Текст:Конрад Лоренц:Человек находит друга/Кошачья натура

Человек находит друга

Введение. Человек и домашние животные

Шаблон: п·о·и

Кошачья натураПравить

Макавити, Макавити, кот гордый и таинственный;
''Коварен он, и вкрадчив он, и в мире он — единственный.

Т. Элиот

Выражение «кошачья натура» в применении к человеку обычно подразумевает коварство и хитрость — чаще всего это определение дается представительницам прекрасного пола. Я часто старался понять, почему кошка приобрела подробную репутацию. Во всяком случае, её манера охотиться — бесшумное выслеживание добычи — тут ни при чём, поскольку известно, что львы и тигры охотятся точно так же, однако никому и в голову не придёт назвать тигрицей или львицей лживую и злокозненную сплетницу. И, наоборот, обычный эпитет львов и тигров — «кровожадный» — никто не применяется к домашним кошкам, хотя они тоже убивают свою добычу.

В главе «Животные, которые лгут» я изложил всё, что мне известно о настоящих обманах, то есть о сознательном притворстве. Я твёрдо убеждён, что подобное поведение представляет собой гигантское, почти невероятное достижение животного интеллекта. Некоторые из моих коллег, возможно, с сомнением отнесутся к приведённым мною примерам и сочтут, что их слишком мало для подтверждения моего вывода о сознательном жульничестве со стороны животных, о которых я рассказал. Однако я ни разу не наблюдал аналогичного поведение у кошек, хотя с этими животными я общался так же тесно, как с собаками, и почти так же долго. И я не знаю ни одного случая типичного поведения кошки, из которого можно было хотя бы по ошибке сделать вывод, что они лживы и коварны. А в то же время существуют животные, которым действительно свойственно поведение, наводящее на мысль, будто они прибегают к сознательному обману, хотя на самом деле ничего подобного нет.

Некоторые собаки настолько пугливы, что ни в коем случае не позволят постороннему человеку дотронуться до себя — я бы даже сказал, что для них это физически невозможно. Подобные собаки нередко принимают приниженную позу, что и приводит к недоразумениям, так как при этом они даже почтительно виляют хвостом. Только опытный наблюдатель заметит, что собака пытается избежать прикосновения и всё плотнее прижимается к земле под рукой, которая по непонятной для неё причине стремится её погладить. Если бестактный человек будет неосторожно продолжать навязывать ей свои ласки, перепуганная собака может утратить власть над собой и молниеносно располосовать бесцеремонную руку. Во многих случаях собачьи покусы относятся именно к такого рода «укусам из страха». Жертвы же подобного нападения особенно обижаются на собаку, потому что та вначале виляла хвостом.

Поведение медведей тоже легко поддается неверному истолкованию, хотя и несколько по-иному, так что этих животных можно заклеймить определением «коварные». Медведи живут в одиночку, «внутримедвежьи» отношения развиты мало, а потому мало развиты у них и средства выражения эмоций. Толстая кожа медвежьих морд не способствует развитию мимики, маленькие ушки, спрятанные в густой шерсти, не подвергаются опасности во время драк (рассерженный медведь наносит внезапный удар лапой, но не кусает), и потому медведи относятся к весьма малочисленной группе млекопитающих, которые, впадая в ярость, не прижимают ушей к голове. Другие выражения их эмоций тоже не слишком бросаются в глаза, а главное — не похожи на собачьи, и в результате, когда люди соображают, что медведь рассержен, бывает уже поздно. Вдобавок прирученные медведи склонны к ничем не вызванным и непредсказуемым припадкам ярости. Округлые формы и забавная неуклюжесть здорового медведя придают ему внешнее сходство с определённым типом добродушных толстяков, и мы подсознательно не ожидаем внезапных вспышек злобы от такого весёлого, толстого и уютного существа. Хорндей, директор одного из американских зоопарков и признанный знаток поведения медведей, называет прирученных медведей самыми опасными из всех содержащихся в неволе животных. «Если твой враг тебе ненавистен, подари ему ручного медвежонка», — благожелательно рекомендует он. В своей прелестной книге «Ум и повадки диких животных» Хорндей описывает действительно ужасные случаи, когда прирученные медведи вдруг выходили их повиновения, причём нередко это были полувзрослые медвежата. Медведь, который, держа уши торчком и не скаля зубы, спокойно ест яблоко из рук хозяина, а секунду спустя бьёт его железными когтями по голове, кажется коварным и хитрым, так что утверждение Хорндея, будто медведи всегда носят маску, вполне понятно. Тем не менее оно и неверно, и несправедливо, поскольку медведь в таких случаях вовсе не притворяется. Не его вина, что, принадлежа к животным, живущим в одиночестве, он просто не располагает запасом выразительных движений, с помощью которых другие животные с более выраженным групповым поведением сообщают себе подобным о своих эмоциях.

