Текст:Константин Крылов:Варварство (2002)

Варварство

Варварство не предшествует цивилизации, а порождается ею, паразитирует на ней и может её уничтожить


Автор:
Константин Крылов




Дата публикации:
7 ноября 2002







Предмет:
Варварство

Ссылки на статью в «Традиции»:

Вместо предисловия. Камбоджа (Кампучия), 1975Править

Когда они входили в Пномпень, ещё не замерли верфи Кампонгсома, ещё улыбались каменные Будды Ангкора, и все надеялись на то, что «они не звери» и «все не так страшно». И в самом деле, страшного ничего не было. На разбитых грузовичках ехали люди в чёрном, потрясая оружием и выкрикивая что-то бодрое и воинственное, как и полагается победившим повстанцам. Но никто не рычал, не кусался, не размахивал свежими скальпами. В середине колонны прямо на крыше кабины сидел один из китайских товарищей. Он тоже был в чёрном мундире, а на ногах — черные итальянские туфли, буржуазный изыск на службе «беднейших слоев народных масс». Туфли были почти новые. На прикладе «калашникова» сидели мухи: владелец оружия рачительно относился к боеприпасам, а разбить голову прикладом долго ли умеючи. Впрочем, громадье намеченных планов требовало строжайшей экономии. Поэтому в воздух почти не стреляли, а попрятавшиеся на всякий случай по домам горожане радовались тому, что новая власть обещает быть гуманной.

IПравить

Под варварством сейчас принято понимать низкий уровень развития какого-то народа или цивилизации. При этом молчаливо предполагается, что причиной варварства является задержка развития (нечто вроде того, что бывает со школьником-прогульщиком, которого оставляют на второй год). Более того, считается, что все народы когда-то были такими, какими остались и сейчас варвары («все мы учились в первом классе»), так что варварство — это наше общее прошлое.

Есть, впрочем, и альтернативная точка зрения (которая потихоньку становится господствующей). Согласно этой последней, варварство — это никакая не дикость, а другая культура, некий особый замкнутый мир, смысла и ценности которого мы не понимаем и не чувствуем. В этом смысле никакого варварства просто не существует, — кроме, пожалуй, нашего собственного варварства, то есть неумения и нежелания «увидеть в другом — Другого» (или ещё что-нибудь этакое, сочащееся гуманизмом), а также проистекающей отсюда нетерпимости, каковую желательно и необходимо тут же начать выдавливать из себя.

Обе эти теории, при всех своих внешних различиях, исходят из одной неочевидной предпосылки. А именно, они предполагают независимость варварских культур от культур цивилизованных. Цивилизация живёт сама по себе, варвары сами по себе. К тому же обе эти теории склонны в некотором смысле списывать варварство со счетов: будь оно всего лишь «низшей ступенью развития» или же самостоятельной «культурой», все равно развитие единой мировой цивилизации не оставляет ему шансов на сохранение — в первом случае вследствие естественного просвещения, во втором — в силу культурной экспансии.

Мы, напротив, намерены отстаивать ту точку зрения, что варварство тесно связано с цивилизацией, точнее — порождается ею.

Более того, по нашему мнению, варварство — вторичное (по сравнению с цивилизацией) явление, и относительно (по историческим меркам) новое.

Наконец, мы совершенно не разделяем надежд (или опасений) на исчезновение варварства в ближайшем будущем. Мы полагаем (и намерены это доказать), что варварство вполне способно стать одной из основных исторических сил достаточно близкого будущего — и такой шанс ему предоставляет именно наступление мировой цивилизации.

IIПравить

Прежде всего, определимся с тем, что мы называем цивилизацией. Цивилизованным (в самом широком смысле слова) можно назвать общество, которое способно самостоятельно решать свои проблемы (начиная от необходимости есть три раза в день и кончая философскими и теологическими спорами). Слово самостоятельно не является синонимом выражения изолированно от других. Любое нормальное общество торгует, воюет, спорит, обменивается идеями, вообще как-то сообщается с другими обществами. Некоторые вполне цивилизованные общества вообще не могли бы прожить и дня без контактов с внешним миром. Но это не значит, что данное общество решает свои проблемы за чужой счёт.

