Текст:Константин Крылов:Память

Память

Автор:: Константин Крылов

Крылов К.А. «Память» // Спецназ России. — март 2003. — № 03 (78).

Дата публикации:: март 2003

Предмет:: Ценности

Шаблон: п·о·и

Форма: о·с

Неприятная история со значками в память «Норд-Оста», от которых пожелали «отказаться» депутаты Мосгордумы, не стоила бы упоминания (тем более на первой полосе), если бы она не была в некотором смысле типичной для нашего межеумочного времени. Напомним, в чём было дело. После известных событий в здании на Дубровке участники операции в лице Ассоциация ветеранов подразделения «Альфа» решили выпустить памятный знак, который планировалось вручить всем людям, как-либо причастным к освобождению заложников. В частности — депутатов Мосгордумы, которые (вопреки обыкновению) в той ситуации вели себя довольно-таки достойно: дежурили в штабе, помогали родственникам, и вообще старались быть полезными.

Вручить значки предполагалось всем думцам, хотя кое-кто из тридцати пяти народных избранников в то время отсутствовал. Однако, выяснять, «кто был и кто не был», и сколько именно пользы принёс, было бы глупо. Прежде всего, потому, что подобные разбирательства уместны только в том случае, если речь идёт о какой-нибудь государственной награде. Но памятные значки вручаются не как награда, а как знак того, что мы будем помнить о случившемся, а не постараемся всё забыть как можно скорее. И если уж нам не по средствам возвести на месте трагедии приличествующий случаю монумент, то хотя бы какой-то символ памяти должен остаться — хотя бы у наших народных избранников, кому это «по должности полагается».

Казалось бы, всё понятно. Тем не менее, из торжественного, хотя и невесёлого, события «всякие заинтересованные лица» умудрились сделать не то скандал, не то скверный анекдот. А именно — по телевизору показали передачу, из которой можно было понять, что какие-то самозванцы сами себя наградили какими-то самодельными орденами, вручив их при том «всяким непричастным к делу». Типа, «начальство промеж себя делит цацки». Расчет был прост и подл: начальство у нас вообще не любят, а начальство что-то делящее — это вообще национальный символ номер один. То, что в наше время «цацки» никого не интересуют, а интересуют всё больше зелёные американские президенты, уже как бы и не важно. Главное, «что-то делят» и «какая-то за этим гадость». Это сработало: депутаты стали от предлагаемых знаков чуть ли не отпихиваться. Хочется добавить, что от зелёных бумажек, наверное, так споро отказываться никто бы не стал. Но, увы, тут речь шла именно о памятных знаках, не сулящих их обладателям решительно никаких выгод — ни славы, ни почестей, ни даже бесплатного проезда в автобусе. А в таком случае «можно и отпихнуть протянутый дар».

Это-то всё ясно. Но, с другой стороны, почему вообще стала возможна ситуация, когда вполне понятная символическая акция вдруг может стать поводом для глумления? Почему, к примеру, невероятно помпезные мероприятия, проходившие по всей Америке по поводу 911 (сопровождавшиеся, кстати, массой торжественных вручений «кому попало» десятков тонн мелкой меди в форме «знаков и символов») ни у кого не вызывает приступов злопыхательства? Почему не даём повода к издёвкам памятные мероприятия в Чехии или Польше, где считается хорошим тоном сокрушаться над «умученными от коммунистов»? Почему, наконец, очередное открытие очередного памятника жертвам Холокоста (который не вчера случился) тоже не даёт повода к издёвкам? Кстати, эксперимент: попробуйте раздать депутатам той же Мосгордумы значки с надписью «помни Освенцим». Да пусть хоть один попробует сказать, что «его там не было» и «такой значок он не возьмёт». Впрочем, таких не найдётся: разберут как миленькие. Потому что иначе можно заработать репутацию антисемита, а это сейчас небезопасно. А вот с «Норд-Остом» всё проще: тут можно поддерживать так называемые «иски заложников к московскому правительству» и ругать спецслужбы, которые «людей газом потравили». Или уж, если неохота участвовать в подобных мероприятиях — просто «быть ко всему этому непричастным». С глаз долой, из сердца вон. А тут нате! — напоминают.

С другой стороны, следует понять, отчего вообще призывы что-то помнить и не забывать вызывают у нас аллергию. А ведь вызывают — и общими словами об испорченности нравов тут не отделаешься. Почему-то всякое memento в постсоветском исполнении отдаёт фальшью. Даже когда умом понимаешь, что надо бы и в самом деле помнить — а душа не лежит.

Причины к тому, увы, есть, и довольно веские. Но начать их обсуждение придётся издалека, с времён покойной «перестройки» и непутёвой дочки её «гласности».

Одной из самых странных черт этой самой «гласности» была, если кто помнит, странная зацикленность на прошлом — при полном игнорировании настоящего и будущего. Всем вдруг стало безумно важно, что же именно произошло тридцать, сорок, пятьдесять, и в особенности семьдесят лет назад. В журналах, выходящих миллионными тиражами, печатались Замятин и Набоков, а в университетских аудиториях спорили про «сталинизм», «троцкизм», и про то, насколько Ленин извратил Маркса. Печатались какие-то цифры с шестью нулями — количество «погибших от репрессий». Всё это подавалось как нечто сверхважное, суперактуальное, без чего «нельзя жить». Страна упивалась позавчерашними новостями, от которых голова у всех шла кругом. Для тех, кто не очень интересовался этими звоночками из прошлых веков, «вяликий пясатель» Чингиз Айтматов (помните такого персонажа?) придумал специальное слово «манкурт». Всякие «национал-возрожденцы» тогда очень любили это словечко.