У якобы «коварной» кошки такие выразительные движения развиты особенно сильно. Мало найдётся других животных, по чьей морде опытный наблюдатель может с такой точностью определить их настроение и предсказать, в какие действия, дружеские или враждебные, оно скорее всего выльется. Морда кошки столь ясно и недвусмысленно отражает мельчайшие оттенки внутреннего состояния животного, что человек, хоть немного знакомый с кошками, сразу может сказать, как данная киска к нему относится. Ведь очень легко понять выражение доверчивого дружелюбия, когда, поставив уши торчком и широко раскрыв глаза, кошка обращает к вам спокойную, ничуть не наморщенную мордочку, и до чего явно мимические мышцы воспроизводят каждую пробуждающуюся эмоцию, например, страха или враждебности! Полоски на морде кошки с «дикой раскраской» подчёркивают малейшие движения мимических мышц и усиливают живость выражения. Это одна из причин, почему я предпочитаю домашнюю кошку дикой, «тигровой», окраски всем остальным. Самый лёгкий зачаток недоверия, при котором глаза становятся миндалевидными и раскосыми, уши отклоняются от вертикали, и наблюдатель сразу понимает, что в психическом состоянии кошки происходит определённая перемена, даже если в её позе не произошло никаких изменений, а кончик хвоста не начал слегка подёргиваться.

Угрожающие позы кошки на редкость выразительны и очень отличаются одна от другой в зависимости от того, кому они адресованы — другу-человеку, который «позволил себе лишнее», или внушающему страх врагу-собаке, а может быть, другой кошке. Далее они различаются в зависимости от того, продиктованы ли они только стремлением защищаться или за ними стоит уверенность животного в себе и готовящееся нападение. Кошки всегда объявляют о своем намерении напасть и — если исключить ущербных психопатов, которые встречаются не только среди собак, но и среди кошек, — никогда не кусают и не царапают без предварительного недвусмысленного предупреждения в адрес врага. Обычно степень угрозы в выразительных движениях нарастает постепенно, после чего следует внезапное, преувеличенно угрожающее движение, непосредственно предшествующее атаке. Это, несомненно, ультиматум: «Если ты меня не оставишь в покое немедленно, мне, к сожалению, придётся принять соответствующие меры».

Кошка угрожает собакам и другим опасным хищникам, выгибая спину. Принимая эту классическую позу, кошка стоит на прямых, напряжённо вытянутых ногах и делает всё возможное, чтобы казаться как можно выше; шерсть на спине и хвосте у неё топорщится, а хвост она слегка отгибает в сторону, так, чтобы враг переоценил его размеры. Уши у кошки прижаты к затылку, уголки рта оттянуты, а нос наморщен. Она издаёт особое металлическое грудное урчание, которое время от времени переходит в пресловутое «шипение», то есть в сильные выдохи, в момент которых гортань расширяется, а зубы оскаливаются. Эта демонстрация сама по себе носит оборонительный характер и чаще всего наблюдается, когда кошка неожиданно для себя оказывается морда к морде с большой собакой и не успевает убежать. Если собака, пренебрегая этим предупреждением, приблизится к кошке, та не побежит, а бросится в нападение, едва её враг переступит определённую «критическую черту». Она вцепится в морду собаке, кусая и царапая её в самых чувствительных местах, целясь в глаза и ноздри. Если же собака проявит нерешительность, кошка обязательно воспользуется этим и убежит. Иначе говоря, такое краткое кошачье нападение имеет целью выиграть время для бегства. Однако существует ситуация, когда нападение, следующее за этой сгорбленной позой, может оказаться серьёзным и длительным — я имею в виду кошку, защищающую своих котят. В этом случае она бросается навстречу врагу, когда их ещё разделяет значительное расстояние, двигаясь весьма своеобразным галопом, чтобы всё время подставлять противнику грозный бок. Реальные ситуации, когда применяется этот боковой галоп с подвёрнутым хвостом, чрезвычайно редки, но его можно часто наблюдать у играющих котят. У котов не приходилось видеть это движение только во время игры, так как не существует ситуации, при которой они могли бы воспользоваться им для реальных целей. У кормящей же матери-кошки такое нападение боком означает абсолютную готовность пожертвовать собой, и в этих случаях кошка практически непобедима. Мне приходилось видеть, как огромные псы, передушившие на своём веку немало кошек, перед такой атакой бежали, поджав хвост. Эрнест Сетон-Томпсон чрезвычайно выразительно описывает очаровательный и, без сомнения, вполне реальный эпизод, когда в Йеллоустонском парке кошка-мать обратила в бегство медведя и гналась за ним до тех пор, пока он в ужасе не вскарабкался на дерево.

