Текст:Константин Крылов:Путь генерала Лебедя

Генерал Лебедь в последний раз заставил Россию говорить о себе. «Сильная фигура в патовой позиции», как обозначали аналитики место его на шахматной доске российской политики, больше никого не побеспокоит. Действующие политики пытаются состричь с нелепой смерти, как с паршивой овцы, какие-нибудь клочья полезной в хозяйстве шерсти. Березовский уже заявил, что в смерти Лебедя просит винить Кремль, и лично дорогого товарища Путина, который своей серостью удушает всё яркое и блестящее. Подельники опального олигарха нравом попроще запетюкали про «политическое убийство», правда без особого пыла: слишком уж понятно, что никакого специально-кремлёвского интереса в данном случае не просматривается, и даже наоборот — добавляет лишней головной боли. Специалисты по политическим прогнозам с облегчением вычёркивают красивую фамилию из своих схем и раскладок: картинка стала проще, а это — какое-никакое облегченьице в нелёгком труде гадателей на кофейной гуще. В готовящихся к печати мемуарах наших бывшеньких прорастают сорнячками главки: «как я и генерал Лебедь вместе боролись против мирового зла». Освободившийся пост красноярского губернатора вот-вот начнут делить: борьба предстоит серьёзная, без сантиментов. На Новодевичьем кладбище стало одной могилой больше.

В обычной копилке газетных ярлыков, на самом дне, лежат два стёртых медяка: слова «яркий» и «противоречивый». Слова эти удобны тем, что легко приложимы и к хорошим, и к плохим персонажам. Как правило, их используют, когда сказать о человеке что-то надо, а что говорить — непонятно. С одной стороны, слова-то, в общем, хорошие — хотя бы потому, что всё яркое и противоречивое интересно. С другой — это те самые «слова добрые», которые не стыдно сказать и про злейшего врага. Вот Ельцин, яркий и противоречивый, этого у него не отнимешь. И Березовский — тоже яркий, и, чёрт бы его побрал, противоречивый, ведь правда же! И Чубайс: хоть и гад, а в серости и посредственности его обвинить как-то язык не поворачивается.

Генерал Лебедь был, пожалуй, самым ярким и самым противоречивым политиком своего времени. Это за ним признавали и друзья, и враги.

Детство, отрочество, юностьПравить

Александр Иванович Лебедь родился 20 апреля 1952 года, в городе Новочеркасске, в рабочей семье. Надо сказать, что Новочеркасск некогда был столицей Всевеликого Войска Донского. Переживший раскулачивание, расказачивание, униженный до положения райцентра, и изрядно обедневший, город по традиции уважал военных, но не очень-то любил советскую власть. Перед которой умудрился провиниться сполна: в июне 1962 года в городе начались забастовки и демонстрации трудящихся, возмущённых майским повышением цен на еду и товары первой необходимости. Возможно, при другом раскладе всё и обошлось бы: к недовольству пролетариата власти всё же прислушивались. Известна, например, история с одесскими докерами, отказавшимися грузить отсутствовавшее в самой Одессе продовольствие на корабли для кубинских товарищей: «политическое руководство» сдало назад, отправив груз в городские магазины. Но в Новочеркасске дело приняло слишком массовый оборот: горожане слишком уж бурно поддержали забастовщиков. Некстати вспомнив о своих старых прегрешениях против казачьей столицы, «софья власьевна» перепугалась не на шутку: в город были введены войска Северо-Кавказского военного округа, и дело кончилось стрельбой.

Второго июня 1962 года десятилетний Саша вместе с братом Алёшей сидел, болтая ногами, на старой шелковице, когда с городской площади послышались звуки выстрелов и крики (к счастью, бабушка загнала пацана домой). Сейчас считается, что в ходе разгона демонстрации погибло около тридцати человек. Но тогда ходили слухи о сотнях и тысячах погибших — а, главное, сам факт, что армия может стрелять в народ, казался диким и возмутительным, этаким образцово-показательным «преступлением режима». В те вегетарианские времена никто и вообразить не мог, что через несколько десятилетий устроенная демократическими властями бойня в центре Москвы не вызовет даже значительного удивления… А маленький Саша даже не подозревал, что через не столь уж большое время ему самому придётся влезть в шкуру «стреляющего в народ» — и что этот самый народ может оказаться не таким уж белым и пушистым.

Есть ещё смешная проблема с национальностью генерала. Его отец был украинцем, — и, похоже, старался этого не забывать. Мать, однако, была русской. В результате оба сына были «записаны» в разные народы: Александра определили в русские, его брата Алексея — в украинцы. Впоследствии, когда национальный вопрос воспалился по самые небалуйся, Лебедю время от времени напоминали об этом. Генерал отвечал в своём стиле: «значит, буду в Киеве в президенты баллотироваться — хохлы в пику москалям меня точно изберут».

Надо ещё сказать, что отец не был в восторге от амбиций сына, с детства мечтавшего о военной карьере. Что и неудивительно: Иван Андреевич Лебедь, посаженный в тридцать седьмом за два опоздания на работу, потом загремевший из лагеря в штрафбат, штурмовавший линию Маннергейма, а потом прошедший всю Отечественную и демобилизованный в сорок седьмом, не имел никаких оснований любить армию, и её основное занятие — войну. Впоследствии Александр Лебедь очень гордился лаврами миротворца — даже тогда, когда миротворчество оборачивалось пораженчеством.

С военной карьерой у Александра сначала не заладилось. Из-за перебитого носа и некондиционного роста его два раза заворачивала медкомиссия Качинского летного училища, и один раз — Арвамирского авиационного. В промежутках между попытками поступления Лебедь работал шлифовщиком на заводе, потом грузчиком. Наконец, летом семидесятого он зачислен в Рязанское воздушно-десантное командное училище: видимо, требования к здоровью будущих десантников оказались не столь суровыми.

В военном училище он быстро становится одним из лучших. В семьдесят втором он, как полагается, вступает в КПСС. Вряд ли он сам придавал этому какое-то значение. Более существенным обстоятельством оказалось знакомство с Павлом Грачёвым, случившимся вскорости по окончанию учёбы: Лебедя оставили служить при училище, и до восемьдесят первого Грачёв был его непосредственным начальником (Лебедь был старшим сержантом при лейтенанте Грачёве, и лейтенантом при старшем лейтенанте).

Через некоторое время молодого талантливого офицера отправляют на настоящую войну, в Афган, в состав «ограниченного контингента», командовать 1-м батальоном 345 парашютно-десантного полка. К тому времени его брат Алексей уже два года как командовал разведротой.

Афганский эпизодПравить

Впоследствии Лебедь, вспоминая об афганском эпизоде, всё время воспроизводил одну и ту же схему: ругательски ругая «политическую очумелость» кремлёвского руководства, отправившего людей воевать на «непонятную войну», он в то же время подчёркнуто воздавал должное своим собратьям по оружию. Журналисты приписывали ему фразу — «наши героические солдаты честно вели позорную и преступную войну с афганским народом». Врял ли он говорил что-нибудь подобное на самом деле — но общий смысл его высказываний на афганскую тему был именно таков. Он и в самом деле не видел смысла в этой войне — как и многие другие её участники. Однако, отчасти он был ей благодарен: именно в Афгане Лебедь впервые проявил себя как командир.

Командование — вещь, в каком-то смысле, мистическая, зависящая от той трудноопределимой способности, которую называют «харизмой». Она не имеет ничего общего со способностью принимать «правильные и справедливые решения». Тут другое: если командир настоящий, от Бога, то любые его решения (в том числе и ошибочные, а то и неисполнимые) кажутся подчинённым правильными и справедливыми. А поскольку они выполняются с большим энтузиазмом, чем самые что ни на есть рассчитанные по науке ходы, то очень часто они и оказываются правильными. Лебедь был «неправильным», но популярным командиром: у него была эта способность «зажечь людей», и понимание важности красивого жеста. По одной из легенд, Лебедь, разбираясь в каком-то безобразии, вызвал к себе виновников и предложил им на выбор уголовное дело или один удар по морде. Все выбрали удар по морде, после чего выяснилось: удар кулака батяни-комбата ломал челюсть на раз… Таких баек про Лебедя ходило немеряно.

На поле боя Лебедь тоже отличился: он был награждён орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.

В ту пору, однако, генерал рассматривал Афган прежде всего как очередной этап своей военной карьеры. Через два года он добился приёма в Военную академию имени Фрунзе, которую окончил с отличием в 1985 году. Засим последовал стремительный карьерный рост: заместитель командира полка в Рязани, комполка в Костроме, комдивизии в Пскове, и, наконец, командующий знаменитой Тульской воздушно-десантной дивизией.

В этом качестве ему впервые пришлось столкнуться с политикой — в Баку и в Тбилиси.

Весна народовПравить

Здесь он впервые убедился, что времена Новочеркасска безвозвратно прошли. Политическое руководство страны на глазах сдавало позиции, трусило, перекладывало ответственность. Особенно сильное впечатление произвели на него события в Тбилиси, когда грузинское партийное руководство сначала вызвало армию, а потом открестилось от последствий происходящего.

Сам Лебедь (как, впрочем, и все непосредственные участники тех событий) всегда настаивал на том, что никакого «тбилисского кошмара» — в особенности же знаменитой рубки старушек сапёрными лопатками — не было. Имела место быть банальная попытка защитить административные здания и находящихся в них людей от погрома: на площади вторые сутки шёл бессрочный митинг, и беснующаяся грузинская толпа уже довела себя до нужного градуса озверения. Подступы к площади были забаррикадированы большегрузными машинами, наполненными щебенкой в кулак величиной. «Мирные демонстранты» забрасывали камнями солдат, которые ничем не могли ответить, кроме поднятых в воздух пресловутых лопаток (бронежилетов у них не было). Попытка же захватить грузовики обернулась давкой: толпа затоптала несколько десятков человек — тут же объявленных героями, убитыми русскими солдатами. Оказавшийся крайним генерал Родионов в то время командующий Закавказским военным округом (и, кстати, возражавший против применения войск), был торжественно произведён в убийцы грузинского народа.