Для сравнения представим себе две ситуации. Допустим, маленький народ, живущий на лесистом острове, строит несколько суденышек, которые возят на берег лес и доски, а обратно — пшеницу и оливковое масло. Постепенно торговля расширяется, островок богатеет, строятся все новые суда, и в конце-концов его жители возят товары по всему морю. При этом на самом островке уже нет ничего, кроме верфей и портов, сельское хозяйство заброшено, население состоит сплошь из купцов и матросов, и все, что они имеют, является импортом. Но это не значит, что население островка решает свои проблемы за чужой счет. Они занимаются морской торговлей, то есть делают то, что нужно другим. За это им и платят. Это цивилизованный народ и цивилизованное государство.

Теперь представим себе шайку разбойников, засевших на горном перевале. Сначала они грабят караваны, идущие с грузами, а купцов пускают в расход. Постепенно торговля замирает. Разбойники соображают, что их доходы падают, и вместо того, чтобы отнимать все и убивать всех, устанавливают нечто вроде платы за проход по их территории. Некоторые купцы на это соглашаются, поскольку кружной путь обходится дороже, чем разбойничьи поборы. Вокруг шальных денег собираются их искатели: около разбойничьего логова появляется кабак и бордель, а потом и прочие признаки поселения. Разбойники усиливаются, множатся, в конце-концов они начинают совершать успешные набеги на долины по обе стороны перевала. Если им везет, они могут захватить власть в одном из равнинных государств, и бывший атаман надевает на себя царскую корону. Так возникает варварское государство, управляемое варварами.

В чем тут разница? Морским торговцам купцы платят за то, что они делают — перевозят товары по морю. Разбойникам на перевале те же купцы платят за то, чего они не делают — не убивают их и не отнимают товар.

Вот и все. Варвары — это люди, существующие за счет того, что они могут доставить другим неприятности. Цивилизации приходится непрерывно откупаться от них, поскольку это обычно (в каждый данный момент) кажется более простым и дешевым выходом из положения.

Но варвары существуют за счет цивилизации не только в этом смысле. Как правило, и внутренняя структура варварского общества (прежде всего система управления, то есть власть) держится за счет ресурсов и средств, предоставляемых цивилизацией. Обычно варварская правящая верхушка распоряжается техническими или идеологическими ресурсами, созданными цивилизацией и принципиально недоступными для изготовления в варварском обществе. Настоящее варварство ещё не там, где все ходят с дубинами (и каждый может сделать себе такую же дубину). Настоящее варварство там, где все ходят с дубинами, а вождь и его охрана носят стальное оружие (которого данный варварский народ делать не умеет), а ещё лучше — с автоматами и гранатометами. Первый и главный признак развитого варварства — это использование властью (именно властью!) технических средств (особенно оружия) и идеологии, произведенных в цивилизованном обществе, причем таких, которых сами варвары неспособны изготовить и тем более выдумать. А самое типичное внешнее проявление варварства — нарочито примитивные и дикие нравы в сочетании с развитой чужой (купленной, краденой или отнятой) материальной культурой. Монгольский хан, кутающийся в китайские шелка; африканский вождь на «джипе» и с «калашниковым» на шее; пуштун со «стингером» на плече — вот это и есть типичное варварство. Варварство борется с цивилизацией средствами самой цивилизации — иначе от него давно бы ничего не осталось.