Надо признать, что подобные интересы были именно всеобщими. Даже противники побеждающих демократов были вынуждены обращаться ко всё тем же «позавчерашним новостям» — например, к «России 1913 года», или к спорам о том, «кто убил Царя». Так что неудивительно, что две самые известные организации того раннего времени назывались не иначе как «Мемориал» и «Память».

Мало кто заметил, однако, что на этом фоне всеобщего увлечения прошлым произошла полная дезориентация в отношении будущего. Будущее перестало казаться чем-то значимым по сравнению с «открывшейся громадой». Люди вдруг перестали придавать значение простейшим соображениям. Например, все хотели и требовали «скорейшего и всеобщего раскрытия всех тайн», связанных с советским периодом — каких-нибудь «секретных архивов КГБ» и всего такого прочего. То, что в будущем такое раскрытие нанесёт ущерб репутации государства, да и его граждан в том числе (что и произошло), никого не волновало. Прошлое гудело, било в колокола, килограммы пепла стучали в сердца: «должна восторжествовать правда»! Мы как-то совершенно позабыли мудрую английскую поговорку насчёт скелетов в шкафу. И занялись выискиванием и вытаскиванием на свет божий «костных фрагментов» — в самом буквальном смысле слова: тема захоронений (буквальных, «с косточками») была одной из важнейших в эпоху «гласности». Начиная с пресловутой «катыни», и кончая подозрительной вознёй вокруг останков царской семьи, манипуляции со скелетами были, так сказать, «в русле мейнстрима».

Между тем, цивилизованные страны (на которые мы тогда так хотели равняться) никогда ничего подобного не совершали. Прошлое Великобритании или Соединённых Штатов — это очень закрытие книги. Кое-что с течением времени «рассекречивается», или просто «вводится в оборот» — но это всегда делается тихо, не привлекая излишнего внимания, и, желательно, тогда, когда это уже никого не интересует. Возможно, лет через сто потомки современных американцев прочтут в очередном выпуске школьных учебников про «детали карибского кризиса», и узнают, кто же именно убил Кеннеди. К тому моменту это будет интересовать только горстку выживших из ума историков. Но пока какая-либо тема, касающаяся прошлого, всё ещё может вызвать волнения умов, она в эти самые умы не попадёт. Это правило соблюдается очень жёстко. Все скелеты, сколько бы их ни было, надёжно упакованы, пронумерованы, и хранятся в специально отведённых для того местах. Не смущая сон обывателя и не мешая ему «жить, трудиться и работать» на благо Мирового Сообщества.

Интоксикация трупным ядом достигла максимума в конце восьмидесятых — начале девяностых, когда во имя исторической справедливости люди начали резать друг друга. Потом наступило некоторое отрезвление. Склонившись над грудой обломков, оставшихся от страны, народ начал смутно понимать, что случилось «нехорошее». Тем не менее, игры в «историю» продолжились и далее: мы до сих пор спорим о цвете флага, музыке гимна и так далее, причём не с точки зрения того, хорошо ли сейчас иметь такой флаг и такой гимн, а с точки зрения позапозавчерашней.

Но это ещё не всё. Параллельно с беснованием «исторической памяти» и забвением будущего произошла и деструкция настоящего. Настоящее не то чтобы перестало быть — бытие всё-таки определяет сознание, голод не тётка, и всё такое — но лишилось суверенных прав. Выразилось это, к примеру, в демонстративном пренебрежении всеми и всяческими иерархиями. Возьмём только один, но показательный, пример. В начале девяностых вдруг возникла ситуация, когда такая объективно значимая и совершенно не идеологическая ценность, как научные звания, превратились в дешёвый товар для богатых лохов. Возникли даже специальные лавочки-обманки, где можно было за небольшую сумму в долларах стать, скажем, академиком. Была, например, такая замечательная «Академия информатизации», успевшая продать звание академика нескольким тысячам желающих. Какие-то «свободные открытые университеты» срочно штамповали «кандидатов эзотерических наук» и докторов хиромантии.

То же самое произошло и со всеми прочими ценностями такого рода. Появилось множество людей, щеголяющих «корочками» непонятных контор, являющихся действительными и почётными членами подозрительных организаций, и даже награждённых орденами и медалями, неизвестными фалеристам.

Тут-то мы, наконец, возвращаемся к пресловутой истории со значками. Увы, устроители акции не учли этих моментов: любые «символы и эмблемы», учреждаемые и выдаваемые частными лицами, кажутся подозрительными, а всё связанное с темой «исторической памяти» — вдвойне. Годы паразитирования на прошлом и мошенничества с настоящем оставили свой след в душах, и это нельзя игнорировать. Осмелюсь сказать, что организаторы акции проявили непростительную наивность: сами будучи людьми прямыми и честными, они недооценили того, насколько мало наши сограждане склонны доверять этим качествам в себе и других. Мы живём в обществе, состоящем из недоверчивых, запуганных, зашуганных людей, которые привыкли думать, что их всё время обманывают или хотя бы пытаются обмануть. При этом особенное недоверие вызывают две вещи — обращение к истории и иерархии. Люди не хотят больше ничего «помнить» и не хотят больше никого «уважать»: и то и другое отдаёт надувательством.

Я не буду тратить слова, объясняя, насколько это опасное и разрушительное настроение. Общество, пережившее девяностые годы прошлого века, просто не может не быть травмировано. И эти травмы будут давать о себе знать в самые неожиданные моменты — пока не будут, наконец, восстановлены История, Иерархия, и Традиция.

Или, если без пафоса, хотя бы некоторый минимум исторической памяти и уважения к себе.