Дальнейшее известно. Страна всколыхнулась, потрясённая тбилисской расправой. Вся Грузия (и, разумеется, вся российская демтусовка) рыдала над жертвами русского империализма — например, над безвестной грузинской старушкой, за которой три километра гнался русский десантник, и зарубил её лопатой (об этом писали газеты). Лебедь, вспоминая о старушке, иронизировал: «Что это была за старушка, которая бежала от солдата три километра? Вопрос второй: что это был за солдат, который не мог на трех километрах старушку догнать? И третий вопрос, самый интересный: они что, по стадиону бегали? На трех километрах не нашлось ни одного мужчины-грузина, чтобы заступить дорогу этому негодяю?».

Но в то время задавать подобные вопросы означало немедленно прослыть людоедом. А Лебедь понял: советская власть безнадёжна, и стрелять в её врагов уже поздно. Настало время эффектно зачехлять орудия и заниматься миротворчеством. Приближалась эпоха, когда за невыполнение приказов стали давать ордена и медали, а за предательство повышать в должности. Крокодилова «слезинка ребёнка» прожигала любой бетон.

В январе 1990 дивизия Лебедя вновь была направлена на подавление волнений в Азербайджане. Сам генерал вспоминал об этом так: «задача была одна — разнять насмерть дерущихся дураков и предотвратить массовое кровопролитие и беспорядки». Разумеется, в девяностом это уже было чистой утопией: массового кровопролития жаждали буквально все. Лебедь, однако, вовремя разобрался в ситуации, и принял единственно правильное решение: в выполнении приказов не усердствовать, беречь подчинённых, осторожничать с начальством, и стараться не прослыть убийцей какого-нибудь народа — армянского либо азербайджанского. С этой задачей Лебедь справился успешно: 17 февраля 1990 ему было присвоено воинское звание «генерал-майор».

Сумерки свободыПравить

Официальное начало политической карьеры генерала можно отсчитывать с весны девяностого года. «Перестройка» доживала последние месяцы, зато «гласность» была всё ещё популярна. 51-й Тульский парашютно-десантный полк выдвинул генерал-майора Лебедя кандидатом в делегаты XXVIII съезда КПСС. Несмотря на то (а может быть, благодаря тому), что было негласное указание руководства ВДВ избрать другого делегата (генерал-полковника Полевика), Лебедь триумфально победил на выборах, и оказался в рядах депутатского корпуса последнего съезда некогда могущественной Партии.

Здесь же произошёл первый политический скандал с участием генерала. Каким-то образом он получил текст кулуарной беседы Яковлева с делегатами от «Демократической платформы в КПСС». где официальный идеолог партии выступал как отмороженный диссидент. Лебедь никогда не доверял Яковлеву, но того, что «мозг Партии» в кулуарах открыто признавался, что работает на врагов своей страны, его всё-таки проняло. «То, что говорил Александр Николаевич для всех, существенно отличалось от того, что он говорил для узкого круга избранных», рассказывал потом Лебедь, и добавлял — «Это был первый ощутимый удар и демонстрация двойной морали. Позже я уже привык и относился к подобным проявлениям достаточно спокойно, но тогда это был удар». Генерал исписал текст яковлевской речи своими замечаниями. Одно из них он озвучил. Это был знаменитый вопрос — «сколько у вас вообще лиц, Александр Николаевич?»

Тогда же у генерала случился короткий политический роман с анпиловцами — ими он был выдвинут в члены ЦК «полозковской» Коммунистической Партии РСФСР. Впрочем, посетив пару пленумов, он понял, что иметь дело с этими товарищами бессмысленно… Отныне генерал — последовательный (хотя и не яростный) антикоммунист.

Что касается участия генерала в так называемой «защите Белого Дома», то дело обстояло таким образом. 17 августа 1991 г., уже находясь в отпуске, генерал Лебедь получил от нового командующего ВДВ Павла Грачёва приказ привести Тульскую дивизию в боевую готовность. Утром 18-го задача была уточнена: «силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного совета». Совершив марш-бросок на Москву и прибыв утром 19-го к Белому дому, Лебедь увидел уже знакомое зрелище: толпу и баррикады. Тот самый народ, стрелять в который себе дороже.

Александр Коржаков провел Лебедя в здание Верховного Совета, и сдал его на руки Скокову. Тот провёл генерала к Ельцину, который задал ему вопрос, от кого он, собственно, собирается «охранять и оборонять» здание ВС. Поскольку, как вспоминает Лебедь, ему «самому этот вопрос был неясен», он, по его словам, «объяснил уклончиво: — От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового». Ельцин пресёк колебания генерала простейшим способом: вывел его к народу и представил как командира батальона, перешедшего на сторону восставшего народа. Лебедь промолчал. Несколько позже его вызвал к себе Дмитрий Язов, которому Лебедь заявил, что-де любые силовые действия возле Белого Дома «приведут к грандиозному кровопролитию». Этого оказалось достаточно, чтобы путчисты, и без того перепуганные, были окончательно деморализованы, и так и не осмелились отдать приказ о штурме.

Правильное поведение Лебедя было оценено по достоинству: 21 августа президент России Борис Ельцин в своей речи выразил «сердечную признательность генерал-майору Лебедю, который вместе со своими подчиненными не дал путчистам захватить политический центр новой России».

Впоследствии Лебедь очень не любил вспоминать этот эпизод. «Десятый раз повторяю, семнадцатый раз докладываю: ни на чью сторону я не переходил. Я солдат и выполнял приказ» — нервно говорил он. На заседании одной из парламентских комиссий на вопрос о том, взял ли бы он Белый дом, если ГКЧП таки решилось бы на это, генерал твердо ответил: «Взял бы».

И опять же, не будем лукавить. В ту пору прекрасную других вариантов осмысленного поведения не просматривалось: защищать «исторически обречённую» Советскую власть не захотел никто. В том числе и народ. Не надо забывать, что на излёте горбачёвщины, когда в пустых магазинах стояли рядами пакетики с перцем и лавровым листом, всем казалось, что хуже уже ничего быть не может. То, что ждало с Россию в последующие десять лет, тогда никому приходило на ум, кроме непосредственно заинтересованных — а те предпочитали помалкивать. Генерал же в ту пору ни к каким столикам, за которыми «все дела делаются», допущен не был. Впрочем, через небольшое время он постарался исправить это упущение.

Но до того ещё была приднестровская эпопея, которая и принесла генералу первые лавры.

Полковник ГусевПравить

Всё начиналось обыкновенно. В Молдавии, как и везде на территории бывшего Союза, шло типовое «национальное возрождение». Русских стали увольнять с денежных работ, грабить и бить — как, впрочем, и везде. Национальные кадры разгромили несколько редакций русских газет, кого-то подожгли, кого-то просто прикончили. В центре Кишинёва был забит до смерти Дима Матюшин, не сумевший ответить на вопрос, заданный по-румынски.

31 августа 1989 года был принят в качестве государственного румынский язык (то есть молдавский язык был переведен на латинскую графику и объявлен румынским). Были приняты румынские флаг и герб. Правительство объявило о скором объединении с Румынией.

23 июня 1990 года Верховный Совет Молдавии (полмесяцем раньше зачем-то переименованной в «Молдову») принял Декларацию о суверенитете, которая выводила республику из состава СССР. Тут же появилось Заключение комиссии ВС ССР Молдовы о денонсации пакта Молотова-Риббентропа, в результате которого стало возможным «незаконное провозглашение 2 августа 1940 года Молдавской ССР». Бессарабия объявлялась оккупированными румынскими землями, которые надлежало «вернуть». Таким образом, государство самоликвидировалось. Правда, в пресловутом пакте речь шла только о территориях, находившихся на правом берегу Днестра, то есть о землях Бессарабии. Левобережные территории, к тому же населённые в основном украинцами и русскими, в состав Румынии не входили никогда — но никого это не волновало.

В других местах русские люди, оказавшиеся в такой ситуации, или бежали, или смирялись с неизбежным, но здесь дело почему-то не заладилось. Может быть, потому, что перед глазами русских был пример гагаузов, небольшого христианского народа, проживающего в районе города Комрат, которые 19 августа 1990 года провозгласили свою собственную республику. А может быть, потому, что очень уж не хотелось становиться угнетаемой провинцией третьеразрядной области третьестепенной страны: попадание в такую многослойную задницу казалось чрезмерным испытанием даже для русского терпения. Но, возможно, свою роль сыграл случай: несколько человек оказались в нужное время в нужном месте. В сентябре 90 г. была провозглашена Приднестровская Молдавская советская республика в составе СССР со столицей в Тирасполе.

Разумеется, румыны это дело так не оставили. В девяностом году в Дубоссарах произошли первые вооружённые столкновения, а в девяноста втором банальный акт пробуждения национального самосознания (ведь «немного русской крови» до сих пор всем шло только на пользу!) начал потихоньку приобретать черты средних размеров войны.

В первых числах июня 1992 года Верховный Совет Приднестровья обратился к России и Украине стать гарантами мирного разрешения конфликта и в случае его продолжения Молдовой оказать помощь в отражении румыно-молдавской агрессии. Демократическая Россия демонстративно промолчала. Через два дня официальный Кишинев атаковал Бендерскую крепость, где располагалась ракетная бригада российской армии, с применением миномётов, артиллерии, ракетных установок, танков, и даже самолётов МИГ-29. Были убиты российские солдаты и офицеры. Тогдашний командующей 14-й армией Неткачев что-то мямлил о соблюдении строгого нейтралитета. Зато Запад чётко показал, на чьей стороне всё прогрессивное человечество: на третий день после начала молдавского вторжения США демонстративно предоставили ей условия наибольшего благоприятствования в торговле.