Не менее важным моментом является заимствование (то есть кража) идеологических или религиозных концепций. Варварские вожди бывают прекрасными ораторами, умеющими произносить слова «вера», «свобода», «право», или какой-нибудь «шариат» — в зависимости от того, что производит впечатление на подданных и на своих противников. Варвары прекрасно умеют оправдывать варварство, причем они вполне способны делать это интеллектуальными средствами, позаимствованными у цивилизации (например, теми же разговорами о «разнице культур»: мы грабим и убиваем вас потому, что у нас такая культура, и покушения на её самобытность есть проявление нетерпимости). При этом главные свойства варварского мышления — хитрость и неспособность верить ни во что, кроме насилия — никуда не деваются, даже если варвар учился в Оксфорде.

Все сказанное заставляет сделать тот вывод, что варварские культуры преступны. Так оно и есть. Варварство отличается от обычной преступности только своими масштабами. Разумеется, делишки воровских шаек или мафиози не идут ни в какое сравнение с «империей» Чингисхана, но смысл их деятельности тот же самый.

Особый интерес представляет своеобразная красота варварства — и, соответственно, периодически вспыхивающая увлеченность цивилизованных людей варварами. Ответ довольно прост: варварство стремится выглядеть привлекательным; это часть его политики мимикрии. Нигде не уделяется столько внимания бытовой эстетике, сколько у варваров, а их вожди обычно прямо-таки утопают в экзотической роскоши.

Варварство — как стиль жизни — не всегда выступает в виде бородатого детины с ножом. Существуют и более сложные его разновидности. Например, профессиональный шантажист, доносчик, или клеветник, от которого приходится откупаться, чтобы он не причинил вреда, по сути дела ничем не отличается от обыкновенного бандита, хотя может быть весьма образованным и респектабельно выглядящим человеком. При этом следует иметь в виду, что доносить или клеветать можно не только на отдельных людей, но и на организации, социальные слои, на государственные институты и даже на общество в целом.

Так одним из вариантов варварского поведения является клевета, возводимая на властные структуры и государство. Такого рода люди шантажируют власть тем, что имеют возможность препятствовать её начинаниям, настраивая общество против них.[1]

IIIПравить

Отношения между цивилизованными народами никогда не были (и не будут) безоблачными — просто по одному тому, что «пряников сладких всегда не хватает на всех». Однако, участие в Grosspolitik варварских образований сильно меняет весь характер игры. В общем-то, «нормальные» цивилизованные народы это знают, и стараются «черту не переступать», ибо это чревато.

Попытками добровольного заигрывания с варварами занимаются в основном лидеры и аутсайдеры цивилизационной гонки. И на то, увы, есть причины. Одним из самых коварных последствий так называемого «государственного величия» является ни что иное, как легкомыслие. Стоит только какому-нибудь политическому образованию вообразить себя достаточно крутым, как тут же появляется соблазнительная мысль, что Такой Крутой Халифат (или Такая Могучая Империя Романа) «в случае чего» влегкую сделают кого угодно┘ а потому не стоит ли сейчас сэкономить денежку и малость попользоваться какими-нибудь сукиными детьми, благо те берут недорого, а грязную работу делают чисто? Оборотной стороной дела является отчаяние: гибнущая держава готова схватиться за любую соломинку, обратиться за помощью хоть к черту с рогами, лишь бы умереть не сегодня, а завтра, или хотя бы сегодня после обеда.

Смачных исторических примеров здесь можно нарыть предостаточно. Обратимся, однако, к новейшей истории: две великие державы (SU и US), обе имевшие в прошлом немалые заслуги в деле борьбы с варваризацией мира, сначала робко, а потом все охотнее и охотнее, начали разводить в далеких пределах разного рода мартышек с зубками и раскармливать кровососущую нечисть. Дожидаясь соответствующей благодарности (те же Штаты, по наивности давшие приют кубинским эмигрантам, получили во Флориде новенькую мафию), но упорно продолжая в том же духе — ибо, как исправно показывала практика, варвары одерживали победы, а победить ненавистного супостата (пусть даже на чужой территории) уж очень хотелось. Трудно сказать, кто тут отличился больше: «совок» или «величайшая демократия мира». Зверообразные вьетконговцы, наверное, стоили афганских отморозков. (Справедливости ради надо заметить, что последние оказались «дециль круче»: вьетнамскому руководству удалось-таки, пользуясь проверенной сталинской методой, перебить почти всю популяцию «героев войны», а разборки в свободном и суверенном Афганистане не закончились до сей поры). Тем не менее, вся эта политика была вроде бы оправдана великой целью «разобраться с империей зла», и в качестве таковой имела хотя бы видимость какого-то морального оправдания.

