре после пяти часов; Скубль же излагает это так: «В 16.35 мне позвонил Фей с Баллхаусплатц и попросил принять к сведению следующее: „Бундесканцлер ранен. Он высказал пожелание, чтобы прекратилось всякое кровопролитие. Слагая с себя обязанности бундесканцлера, он передает формирование нового правительства в руки посла Ринтелена. Это решение должно быть сообщено по радио“. На мой вопрос Фею, тяжелое ли ранение у канцлера, он ответил: „Скорее тяжелое“. Об этом разговоре я немедленно доложил Шушнигу, который на это сказал, что передача по радио не должна состояться!». Правительственный советник Лустиг-Ленгниц также показал, что около 5 часов он беседовал с Шушнигом о разговоре, состоявшемся с Феем.

О состоянии Дольфуса временный кабинет на Штубенринге узнал не только из телефонного разговора. Д-р Кемптнер, который во второй половине дня 25 июля находился на Баллхаусплатц, узнав о смерти Дольфуса, поспешно направился в министерство обороны. Об этом он показывал: «Было что-то около половины пятого, когда до меня дошел слух о смерти канцлера… Я поспешил на Штубенринг в министерство обороны, чтобы известить об этом собравшихся там министров и статс-секретарей, и затем снова возвратился на Баллхаусплатц». Что касается времени, то он ошибся, сказав, что это было в половине пятого; он указал, что сведения о смерти Дольфуса он получил после того, как встретил Нейштедтера-Штюрмера, а это было примерно в половине шестого, так как именно в это время Нейштедтер-Штюрмер пришел на Баллхаусплатц. То, что Кемптнер узнал о смерти Дольфуса в начале шестого, явствует также из сообщения правительственного советника Лустиг-Ленгница.

5) Переговоры на Баллхаусплатц. Арест национал-социалистов.

Примерно в половине шестого Нейштедтер-Штюрмер и Ценер появились на Баллхаусплатц. Там они начали переговоры с Феем об освобождении резиденции бундесканцлера. О ходе этих переговоров правительство Шушнига распространяло столько лживых сообщений, что до сегодняшнего дня общественность не может составить себе ясного представления на этот счет. Вероятно, правительство было крайне заинтересовано в затушевывании событий, происходивших во второй половине 25 июля 1934 г. на Баллхаусплатц. Очевидно, ему было бы не совсем приятно, если бы миру стало известно, что не только террор и насилие по отношению к немецкому народу в Австрии, но и противозаконие и низкое коварство были той основой, на которой зиждилась их диктатура в последующие годы.

Во второй половине 25 июля 1934 г. правительство Шушнига, несмотря на то, что ему уже было известно о смерти Дольфуса, заверило окруженных в здании национал-социалистов, что им будет предоставлена свобода передвижения. Но уже с самого начала Шушниг был настроен не сдержать своего обещания. И для того, чтобы скрыть от мировой общественности нарушение данного обещания, он в лживом свете представил события, разыгравшиеся во второй половине 25 июля 1934 года.

Уже на заседании кабинета министров, состоявшемся в ночь с 25 на 26 июля 1934 г., обсуждался вопрос, какую позицию должно занять правительство по отношению к данному обещанию. По сообщению протоколиста кабинета министров министериального советника д-ра Тролля, никаких записей по ходу этого заседания не велось; из записей же, сделанных на заседании 26 июля 1934 г, вытекает, что уже 25 июля правительство приняло решение нарушить данное обещание. Об отношении Нейштедтера-Штюрмера к этому вопросу говорится: «Вчера уже занимались этими вопросами. Последнее мнение таково: нужно придерживаться точки зрения, что в момент ведения переговоров еще ничего не было известно о смерти Дольфуса. А посему можно не предоставлять права свободы передвижения путчистам, участвовавшим в убийстве, а также руководителям восстания».

О дальнейшем ходе этого заседания сообщается следующее: «Вице-канцлер Штаремберг высказал мнение, что данные обещания следует выполнять, но в то же время нужно поразмыслить и над тем, удержится ли правительство, которое в таких случаях действует слишком мягко. В особенности же за границей не смогут правильно понять, если большое число путчистов останется на свободе. Поэтому следует свести до минимума число тех, кто не принимал непосредственного участия в восстании, в особенности молодежь. Кроме того, необходимо категорически заявить, что право свободы передвижения было обещано лишь с той целью, чтобы спасти жизнь тем, кто находился в здании». Шушниг подтверждает, что «такое мнение отвечает результатам вчерашнего совещания». Из протоколов кабинета министров вытекает, что австрийское правительство сознательно действовало противозаконно по отношению к арестованным в резиденции бундесканцлера национал-социалистам. Одновременно подтверждается и то, что оно сознательно вводило общественность в заблуждение относительно совершившихся событий. Для этой цели правительство издало официальное изложение событий 25 июля 1934 г., так называемую «Коричневую книгу», издание которой осуществлял бундесминистр Адам. Редактирование этого произведения было произведено коллегией в составе Шушнига, Адама и Карвинского. Каким образом были извращены факты о праве свободы передвижения, подтверждает показание Адама при новом допросе. Он заявил, что должен признать, «что при изложении вопроса о свободе передвижения играли роль политические соображения, а поэтому описание событий было преподнесено общественности в несколько приукрашенном виде».

В «Коричневой книге» утверждается, что Шушниг дал Нейштедтеру-Штюрмеру и Ценеру текст ультиматума перед тем, как они отправились выполнять свою миссию на Баллхаусплатц. В докладе, составленном в 1934 г., Шушниг также говорит о письменном ультиматуме. В «Коричневой книге» текст ультиматума излагается следующим образом: «По приказу бундеспрезидента восставшим предлагается в течение четверти часа очистить здание на Баллхаусплатц. Правительство гарантирует восставшим свободный выход из помещения и переход границы при условии сохранения жизни всем членам правительства, которые противозаконно были лишены свободы. В том случае, если установленный срок истечет безрезультатно, будут применены соответствующие меры».

После того как стало известно о совещаниях кабинета министров 25 и 26 июля 1934 г. и о высказываниях Адама относительно намерений правительства по вопросу о свободе передвижения, можно с уверенностью признать, что письменный ультиматум является не чем иным, как сфабрикованной позднее фальсификацией. Характерно, что ни в одном из подробных сообщений австрийской печати по поводу событий 25 июля 1934 г. ультиматум не упоминается, хотя большинство этих материалов было инспирировано австрийской службой печати.

Из показаний бывшего бургомистра Шмитца явствует, что общественность была введена в заблуждение заблаговременно. Шмитц 25 июля 1934 г. получил от Шушнига задание собрать в ратуше представителей иностранной прессы и проинформировать их о событиях. Шмитц показал, что при этом предлагалось обратить внимание на «психологические настроения в народе» по поводу поведения национал-социалистов.

Прибыв на Баллхаусплатц, Нейштедтер-Штюрмер и Ценер, сославшись на решение кабинета министров, заявили находившимся там представителям исполнительной власти, что намерены осуществить штурм здания. После этого они направились с некоторыми из этих лиц в караульное помещение, чтобы в деталях обсудить план наступления. К ним присоединился также и Шаттль. Последний высказал свои сомнения по поводу штурма здания, подчеркнув, что такая мера, без сомнения, приведет к большому кровопролитию. Вначале Нейштедтер- Штюрмер не согласился с ним; в дальнейшем совещание было прервано сообщением, что на балконе резиденции бундесканцлера появился Фей. О последующих событиях Нейштедтер-Штюрмер показывает: «Вместе с Ценером я немедленно отправился к зданию, на балконе которого появился министр Фей, окруженный несколькими вооруженными бунтовщиками. Фей, по-видимому, хотел сделать какое-то сообщение, но я прервал его словами: „Мне поручено правительством предъявить восставшим ультиматум. Если в течение 20 минут здание будет очищено, мятежникам будет гарантировано беспрепятственное отступление до немецкой границы, в противном же случае я прикажу штурмовать здание с применением оружия“. Выслушав это, бунтовщики молча удалились, уведя с собой Фея».