В принципе, демократическая Россия без лишнего писка сдала бы маленький русский анклав: чем-чем, а излишней любовью к соотечественникам ельцинское правительство не страдало. Но в Приднестровье находились самые большие в Европе склады военной техники, которая могла оказаться в руках кого угодно (в том числе и в руках русских) — чего ни в коем случае нельзя было допускать. Сколько именно там складировано оружия, в точности не знал никто. Говорили о том, что имеющегося там вооружения достаточно для укомплектования четырёх мотострелковых дивизий, о пятидесяти тысячах тонн боеприпасов, и о многих других интересностях… В любом случае, спички детям не игрушка.

23 июня 1992 г. — полуконспиративно, под фамилией полковника Гусева — генерал Лебедь был отправлен по заданию министерства обороны в Приднестровье, где дислоцировалась 14-я общевойсковая гвардейская армия — как потом будет написано в его биографиях, «для ликвидации вооружённого конфликта в регионе». 27 июня 1992 года генерал Лебедь вступил в командование 14-й армией.

Лебедь над ДнестромПравить

Четвёртого июля генерал выступил со своим заявлением о ситуации в Приднестровье, в одночасье сделавшем его знаменитым. Он открыто заявил, что имеет место быть геноцид русского населения, и назвал политику Кишинёва фашистской. Не меньшее впечатление произвела его апелляция к чести русского офицера, у которого есть совесть: о «русском офицерстве» давно уже никто не говорил в таком тоне. Все напряжённо ждали, последует ли за всеми этими словами какое-нибудь продолжение.

Продолжение последовало: 9 июля в ночном лесу близ Бендер генерал отдал приказ (точнее, разрешил) армии нанести мощный ракетно-артиллерийский удар по молдавско-румынским войскам на Кицканском плацдарме. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы молдавские политики начали «переговорный процесс», продолжающийся и по сей день.

На этом, конечно, дело не закончилось. В дальнейшем генерал показал себя как блестящий переговорщик, умевший, когда нужно, угрожать и дезинформировать противника. Так, в легенды вошла операция по вызволению из молдавского окружения десантного полка, которым командовал Алексей Лебедь (полк дислоцировался близ Кишинёва, и был со всех сторон окружён молдавскими войсками). Лебедь-старший блестяще провёл операцию по дезинформации противника, внушив ему, что он готов идти на своих танках аж до Кишинёва, чтобы вытащить брата — который уже готов прорываться с боями к Тирасполю. Для усиления эффекта он отдал приказ начать рекогносцировку переправы через Днестр. Молдаване поверили, и десантники получили возможность, как тогда выражались, «уйти с гордо поднятой головой».

Однако ж, уйти всё-таки пришлось. А чем могла бы закончиться приднестровская война, если бы четырнадцатая армия, вместо того, чтобы заниматься унизительным «нейтралитетом», перешла бы на сторону Приднестровья?

В общем-то, это могло бы стать началом освободительной войны русского народа, в чистом виде — не «российского государства» (которого в тот момент и на той территории просто не было), а именно народа. Пусть даже его маленькой части, оказавшейся в окружении озверевшей от безнаказанности неруси. При этом, в отличие от ситуаций, когда у русских не было шансов, эту войну вполне возможно было не просто «закончить», а именно выиграть — так же, как армяне выиграли войну с Азербайджаном, то есть с однозначным исходом боевых действий, сопровождаемой оккупацией значительной части территории врага. Разумеется, этот выигрыш потребовал бы огромного напряжения сил, а, главное, восстановления тех структур, которые только и позволяют выигрывать войны. То есть, прежде всего, армии, в её советском варианте. Не случайно вооружённые силы того же Карабаха, лучшие в регионе, живут по советским воинским уставам, а власти республики утверждают, что они сохранили и развили за годы войны лучшие традиции советской армии. Кстати сказать, Лебедь, посетивший Карабах незадолго до своего избрания губернатором Красноярского края, был, по его словам, «в шоке» от увиденного. Ещё бы: он увидел ту армию, которую мог бы возглавить сам, если бы его на это хватило…

Не хватило. Лебедь именно остановил войну, не дав русским победить.

Впоследствии он говорил: «Вы знаете, почему молдаване так симпатизируют мне? Потому что в бытность мою командиром 14-ой армии, в 1992-ом, когда я должен был остановить конфликт между русскоязычными и молдаванами, я не разрушал домов. Я наносил удары по позициям противника… Я действовал как хирург, который поступает жестоко, но лишь затем, чтобы снять боль. А не как мясник.» Эта гордость «уважением противника», по-человечески понятная, впоследствии сыграла свою роль в чеченской эпопее.

При этом уважением «своих» генерал не очень-то дорожил. Очень быстро его отношения с руководством Приднестровья стали стремительно портится. Генерал поссорился с президентом ПМР Смирновым, публично обвинял его в коррумпированности и некомпетентности, а саму ПМР называл «банановой республикой». Президент не оставался в долгу, уличал генерала в самодурстве, и даже в попытках создать «параллельные структуры власти». Судя по всему, что-то такое на самом деле имело место: комендатура 14-й армии довольно лихо вмешиваясь во всё и вся в Приднестровье, а её руководитель, комендант Тираспольского гарнизона Бергман, имел довольно лихую славу. При этом Лебедь чрезвычайно ревниво относился к любым попыткам выяснить, что за дела творятся в подведомственных ему структурах. Так, в октябре 1994 Грачёв (к тому времени — министр обороны) поручил своему заместителю генерал-полковнику Матвею Бурлакову провести инспекцию 14-й армии. Получив известия об этом, Лебедь впал в ярость, а Бурлакова (против которого тогда выдвигались обвинения в коррупции) публично назвал «банальным жуликом, по которому плачут все прокуроры России». Ельцин испугался, и через несколько дней лично отстранил Бурлакова от исполнения обязанностей заместителя министра «вплоть до расследования обстоятельств». Впрочем, пресловутое расследование то ли не началось вообще, то ли как-то заглохло.

Более того. Лебедь засветился в акциях против талантливых русских полевых командиров. Например, ему приписывают убийство командира 2-го батальона республиканской гвардии Приднестровской Молдавской Республики Юрия Костенко, обвинявшийся в убийствах молдавских полицейских, а также в грабежах и торговле оружием (в общем, обычный список обвинений, который можно переадресовать любому полевому командиру, отрезанному от штабов и ведущему партизанскую войну). Костенко был арестован 16 июля — после того, как он, выдержав двухдневную осаду спецназа 14-й армии, пытался бежать на Украину. 18 июля 1992 года труп Костенко был обнаружен в сгоревшей машине, принадлежавшей штабу 14-й армии, недалеко от села Владимировка. По словам Лебедя, к задержанию Костенко он имел отношение, а к его ликвидации — нет. Комментарии излишни.

ОтставкаПравить

Тем не менее, в Приднестровье генерал оставался неизменно популярной фигурой. В 1992 году Лебедю было присвоено звание «человека года». В сентябре 1993 года на дополнительных выборах Лебедь был избран депутатом Верховного совета Приднестровской Молдавской республики от Тирасполя, получив 87,5 % голосов избирателей округа.

Депутатствовал он, однако, недолго. 5 октября 1993 года Лебедь устроил скандал в Верховном Совете, потребовав от его председателя принести извинения России за вмешательство в ее внутренние дела — отправку добровольцев на помощь Руцкому и Хасбулатову. 14 октября 1993 года на созванной по его инициативе сессии ВС Приднестровья попытался добиться отставки силовых министров — «за причастность к событиям в Москве». Когда это не удалось, Лебедь в знак протеста сложил с себя депутатские полномочия.

И опять же: как могла бы повернуться история, если бы Лебедь повёл себя иначе? Трудно сказать. А ведь шансы были: в разгар событий Руцкой обратился к Лебедю за поддержкой, и даже предложил ему пост министра обороны. Но генерал поспешил отмежеваться: выступая второго октября по Тираспольскому кабельному телевидению, Лебедь заявил, что и сторонники президента, и «команда Руцкого и Хасбулатова» приглашали его прибыть в Москву, но он в этих разборках участвовать не намерен, так как считает, что армия в таких случаях должна «держать нейтралитет».

Возможно, генерал понимал, что, как ни плох Борис Николаевич, отдавать власть Руцкому и Хасбулатову нельзя. Но, скорее, он просто не верил в способность этих людей власть удержать. Может быть, сказался опыт с ГКЧП. Как бы то ни было, в нужный момент генерал проявил стопроцентную лояльность. Ельцин его за это не отблагодарил, но и не забыл: хитрый «дед» понял, что генерала, несмотря на его грозный вид, вполне можно использовать. Так и вышло: в девяноста шестом генерал очень даже пригодился.

Впоследствии Лебедь всячески открещивался от крови защитников Белого дома: например, смело назвал генерала Евневича (активно участвовавшего в штурме) «палачом». Впрочем, любить Евневича Лебедю было не за что: тот занял место Лебедя на посту командующего 14-й армией.

Разумеется, этому предшествовала некая интрига. Отношения генерала со своим бывшим начальником Павлом Грачёвым, испортились донельзя. Несколько раз Грачёв пытался избавиться от генерала, отправив его в Чечню или в Таджикистан. Генерал дерзил: в отношении Таджикистана Лебедь сказал Грачеву, что не понимает, почему он должен «колотить одну половину таджиков по просьбе другой», добавив, что «они мне ничего плохого не делали». Министр обороны, разумеется, понимал, что это бунт — но просто выгнать строптивого подчинённого не мог. Однако, опытный бюрократ Грачёв таки переиграл генерала. В июне 1995 года Лебедь, крайне недовольный приказом о реорганизации 14-й армии (подготовленного в недрах Минобороны), швырнул на стол Ельцину рапорт об уходе в отставку. Ельцин поколебался, но отставку подписал.