Не буду лишний раз напоминать о том, что происходит сейчас на Балканах. Ясно одно: «величайшая демократия мира» открыто и внаглую встала на сторону так называемых «албанцев», то есть, судя по всему, существ, сильно напоминающих европейских чеченцев (а ведь, согласитесь, трудно вообразить себе более омерзительное варварское образование, нежели «ичхерия»). Самое отвратное в этой ситуации то, что USавцы делают это исключительно ради самой мелкой и гаденькой цели, которую только можно себе представить: лишний раз дать понюхать всему миру свой большой волосатый кулак (ибо «геополитические выгоды» от сего мероприятия вилами на воде писаны). Если это и можно с чем-то сравнить, так только с образцово-показательной бомбардировкой Хиросимы.

Штаты, однако, пока ещё имеют то последнее преимущество, что стараются не разводить этих существ хотя бы у себя дома. Для России же внутренняя варваризация давно уже стала реальностью. Фактически, сейчас мы живем под властью варваров. Это милое обстоятельство является первым, главным, а вообще-то и единственным препятствием для того, чтобы страна начала подниматься.

Щадя время и нервы тех, кто дочитал-таки текст до этого самого места, я не буду тратить лишние краски на иллюстрацию этого факта. Замечу лишь, что я отнюдь не имею в виду так называемую «российскую верховную власть» (имеющую, кстати, не так уж много реальной власти). Не имея сказать абсолютно ничего хорошего о нынешних наших правителях, я все же не могу равнять светлой памяти Черномырдина и его «партнера по диалогу» в Буденновске, и отнюдь не потому, что Черномырдин «лучше выбрит и носит костюм»: я почти уверен, что басаевский костюмчик сидит лучше.

Российское правительство нельзя даже обвинить в том, что оно чрезмерно боится варваров. Напротив, оно недостаточно их боится. Оно все ещё надеется на то, что с этими существами возможно как-то «сойтись», что существует цена, которую можно заплатить варварам за то, чтобы они стали жить как люди, пусть даже эта цена очень высока.[2] Впрочем, в это же самое верят и большинство наших сограждан. Эта наивная советская вера в то, что «все же мы в конце-концов люди и как-нибудь устроимся», уже обошлась России и русским в невероятную, чудовищную цену, и обойдется ещё дороже, если мы наконец не поймем, что чёрного кобеля не отмоешь добела, и что варваров следует убивать только за то, что они варвары. Что их надо убивать везде, где бы они ни поднимали голову, как бы ни назывались, и какие бы интересные гешефты на кровях ни обещали. В этом смысле нет большой разницы между Москвой, Грозным и Косово: что ежедневный бандитский беспредел в столице-матушке, что бодрые рабочие будни разбойничьей республики (где из товаров и услуг в заводе только похищения людей, истязания и «секир башка»), что, наконец, подвиги свободолюбивых албанцев, забравших у сербов землю и требующих её себе навсегда на том основании, что им тут нравится, — все это, в сущности, одно и то же.

Все наши хорошо продуманные планы «экономической стабилизации в стране», «обретения внешнеполитического веса», а также прочая лабуда, не будет стоить и полушки, пока русские люди живут под варварским игом. И единственная надежда на его свержение — это война.