О письменном ультиматуме ни в этом, ни в других свидетельских показаниях речи не было. На судебном процессе против Хольцвебера и Планетты Фею был задан вопрос: было ли обещание Нейштедтера-Штюрмера о свободном отступлении связано с каким-либо условием? Фей ответил на это отрицательно. Даже в том случае, если Нейштедтер-Штюрмер в момент появления на Баллхаусплатц имел в руках ультиматум правительства, содержание которого приводилось в официальном отчете о восстании 25 июля 1934 г., его предъявление было бы полнейшей бессмыслицей, ибо, прибыв на Баллхаусплатц, Нейштедтер-Штюрмер и Ценер узнали о смерти Дольфуса. На судебном следствии по делу Хольцвебера и Планетты Нейштедтер-Штюрмер хотя и показал, что о смерти Дольфуса узнал лишь после окончания переговоров с Феем, но это показание было ложным. На заседании кабинета министров от 26 июля 1934 г. он утверждал обратное тому, что было сказано им на суде. В записях заседания кабинета министров дословно говорится: «В начале переговоров представитель еще не знал о смерти Дольфуса. На этом основании он и не выдвинул условия о сохранении жизни арестованным членам правительства; если бы это условие было поставлено, то все дело провалилось бы. Перед окончанием переговоров он уже знал о кончине бундесканцлера, но тем не менее ничего не сказал по этому поводу».

Переговоры между Нейштедтером-Штюрмером и Феем затянулись, так как Фей часто уходил с балкона, чтобы посоветоваться с национал-социалистами, находившимися в прилегающих к балкону комнатах. Как показал Хольцвебер, Фей был своего рода связующим звеном с внешним миром. От случая к случаю вместе с Феем появлялись на балконе и эсэсовцы. Национал-социалисты хотели знать все подробности о том, как будет осуществлена свобода передвижения, и требовали гарантий. Нейштедтер-Штюрмер вынужден был несколько раз продлевать срок, назначенный для освобождения здания. По поводу переговоров между Нейштедтером-Штюрмером и Феем имеются различные сообщения. Ниже приводится одно из них, опубликованное в «Рейхспост» от 26 июля 1934 года. Оно составлено, по-видимому, одним из корреспондентов газеты, присутствовавшим на Баллхаусплатц.

"В 6 ч. 10 мин. министр Фей вновь появился на балконе и, попросив министра Нейштедтера, передал ему просьбу о продлении срока до 7 часов. Нейштедтер ответил: «До 7 часов? Нет, на это мы не пойдем. Только до половины седьмого. Повторяю еще раз и подкрепляю честным словом солдата, что свободный отход до немецкой границы будет обеспечен». Эти слова, очевидно, не были поняты надлежащим образом.

Фей крикнул с балкона: «Они спрашивают, начнется ли эвакуация немедленно?»

Нейштедтер: «Да».

Фей: «Они спрашивают, какую охрану им дадут. Полицию?»

Нейштедтер, не будучи, видимо, подготовлен к этому вопросу, оглянулся.

Фей снова крикнул: «Они требуют войсковой охраны!»

Нейштедтер: «Да, они получат ее. Все должны покинуть здание и разместиться на грузовиках. Даю гарантию, что ни с кем ничего не случится».

На этом переговоры закончились. Вскоре Фей вновь появился на балконе. За ним вышли два человека в офицерской форме 5-го пехотного полка. Это были руководители мятежа, один из них, как говорили, бывший командир взвода по фамилии Хольцвебер.

Фей крикнул: «Для гарантии, что во время переброски с ними ничего не произойдет, необходимо передать по радио, что им предоставлено право свободы передвижения!»

Нейштедтер ответил: «Полагаю, что меня неправильно поняли. Ведь я обещал дать войсковую охрану. Тогда с ними ничего не случится».

Фей: «Гарантируя безопасность лицам, находящимся в здании, они хотят, чтобы была обеспечена и их безопасность».

Нейштедтер: «Я это обещаю. Мы выставим круговую охрану на площади возле бюро бундесканцлера и обеспечим беспрепятственный уход, так что им нет оснований бояться заслуженного наказания».

Тут к Фею подходит один из мятежников и шепчет ему что-то на ухо. Фей передает: «Они требуют руководителем эскорта офицера из высшего состава». Нейштедтер соглашается с этим. Затем на балконе появляется человек в форме майора; он говорит с Феем. Тот, в свою очередь, обращается к Нейштедтеру- Штюрмеру и просит его подойти к воротам со стороны Метастазиогассе. Нейштедтер-Штюрмер в сопровождении Ценера направляется туда. В это время начинают освобождать площадь, а с тыловой части здания у зарешеченного окна появляется парламентер от мятежников. Он договаривается с членами правительства о деталях переброски. Восставшие вновь требуют обеспечить им полную безопасность. Нейштедтер-Штюрмер заверяет их в выполнении этого обещания и говорит: «Под безопасностью я понимаю войсковую охрану». Восставшие выдвигают требование оставить им до границы огнестрельное оружие, но это требование отклоняется. В конце концов они принимают поставленные им условия.

Национал-социалисты намеренно потребовали, чтобы Фей в ходе переговоров с Нейштедтером-Штюрмером подробно оговорил условия свободы передвижения. Чтобы гарантировать себя во всех отношениях, они потребовали войсковой охраны. Им было также обещано, что их семьи и имущество будут доставлены вслед за ними в Германию. Хольцвебер вызвал по телефону посла Германии Рита и попросил его прийти к зданию бундесканцлера и присутствовать в качестве свидетеля при переговорах с членами австрийского правительства. Фей также принимал участие в переговорах с ним. Он сообщал, что посол спросил его, должен ли он приходить, и заявил, что, собственно говоря, это дело его не касается. Когда Рит все же пришел к зданию бундесканцлера, он сказал членам австрийского правительства, что пришел сюда не «как посол, а как обычный человек». Не установлено, присутствовал Рит при переговорах или нет. В своем отчете Фей сообщал, что Рит был свидетелем переговоров. Нейштедтер-Штюрмер показал: Рит пришел после переговоров и спросил, а не намерено ли правительство интернировать также и его. Нейштедтер-Штюрмер на это ответил, что, участвуя в переговорах, Рит тем самым «связывает себя с бунтовщиками», а поэтому он не рекомендовал бы ему делать этого. После этого Рит покинул Баллхаусплатц…

Около 7 час. к зданию резиденции бундесканцлера подъехали полицейские машины. Национал-социалистам было сказано, что они будут отправлены на этих машинах, дабы не привлекать к себе внимания. Они сдали оружие, сели в машины, в надежде что их повезут к государственной границе, а родные вскоре последуют за ними в Германию. Но путь полицейских машин лежал не к границе, а в так называемые Марокканские казармы. Ответственность за это лежит в первую очередь на Шушниге.

Как известно, Шушниг держался вдалеке от переговоров, происходивших на Баллхаусплатц. Он появился там уже под вечер, когда на площади собрались и все остальные министры. Если до этого все присутствовавшие на Баллхаусплатц не сомневались, что обещание, данное национал-социалистам, будет выполнено, то после появления Шушнига стало очевидным, что высокие лица и не думали сдержать данное ими слово. Шушниг сам признал, что ответственность за нарушение обещания лежит на нем. В отчете о событиях 25 июля 1934 г. он говорит: «Я распорядился.., чтобы восставшие провели ночь в Вене, и по предложению господина вице-президента Скубля они были направлены в Марокканские казармы». Этим подтверждается также и вина Скубля. Скубль признал, что руководил отправкой нацистов в Марокканские казармы.

VII. ОПЕРАЦИИ РАВАГ, ТЕЛЕГРАФ И ВЕЛЬДЕН. ВОЗДЕЙСТВИЕ ЭТИХ ОПЕРАЦИЙ НА ПАРТИЙНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ И НА НАСЕЛЕНИЕ АВСТРИИ

1) Занятие Равага.