Угрозы, которые предшествуют драке между двумя кошками, и особенно котами, носят совсем иной характер, но не менее внушительный и интересный для наблюдения со стороны. Животные стоят друг против дуга на вытянутых ногах, но спину почти не горбят и боком не поворачиваются. Они стоят нос к носу, ворча и завывая — звуки эти, несомненно, всем знакомы, — и хлещут хвостами. Если не считать этого движения хвостом, коты удивительно долго сохраняют полную неподвижность — иногда по несколько минут. Каждый старается сломить боевой дух противника, действуя по принципу «кто дольше выдержит». Все прочие движения, и особенно продвижение вперёд кота, берущего верх, производятся очень медленного. Наступающий кот продвигается за один приём на один-два миллиметра, продолжая жутким голосом выпевать угрозы в самую морду противника, и может пройти очень много времени, прежде чем вспыхнет молниеносная драка, слишком стремительная для человеческого глаза. В рассказе «Королевская Аналостанка» Сетон-Томпсон так ярко описал весь сложный церемониал драки двух котов, что я этого здесь делать не буду, чтобы не впасть в плагиат.

Ещё один тип угрожающих движений, связанный не с демонстрацией силы, а с вынужденным смирением, можно наблюдать, когда кошка не в силах больше выносить ласковых поддразниваний хорошо знакомого ей человека. Этот тип заторможенных угроз, сопровождающихся знаками покорности, чаще всего можно наблюдать на кошачьих выставках, где животные оказываются в непривычной обстановке и вынуждены терпеть прикосновения судей и других не знакомых им людей. В этих случаях испуганная кошка припадает на все четыре лапы и постепенно вжимается в пол. Уши у неё угрожающе прижаты к затылку, а кончик хвоста злобно подёргивается. Если ей совсем не по себе, она испускает негромкое ворчание. В таком настроении она ищет укрытие и бросается под шкаф, за батарею центрального отопления или — излюбленное место, куда спасаются пациенты из семейства кошачьих в ветеринарных лечебницах, — вверх по дымоходу. Если рядом подходящего укрытия нет, кошка прижмётся к стене и ляжет на бок. Ту же позу она примет на столе жюри кошачьей выставки. Поза эта означает готовность бить передними лапами. Чем сильнее испуг животного, тем больше оно ложится на бок, пока наконец не занесёт лапу и не оскалит зубы, готовясь перейти к действию. Если страх ещё более усилится, эта реакция толкает кошку на последний отчаянный способ самозащиты — она перекатывается на спину, обращая против врага всё оружие, каким располагает.

Такой тип поведения часто наблюдается во время судейского осмотра на кошачьих выставках, и самые опытные владельцы кошек удивляются спокойствию, с каким искушённый судья относится к этим угрозам маленькой хищницы, продолжая невозмутимо трогать животное, которое поднимает лапу для удара и заводит яростную горловую песню. Но хотя кошка совершенно чётко заявляет: «Не трогай меня, не то я начну всерьёз царапаться и кусаться!», в критический миг она всё-таки не нападает или же в крайнем случае действует своим оружием лишь вполсилы, ибо тормозящие системы, приобретённые «послушным» ручным животным, способны выдержать даже такое жестокое испытание. Другими словами, кошка вовсе не разыгрывает дружелюбие, с тем чтобы в удобный момент начать царапаться и кусаться, а, наоборот, пускает в ход угрозы, чтобы избавиться от невыносимых (с кошачьей точки зрения) приставаний судьи, но привести эти угрозы в исполнение она не может.

Вот почему я не вижу, как можно приписывать «коварство» кошке — животному, которое выражает свои чувства с предельной ясностью. Единственное объяснение, какое я могу найти этому незаслуженному обвинению в адрес домашней кошки, не слишком лестное для рода человеческого или по крайнем мере для его прекрасной половины. Даже не склонный к антропоморфизму наблюдатель, высоко ценящий боевой дух зрелых котов, не может не признать, что мягкое изящество их движений, характерное не только для домашних кошек, но и для всех кошачьих, действительно напоминает грациозность, присущую женщинам определённого типа, который — и в этом и заключается суть моего логического построения — абсолютно недоступен нашему пониманию, пониманию бедных мужчин, но в то же время очень нас привлекает, а потому воспринимается нами как опасный! Именно этот тип женщины, идеально воплощенный Кармен, навлекает на себя со стороны мужчин те обвинения в лживости и коварстве, которыми переполнена мировая литература, и, по моему глубокому убеждению, кошек называют коварными только потому, что многие женщины, не менее грациозные, чем они, действительно заслуживают такого эпитета.