Текст:Константин Крылов:В следующем году в Киеве

В следующем году в Киеве



Автор:
Константин Крылов




Дата публикации:
26 августа 2002







Предмет:
Украина

Ссылки на статью в «Традиции»:


«Украина — это не Россия, это совсем другая страна». Эту фразу можно услышать в Киеве от национально-сознательных интеллигентов, просвещающих московского гостя относительно местных реалий. Гость, как правило, кивает головой, чтобы не обижать хозяев, но про себя как-то морщится: в уютном историческом центре Киева чувствуешь себя именно что «как у себя дома», и даже вывески на державной мове не слишком-то портят впечатление: зато написанные от руки ценники в магазинах и объявления на столбах вполне себе читабельны. Однако на банке грибочков в тамошнем супермаркете в качестве места производства указано некое «СНГ», а по телевизору слово «Россия» стараются всуе не поминать — разве только когда там у них лодка утонула или башня сгорела.

Через некоторое время начинаешь понимать, зачем нужна эта фраза про «другую страну»: именно потому, что российское прошлое (а то и настоящее) Украины слишком уж заметно. В то время как Украина изо всех сил старается не быть Россией, убедить себя и других, что она уже не Россия, что она «никогда в сущности и не была» Россией, что она не такая, а «совсем иная», ну скажем «европейская», ну пусть даже «центральноевропейская», пусть даже бывшая провинция бывшей Австро-Венгрии. И «в Европу» она готова на любых условиях — хоть тушкой, хоть чучелком, только бы подальше от северного соседа.

Скажем сразу — осуждать украинцев (точнее, украинскую элиту) за такие желания было бы с нашей стороны верхом лицемерия. Потому что Россия в те же самые годы испытывала точно такие же пламенные чувства, только в России «русское» эвфемистически называлось «советским», «тоталитарным», или ещё как-нибудь. А иногда и не называлось: по накалу легальной русофобии наши СМИ были вполне сравнимы с любыми незалежными. Вся страна стояла, как Золушка, у «окна в Европу» и рыдала прегорько, что её не пускают на европейский бал, где изящно фигуряют герцоги Люксембургские с госпожой ля белль Франс. Российские «первые лица» точно так же готовы были отрясти прах от ног своих, ездили в Каноссу и лобызали туфлю Клинтона. И только после того, как стало оскорбительно ясно, что в знойный рай переселиться нам не светит, наши «первые лица» несколько опомнились от наваждения, проглотили слюну и начали хоть как-то обустраиваться на исторически доставшемся месте. Украинцы же всё ещё питают иллюзии относительно того, что их как-нибудь да запишут «в самыя Поляки» и будут в таком качестве держать за европейских жентильных господарей.

Причины всего этого тоже вполне ясны. Россия воспринимается во всём мире как страна-неудачница, проигравшая в историческом соревновании, потоптанная и побитая успешливым Западом. Короче, как лузер. С лузерами же, как известно, перестают здороваться, забывают их телефоны, а ближайшие родственники сразу становятся очень дальними. Такова человеческая природа, и тут уж ничего не поделаешь: чужого несчастья боятся хуже чумы. Тут уж всё зависит от поведения самого неудачника. Россия вначале повела себя не лучшим образом: всем своим униженным видом она подтверждала, что она таки да, побита, таки да, унижена и теперь готова на всё, чтобы её только «не прогоняли совсем» с пиршества победителей. Теперь, несколько оклемавшись и обнаружив, что «жизнь продолжается», страна потихонечку приходит в себя. Во всяком случае, мы перестали скулить и научились делать смайл даже при плохих раскладах. А там, глядишь, дорастём и до здорового реваншизма — дайте только срок.

Однако же, «наши бывшенькие», некогда порскнувшие в разные стороны от тонущего, как тогда всем казалось, корабля, да ещё долго попукивавшие в его сторону, прекрасно понимают, что ни их бегство, ни попукивание никто им здесь не забудет и не простит. Поэтому они будут до последнего царапаться в европейскую дверь — очень уж обидно ползти назад.

Но может ли быть прочным дом, построенный на подобном песке? Не более, чем любая другая форма эскапизма. Уйти-то можно; важно куда-нибудь прийти. Просто так бродить по пустыне можно долго — пока огненный столп «европейского выбора», поманивший народ сей, не развеется ветрами истории.