В операции по занятию здания австрийского Акционерного общества радиосвязи (Раваг) приняло участие 15 человек из «СС Штандарте-89» и два национал-социалистских чиновника службы безопасности. Для осуществления этой операции были созданы две группы: под руководством Ганса Домеса и Эриха Шредта. Поскольку здание радиостанции Раваг находилось в самом центре Вены, на Иоганнесгассе, было условлено, что все участники, за исключением чиновников службы безопасности, будут одеты в гражданское платье и незаметно приблизятся к зданию. Незадолго до прибытия эсэсовцев чиновники службы безопасности встали на посту у дверей в Раваг. Первая группа эсэсовцев собралась вблизи кафе Коловрад на Ринге и по Зейлерштетте направилась к зданию Равага на Иоганнесгассе. Вторая группа подошла со стороны Кертнерштрассе. Все участники, за исключением чиновников службы безопасности, были одеты в гражданское платье и вооружены пистолетами армейского образца «Штейер».

Несмотря на то, что здание Равага вследствие имевшего место незадолго до этого взрыва, учиненного национал-социалистами, весьма усиленно охранялось в этот день полицией и шуцкором, первой группе удалось в условленное время, в 13 час, проникнуть в здание. Все лица, оказавшиеся в здании, были застигнуты врасплох. При этом инспектор полиции, выступивший против национал-социалистов, был убит. Вторая группа, двигавшаяся по направлению от Кертнерштрассе, пройдя через двор соседней народной школы, проникла в здание Равага через окно нижнего этажа. В то время как входы были забаррикадированы и охранялись выставленными постами, несколько эсэсовцев прошли в радиостудию и вынудили несущего в этот момент службу инженера- электрика д-ра Лотхаллера включить передатчик Бизамберг. Держа в руке пистолет, Домес заставил диктора передать сообщение, что правительство ушло в отставку и правительственные полномочия передаются Ринтелену. Вслед за этим сообщением был передан марш. Затем радио внезапно умолкло. Как выяснилось позднее, снаряд подошедшей за это время «роты боевой тревоги» попал в трубку передатчика и разрушил ее. Радиостудия находилась под таким сильным огнем «роты боевой тревоги», что попытки национал-социалистов вновь включить передатчик остались безрезультатными.

Вторая группа национал-социалистов заняла центральный телефонный узел Равага и заставила телефонисток отключить все соединения. О наличии второго телефонного узла и передаточной установки Равага, находившихся в здании по Шеллинггассе, национал-социалисты не знали. Поэтому генеральной дирекции Равага удалось через эту сеть немедленно поднять по тревоге полицию и добиться выключения передатчика Бизамберг. Полиция в усиленном составе немедленно прибыла на место и окружила здание Равага. Это и помешало члену НСДАП Блашке, которому было поручено передать по радио заявления нового правительства, пройти в здание Равага. Когда он намеревался вместе с д-ром Вехтером войти в здание, дуло пистолета заставило их повернуть на Кертнерштрассе.

«Рота боевой тревоги» полиции применила тяжелые виды оружия и ручные гранаты. Национал-социалисты боролись за свою жизнь. Благодаря стойкому сопротивлению им удалось удерживать здание в течение 1 3/4 часа. Брошенные полицией ручные гранаты, взорвавшись, вызвали в радиостудии пожар, который был вскоре потушен прибывшей пожарной командой. В борьбе с полицией со стороны национал-социалистов пал жертвой эсэсовец Эрих Шредт. На стороне противника — два полицейских чиновника. Случайным попаданием были убиты служащий Равага и находившийся в здании артист.

После применения ручных гранат сдались оба присоединившихся к национал- социалистам полицейских чиновника. Поскольку положение окруженных национал-социалистов пошатнулось, они около 15 час. также вынуждены были сдаться полиции. Одному из них удалось ускользнуть во время сумятицы, возникшей при сдаче. Остальные 13 были арестованы полицией и отправлены в караульное помещение на Гегельгассе. При аресте и во время транспортировки все они без исключения подверглись жестокому обращению со стороны шуцкора и полиции. Симпатизировавший национал-социалистам штадтхауптман надворный советник Шаттль, прибывший во второй половине дня с целью проверки в караульное помещение на Гегельгассе, обнаружил, что все они имели ранения и были прикованы один к другому. Он распорядился снять с арестованных наручники и дал указание о переводе их в госпиталь. Шаттль запретил также жестоко обращаться с ними в дальнейшем. При этом арестованный член партии Домес, чтобы выгородить своих товарищей, заявил, что он один несет ответственность за все происшедшее. За свое мужественное выступление он позднее заплатил жизнью.

2) Операция против телеграфа в Вене.

В связи с тем, что по тактическим соображениям основная ударная сила направлялась против резиденции бундесканцлера и Равага, на эти операции и были выделены самые надежные, лучшие люди. А для намеченного занятия центрального телефонного узла Вены Гласс выделил штурмбанфюреру СС Гансу Бауэру только 15 человек, в большинстве своем цивильных, не служивших в армии. Уже во время разговора с этими людьми, состоявшегося 23 июля 1934 г., Бауэр пришел к выводу, что выбор сделан не совсем удачно. Было условлено, что занятие центрального телефонного узла будет осуществлено лишь после завершения операции в резиденции бундесканцлера, то есть, по данным Бауэра, только после прибытия Планетты в городскую комендатуру; но выделенные в распоряжение Бауэра люди должны были уже к 13 час. собраться возле телеграфа. По словам Бауэра, в это время он никого не встретил. Поэтому он и направился к резиденции бундесканцлера, а оттуда к городской комендатуре. Увидев, что Планетта еще не появился, он возвратился к месту сбора у телеграфа и нашел там 2 человек из своих людей, а это было уже в 14.30. Между тем, поскольку стало известно о событиях в Раваге, здание телеграфа было занято находившимися в доме полицейскими и охраной телеграфа. Поэтому Бауэр и не смог выполнить порученного ему задания.

3) Нападение на бундеспрезидента.

Одновременно с занятием в Вене резиденции бундесканцлера, радиостанции Раваг и центрального телефонного узла было намечено заставить бундеспрезидента Микласа, при стечении обстоятельств даже и с применением силы, дать согласие на создание правительства во главе с Ринтеленом. В тот момент Миклас находился в летней резиденции в Вельдене на Вёртерзее.

Это задание было поручено Вейденхаммером членам НСДАП д-ру Вальтеру Отту и Гриллмайеру. В ту пору австрийские власти отдали приказ об аресте Гриллмайера за его национал-социалистскую деятельность (диверсия с применением слезоточивого газа в магазине Гернгросса). На взятой напрокат автомашине Отт и Гриллмайер вместе с братом первого инженером Рудольфом Оттом отправились 24 июля 1934 г. из Вены в Клагенфурт, намереваясь с помощью эсэсовцев из Каринтии подготовить нападение на следующий день. В Клагенфурте Гриллмайер и братья Отт пытались поодиночке установить связь с членами партии.

Уже 24 июля полицейская дирекция Вены получила от доверенного лица сообщение, что несколько национал-социалистов на машине, номер которой был сообщен, прибыли в Клагенфурт, чтобы осуществить там покушение с применением взрывчатых веществ. Полицейская дирекция Вены передала сообщение полиции Клагенфурта, и последняя арестовала там сначала Р. Отта и шофера машины, а позднее В. Отта. После этого Гриллмайер отказался от дальнейшего проведения подготовки нападения на бундеспрезидента. Из доклада Бауэра следует, что Гриллмайер сообщил ему, будто получил из Вены телеграмму, в соответствии с которой он не должен был ничего предпринимать.

Поскольку в Австрии отсутствовали указания германского руководства СА, СА в Вене, а частично и в стране держали себя спокойно. Они действовали лишь там, где в результате сообщений о событиях в Вене население восставало против руководящих деятелей системы. Там СА вместе с местными руководителями стояли в одних рядах с эсэсовцами. В большей части Тироля, Каринтии, Зальцбурга и Верхней Австрии и почти во всей Штирии в ночь с 25- го на 26-е и в последующие дни произошли восстания. Целые местности за короткое время оказались в руках национал-социалистов. Первые успехи национал-социалистов показали, что планомерно проводимое восстание в стране могло бы привести к скорой победе. Решающим обстоятельством для последующего явилось то, что в Граце все оставалось спокойно. Вину за это несет смещенный позднее штандартенфюрер СА Шён. 25 июля он не допустил СА Граца к выступлению. В целом же отсутствие всякого руководства, неосведомленность о положении в других местностях и в конечном счете отношение партии к событиям в Вене привели к тому, что восстания заканчивались провалом.