Вряд ли Лебедь долго горевал по этому поводу: к тому времени он уже нырнул с головой в большую политику.

Русский ПиночетПравить

Судя по некоторым данным, к Лебедю начали присматриваться задолго до описываемых событий. Более того, есть некоторые основания думать, что это не Лебедь «сделал себя» на приднестровской теме, а был раскручен в качестве «спасителя».

Здесь мы сталкиваемся с интересным парадоксом. По всем своим данным, генерал идеально вписывался в «красное поле»: его брутальная физиономия и знаменитый рык, казалось бы, прекрасно гармонировали с тогдашней коммунно-патриотической эстетикой. Патриоты всех мастей Лебедя любили: когда в декабре 1992 года Александр Невзоров рассуждал в интервью, что хотел бы видеть Лебедя президентом России, он выражал вполне устоявшееся мнение. Правда, уже в 1993 прохановский «День» обвинил генерала в двуличии — из-за сомнительного поведения в приднестровской ситуации. Впоследствии такие обвинения станут общим местом. Тем не менее, вплоть до самого Хасавюрта патриоты будут любить генерала несмотря ни на что: слишком уж хорошо он соответствовал их представлениям о настоящем народном герое.

Гораздо интереснее то, что примерно в тот же период бравым генералом живо заинтересовались отечественные либералы гайдарочубайсовского разлива.

Интерес этот возник не на пустом месте. Он связан с одной чрезвычайно интимной стороной раннедемократической идеологии — а именно, с тайной (иногда, впрочем, прорывающейся в явь) любовью отечественных либералов к такой фигуре, как Пиночет.

Миф о Пиночете, тщательно взлелеянный нашими либералами, гласит примерно следующее. Нежная Чили погибала под гнётом краснопузой сволочи, погибала буквально — от бескормицы и товарного голода. При этом народ чрезвычайно развратился на дармовых социальных пособиях, и прочих социалистических штучках-дрючках. Великий генерал Пиночет, свергнувший правительство краснопузых, мало того что убил всякими разными способами «мульён народу» на известных стадионах, но ещё и железной рукой вернул чилийцев к тяжкому, но честному труду — разом прикончив все социальные гарантии, которые краснопузяки народу надавали. Страна прошла через тяжелейший кризис, но восстала из него очистившейся, и в качестве достойного вознаграждения получила офигительный экономический рост и всеобщее благоденствие. И вот бы нам такого молодца, как этот Пиночет, уж он бы навёл порядок. Как выражался (выражая тем самым всеобщее мнение) один наш записной либерал — «Ну, положил он там пару тысяч противников, — а вы как хотели? Зато получилась образцовая и процветающая страна, а у нас что?»

Эта «пара тысяч» многое объясняет. Во-первых, демократам банально мечталось поубивать своих политических противников (как и все интеллигентные люди, они ни в грош не ставили чужую жизнь). Во-вторых, в глубине души они всегда верили в то, что «дело прочно, когда под ним струится кровь»: Пиночет был для них интересен именно как палач собственного народа, точнее говоря, жрец, принёсший идолищу Рыночной Экономике достойную его, серьёзную, кровавую жертву. И в-третьих, но не в последних, их особенно грело то, что грозный Пиночет, как ребёнок, был во всём послушен «чикагским мальчикам», сгонопуздившим в результате чилийское экономическое чудо. Такая покорность идеально подходила под демократическую модель власти: запуганный до потери пульса народ, над ним диктатор с руками по локоть в крови, исправно выполняющий, в свою очередь приказы своих советников, «чёрных кардиналов» из числа «образованной публики». Которые, ни за что не отвечая, ведут доставшуюся им страну куда следует.

Одно время им казалось, что такого диктатора они нашли в Борисе Николаевиче, которого к тому же удалось развести на кровянку. Трудно сказать, вдохновлялись ли ельциноиды в девяносто третьем воспоминаниями о горящем дворце Ла Монеда, но нечто схожее в ситуациях было — правда, Альенде из Руцкого не вышло, да и Пиночет из Ельцина получился фиговатый. Следовало поискать кого-нибудь поугрёбищнее. Генерал вроде бы подходил по всем статьям.

Первая кровьПравить

По легенде, первое предложение Лебедю сделало экологическое движение «Кедр»: его фамилию хотели поставить во главе списка кандидатов в депутаты Думы. Дебют генерала в качестве «зелёного» тогда, правда, не состоялся: Лебедь был ещё при погонах, и баллотироваться ему запретили. Впоследствии Лебедь всё это отрицал: имидж «экологиста» был ему как-то совсем не пришей кобыле хвост.

В начале 1994 года в осведомленных кругах в Москве прошёл слушок о так называемом «плане Гусинского». Аналитики группы «Мост» пришли к выводу, что на ближайших президентских выборах ни Явлинскому, ни Ельцину (чей рейтинг уже тогда висел на полшестого) не светит победить возможного кандидата от коммуно-патриотической оппозиции. Единственная надежда — противопоставить коммуно-патриотам связку Лебедь-Явлинский: первый в качестве «нашего Пиночета», харизматического кандидата в президенты, второй на должность «чикагского мальчика» — в качестве премьер-министра и гаранта возобновления реформ. Трудно сказать, было ли это правдой. Тем не менее, медиа-империя Гусинского — телекомпания НТВ, газета «Сегодня», радиостанция «Эхо Москвы», «Московский комсомолец», и прочая и прочая — развернула кампанию «за Лебедя». И уже не Невзоров, а «золотое перо» МК, отмороженный «яблочник» и любимец демшизы, Александр Минкин, стал нажимать на то, что «народ доверяет только Лебедю и Явлинскому». Впоследствии любовь московских либералов к Лебедю будет только возрастать, достигнув своего апогея в статье ультралиберальной экономистки Пияшевой в журнале «Знамя», со знаменитым рефреном «Я жду Вас, Мой Генерал!».

Лебедь же не торопился: присматривался к обстановке, перебирал варианты, искал свою нишу. В апреле 1995 года Лебедь, наконец, сделал свой выбор, примкнул к новообразованному Конгрессу русских общин (КРО).

Первоначально КРО позиционировал себя в качестве проводника «русского национализма с человеческим лицом», и ориентировался на защиту интересов русского (скорее даже «русскоговорящего», чем этнически русского) населения в отделившихся от России «новых независимых государствах». Основатель КРО, Дмитрий Рогозин, видел в этом перспективу создания «международной русской партии» с потенциально неограниченной сферой влияния. Идея казалась золотой. Однако, выяснилось, что до международного масштаба надо ещё вырасти — а для начала необходимо набрать какой-то вес в самой России.

Осенью 1994 года Рогозин создал оргкомитет Российской организации КРО, председателем которого в январе 1995 года стал Юрий Скоков. Последний попытался придать движению «внеидеологический» характер, заманивая туда всех, кто хоть как-то умел произносить слова «русские интересы», не кривясь. В результате КРО превратилось в рыхлую организацию, в которой соединились русские националисты всех разновидностей, некоторое количество деятелей из «непримиримой оппозиции» (в том числе и коммунисты), известное число умеренных демократов, не нашедших себя в рядах демшизы, и так далее. На безрыбье и рак щука, не хватало только лебедя. Лебедь нашёлся.

Надо сказать, что в середине девяностых в приднестровском вопросе КРО держался просмирновской позиции (что было, в общем-то, логично), но в 1995 ориентация, конечно, сменилась. 8 апреля 1995 года Лебедь был избран членом Национального совета КРО, 28 апреля — заместителем председателя Национального совета КРО, в августе 1995 года — председателем правления Московского областного отделения КРО. После июньской отставки Лебедь окончательно отдался подготовке к предвыборной компании.

Провал КРО на выборах 1995 года был неожиданным и оглушительным. Практически все аналитики, занимавшиеся в то время прогнозом выборов, рисовали КРО не менее десяти процентов голосов избирателей. Тем не менее, Конгресс не смог преодолеть даже пятипроцентный барьер.

О причинах этого спорят до сих пор. Сам Лебедь настаивал на том, что одной из главных причин поражения был тот факт, что в избирательном списке его фамилия стояла не первой, а второй. Он имел основания так думать: в собственном мажоритарном округе в Туле он прошёл на ура. В Хакасии в Думу был избран его брат, Алексей Лебедь.

В январе 1996 г. съезд КРО единогласно выдвинул Лебедя кандидатом в президенты России. Однако, Лебедь окончательно поссорился со Скоковым. На майском съезде КРО Лебедь не присутствовал. У него уже были другие приоритеты: маленькая, но своя собственная организация, работающая только на него.

Третья силаПравить

К тому моменту политические приоритеты генерала окончательно определились. Отныне Лебедь начал подавать себя как «третью силу»: надежду людей, которых равно мутит и от беснующейся демшизы, и от угрюмых коммунопатриотов с красными знамёнами и иконами наперевес. Позиция казалась беспроигрышной: и те, и другие, и в самом деле порядком надоели. Беда была в том, что на голой отрицаловке можно было соорудить только махновщину: «бей белых, пока не покраснеют — бей красных, пока не побелеют». Отвлекаясь же от процесса безудержной критики и переходя к позитиву, существовали всего две возможности реализовать «третий путь»: продавать либеральную программу в патриотической оболочке, или патриотическую — в либеральной.