Это-то всё понятно. Разберёмся, однако, есть ли ещё какие-нибудь основания для украинской самостийности, кроме этого самого истерического желания бежать подальше от «русской неудачи». Скажем сразу: попытка обосновать жгучую потребность «самостийности» какими-нибудь особенными «этнокультурными причинами» (скажем, огроменной особливостью украинской нации) является самой слабой позицией из всех возможных. Разумеется, русские и украинцы — не одно и то же. Ну так и русские с татарами «совсем даже не одно», не говоря об американских неграх и испанцах. Это, конечно, осложняет жизнь, но не настолько, чтобы землей делиться. С другой стороны, очевидная близость сербов и хорватов отнюдь не помогла им остаться гражданами одного государства. А, скажем, шотландцы долгое время являли собой странное сочетание демонстративного этнокультурного своеобразия и полнейшей имперской лояльности. Более того, Бернс (это, если кто не знает, ихний шотландский Тарас Шевченко, тоже пел о поругании своей горной батькiвщины) — национальный британский поэт, этакая всеобщая гордость… В общем, всё в этой области сложно и неоднозначно. Зато совсем несложно подсчитать численность живущих на Украине этнических русских, чтобы понять: полное вытеснение русской культуры с украинского поля невозможно технически. А на её фоне украинские вырубоны всегда будут казаться, гм, несколько вторичными.

Несколько более весомым аргументом может служить то соображение, что украинская государственность имеет некие исторические корни — например, советские. Украинская ССР действительно имела атрибуты квазигосударственности, вплоть до места в ООН. Впрочем, почти то же самое можно сказать и о любой другой союзной республике — разве что в ООН хватило стула только для Белоруссии. На деле всё было ещё страшнее: почти полный набор вторичных половых признаков государственности имела и любая автономия, да и сейчас дело обстоит не иначе — посмотрите на тот же Татарстан, в конституции которого написано, что он — «государство, ассоциированное с Россией». И, наконец, самое главное: как показала новейшая историческая практика, абсолютно все государственные институты в случае появления в них нужды прекраснейшим образом строятся за минимальное время. Ну скажите — много ли потребовалось «столетий державного опыта», чтобы сколотить управленческую машину Приднестровья, Карабаха или Абхазии? А ведь держатся, черти непризнанные, и управляются как-то с доставшимися им кусочками земли! Что нам стоит дом построить? Нарисуем — будем жить…

То же самое можно сказать относительно «привычки к восприятию себя как государства». Этому учатся в три дня: позавчера ещё «ничего не было», вчера начались митинги и демонстрации, сегодня получаем независимость, а завтра на ветру уже полощется национальный флаг, сшитый из простыни и занавески, и местная интеллигенция стучит пальчиками в клавиши, сочиняя своему народу древню-ю-ющую историю «от Адама и Ноя». Это только в России десять лет не могли придумать слова к гимну. Ждали, видать, назревания исторической необходимости (и дождались, слава те Господи). С великоукраинской же идеей возжаться начали куда раньше, ещё с прошлого века, так что у них «всё было» — осталось только открыть армейский культпаёк времён «гетманства» и затянуть «Ще не вмерла Украiна» (перевод с польского, в оригинале — «Jeszcze Polska nie zginela»)… Вот вам и вся привычка к национальной государственности. Этому учатся «как курить» — три затяжки за сараем, и готово. Отучиться труднее, но тоже можно.

Далее, есть извечное желание «элит» получить как можно более высокий статус — особенно если с другими ресурсами у них неважно. В украинской ситуации это желание усугубляется той самой пресловутой близостью Украины и России: культурно-исторический барьер между нами отсутствует, это-то и пугает. Обычно в таких случаях «местные» имеют естественное преимущество перед «чужими». Скажем, какие-нибудь немцы с их деньгами всё же не могут полностью хозяйничать в той же Чехии или Венгрии: другой язык, другие нравы, другие деловые страндарты и обычаи, всё другое. Но на Украине-то ничего этого нет! И всем ясно, что москали, коли уж придут, то освоят страну очень быстро.

В этом смысле вся украинская верхушка кровно заинтересована в незалежности — причём не только президент или политики, но вообще вся элита, включая экономическую (кем станут украинские олигархи в России?), медийную (соревноваться с московскими газетами украинской прессе и сейчас-то затруднительно, а что будет, если?) и культурную (тут всё очевидно). При этом не надо забывать, что значительную часть этой самой элиты составляют отнюдь не этнические украинцы — и, тем не менее, её интересы остаются серьёзнейшим фактором, сдерживающим всякие интегристские настроения.