4) Воздействие операций на партийные организации и на население Австрии.

Формирования СА, не принимавшие участия в венских операциях, так же, как и все остальные партийные союзы, должны были в соответствии с планом путча участвовать во всеобщем народном восстании, которое должно было последовать вслед за венской операцией. Боевой приказ СА должен был послужить сигналом к восстанию. Но такого приказа не последовало.

25 июля 1934 г. СА в Вене никак себя не проявили. При беседах, состоявшихся между политическим руководителем Глассом и обергруппенфюрером СА Решни, было условлено, что вслед за занятием резиденции бундесканцлера СА должны собраться на Ринге. Руководители СА заявили позднее, что они напрасно ждали условленного сообщения Гласса. В то же время Гласс, Вехтер и Вейденхаммер утверждают, что, несмотря на данные обещания, СА намеренно ничего не предпринимали. Вехтер сообщал по этому поводу: «Я был убежден, что восстание является операцией всей партии и что оно подготовлялось и должно было проводиться с согласия СА. Из сообщений, полученных мной из центрального мюнхенского руководства, „СС Штандарте-89“ приписывалась лишь роль передового отряда, которому поручалось одним ударом занять резиденцию бундесканцлера. А за этим должно было тотчас же последовать восстание всех австрийских СА. Во время обстоятельной беседы 25 июня 1934 г. в Цюрихе с Габихтом я спросил его, что будет с СА и должен ли я буду поддерживать с ними связь. Габихт ответил на это, что, выполняя свою работу, я не должен устанавливать связи с СА. Они будут вести все самостоятельно и по команде будут введены в действие обергруппенфюрером СА Решни. Тем самым вопрос с СА стал для меня ясным… Я был убежден, что СА так же, как и я и мои люди, проводят подготовку втихомолку и что мы хотя и идем каждый самостоятельно, но с той целью, чтобы при проведении операции ударить крепче сплоченными силами… Когда во второй половине 25 июля, несмотря на занятие резиденции бундесканцлера и передачу пароля по радио, СА не появились, я через СА-фюреров Банда и Гардэгга связался с руководством группы. В отеле „Св. Джемс“ я застал собравшееся там руководство группы. Среди прочих присутствовали тогдашний руководитель группы Тюрк, Гамбургер, Дакс, а также человек, который в момент занятия резиденции бундесканцлера находился вместе со мной в ресторане Тишлера вблизи здания, очевидно, в качестве наблюдателя СА. Несмотря на то, что Тюрк как через обергруппу, так и через своего наблюдателя был осведомлен об операции, на мой вопрос об отсутствии СА он держался так, словно ничего и не знал о ней. Когда я кратко обрисовал положение и потребовал введения СА в действие, Тюрк в моем присутствии дал боевой приказ группе Вены и Нижней Австрии. На мой вопрос он ответил далее, что в течение часа СА будут на марше к центру города. Позднее мне стало известно, что вскоре после того, как я ушел, приказ был отменен».

Возникшие в этой связи разногласия между австрийским руководством СА и СС являлись отражением той напряженности, которая наблюдалась в империи в отношениях между отдельными руководителями СА и СС. В результате этого разлада произошло то, что доверенные лица австрийского руководства СА в австрийском правительстве уже в мае или в июне 1934 г. обратили внимание генеральной дирекции общественной безопасности в Вене на деятельность Вейденхаммера, Вехтера и Гласса. Один из доверенных, Леопольд Шаллер, признался, что в дополнение к этим сообщениям он передал генеральной дирекции общественной безопасности несколько фото для паспорта Гласса и биографии Вейденхаммера и Гласса. Свой поступок он объяснял тем, что руководство СА расценивало деятельность и планы Вехтера, Вейденхаммера и Гласса как наносящие вред национал-социалистскому движению в Австрии. Примечательно и то, что чиновник уголовной полиции Роттер, не поддерживавший особых отношений ни с Вейденхаммером, Вехтером и Глассом, ни с руководителями СА, сообщил, что во время совещания в Бреславле 6 июля 1934 г. Решни высказывался против плана Гласса.

VIII. ПОЛИЦЕЙСКИЕ И СУДЕБНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ И ПРОЦЕССЫ ПРОТИВ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТОВ. ВОЕННЫЙ СУД. ЛАГЕРЬ, ГДЕ СОДЕРЖАЛИСЬ АРЕСТОВАННЫЕ

1) Расследование в резиденции бундесканцлера вечером 25 июля.

После того как вечером 25 июля резиденция бундесканцлера была освобождена от национал-социалистов, туда прибыли чиновники венской полиции и прокуратуры, чтобы провести расследование убийства Дольфуса. Характерным для того времени было обращение с арестованными национал-социалистами: вначале все чиновники придерживались мнения, что расследование нужно проводить, отнюдь не ставя перед собой цели создать обоснование для процесса над национал-социалистами. Присутствовавший там прокурор д-р Воттава отправился в федеральное министерство юстиции, находившееся в то время еще в Херренгассе, чтобы узнать мнение правительства по поводу проведения расследования. В тот момент правительство еще заседало. Воттава попросил вызвать с заседания министра юстиции Бергера-Вальденегга и обратился к нему с просьбой о более подробных указаниях. Бергер-Вальденегг сообщил ему, что правительство только что приняло решение не освобождать национал- социалистов. Уже тогда Воттава заметил, что генеральный прокурор д-р Винтерштейн по поручению правительства занимался разработкой мер по организации военного суда для вынесения приговора национал-социалистам. Получив указания Бергера-Вальденегга, д-р Воттава попытался провести расследование в канцелярии бундеспрезидента. Угловая комната, в которой на диване все еще лежал труп Дольфуса, была полна людей. Министры, высшие чиновники, монахини и священник молились, стоя на коленях у тела Дольфуса. Полицейские чиновники и чиновники прокуратуры не могли в связи с этим произвести должного расследования. Надворному советнику Шаттлю, который в качестве градоначальника в отсутствие Воттавы пытался провести надлежащим образом освидетельствование на месте, помешал вскоре друг Дольфуса министр Штокингер. Шаттль рассказал, что Штокингер вначале помешал совершению священного обряда тем, что подошел к телу Дольфуса, снял у него с пальца кольцо и положил в карман, а полицейскому чиновнику, проводившему расследование, злобно бросил упрек, что они повинны в том, что Дольфуса застрелили, «как собаку». Затем, не обращая внимания на расследование, Штокингер распорядился перенести тело в соседнюю комнату. Перед этим руководитель Венского института судебной медицины проф. д-р Веркгартнер, привлеченный в качестве эксперта, пытался провести рентгеновское исследование тела Дольфуса. Но ему не удалось осуществить это в полной мере, так как сила тока в канцелярии бундесканцлера не давала возможности получить резкого снимка. Нельзя было провести и вскрытие трупа Дольфуса, как того требовали судебные предписания. Присутствовавшие министры разрешили Веркгартнеру произвести лишь так называемое вскрытие раны, то есть вскрытие в пределах раны. И это исследование Веркгартнеру удалось провести лишь потому, что он отказался дать требуемое медицинское заключение, если ему не будет дозволено провести по меньшей мере такое поверхностное обследование. Его пожелание перенести тело Дольфуса в Институт судебной медицины не было удовлетворено. Руководитель Венской клиники проф. д-р Арцт, закадычный друг Дольфуса, также присутствовавший при обследовании, проводимом проф. Веркгартнером, признал, что он несет известную долю вины в том, что перенос тела Дольфуса в институт не был осуществлен. Результатом всех упущений в ходе обследования было то, что смогли обнаружить только одну пулю и сейчас еще нельзя сказать, находится вторая пуля в теле Дольфуса или нет.

2) Допросы в Марокканских казармах. Поведение Скубля.