Надо сказать, что последнюю позицию пытался озвучивать Святослав Фёдоров, знаменитый хирург-офтальмолог, пошедший в политику, и пытавшийся проповедовать «социализм при галстуке», приемлемый для «чистой публики». Лебедь же избрал себе прямо противоположную роль — рыкающего либерала в мундире. Но оба они на одном поле, и в 1996 даже попытались было соорудить нечто вроде блока, взяв туда ешё и Явлинского. Разумеется, ничего из этого не вышло: амбиции каждого из кандидатов были абсолютными, никто не под кого не ложился. Сотрудничества не получилось.

2 июня 2000 года Святослав Фёдоров погиб — в вертолётной катастрофе. Вряд ли кому-то могло прийти в голову, что Лебедя ждёт та же участь…

В январе 1995 года создаётся офицерское объединение «Честь и Родина». Идеология движения проста и незатейлива — «за державу обидно», «всё у нас получится», и прочие гарантированности. Основной лозунг предвыборной компании — «Правда и Порядок». Ярких людей в движении нет: Лебедю очень не хочется, чтобы его свет опять кто-нибудь заслонил. Тем не менее, он устанавливает тесные отношения с глазьевской ДПР. Левый экономист, яркий критик «гайдарочубайщины», Глазьев не мог не влюбится в генерала, говорящего правильные вещи правильным голосом. При этом Лебедь был уже очень далёк от Глазьева идеологически: сотрудничая с ним «по надобности», он приблизил к себе (фактически, сделал своим советником в области экономики) Виталия Найшуля, суперрыночника и либерала гайдаровского типа, большого поклонника и пропагандиста чилийского опыта. В результате, лебедевская экономическая платформа выглядели диковато: социализм и ультралиберализм в одном флаконе. Как уживались при этом социалистический рак и либеральная щука, ведомо только им самим. Избиратель, впрочем, программ не читал, а читатели находили себе близкое и на том успокаивались, воспринимая противоположные по смыслу высказывания как пропаганду. Тактика Труффальдино из Бергамо, разумеется, требовала известной ловкости: Лебедь активничает, раздаёт интервью, покрывая противоречия в платформе армейскими шуточками.

При всём том, «рогозинское» КРО всё-таки поддерживало Лебедя. По слухам, три четверти мощностей региональных структур КРО работали на избирательную компанию генерала.

Голосуй или проиграешьПравить

Выборы 1996 года были, конечно, чудовищным фарсом. Все мы помним гнусное «Голосуй или проиграешь», антикоммунистическую истерию, Ельцина, накачанного лекарствами, лихо отплясывающего на татарском национальном празднике что-то несусветное, сервилизм, истерику, сопли, коробки с деньгами, всю эту вальпургиеву ночь демократии. При этом всем было понятно, что «Ельцин власть не отдаст», вопрос состоял только в том, сумеет ли он оформить это прилично («победив» на выборах) или (как советовал генерал Коржаков) попросту смахнув с доски все фигуры и отменив демократию до лучших времён. Первый вариант, при всей его несусветной затратности, был куда более приемлем идеологически. К тому же при втором варианте Ельцин оказывался заложником в руках тех, кто возьмёт на себя техническую работу по ликвидации «выборных институтов». Не то чтобы это было совсем неприемлемо для основных игроков: как уже было сказано, наши демократы тосковали по диктатуре. Просто они не были уверены, что это будет непременно их диктатура.

16 июня 1996 года состоялся первый тур президентских выборов. Генерал Лебедь набрал 14,7 % голосов избирателей, заняв третье место. 17 июня 1996 Лебедь публично принял предложение Президента занять пост секретаря Совета Безопасности РФ, вместо Олега Лобова, переведенного на должность первого вице-премьера. После чего снял свою кандидатуру, тем самым передав свои голоса Ельцину.

Впоследствии Лебедя неоднократно обвиняли в торговле голосами избирателей, от чего он неизменно открещивался, напоминая, что, «сделав свой выбор», он ни разу публично не призвал своих избирателей последовать его примеру.

Следует, однако, задуматься, почему Ельцин позволил ему промолчать, подарив ему тем самым отмазку на будущее.

Веймарский вариантПравить

Теперь уже всем ясно, что на момент выборов Ельцин уже задумывался о том, что с ним будет, когда он лишится своего кресла. То, что это произойдёт при любом раскладе, было ясно. Приемлемый вариант самосохранения был один: посадить на своё место преемника, который сможет гарантировать Ельцину и его семье спокойную жизнь, отсутствие преследований, и даже сохранить рычаги влияния на политическую жизнь страны. Опыт с Лебедем и был первой попыткой отыскать такого преемника — а заодно и отработкой механизма передачи власти.

Ближайшей аналогией для подобной операции была, как ни странно, процедура прихода к власти Гитлера. Не надо бояться этого имени: речь идёт только о модели действий. Престарелый президент назначает рейхсканцлером (премьер-министром) молодого, энергичного политика, собравшего богатый урожай голосов на выборах. Который в кризисный момент принимает на себя всю полноту власти, и ликвидирует Веймарскую республику. При этом траектория движения такова: выборы — «технический пост» — создание параллельных структур власти в рамках существующей политической машины — кризис, сопровождающийся окончательной дискредитацией старых политических институтов — ликвидация старой политической системы.

В рамках российской политической системы было всего два выделенных поста, с которых мог начаться этот процесс: место премьера (увы, занятое незаменимым Черномырдиным), и очень специфическая должность секретаря Совета Безопасности. Совбез был создан в 1992 году как типичная декорация, с филькиными правами «совещательного органа при Президенте». Однако же, условием принятия Лебедем новых должностей было расширение полномочий СБ по координации деятельности «силовых ведомств». Полномочия, которыми предполагалось наделить секретаря СБ, фактически являлись вице-президентскими. СБ, в свою очередь, превращался в особый координирующий орган, ответственный за силовые и стратегические направления, то есть, фактически, как орган управления в чрезвычайных ситуациях (или «чрезвычайными ситуациями» — что в условиях системного кризиса может означать «всем вообще»).

Тогда же Ельцин впервые завёл публичные разговоры о своём преемнике, явно указав на генерала.

18 июня 1996 г. указом президента РФ Бориса Ельцина Александр Лебедь был назначен секретарем Совета безопасности и помощником президента РФ по национальной безопасности. При назначении кто-то пошутил, что слово «секретарь» требует прилагательного «генеральный». Во всякой шутке, как известно, есть доля шутки. От генерала зависело свести эту долю до нуля.

Лебедь занимал должность секретаря Совбеза четыре месяца. Это был его звёздный час как политика федерального масштаба.

ХасавюртПравить

Теперь-то (то есть когда крепкий задний ум получил своё слово) понятно, что генерал с самого начала поставил себя неправильно. Решив, что шапка Мономаха у него в кармане, Лебедь повёл себя как наследник престола. В день назначения Лебедя был снят с должности министр обороны Грачев. Вечером Лебедь сообщил, что предотвратил попытку «кругов, близких к бывшему министру обороны» организовать после снятия Грачева «ГКЧП номер 3», и, сдвинув брови, рычал, что «любая попытка государственного переворота будет пресечена».

Известно, что разговоры о «готовящемся перевороте» и «спасении отечества» обычно кончаются тем, что спаситель совершает переворот сам — не дожидаясь, пока это сделают плохие парни. Для этого достаточно вспомнить историю Рима — или, если угодно, любого другого государства с длинной историей: подобные эпизоды являются скорее правилом. Однако, Лебедь поторопился. Ельцин, наблюдая прыть преемника, решил, что генералу нужен противовес. Параллельно с Советом Безопасности при Президенте был создан Совет обороны РФ (кремлёвские остряки тут же добавили «…обороны от Лебедя»), секретарем которого стал предшественник Лебедя на посту помощника Президента по нацбезопасности Батурин.

В ночь на 20 июня произошёл известный инцидент с выносом зелёной наличности в коробке из-под ксерокса. На следующее утро были сняты с должностей А. В. Коржаков, М. И. Барсуков и О. Н. Сосковец. Тут же началась охота на ведьм: Чубайс заявил на пресс-конференции, что «если кому-то из уволенных придет безумная мысль использовать силу, то она будет подавлена одним движением мизинца генерала Лебедя»… В дальнейшем Лебедь всячески отрицал свою роль в этих событиях, назвав всё происходившее «фарсом», а с Коржаковым дружил и сотрудничал.

Впоследствии дух чрезвычайщины и «спасения отечества» так и витал над Совбезом. Лебедь всё время с кем-то ругался, кого-то в чём-то обвинял, кому-то угрожал. Под горячую лапу генерала однажды попали какие-то мормоны — малораспространённая в России, но разрешённая в Америке секта. Американцы возбухли. Лебедю пришлось извиняться.

Но самым запоминающимся деянием Лебедя на посту председателя Совбеза был, конечно, знаменитый договор с чеченскими сепаратистами, подписанный в малоизвестном дагестанском селе.

Брестский мирПравить

Мнение о чеченской войне у генерала было вполне однозначным. Ещё в мохнатом девяноста четвёртом он назвал ввод войск в республику «дурью и глупостью», и заявил, что военнослужащие 14-й армии «ни при каких обстоятельствах» не будут участвовать в военных действиях в Чечне. На вопрос о возможности перейти в руководство министерства обороны и возглавить операцию на Северном Кавказе Лебедь ответил, что «если разговор идет о выводе российских войск из Чечни, то я готов эту операцию возглавить». Лебедь неизменно восхищался мужеством и стойкостью вайнахского народа, «сражающегося за свою независимость». При этом он со столь же неизменным отвращением высказывался в адрес московских покровителей чеченцев — например, Березовского, которого Лебедь поэтично называл «апофеозом мерзости», и постоянно обвинял в развязывании и финансировании войны. Березовский, впрочем, не обиделся. В дальнейшем Лебедя неоднократно обвиняли в сотрудничестве с «берёзой».