Всё это касается, впрочем, верхов. Есть, однако, серьёзные основания, по которым само население Украины (не элиты, а именно население, самые что ни на есть низы) желает себе «самостийного бытия». Для того, чтобы их найти, имеет смысл обратить внимание на внутриукраинскую пропаганду. Примерно половина антироссийской пропаганды построена вокруг чеченской темы — с назойливым подтекстом «а вот у нас такого нет». Что да, то да: Украина, по крайней мере, ни с кем не воюет. Больше того: все потенциально опасные национальные меньшинства либо выступают как союзники украинского государства против русских (как в Крыму, где татары пользуются всяческой поддержкой официального Киева), либо просто вытеснены с поля. В Киеве, например, практически нет никаких кавказцев. На вопрос «а где ваши чёрные», киевляне улыбаются: у них ведь нет правозащитников, да и повязанность высших должностных лиц с «лицами национальностей» не является там сколько-нибудь значимой темой (ибо воруют там среди своих, не вмешивая в дело посторонних). Можно, конечно, долго рассуждать о том, что эти «успехи украинской государственности» подарены ей природой вещей: ну не склалось на Украине «горячих точек». Но, во-первых, это не совсем так: тот же Крым мог бы причинить щирым самостийникам немало неприятностей, если бы не полная беспомощность русского сопротивления и не планомерная работа украинских спецслужб, сумевших убить в зародыше русское движение и договориться с татарами. Точно так же, Киев без азербайджанцев — это не нефть, «подаренная нам самой природой», а результат вполне осознанной и эффективной государственной политики. И когда украинской маме в очередной раз напоминают, что, «будь мы в России», её сын имел бы все шансы загреметь в Чечню, это звучит для неё бесконечно убедительнее, чем любые соображения о «традициях государственности», «древней истории украинской державы» и прочих отвлечённостях. Конечно, точно так же российские заработки и всеобщая ненависть к таможне являются куда более серьёзными аргументами «за единство», чем что бы то ни было другое. Тем не менее, желание заработать лишнюю денежку вполне удовлетворяется «трудовой миграцией» на тучные российские пажити — а вот отсиживаться лучше всё-таки дома, под сенью жовто-блакитного прапора. И пока положение дел остаётся таким, как оно есть, это будет играть за незалежность.

В заключение — несколько слов о том, как ко всему этому относиться нам, клятым москалям. Прежде всего, надо различать сиюминутное положение вещей и историческую перспективу. Сиюминутное положение вещей таково, что Украина обладает государственностью, которая пользуется опеределённой поддержкой народа. Это факт. Из него, однако, следует только то, что с украинскими официальными властями нам приходится разговаривать, соблюдая все нормы политеса. И это правильно: любая, самая эфемерная сила, пока она сила, заслуживает уважительного к себе отношения.

С этим никто не спорит. Но совсем иное — историческая перспектива и рассчитанная на неё политика. Русь уже распадалась на удельные княжества, независимость каждого из которых была «фактом». Более того: «собирание русских земель» вокруг Москвы проходило отнюдь не в форме «добровольного присоединения», а как бы даже не наоборот. Тем не менее, дело было сделано. Сейчас нам следует рассматривать Россию и Украину как две части разделённого государства — наподобие Северной и Южной Кореи или Китая с Тайванем. И, разумеется, со второй частью разделённой Отчизны так или иначе приходится иметь дело. То есть, конкретнее — с теми людьми, которые руководят этой самой второй частью и желают сохранения и укрепления этой разделённости. Более того: с точки зрения тактических задач, эта разделённость может иной раз оказаться выгодной, и грех этим не воспользоваться. Тем не менее, спокойная, рассчитанная на много лет вперёд политика, имеющая в виду то, что разделённая страна рано или поздно должна воссоединиться, а отторгнутые (неважно кем и по какому поводу) территории — вернуться, не должна колебаться никакими «фактами». Время не должно здесь ничего менять: наше остаётся нашим, даже если оно отнято у нас очень давно. Сроков давности в таких вопросах не существует.

Неважно даже, сколько времени продержится «самостийность» — десять лет, двадцать или даже сто. Евреи каждый год произносят: «в этом году — здесь, в будущем — в Иерусалиме». И они таки получили назад свой Иерусалим. Следует поучиться у этого талантливого народа. Рано или поздно мы вернём себе Киев — мать городов русских.