Вечером 25 июля 1934 г. венская полиция так и не знала, кто же произвел смертельный для Дольфуса выстрел. Вице-президент полиции Скубль приказал поэтому примерно в 21 час всем имеющимся в распоряжении чиновникам обычной и уголовной полиции направиться в Марокканские казармы для допроса находившихся там под арестом примерно 150 национал-социалистов: на долю каждого из референтов бюро безопасности приходилось допросить примерно 15 — 20 человек. Эти допросы не дали никаких результатов. Чиновники узнали от арестованных лишь то, что ни один из них не имел намерения убить Дольфуса, так как весьма важно было сохранить ему жизнь, чтобы иметь возможность вести дальнейшие переговоры, а кроме того, им еще ранее был передан приказ избегать по возможности кровопролития и применить оружие только в том случае, если они встретят сопротивление. Около 2 час. ночи президент полиции Зейдель и вице-президент полиции Скубль направились в Марокканские казармы. Скубль построил всех национал- социалистов в гимнастическом зале казармы и произнес перед ними пламенную речь. Он взывал к «чувству чести национал-социалистов как немецких мужей» и пояснил: дело идет лишь о том, чтобы установить человека, который убил Дольфуса. И он заверил при этом, что «как немец и полицейский функционер» обязуется доставить к германской границе в полной сохранности всех национал-социалистов, за исключением преступников, которые должны назвать себя. Об этом он заявил также и как свидетель под присягой — хотя и с некоторыми оговорками — на основном судебном процессе военного суда по делу Хольцвебера — Планетты. «Я построил людей и сказал им, что их переправят через границу, но это будет сделано лишь тогда, когда выявят преступников, ведь совершено убийство. Я сказал, что те, кто участвовал в убийстве, и те, кто находится в особом долгу перед государством, переправе через границу не подлежат». Речь Скубля успеха не имела. Убийца не называл себя.

26 июля 1934 г. около полудня Скубль снова направился в Марокканские казармы, чтобы попытаться выявить преступника. Между тем в этот же день чиновник уголовной полиции Петернель, движимый чувством преданности системе и честолюбием, появился в Марокканских казармах, чтобы с помощью хитрости обнаружить преступника. В донесении, представленном им 4 октября 1934 г. в бундесполицейкомиссариат в Хитцинге, Петернель так описывает свое поведение: "На следующий день я отправился к арестованным в гимнастический зал Марокканских казарм, чтобы разыскать убийцу канцлера. Вначале подозрение падало на Хольцвебера. Чтобы остаться неузнанным, я снял китель и пошел в одной рубашке — все путчисты были также без кителей — к Хольцвеберу. Я попросил его никому не говорить, кто я такой, и около двух часов оставался с ним, пытаясь побудить Хольцвебера назвать мне убийцу канцлера, ибо тем самым ускорялась отправка всех остальных к границе. Правда, Хольцвебер не назвал имени, но на мое предложение дал несколько отправных положений, которые и послужили в конечном счете уликой против Планетты. Во время беседы с Хольцвебером вошел Худль, и я сделал вид, будто знаю убийцу. В этот момент Хольцвебера внезапно вызвали и увели из зала. Когда Худль сказал мне: «Было бы лучше, если бы у него был револьвер» — он подразумевал убийцу, — я заметил, что взгляд его упал на Планетту, стоявшего совсем рядом с нами. Я подтвердил это, подошел к Планетте и сказал ему, что не исключено, что он сумеет воспользоваться пистолетом, но что я могу ему помочь, отведя к господину президенту. Ведь, так или иначе, его выдали, а визитом к президенту он сможет предупредить открытое предъявление ему улик. Узнав, что господин президент Скубль находится в казарме, я немедленно доложил ему о случившемся. Господин президент поручил мне сейчас же доставить ему Планетту и допросил его. Спустя примерно час господин президент Скубль вышел вместе с Планеттой из канцелярии и, пожав мне руку, поздравил, сказав при этом: «Да, это он, он признался в этом».

Как показывали Худль и Хольцвебер на судебном процессе против Планетты и Хольцвебера, чиновник уголовной полиции Петернель разговаривал тогда с национал-социалистами в гимнастическом зале в резком и недружелюбном тоне и заявил им, что если «убийца» не объявится, то ряды присутствующих сильно поредеют.

После того как Планетта признал себя убийцей, его перевели в полицейскую тюрьму, и 26 июля 1934 г. Скубль подробно допросил его в присутствии оберполицейсоветника д-ра Шпринга и полицейского советника д-ра Ульмана. Планетта категорически отрицал преднамеренное убийство и подробно описал ход событий в угловой комнате. Солдатская выправка Планетты и его искренность произвели на чиновников хорошее впечатление. После того как Планетту увели, Скубль спросил д-ра Шпринга и д-ра Ульмана, как они оценивают рассказ Планетты. Те заявили, что восприняли его как правдивый. Ответ же Скубля характеризует взгляды тогдашней венской полиции и правительства. По показаниям д-ра Шпринга и д-ра Ульмана, Скубль дословно заявил: «Так мыслю и я. Считаю возможным, что убийство произошло так, как это описывает Планетта; но мы должны придерживаться той точки зрения, что Планетта действовал намеренно и что убийство д-ра Дольфуса было совершено с умыслом». Эти слова показывают, что правительство было заинтересовано извлечь из убийства Дольфуса политический капитал.

3) Создание и деятельность военного суда. «Особые мероприятия».

Кабинет министров, созванный в министерстве юстиции вечером 25 июля после отправки национал-социалистов, принял под руководством Шушнига решение не придерживаться данного обещания о свободном передвижении и поручил высшему чиновнику прокуратуры Австрии, генеральному прокурору д-ру Винтерштейну разработать закон о создании военного суда. Этот суд и должен был вынести приговоры национал-социалистам. Еще в ночь с 25 на 26 июля Винтерштейн совместно с первым прокурором д-ром Краликом и министерскими советниками д-ром Зухомелем и д-ром Екелем должен был разработать закон. Кабинет министров, заседавший на следующий день, теперь уже под председательством Штаремберга, утвердил закон.

30 июля 1934 г. был принят следующий закон, по которому лица, причастные в связи с восстанием 25 июля «к действиям, подлежащим наказанию», должны были «содержаться в определенном месте, без ущерба судебному преследованию». По закону они должны были, находясь там, «выполнять все без исключения тяжелую принудительную работу». При обсуждении этого закона министр юстиции Бергер-Вальденегг констатировал, что в Каринтии «задержано» уже 1100, в Верхней Австрии — 1300 и в Штирии — 1200 человек. Вступив во владение наследством Дольфуса, Шушниг начал с широкого преследования национал-социалистов.

Первым процессом военного суда было дело Хольцвебера и Планетты. Если внешне это и имело видимость законного процесса, в действительности же являлось лишь фарсом. Не были соблюдены самые элементарные уголовно- процессуальные принципы. Процесс начался под вечер, в 17.15, то есть в совершенно необычное время. Защитники были назначены во второй половине дня. В их распоряжении оставалось несколько минут для беседы с обвиняемыми. И не было ни времени, ни возможности ознакомиться с делами. Руководитель процесса советник военного суда д-р Крейцхубер вел дело таким образом, что создавалось впечатление, что приговор Хольцвеберу и Планетте уже вынесен. Он называл обвиняемых, о которых у всех присутствовавших на процессе создалось хорошее впечатление, не иначе как бандитами. Один из вопросов Крейцхубера и ответ Планетты показывают, насколько противоположны были их взгляды. Руководитель процесса: «Зачем же вы приняли участие в этом, если знали, что дело подозрительное?» Обвиняемый Планетта: «Я эсэсовец и как таковой должен выполнять все приказания».