Замечен он был и в более жёстких высказываниях. Так, 3 апреля 1996 года Лебедь выступил в «Независимой газете» со статьей «Игры на крови», осуждающей политику властей в Чечне. Лебедь, как обычно, назвал начало войны ошибкой, но при этом осудил переговоры с «бандитом и террористом Дудаевым» как капитулянтство. «Конечно, надо ликвидировать вдохновителей и организаторов терроризма и персонально — Дудаева, Басаева, Масхадова. Если для мусульманина смерть от рук неверных — счастье, он сразу попадает к Аллаху в Рай, и уж если делать Дудаеву подарок — то только этот», писал генерал. Тем не менее, с чеченцами у него всегда оставались неплохие отношения.

Странное состояние «полупобеды», когда федеральные войска контролировали большую часть чеченской территории, но конца войне было не видно, всем казалось временным. Незадолго до Хасавюрта Лебедь высказался так: «Существование анклава, население которого всем сердцем ненавидит так называемую собственную страну, презирает ее законы и не платит налоги, — безумие.» При этом он трезво оценивал перспективы «замирения», сводящегося к потоку денежных подачек: «В Чечне уже пропали 7 триллионов рублей, еще 16 должны быть «инвестированы» таким же образом… Чечня должна быть независимой. От российского бюджета.» (Эту максиму не худо бы почаще вспоминать и сейчас.) Но чисто военное решение вопроса он считал невозможным — из Тбилиси и Тирасполя он вынес твёрдое убеждение, что «народ победить нельзя», даже если народ кругом неправ. В интервью газете «Фигаро» Лебедь высказывался на эту тему так: «Любой народ, которому объявили войну, поднимается на борьбу и готов воевать 24 часа в сутки. Армия Наполеона была разбита русскими крестьянами, армия Гитлера также проиграла тотальную войну, проиграли ее американцы во Вьетнаме и мы в Афганистане.» Так что успешный штурм Грозного войсками сепаратистов был воспринят Лебедем без особого удивления: происходящее хорошо укладывалось в его представления.

Прежде чем приступить к дальнейшему, следует сказать ещё несколько слов «по оргмоменту». Назначенный под давлением Лебедя новый министр обороны, генерал Игорь Родионов, опытный военный с блестящей репутацией, был полностью зависим от секретаря Совбеза, который взял в свои руки решение всех вопросов, включая кадровый (15 июля Лебедь был назначен председателем комиссии по высшим воинским должностям и высшим специальным званиям). Поэтому Лебедь мог с полным правом сказать в телеинтевью знаменитую фразу: «Должность министра обороны мне не нужна. Я ее уже перерос». При этом сам Лебедь армию не баловал вниманием, в том числе и чеченскую ОГВ. Не потому, что не уважал, скорее — считал, что уж что-что, а здесь он всё знает.

10 августа 1996, на четвертый день после взятия сепаратистами Грозного, Лебедь был назначен полномочным представителем Президента РФ в Чечне. 14 августа был издан еще один указ (неопубликованный), дающий представителю Президента в Чечне дополнительные полномочия, в том числе, право давать поручения федеральным органам исполнительной власти по вопросам чеченского урегулирования, а также какие-то не права административного плана в отношении чиновников до уровня замминистра.

14 августа Лебедь договорился с Масхадовым о прекращении огня. В тот же день был оглашён ультиматум командующего группировкой российских войск Пуликовского, который потребовал от сепаратистов за двое суток очистить город, угрожая бомбардировками и штурмом. Угроза была не пустая: сепаратисты были уверены, что Пуликовский поднимет войска, и, скорее всего, своего добьётся. Вся чеченская клака в Москве и на Западе дружно взвыла. Быстро последовала вторая договорённость с Лебедем, о разводе войск и передаче контроля над Грозным неким «совместным патрулям» — а, главное, о том, что штурма не будет. Военная победа чеченцев стала фактом, признанным de jure.

Теперь всё зависело от реакции Президента. Какие бы инструкции не давал Лебедю Ельцин, он всегда мог откреститься от них, переложив ответственность на исполнителя. Лебедь это прекрасно знал, но, по своему обыкновению, взял всё на себя — грудь в крестах или голова в кустах. Окрика из Москвы не последовало, и Лебедь распушил перья. Через неделю после назначения полномочным представителем, на открытой на пресс-конференции, посвященной итогам своей поездки в Чечню, Лебедь потребовал от Ельцина снять с должности министра внутренних дел Куликова, и передать командование группировкой федеральных войск в Чечне ему, Лебедю. Ельцин, верный своей системе «сдержек и противовесов», решил, что генерал зарвался, и Куликова на месте оставил.

31 августа 1996 года Лебедь подписал с Масхадовым в селе Хасавюрт соглашение о прекращении военных действий на территории Чечни. Интересно, что при сём присутствовал (и, видимо, приглядывал за процессом) глава Группы Содействия ОБСЕ в Чеченской Республике Гульдиманн.

Опубликованный текст знаменитых соглашений — это два листочка бумаги, из которых один — преамбула. Сутью соглашений являются несколько строк на втором листке. Воспроизведём их полностью:

Принципы определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской РеспубликойПравить

  1. Соглашение об основах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой, определяемых в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, должно быть достигнуто до 31 декабря 2001 года.
  2. Не позднее 1 октября 1996 года формируется Объединенная комиссия из представителей органов государственной власти Российской Федерации и Чеченской Республики, задачами которой являются:
    • осуществление контроля за исполнением Указа Президента Российской Федерации от 25 июня 1996 года N 985 и подготовка предложений по завершению вывода войск;
    • подготовка согласованных мероприятий по борьбе с преступностью, терроризмом и проявлениями национальной и религиозной вражды и контроль за их исполнением;
    • подготовка предложений по восстановлению валютно-финансовых и бюджетных взаимоотношений;
    • подготовка и внесение в правительство Российской Федерации программ восстановления социально-экономического комплекса Чеченской Республики;
    • контроль за согласованным взаимодействием органов государственной власти и иных заинтересованных организаций при обеспечении населения продовольствием и медикаментами.
  3. Законодательство Чеченской Республики основывается на соблюдении прав человека и гражданина, праве народов на самоопределение, принципах равноправия народов, обеспечения гражданского мира, межнационального согласия и безопасности проживающих на территории Чеченской Республики граждан независимо от национальной принадлежности, вероисповедания и иных различий.
  4. Объединенная комиссия завершает свою работу по взаимной договоренности.

Переводя с дипломатического языка на человеческий, Хасавюрт означал фактическое признание Чечни «субъектом международного права» (читай — независимым государством). Это означало капитуляцию России перед Чечнёй. Признание этого факта де юре было отложено до 31 декабря 2001 года — видимо, чтобы подсластить пилюлю. Далее шла речь о выводе войск и выплате контрибуции — деньгами (это называлось «программами восстановления») и вещами («продовольствие и медикаменты», обеспечиваться которыми чеченцы были намерены за счёт побеждённых). Пункт третий был нужен для отмазки от ОБСЕ: чеченцы никогда не скрывали своего творческого отношения к «принципам равноправия народов», и даже не пытались сделать вывод, что считают русских людьми. Однако, для просвещённой европейской публики было достаточно вежливого жеста в сторону «равноправия народов», чтобы не обращать внимание на всё остальное.

Понимал ли Лебедь, что он делает? Разумеется, да. Понимал он и то, что навсегда потерял симпатии той среды, из которой вышел — военных. Впоследствии генерал Трошев в своих мемуарах суммировал эти настроения так: «Ныне не только мне, но и абсолютному большинству армейских офицеров стыдно, что этот генерал — наш бывший сослуживец. Никто не нанес вреда Вооруженным Силам больше, чем Лебедь.» Патриотические силы, до последнего верившие, что Лебедь одумается и возглавит «последний поход на Москву», отвернулись от генерала-предателя. Новых же друзей у него не прибавилось: в демлагере всё было занято, места для генерала не было… Лебедь знал, на что идёт. И впоследствии генерал никогда не признавал Хасавюрт ошибкой.

Лебедь, однако, искренне полагал, что, подписывая капитуляцию России перед головорезами, он спасает государство, даёт ему необходимую передышку — как Ленин, подписывающий «похабный» Брестский мир.

Лебедь был убеждён (и не без оснований), что массы разложены и деморализованы. При этом антигосударственная пропагандистская машина работала на таких оборотах, и настолько запугала население, что лозунг «мир любой ценой» мог оказаться в какой-то момент массово востребован. Так отчасти и вышло: первый же крупный успех сепаратистов вызвал настоящую массовую истерику. Вопрос был в том, насколько деморализованы при этом войска. Лебедь решил, что войска надо выводить срочно, пока не посыпался фронт. То есть, Хасавюрт был типичным «решением полевого хирурга» — пилить ногу, чтобы спасти жизнь. То, что он может ошибиться в диагнозе, Лебедь не допускал.

Операция, однако, не принесла облегчения — в том числе и военным. Войска начали выводить зимой — буквально в чисто поле, на декабрьский снежок с позёмочкой, в неотапливаемые палата — без воды, без тепла, без горячей еды. О моральном состоянии частей лучше было вообще не говорить: российская армия была унижена и опозорена, как никогда в русской истории. В тот момент казалось, что это навсегда. Альфред Кох имел все основания язвить по поводу того, что российские ракеты и самолёты абсолютно никому не страшны: «в случае чего» прилетит один натовский взвод и просто-напросто отберёт у русских все опасные игрушки…

Впоследствии Лебедь попытается сделать что-то конструктивное на чеченском направлении. В июне 1998 года он, пользуясь своими связями в Чечне, организует Миротворческую миссию на Северном Кавказе, занимающуюся в основном вызволением из чеченского плена российских солдат. К началу 2001 года на счету миссии было 168 освобождённых. Это была единственная чеченская инициатива генерала, не вызвавшая никакой критики.