При этом следует помнить, что мы имеем дело не просто с «неприятными обстоятельствами», а с вечным, исконным, древним врагом человеческой цивилизации как таковой. Поэтому неважно, где случится первое сражение с варварством — на Балканах или на соседней улице. Сейчас, кажется, Балканы даже предпочтительнее. Неважно даже, чем закончится это первое сражение, будет ли это Бородино или Куликовская битва. Нужно одно: осмелиться наконец встать и ударить по глумящейся чёрной роже варвара, какой бы страшной она ни была.

При этом речь идет даже не о «защите национальных интересов», точнее говоря — не только о них. «Штаты» начали как раз с того, что перестали защищать принципы (пусть даже дурацкие принципы «демократии и прав человека») и начали прагматично защищать только свои национальные интересы, сначала действительно важные, потом — все более и более факультативные. «Доктрина Клинтона» вообще состоит в том, чтобы отбросить последний стыд и правила приличия, поскольку она сводится к простейшему «праву львиной доли»: US имеют право делать все, что хочется, где хочется, и с кем хочется, если только к этому имеется малейший формальный повод типа нарушения прав какого-нибудь человека. Разумеется, подобное «право» правом не является (ибо оно противоречит духу законов), а является всего лишь «наглой заявой», которую может себе позволить очень сильное и очень порочное государство. По существу, Америка предала все то, что сделало её великой державой, причем предала не в минуту слабости, а на пике наивысшего могущества.

Что касается действий России по уничтожению варваров, это даже не является её «правом». Речь идет о долге перед человечеством. Это то самое, что мы обязаны делать, и не только у себя дома, а везде. Если уж говорить о какой-то «русской задаче» применительно к миру в целом, то она проста: защищать людей, умеющих строить дома, возделывать сады и писать книги, от людей, умеющих грабить, убивать и насиловать. Разумеется, прежде всего мы должны освободиться от них сами. Начинать следует с себя. Но это не значит, что собой же надо и ограничиваться. Останавливаться на этом пути так же невозможно, бессмысленно и преступно, как в сорок четвёртом году остановить войска на границе с Германией. Иначе твари дьявола будут отползать в укромные уголки, зализывать раны, искать могущественных союзников и находить их: до сих пор им это прекрасно удавалось.

Выбор тут простой. Или мы возьмем это на себя, или вскорости нас просто не будет. Кто теряет достоинство и смысл жизни, тот рано или поздно теряет и саму жизнь, причем скорее рано, чем поздно. Роскошь медленного и комфортного загнивания, культурно-исторической эвтаназии, нам, увы, недоступна: если Россия и погибнет, то это будет мучительная и грязная смерть. Если же мы все-таки беремся за дело, не стоит обманывать себя относительно его настоящих масштабов. Или так — или никак.

«Выбор касается вашей плоти и вас».

ПримечанияПравить

  1. Впрочем, и все общество в целом может являться объектом такого же шантажа: для этого достаточно иметь возможность очернить его с некоторой «внешней» точки зрения. К примеру, российская интеллигенция занималась и занимается борьбой с русской цивилизацией с помощью орудий, похищенных у других цивилизаций (прежде всего, конечно, в Европе). Эти орудия — европейские идеи — сами российские интеллигенты создавать неспособны: вклад российской интеллигенции в мировую либерально-гуманистическую мысль равен нулю. До сих пор основным источником вдохновения для «думающей части российского общества» являются сочинения западноевропейских авторов XVII‒XIX вв., а также третьесортные пропагандистские материалы западного производства времен «холодной войны».
  2. Так, например, широко распространенная во времена поздней перестройки идея, согласно которой «много наворовавший вор непременно станет честным бизнесменом» имеет ту же самую природу: обогатевший варвар захочет приобщиться благам цивилизации, а потому станет вести себя приличнее и может быть допущен «в общество». Сейчас об этой сверхпопулярной некогда теории предпочитают не вспоминать.