Суд рассчитывал провести процесс до утра, чтобы на рассвете казнить обоих обвиняемых. Защитники помешали этому, отказавшись в полночь от защиты. Только после этого суд в половине первого прервал заседание. На следующее утро процесс был возобновлен. Доводы защитников не были приняты во внимание. Вопрос о свободе передвижения обойден. В качестве свидетелей были заслушаны лишь два государственных чиновника, которые присутствовали в угловой комнате. Главный свидетель, швейцар Дольфуса чех Гедвичек, теперь признался, что на процессе дал ложные показания. Установлено, что во время судебных совещаний в комнате находился и вел разговоры с судьями президент военного суда, генерал-майор Обервегер, хотя сам не являлся судьей на этом процессе. Евангелический священник Циммерман, который беседовал с Хольцвебером в его последний час, привел следующие слова из этой беседы: «Если когда-либо вернутся к этому делу, прошу сослаться на тот факт, что генерал-майор Ценер, как только защита вносила предложение, вставал и выходил в соседнюю комнату. По возвращении он всякий раз переговаривался с председательствующим, и всякий раз предложение защиты проваливалось». Ценера сейчас уже нет в живых.

Вскоре после полудня были вынесены смертные приговоры Хольцвеберу и Планетте. Оба были осуждены за государственную измену, а Планетта, кроме того, и за убийство. Обоснованием приговора за убийство послужили главным образом ложные показания Гедвичека. В заключении экспертов это обоснование приведено не так, как оно записано в протоколах суда. Поскольку по законам военного суда приговор должен быть приведен в исполнение через три часа после его объявления, защитники приложили все усилия, чтобы подать бундеспрезиденту просьбу о помиловании. Но это им не удалось. В половине пятого утра приступили к казни. Последними словами, произнесенными Хольцвебером и Планеттой, было имя фюрера.

Из национал-социалистов, арестованных в резиденции бундесканцлера, в последующие дни были казнены чиновники полиции Иосиф Хакль, Франц Лееб, Людвиг Майтцен, Эрих Кольраб и один из солдат австрийской армии, принимавший участие б операции в Вене, Эрнст Фельке. Казнены были также Ганс Домес как один из руководителей операции Раваг и пять национал- социалистов — участников июльских событий, приговоренных выездными сессиями военного суда.

С этого и началась деятельность правительства Шушнига.

РЕЗЮМЕ

Ответственность за исход операций, которые должны были 25 июля 1934 г. вызвать восстание национал-социалистов в Австрии, несут политические руководители, которым ландеслейтером Габихтом было поручено их проведение: тогдашний руководитель «СС Штандарте-89» Гласе и тогдашние политические руководители Вехтер и Вейденхаммер. Подготовительную работу, например, отбор команд, доставку грузовиков и переодевание команд в военную форму, Гласс провел должным образом. То, что главная операция — занятие резиденции бундесканцлера, — об исходе которой в первую очередь и шла речь, осталась в конечном счете безрезультатной, объяснялось тем, что:

1) посвященный национал-социалистами в планы венский полицейский Доблер стал предателем, и предательство этого человека еще до прибытия национал- социалистов в резиденцию бундесканцлера послужило поводом для роспуска заседавшего кабинета министров;

2) планом операции не была учтена возможность перерыва заседания кабинета министров;

3) отправка грузовиков с Зибенштернгассе была назначена слишком поздно, да и этот запоздалый срок не был выдержан;

4) служба информации национал-социалистов не сработала должным образом, и руководство операцией ничего не знало о том, что заседание кабинета министров прервано и многие министры заблаговременно покинули резиденцию бундесканцлера;

5) в решающий момент ни один из руководителей операции не находился в резиденции бундесканцлера.

Предательство Доблера явилось первой причиной провала операции. Вследствие того, что служба информации оказалась не на высоте, Отечественный фронт принял контрмеры довольно поздно, почти пять часов спустя после первого сообщения. Тем не менее это сообщение послужило тому, что Дольфус прервал заседание кабинета министров, и большинство министров покинуло резиденцию бундесканцлера. В результате национал-социалисты, занявшие резиденцию, встретились там с совершенно иной обстановкой, нежели ожидали.

Убийство Дольфуса, хотя оно и не было преднамеренным, не имело решающего влияния на исход операции. Причина неудачи крылась в ином. То, что убийство Дольфуса не было преднамеренным, противоречит утверждениям, выдвинутым противниками национал-социалистов в Австрии. Расследованиями Исторической комиссии рейхсфюрера СС установлено, что эти утверждения были не чем иным, как политическими тенденциями. Планетта не хотел стрелять в Дольфуса. В результате того, что главный свидетель обвинения на процессе Хольцвебера — Планетты швейцар чех Гедвичек в ходе расследования, проведенного Исторической комиссией рейхсфюрера СС, отрекся от свидетельских показаний, данных им по ряду решающих моментов на процессе, а также в результате показаний вновь допрошенных при расследовании свидетелей доказано, что заявление Планетты, сделанное им перед военным судом, о том, что выстрел был вызван испугом или явился результатом прикосновения к Дольфусу, было правильным. Австрийское правительство и его приверженцы намеренно скрыли правдивое освещение этого факта; для них ложь об «убийстве Дольфуса» и возможность создать вокруг Дольфуса ореол мученика были политически выгодны.

Расследование устранило также и различные неясности в вопросе о втором выстреле в Дольфуса. Неоднократно распространявшееся мнение, что в Дольфуса стрелял Фей, оказалось несостоятельным. Новые сведения по поводу споров, возникших между некоторыми эсэсовцами и полицейскими — национал- социалистами и раненым Дольфусом, а также наблюдения, которые были сделаны людьми при осмотре ран Дольфуса вскоре после инцидента с Планеттой, дают возможность предположить, что второй выстрел в Дольфуса был произведен одним из проникших в комнату национал-социалистов.

С военной точки зрения занятие резиденции бундесканцлера было проведено удачно. Странным было поведение руководителя «СС Штандарте-89» Гласса. То, что он неоднократно подвергал себя опасности ареста и в конечном счете был арестован, не говорит о трусости. С другой же стороны, на случай ареста он подложными документами старался оградить себя от того, чтобы быть узнанным как руководитель операции. Но прежде всего непонятно то, что в решающий момент занятия резиденции бундесканцлера он направился в магазин, находившийся довольно далеко от этого места. Что касается других руководителей операции — Вехтера и Вейденхаммера, то их поведение нельзя охарактеризовать отрицательно. Поведение Планетты и Хольцвебера в ходе операции, как показали результаты расследования, было героическим. Оба выполняли свои задания добросовестно, и в особенности Хольцвебер, который в тяжелых условиях после окружения здания резиденции бундесканцлера противником показал свои способности руководителя. То, что он поверил в обещание австрийского правительства о свободном передвижении до германской границы, говорит не против него, а против австрийского правительства.

Расследованием внесена полная ясность в вопрос об обещании австрийского правительства свободы передвижения окруженным в резиденции бундесканцлера национал-социалистам… После заявлений, которые были сделаны кабинету министров 26.7.1934 г. Нейштедтером-Штюрмером, можно констатировать, что, несмотря на появившиеся у него сомнения, правительство сознательно нарушило данное им обещание. Из доклада Шушнига 25.7.1934 г. явствует, что Шушниг и Скубль несут главную вину за противозаконные действия против национал-социалистов.

Правда о событиях 25 июля 1934 г. в целом до сих пор еще не установлена, ибо австрийское правительство саботировало полицейское и судебное расследования, а позднее, по свидетельству шефа правительственной пропаганды Адама, сознательно приукрасило официальное изложение июльских событий, чтобы тем самым, задним числом, иметь возможность совершить политическую сделку.

Вена — Берлин. Октябрь 1938 года.

СС-унтерштурмфюрер

Подпись (неразборчива).

ПРИЛОЖЕНИЯ

Секретно

Инспектор полиции безопасности в Вене, 24 ноября 1938 г. Господину имперскому комиссару по делам воссоединения Австрии с Германской империей гаулейтеру Бюркелю.

Глубокоуважаемый господин гаулейтер!

При сем прилагаю выработанные и систематизированные наспех Исторической комиссией рейхсфюрера СС пункты, которые могут быть использованы для обвинения Шушнига. Как я уже сообщил Вашему ведомству, о Шушниге составлена памятная записка, которая в настоящее время находится у рейхслейтера Бормана.

Пользуясь случаем, я хотел указать, как я это уже сделал устно партейгеноссе Керну, на сомнения по поводу проведения государственного судебного процесса против Шушнига.