«Русский легион»Править

После Хасавюрта положение Лебедя ухудшилось. Нажив себе врага в лице Куликова, Лебедь поссорился и со «своим» Родионовым. Генерал попытался компенсировать это активной работой на публику: съездил в Минск к Лукашенко, отказался от поездке в Страсбург (где Россию собирались в очередной раз таскать мордой по тёрке за Чечню). 25 сентября Лебедь освободил место в Думе — «в связи с поступлением на государственную службу», после чего поучаствовал в предвыборной компании Коржакова, на это место нацелившегося. 26 сентября Лебедь сказал на пресс-конференции: «Коржаков — патриот своей страны, и я не исключаю альянса с ним. Уголовных дел за ним не числится».

Развязка, однако, приближалась. 15 октября 1996 года на слушаниях в Государственной Думе РФ по чеченскому вопросу Лебедь публично назвал Куликова ответственным за сдачу Грозного. В тот же день на военном совете ВДВ Лебедь выступил против инициативы Родионова по переподчинению частей ВДВ командующим военных округов, заявив, что это «граничит с преступлением». Это переполнило чашу терпения Куликова, и он решил сыграть в ту же игру, что и Лебедь в начале своей карьеры — а именно, обвинить того в «подготовке переворота».

16 октября 1996 Куликов публично обвинил Лебедя в стремлении захватить власть вооруженным путем. По словам Куликова, еще в августе Лебедь направил силовым министрам для обсуждения предложение создать некий «Русский легион» численностью в 50 тысяч человек, с прямым подчинением секретарю Совета Безопасности. По словам Куликова, пресловутый «Легион» должен был заниматься тайными операциями, совершать политические убийства, и вообще творить кровавый ужас. Этим планам якобы воспротивились Министр обороны Родионов и сам Куликов. Среди обвинений в адрес Лебедя было и то, что «чеченцы обещали Лебедю полторы тысячи боевиков для прихода к власти в Москве».

Разумеется, этому мало кто поверил. Но расчёт Куликова был точен: скандал такого уровня замять уже было невозможно. Ельцин должен был как-то отреагировать. Вариантов было всего два: или отправлять в отставку всех врагов Лебедя (то есть оголить всю верхушку власти), или всё же избавиться от слишком прыткого «принца». Ельцин к тому времени стал тяготиться Лебедем: буйный преемник его раздражал. 17 октября 1996 Лебедь был снят с постов секретаря Совета безопасности РФ и помощника по национальной безопасности при Президенте РФ. Борис Николаевич озвучил и подписал указ о снятии Лебедя в прямом эфире. Мотивировал он свое решение тем, что Лебедь не научился работать без ссор с другими руководителями, занимается «предвыборной гонкой» за 4 года до выборов, а также участвует в предвыборной кампании в Думу отставленного генерала Коржакова (на эту тему была произнесена знаменитая фраза — «Как тот, понимаешь, такой же, так и этот. Два генерала»).

Лебедь, уходя, пообещал с Куликовым сквитаться за клевету. В 1997 году состоялись 3 судебных процесса о защите чести и достоинства по поводу взаимных обвинений Лебедя и Куликова. Во всех трех процессах слухи, распускаемые Лебедем и Куликовым друг о друге признаны не соответствующими действительности. В результате Лебедь проиграл 1 рубль, выиграл 1 рубль, и проиграл 5 миллионов рублей.

Охота на БыковаПравить

В течение года Лебедь, что называется, «находился в состоянии поиска». Попробовал было заняться партстроительством: создать на базе «Чести и Родины» партию. Учредительный съезд состоялся 14 марта 1997 года. Новорожденную назвали «Российской народно-республиканской партией». Идея была интересная, и поначалу даже успешная: по заявлениям штаба, к концу 1997 года в РНРП было зарегистрировано более 28 тысяч членов и 1080 первичных организаций практически во всех субъектах Российской Федерации. Появились планы создания «лебедевского комсомола» — молодёжной организации (осенью 1998 года было создано молодёжное движение «Лебедь»).

Увы, довольно быстро выяснилось, что подобная стратегия плоха в качестве краткосрочной: партия явно не успевала «подняться» до двухтысячного года. Лебедь остывает к своему детищу: его цель — президентские выборы. Впоследствии и партия, и движение, расскандалились и разругались.

К тому моменту генерал уже понимает, что в России установилась система, при которой серьёзным кандидатом на первое место может считаться только человек, уже обладающий какой-то властью — премьер, губернатор, мэр большого города, но никак не «тютька» без должности. После некоторых колебаний Лебедь присмотрел себе место: губернатор Красноярского края. Осталось только выиграть выборы, сесть в кресло, и досидеть в нём до двухтысячного года. Желательно — прославив себя при этом, или хотя бы не запятнав репутацию.

Надо сказать, что красноярцы выбрали Лебедя, не особенно надеясь на какие-то улучшения. Опросы общественного мнения, проводимые перед выборами, неизменно показывали, что от «москвича» ничего хорошего не ждут. Тем не менее, за него проголосовали. Как выразился в проводившемся тогда уличном опросе один местный житель, «надо же дать ему попробовать». Смутное ощущение какого-то долга перед генералом, который всю жизнь пытался сделать как лучше, и которому всё время не хватало шанса, и в самом деле сыграло свою роль.

Раскладка сил в крае была для Лебедя выгодной: действующий губернатор Валерий Зубов был не очень-то популярен. Правда, он располагал немалыми ресурсами — во всяком случае, во время предвыборной компании в край приехала Алла Борисовна Пугачёва, чтобы поддержать его кандидатуру. Лебедь, впрочем, отстрелялся Аланом Делоном: визит французской кинозвезды в Красноярск даже стал на какое-то время всероссийской сенсацией.

Впрочем, была ли польза от Алана Делона — вопрос спорный. Гораздо важнее было то, что поддержку генералу оказал первый человек в области, глава Красноярского алюминиевого завода Анатолий Быков — тоже в высшей степени яркая личность.

Напомним основные факты. Бывший учитель физкультуры из города Назарово Анатолий Петрович Быков, в дальнейшем — «канкретный пасан», поднялся на алюминии. Красноярский алюминиевый завод, второй по величине в России, тогда контролировали знаменитые братья Чёрные, с которыми Быков сначала сотрудничал (скупая для них КрАЗовские акции), а потом поссорился — как это у них обычно бывает, из-за денег. И выкинул братьев с завода навсегда.

Последовавшие за сим события вполне легендарны: рассказывают чуть ли не о самолётах, набитых московскими киллерами, которые, однако, так и не смогли убрать Анатолия Петровича. Напротив, это он успешно расправился с подосланными убийцами, а также замочил практически всех своих уголовных конкурентов, тем самым зачистив город «под себя». Ему приписывают даже конфликт со всесильным Чубайсом, на которого он якобы наехал из-за Красноярской ГЭС. При этом он старается конвертировать свою власть в любовь народную: он щедро занимается благотворительностью: содержит школы, больницы, основывает детский дом.

1997 год ознаменовался триумфом Быкова. Он становится председателем совета директоров КрАЗа и побеждает на выборах в Законодательное собрание, постепенно прибирая к рукам край. Губернатор Зубов ссорится с Быковым, опасаясь появления параллельной структуры власти. Тогда Быков принимает решение переменить власть в крае, и поддерживает Лебедя. Во время выборов они всё время появляются вместе, и всячески демонстрируют друг другу своё расположение. Впоследствии, когда Быков и Лебедь становятся непримиримыми врагами, генерал, отвечая на вопросы по поводу альянса с Быковым, простодушно говорил: «Это была военная хитрость… Мне надо было проникнуть в край».

Непонятки между бывшими союзниками началась по вине Быкова. Тот, устав ждать от Лебедя благодарности (в виде передачи ему основных ресурсов края), начал делать намёки: например, публично поносить окружение губернатора. Дальше — больше: на сессии Законодательного собрания Быков предложил направить в Счетную палату РФ заявление о проверке финансово-хозяйственной деятельности краевой администрации. Повод был избран беспроигрышный: ставился вопрос о финансировании еженедельных полётов в Москву чиновников из ближайшего окружения губернатора. В ответ генерал публично обложил авторитета тяжёлым матом.

Дальше — больше. В январе 1999 года Лебедь заявил: «Я абсолютно сознательно пошел в губернаторы, чтобы пройти эту школу. Поставил перед собой задачу — решать все проблемы правовыми, так сказать, демократическими методами. А вот когда пойму, что этим ничего не добьешься, тогда начну крушить.»

Долго ждать благоприятного момента для начала сокрушения Лебедь не стал. Девятого февраля в Красноярск прилетает замминистра внутренних дел Владимир Колесников — в ранге спецуполномоченного секретаря совбеза. Через неделю в Красноярске находились уже комиссии МВД, ФСБ, СБ и Генпрокуратуры. Колесников сообщил, что комиссия намерена поднять все совершенные в крае за последние 15 лет нераскрытые убийства, а также убийства в Москве и Московской области, каким-либо образом связанные с экономикой Красноярского края. В середине марта начались первые аресты. Восьмого апреля Колесников объявил, что против Быкова возбуждено и расследуется уголовное дело по обвинению в отмывании денег. Быкова в Красноярске нет: он находится на лечении за рубежом. Добром он оттуда возвращаться не пожелал. Пришлось задействовать международные связи. В октябре девяноста девятого Быков задержан венгерскими властями, а через несколько месяцев выдан России. В результате Быков оказался в Лефортово.

Это был первый крупный криминальный авторитет подобного масштаба, который таки сел в российскую тюрьму.

