Текст:Константин Крылов:Некрополитика
Артур Шопенгауэр, эстет и брюзга, как-то заметил: «Комедия лжёт, потому что после неё наступает трагедия. Что касается трагедии, то после неё уже ничего не может быть». Автора сочинения о воле и представлении подвёл излишний оптимизм и малое знакомство с настоящими трагедиями. Трагедия — это ещё далеко не всё. После боли и ужаса обычно начинается какая-нибудь мерзость. Поле битвы, даже самой величественной, в конечном итоге достаётся стервятникам, гиенам и мародёрам. Что уж говорить о том, что и начиналось с мерзости — как, например, последний московский теракт. Это дело просто не могло не завершиться чем-нибудь по-мелкому неприглядным.
На сей раз предметом раздора стали туши умерщвлённых террористов (извините — не могу говорить в другом тоне о существах, которые всех, кроме себя, считают животными). Российские власти проявили неожиданную твёрдость и отказались выдавать туши безутешным родственникам. Причины тоже ясны: не хватало нам только роскошнейших похорон убийц, рыдающих процессий, венков, цветов, устроения места поклонения и прочей пропаганды действием.
За дело решили взяться сами чеченцы. 4 ноября по сообщению местного УВД в Шалинском районе Чечни зафиксированы несколько фактов вымогательства. Боевики пытались сшибить с местных жителей по сто баксов — на выкуп у московских властей тел бандитов.
Нетрудно догадаться, что деньги пойдут туда же, куда шли и идут все собираемые в России средства — начиная от обычного «на восстановление храма» и кончая «фондом озеленения Луны». Собранное идёт в карман собирающего. Интересно, правда, откуда берутся стодолларовые бумажки у самих «мирных жителей»: как уверяют нас независимые наблюдатели, в Чечне свирепствует безработица, нищета и прочие невзгоды. Но это ладно: на такие вопросы ответа мы не получим. Не будем также интересоваться тем, у кого именно абреки собираются выкупить своих кунаков. Предполагается, видимо, что московское начальство до такой степени опустилось, что «за пригоршню долларов» выкопает из могилки кого надо и выдаст в наилучшем виде.
Впрочем, это ведь совсем не обязательно. Чеченский труп — не такая уж редкая и дефицитная вещь, чтобы за него платить москвичам. Этого добра можно набрать и на месте, что проще и дешевле. Похоронить можно кого угодно. Потом kavkaz.org — или как он там теперь называется — сообщит urbi et orbi, что тела героев были выкуплены у продажных русских и тайно преданы земле. Можно даже устроить какую-нибудь могилку. Деньгам же всегда можно найти другое применение, поинтереснее…
Всё это мелкое шулерство, повторяю, не стоило бы внимания, если бы не одно «но». Я полагаю, что через некоторое время тема «нецивилизованного обращения с телами убитых» будет поднята нашими СМИ. Будут произнесены всякие слова о том, что «нельзя опускаться до уровня противника», что надо «быть выше» и «не становиться на одну доску с ними», что тела надо выдать безутешным вдовицам, чтобы показать свою цивилизованность.
На самом деле это достаточно серьёзная тема. В основе цивилизации, к которой мы, как-никак, принадлежим, лежит «Илиада», кончающаяся сценой выдачи Ахиллом тела своего злейшего врага, Гектора, старику Приаму, умолившему героя отдать ему труп сына. Европейцы, при всей своей жестокости, справедливо гордились тем, что глумление над трупами никогда не входило в обычаи белых людей. Горы отрубленных голов, изуродованные гниющие тела, оставленные без погребения, груды костей и прочее в том же духе однозначно определялось как «густая азиатчина». Ненависть, даже справедливая, не должна распространяться на останки — их следует отдать тем, кому они дороги.
Увы — всё это имеет смысл только в рамках той самой европейской цивилизации. В том мире, с которым мы имеем несчастье столкнуться, трупы — старейшее пропагандистское оружие. А торжественные похороны — древнейший и самый классический вид политической демонстрации. Это умели делать ещё на древнем Востоке — несение трупа под неистовые рыдания плакальщиц (это была такая профессия — плакальщица на похоронах; сейчас она, впрочем, тоже не вымерла, судя по количеству желающих публично оплакать террористов) было прекрасным средством раскрутки толпы на «решительные действия» или разогрева нужных настроений впрок. Более того — будет небольшим преувеличением сказать, что вся практика «политических шествий» выросла, как из зерна, из похоронных процессий.
Это у нас предание тела земле ассоциируется с чем-то «медленным и печальным». На Востоке похороны всегда были поводом предаться «неистовой скорби», очень легко переходящей в неистовую же агрессию. И даже если толпа не шла сразу громить и жечь, впечатления от такого мероприятия обычно оставались сильнейшие.
В настоящее время торжественные похороны «шахидов» поставлены на поток в таком приятном месте, как «Палестинская автономия». Эти представления уже давно не имеют ничего общего с похоронами. Это политические мероприятия, имеющие совершенно определённый пропагандистский смысл. Проводятся они не для утешения родственников и даже не для предания земле тела покойника. По большому счёту, ни покойник, ни его тело никого не интересуют: это всего лишь повод для проведения «очередного этапа интифады». Страдания старика Приама и бешеная ярость «матери шахида», радующейся тому, что её сын отправился в рай (и заодно сделал большую любезность своему семейству) — это абсолютно разные вещи.
Именно поэтому на Востоке преступников — особенно же политических — всегда старались предавать земле скрытно, и чаще всего «не по правилам». Это просто социальная гигиена: не нужно давать плохим людям предметы, которые возбуждают их нехорошие страсти.
Одним из возможных выходов было бы гласное и публичное, в присутствии журналистов и экспертов, уничтожение тел бандитов. Уничтожение без злобы, без «осквернений и поношений», вообще без каких-либо эмоций — так, как уничтожают заражённую «коровьим бешенством» говядину. Главное, чтобы всем стало ясно: никаких тел ни у кого выкупить не удастся, за отсутствием самих тел.