1. Надо опасаться того, что при нынешней внешнеполитической ситуации снова сильно проявятся тенденции, будто по отношению к католическим кругам проводится та же линия, что и против евреев. Кроме того, Шушниг как обвиняемый будет ссылаться и на свои зарубежные связи. Боюсь, что и во время процесса может в связи с этим возникнуть тяжелое положение.

2. Когда Шушниг будет осужден, его придется изгнать за границу. Таким образом, появится еще один известный эмигрант, который станет центром враждебных для Германии кругов. Наш опыт с Димитровым и Брюннингом достаточно оправдывает, по моему мнению, эти опасения.

3. Согласно указаниям, Шушниг получает «Фелькишер беобахтер». Уже несколько месяцев он занимается тем, что тщательно изучает все, что направлено против него, и составляет длинные опровергающие статьи. На процессе Шушниг окажется невероятно опасным обвиняемым, который попытается сыграть ту же роль, какую сыграл Димитров.

Подпись: Доктор Штальэккер.

Секретно

Рейхсфюреру СС.

Берлин S. W. 11.

Принц Альбрехт штр. 8.

По вопросу: Исторической комиссии рейхсфюрера СС.

Докладывались: Приказы рейхсфюрера СС от 25 и 27.4.1938.

Приложения: 4*.

I. Существо дела:

Приказами от 25 и 27.4.1938 г. рейхсфюрер СС предписал учредить комиссию в составе представителей главного управления службы безопасности, главного управления СС, судебных инстанций СС и управления гестапо, которая должна выполнить следующие задачи:

1. Выяснение событий, связанных с восстанием 25 июля 1934 г. в Австрии, выявление виновных лиц как со стороны национал-социалистов, так и с противной стороны.

2. Установление и взятие под арест лиц, ответственных за тяжкие наказания, которым были подвергнуты эсэсовцы в Австрии.

Председательствовал на созданной в июне этого года комиссии группенфюрер СС Коппе. Практической работой руководит штандартенфюрер СС д-р Сикс, управляющий делами комиссии. Он создал в Вене рабочую группу из подведомственных ему руководящих и рядовых служащих. В сферу деятельности этой группы входят следующие 4 главные задачи:

1. Расследование событий, связанных с восстанием 25 июля 1934 г. в Австрии.

2. Выявление и взятие под арест лиц, ответственных за вынесенные эсэсовцам приговоры, присуждавшие их к тюремному заключению и смерти.

3. Расследование последних политических событий в Австрии в период до марта 1938 года.

4. Установление уголовных и конституционно-правовых нарушений, допущенных Шушнигом.

Деятельность рабочей группы дала до настоящего времени следующие результаты:

1. Расследование событий, связанных с восстанием 25 июля 1934 г. в Австрии. Из основных проблем только одна не выяснена полностью — вопрос о том, кто стрелял в Дольфуса вторым. Необходимое расследование может быть проведено лишь теперь, после того как рейхсфюрер СС гарантировал безнаказанность эсэсовцу, на которого падает подозрение, и санкционировал проведение в присутствии высоких эсэсовских чиновников перекрестного допроса тем эсэсовцам, которые присутствовали при убийстве. Кроме того, для выяснения этого вопроса необходимо рентгеновское исследование трупа Дольфуса. Наряду с этим предстоит провести расследование ряда мелких проблем, как, например, план акции против Дольфуса на Михаэлерплатц в Вене, поведение унтерштурмфюрера СС Худля в июльском восстании. Все остальные проблемы выяснены. Об этом имеется отчет унтерштурмфюрера СС Патцшке.

2. Выявление и взятие под арест лиц, ответственных за вынесение тяжких тюремных и смертных приговоров эсэсовцам:

а) виновных в связи с процессом Военного суда против Хольцвебера и Планетты. Установлено, что данный процесс проводился не надлежащим образом и поэтому различные участники его (судьи, прокуроры) подлежат наказанию; б) виновных в связи с процессом Военного суда против остальных национал- социалистов, арестованных в резиденции бундесканцлера. Против этих лиц необходимо принять особые меры, ибо они несут ответственность за то, что нарушили данное национал-социалистам обещание свободного выезда из страны. Проблема свободы передвижения полностью выяснена как в фактическом, так и в правовом отношениях расследованиями рабочей группы;

в) виновных в связи с процессом Военного суда против всех остальных участников июльского восстания и виновных в связи с судебными делами против эсэсовцев, не принимавших участия в восстании. Полицейские и судебные акты в основном просмотрены.

3. Расследование последних политических событий в Австрии в период до марта 1938 года.

Определения рабочей группы содержатся в историческом отчете унтерштурмфюрера СС Россберга.

4. Установление уголовных и конституционно-правовых нарушений, допущенных Шушнигом.

Находившийся в распоряжении рабочей группы материал обработан, и на его основе составлены определенные пункты обвинения. Дополнительный материал, имеющий существенное значение для широкого рассмотрения вопроса, находится еще в других ведомственных учреждениях Австрии. Для окончательного суждения необходимо:

а) получить материал, находящийся в других учреждениях; б) провести расследование на более широкой основе, в особенности допросы руководящих лиц системы Шмитца, Зейтца и др., а также из окружения Шушнига;

в) после всего — подробный допрос Шушнига. II. Постановка проблемы:

Для дальнейшей работы возникают следующие проблемы:

1. Отношения между государственным судом и комиссией.

а) В соответствии с § 1 судебного законодательства от 17.8.1938 г. члены бывших австрийских правительств как республики, так и отдельных земель, допустившие в своей деятельности в области общественной жизни нарушение закона или враждебные народу действия, а также их пособники могут быть привлечены к ответственности государственным судом.

В соответствии с приказами рейхсфюрера СС должны быть выявлены и подвергнуты аресту виновные в связи с событиями 25 июля 1934 г., а также и ответственные за тяжкие наказания, вынесенные лицам, принадлежавшим к СС. Таким образом, задачи, поставленные перед комиссией, в большой части перекрещиваются с задачами, стоящими перед государственным судом. б) В соответствии с § 4 судебного законодательства прекращаются дела перед административными властями, касающиеся вопросов, относящихся к компетенции государственного суда, то есть с вступлением в действие закона прекращаются расследования комиссии.

в) Инспектор полиции безопасности в Австрии штандартенфюрер СС Штальэккер как член комиссии обсуждал данную проблему с гаулейтером Бюркелем как обвинителем при государственном суде и с одобрения последнего установил, что пока предварительную работу для государственного суда будет проводить только рабочая группа комиссии, а не какая-либо иная организация. Это обсуждение состоялось в августе сего года.

г) За это время стали известны высказывания из ведомства гаулейтера Бюркеля, из которых можно заключить, что там заинтересованы в том, чтобы взять на себя предварительные работы для государственного суда. В особенности же генеральный прокурор по особым делам при гаулейтере Бюркеле Велш как в Вене, так и во время переговоров в имперском министерстве внутренних дел уже занимался, по сути дела, подготовительной работой государственного суда по расследованию. В ходе переговоров, состоявшихся в имперском министерстве внутренних дел, затрагивался также и вопрос о составе государственного суда.

д) Во время последнего выступления в Вене по поводу митинга, направленного против Инницера, гаулейтер Бюркель сказал, что он освободил бы Шушнига, если бы за это время не произошел инцидент с Инницером. Защите Шушнига можно теперь заявить, что Шушнигу не могут быть предъявлены упреки с правовой точки зрения, так как дело Инницера само по себе не находится в непосредственной связи с наказуемыми действиями Шушнига. Инспектор полиции безопасности в Австрии счел поэтому правильным не обращаться более по вопросам государственного суда к гаулейтеру Бюркелю, а выждать запроса от него самого.

е) 23 ноября 1938 г. гаулейтер Бюркель сообщил инспектору полиции безопасности в Австрии штандартенфюреру СС Штальэккеру, что ему предписывается направиться к фюреру для переговоров по вопросу о процессе Шушнига 25 ноября. Одновременно он просил предоставить в его распоряжение в качестве документа для данного совещания материал, находящийся в руках полиции безопасности. По моему указанию, через штандартенфюрера СС Штальэккера гаулейтеру Бюркелю был передан составленный за это время рабочей группой комиссии материал, содержащий все пункты обвинения против Шушнига. Подготовленная докладная записка 24 ноября специальным курьером была вручена рейхслейтеру Борману, который еще до беседы с гаулейтером Бюркелем намеревался доложить ее фюреру.

ж) Составлением отчетов и их докладом фюреру задачи комиссии и ее рабочей группы в основном были выполнены. Оставалось открытым главным образом решение политических задач (проведение процесса Шушнига и др.), которые оставил за собой сам фюрер.

2. Реабилитация Планетты.

Расследованиями рабочей группы комиссии главный свидетель обвинения на процессе Хольцвебера — Планетты швейцар чех Гедвичек был изобличен в даче ложных показаний. Таким образом, Гедвичек должен быть предан суду, и можно предполагать, что он будет осужден за ложные свидетельства. Процесс против Гедвичека за ложную присягу, поскольку весной этого года в австрийской печати неоднократно сообщалось о возобновлении процесса Хольцвебера — Планетты, безусловно, будет иметь своим следствием то, что общественность станет ожидать возобновления этого процесса. Можно предположить, что результатом такого процесса явится отмена приговора Планетте за убийство. Однако отмена приговора за убийство не будет достаточной для реабилитации Планетты, так как последний был осужден не только за убийство, но и за государственную измену. Правда, приговор в этом отношении также не обоснован формально; расследованиями рабочей группы безоговорочно установлено, что правительство, против которого было направлено восстание, в июле 1934 г. не было конституционным. Поэтому действия национал- социалистов не являлись государственной изменой. В ходе нового процесса вопрос о государственной измене должен быть поставлен на обсуждение хотя бы потому, что обвинение против Хольцвебера, неразрывно связанное с этим процессом, основано исключительно на государственной измене.

Возобновление процесса Хольцвебера — Планетты чревато опасностью, а именно, что, смотря по обстоятельствам, и на суде и среди общественности может возникнуть щекотливый вопрос о втором выстреле в Дольфуса. Но этого можно было бы избежать путем переговоров с прокуратурой. С возобновлением процесса Хольцвебера — Планетты возникнет необходимость высказать суждение и по вопросу о том, должны ли быть возобновлены также и другие процессы, по меньшей мере те из них, которые коснулись арестованных в резиденции бундесканцлера национал-социалистов. Против возобновления этих процессов говорит прежде всего то, что тогда придется провести весьма большое число их. На этом основании возникла бы необходимость учреждения особой юридической инстанции.

3. Расследование восстания 25 июля 1934 года.

а) Рентгеновское исследование трупа Дольфуса.

Из отчета о «Восстании австрийских национал-социалистов в июле 1934 г.» явствует, что расследование убийства Дольфуса требует рентгеновского исследования его трупа. По мнению руководителя Института судебной медицины в Вене профессора д-ра Веркгартнера, который в 1934 г. проводил судебно-медицинскую экспертизу по делу Дольфуса, можно рассчитывать на то, что рентген поможет обнаружить не найденную до сих пор вторую пулю. Тем самым при известных обстоятельствах с учетом вида и калибра пули может быть установлено, кто произвел второй выстрел в Дольфуса. б) В противовес многим публикациям о восстании 25 июля 1934 г. с противной стороны (марксистской и отечественной) нет еще ни одного обобщающего изложения, дающего картину восстания с национал-социалистской точки зрения.

III. Дальнейшая деятельность.

Предлагается:

1. Рейхсфюрер СС дает свое согласие на то, чтобы рабочая группа Исторической комиссии рейхсфюрера СС наряду с решением второстепенных проблем и проведением перекрестного допроса свидетелей, присутствовавших при убийстве Дольфуса, выполнила еще следующие окончательные задачи:

а) передачу в прокуратуру материала против Гедвичека, главного свидетеля обвинения на процессе Хольцвебера — Планетты; б) рентгеновское исследование трупа Дольфуса;

в) в целях реабилитации осужденных национал-социалистов предлагается удовлетвориться либо осуждением Гедвичека, либо возобновлением вслед за этим только процесса Хольцвебера — Планетты.

2. Рейхсфюрер СС разрешает собрать и издать в виде книги материал о политическом развитии в Австрии за время с 19,18 г. по март 1938 г. и о восстании австрийских национал-социалистов в июле 1934 г. в рассчитанном на общественность изложении с тем, чтобы дать будущему поколению свидетельство о последних политических событиях в Австрии накануне взятия власти и создать документ, из которого явствует точка зрения партии касательно событий 25 июля 1934 года.

Подпись (неразборчива).

Секретно

10 марта 1939 г.

Историческая комиссия рейхсфюрера СС о дальнейшем отношении к швейцару Гедвичеку

Расследованиями рабочей группы комиссии главный свидетель обвинения в процессе Хольцвебера — Планетты швейцар чех Гедвичек уличен в нарушении присяги. На основании этого Гедвичек должен быть предан суду, что приведет, без сомнения, к его осуждению. Однако против проведения подобного процесса говорит следующее:

1. По распоряжению фюрера, предполагавшийся против Шушнига процесс не будет осуществлен. Возможно, что соображения, высказанные против проведения процесса Шушнига, сохраняют свое значение для всех других процессов, являющихся в той или иной мере политическими.

2. Процесс против Гедвичека будет основан исключительно на уголовных фактах; однако в виду его неизбежных последствий он, без сомнения, будет рассматриваться широко как политический процесс.

3. Осуждение Гедвичека за ложное свидетельство должно обязательно повлечь за собой, так как его показания были решающими для вынесения смертного приговора Планетте, возобновление процесса Хольцвебера — Планетты. Как уже докладывалось 9 декабря 1938 г. рейхсфюреру СС, против этого имеются следующие возражения:

а) Можно предположить, что новое судебное рассмотрение отменит приговор Планетте за убийство. Но этого ведь недостаточно для реабилитации Планетты, так как он был осужден и за государственную измену. Таким образом, в новом судебном разбирательстве, где должен быть решен и этот вопрос, будут подняты чисто политические проблемы. Но как раз для того, чтобы рассмотрение политических вопросов — по соображениям другого порядка — не имело места, отказались от процесса Шушнига. Обойти в новом процессе вопрос о государственной измене невозможно еще и потому, что обвинение Хольцвебера, которое нельзя отделить от процесса, основано исключительно на пункте о государственной измене. б) В новом процессе будет неизбежно поднят вопрос о втором выстреле в Дольфуса. Расследования комиссии не дали окончательного ответа на вопрос. Как и прежде, считается возможным, что другой национал-социалист, кроме Планетты, также стрелял в Дольфуса — возможно, даже преднамеренно. Правда, возникновение этого вопроса может быть предотвращено, вероятно, по согласованию с прокуратурой.

в) Возобновление процесса Хольцвебера — Планетты потребует решения вопроса о необходимости пересмотра дел и других арестованных в резиденции бундесканцлера. Как уже докладывалось, против этого говорит то обстоятельство, что потребовалось бы провести большое число процессов и создать для этой цели специальную судебную инстанцию.

4. Следует принять во внимание, далее, что весной прошлого года в австрийской прессе много раз сообщалось о предстоящем возобновлении процесса Хольцвебера — Планетты, и теперь общественность, безусловно, будет ожидать этого, если Гедвичек будет осужден за ложные показания. Исходя из этого, от возобновления судебного разбирательства трудно будет отказаться.

При этих условиях кажется целесообразным отказаться от проведения суда над Гедвичеком за нарушение судебной присяги, чтобы избежать нежелательных последствий. Гедвичека же, который, без сомнения, получил бы в результате такого суда тяжелое тюремное наказание, задержать в заключении еще на некоторое время. Всего Гедвичек находится в тюрьме около 8 месяцев.

Поэтому предлагается:

1. Уличенный расследованиями рабочей группы в нарушении судебной присяги, Гедвичек не предается суду.

2. Гедвичек остается — минимум еще 6 месяцев — в тюрьме. Группенфюреру СС Гейдриху с просьбой об ознакомлении и докладе рейхсфюреру СС для принятия решения.

Подпись (неразборчива).