Казалось бы, одно это должно было бы поднять рейтинг губернатора на недосягаемую высоту: убеждённость в том, что вор должен сидеть в тюрьме, ибо ему там самое место, никогда не умирала в русском народе. Однако, дело обернулось куда сложнее. Быков хорошо владел искусством создания себе репутации робингуда. А после того, как он попал в Лефортово, он стал еще и мучеником. Впоследствии, на местных парламентских выборах Анатолий Быков был вновь избран депутатом краевого парламента, и даже сумел провести в Законодательное собрание края свой блок (он был вторым по численности, лебедевцы заняли малопочётное третье место).

В дальнейшем борьба велась с переменным успехом, но факт остаётся фактом: даже сидя в тюрьме, Быков продолжал «решать вопросы» на краевом уровне. Нейтрализовать его влияние Лебедю так и не удалось. Последним актом борьбы с Быковым стало письмо Лебедя Президенту с просьбой взять дело Быкова под свой контроль, с жалобами на коррупцию в московских судах и прочие безобразия. Но всё это было «гораздо потом», когда Лебедь окончательно увяз в красноярских делах.

ТриумвиратПравить

Меж тем, подоспела очередная предвыборная страда: в 2000 году ожидались парламентские выборы, в 2001 — президентские. Напомним раскладку сил на тот момент. После августовского кризиса 1998 года и снятия Кириенко с поста премьера, Дума была полна решимости посадить на это место кого угодно, но только не Черномырдина. В другое время депутатов ещё можно было как-то напугать, но тогда настроения были вполне апокалиптические. Григорий Явлинский почти наобум предложил кандидатуру Примакова — и ошалевшие депутаты всех мастей проголосовали за него. Примаков, вместо того, чтобы публично агонизировать, взялся за дело, и через некоторое время Россия с удивлением заметила, что ещё жива. Далее последовали известные события в Югославии, поднявшие рейтинг премьера на недосягаемую высоту.

В течении зимы 1998—1999 годов Лебедь завязывает тесные отношения с премьером. Поворотным пунктом стала личная встреча Примакова и Лебедя 17 января 1999 года, после которой Лебедь на пресс-конференции публично поддержал все начинания Примакова, а себя объявил политическим союзником премьера. 5 февраля Лебедь заявил, что действия правительства Примакова по наведению порядка в экономике — это попытка предотвратить хаос, который может обрушиться на Россию, и поднимает тему борьбы с криминалом. В дальнейшем эта тема становится для него одной из основных. По сути дела — предвыборной.

Здесь опять же придётся говорить о несостоявшихся альтернативах. На момент примаковского премьерства всем казалось, что имя будущего Президента России уже известно: это будет Евгений Максимович. Серьёзным конкурентом ему мог выступить только один человек — московский мэр, уже вложивший огромные средства в свою компанию. Однако, в случае объединения сил тандем Примаков-Лужков оказывался несокрушимым. При этом репутация Примакова как блестящего политика и успешного макроэкономиста, и репутация Лужкова как крепкого хозяйственника, сумевшего превратить Москву в образцовый капиталистической город, начинали работать друг на друга: один прикрывал собой слабые места другого. Третьим элементом, явно просящимся в эту конструкцию, был Лебедь, с его брутальным обликом, энергией, и готовностью крушить криминал. Идейно все три персонажа тоже были совместимы, как стороны треугольника: «возвращение России статуса великой державы» (Примаков) — «подъём экономики, пересмотр итогов передела собственности» (Лужков) — «борьба с криминалитетом» (Лебедь) — прекрасно смотрелись в качестве единой программы умеренно-патриотического центра.

Как Ельцин всё-таки переиграл эту сверхвыигрышную комбинацию, мы все хорошо помним. Лебедь, надо отдать ему должное, понял это раньше других. Триумвариата не состоялось. Дружба с Примаковым осталась нереализованной возможностью: на осенние думские выборы Лебедь решил не идти. На вопрос — «почему», он неизменно отвечал язвительными замечаниями по поводу никчёмности и бессмысленности думской работы («мы ничего не сможем сделать, кроме как разделить с Думой позор исторической бессмысленности»). Возможно, он был искренен: к тому моменту генерал окончательно разочаровался в представительной демократии. По поводу же президентских выборов он выдавал делал мрачные прогнозы типа: «В стране разворачивается война, которая по своим масштабам превзойдет чеченскую кампанию 1994—1996 годов. Тут впору спрашивать, не собираюсь ли я стать полевым командиром».

К Путину Лебедь отнёсся, мягко говоря, без симпатий, что и неудивительно: какие могут быть симпатии к удачливому сопернику? Лебедь поддерживал и озвучивал «березовскую» версию о взрывах московских домов, и абсолютно не допускал, что российские войска способны успешно воевать с «отважными вайнахами». До самого последнего времени был убеждён, что Хасавюрт был «меньшим злом», что подписание новой капитуляции неизбежно, что его «ещё позовут разгребать это дерьмо». Защищал НТВ, и говорил об «угрозе свободы слова».

Тем не менее, он всё же смог примириться с ситуацией, когда стало ясно, что Красноярский край для него отныне — всерьёз и надолго.

Осень патриархаПравить

В начале 2001 года, в очередном интервью, Лебедь сказал: «Я двадцать шесть лет своей жизни посвятил тому, чтобы научится разрушать. У меня это, видимо, здорово получилось, иначе за что Родина меня утыкала орденами?! Теперь я получаю большое удовольствие от созидания». Судя по всему, он и в самом деле решил заняться «конструктивом» — то есть сделать что-то реальное, что можно было бы предъявить не только современникам, но и потомкам. Для этого пришлось менять тактику: научиться выигрывать «по очкам» там, где оказывался невозможным лихой кавалерийский наскок.

Споры о политическом наследии генерала будут, видимо, продолжаться ещё долго: так или иначе, следующего губернатора края будут сравнивать с Лебедем. Недостатки его стиля ясны всем: Лебедь суетился, стремительно принимал и отменял решения, менял команды, как перчатки. Замы, начальники управлений, не говоря о «всяких прочих», менялись по нескольку раз в год. Кадровая чехарда не способствовала стабильности. Последний раз он уволил двенадцать своих замов в январе этого года. Тем не менее, именно при Лебеде был проведён первый в России эксперимент по набору административной команды на конкурсной основе.

Лебедю «шили» и другие традиционные губернаторские грехи — например, «зажим свободы прессы». Сейчас говорят, что при Лебеде не пострадало оппозиционное средство массовой информации. На самом деле всё было сложнее: была и война с газетой «Красноярский рабочий», и попытка создания «единого информационного пространства». Однако, в этом вопросе Лебедь не делал ничего такого, что не делали бы — на более высоком уровне — федеральные власти, зачищая эфир и печатные листы. Можно даже сказать, что генерал оказался куда более терпимым, чем большинство его коллег по должности, предпочитающих справляться с оппонентами без лишнего шума.

Всплывало и обвинение в предательстве местных интересов: пошли разговоры о том, что команда Лебедя «уводит собственность за пределы края». Связи Лебедя с разного рода структурами федерального уровня действительно были весьма тесными (как, впрочем, и у любого другого губернатора). Последней историей на эту тему был скандал с дополнительной эмиссией акций КрАЗа, в результате которой небезызвестный «Русский алюминий» увеличил свою долю 95 %, став фактически единоличным собственником комбината. Пострадали ли от этого интересы края? Трудно сказать… Но отношения с местной бизнес-элитой были в очередной раз испорчены.

Кроме пресловутого Быкова, другим опасным врагом Лебедя стал глава краевого законодательного собрания Александр Усс. В отличие от уголовника Быкова, Усс, дипломированный юрист и бывший глава правового управления края, предпочитал действовать легальными методами. Во время пресловутых парламентских выборов, закончившихся поражением Лебедя, именно блок Усса занял первое место. По слухам, во время мартовского визита Владимира Путина в Норильск Усс пытался подсунуть ему систематизированный местными силовиками компромат на Лебедя. Говорят, что Путин, не по-чекистски брезгливо относящийся к доносам, папку не взял, порекомендовав слишком расторопному юристу обратиться в Генпрокуратуру…

В начале своего губернаторского срока Лебедь заигрывал с «регионалистскими» (читай — сепаратистскими) настроениями. Тем не менее, занявшись работой, он понял, что запутанная административная структура края связывает ему руки. Автономные Эвенкийский и Таймырский округа фактически не подчинялись краю. К тому же существовал особый статус Норильска, находящегося на территории Таймыра, но подчинённого краевым властям. При этом «Норникель» является одним из основных источников бюджетных поступлений.

В феврале 2002 года Лебедь нажил себе нового врага: Леонида Рокецкого, представляющего в Совете Федерации Таймыр. В марте состоялся городской референдум, где почти сто процентов жителей города высказались за выход города из состава Красноярского края. Лебедь, однако, не побоялся «пойти против воли народа», объявив референдум незаконным. И предложив убедительную альтернативу — создание единого субъекта федерации, объединяющего Красноярский край, Эвенкию и Таймырский автономный округ.

После мартовского визита Путина в Красноярск Лебедь заявлял, что президент поручил ему объединение края. Москва поспешила от этого откреститься, что и понятно: есть вещи, которые нужно делать молча. Генерал, однако, не отступился: в начале апреля Лебедь заключил союз с таймырским губернатором Хлопониным на предмет создания коалиционного правительства.

Прерванный полётПравить

Солнечным утром 28 апреля 2002 года в 7 часов 15 минут из красноярского аэропорта «Черемшанка» вылетел вертолёт Ми-8. Он отправился в посёлок Сосны, к резиденции губернатора. Лебедь вместе с сопровождающими поднялся на борт, и вертолёт отправился в сторону станицы Ермаковская. Там, неподалёку от Буйбинского перевала, начинался праздник: открывали новую горнолыжную трассу.

В районе станицы, однако, шёл дождь со снегом, видимость была скверной. Снижающийся вертолёт задел лопастями громоотводный провод ЛЭП и рухнул. Вертолёт «скорой помощи» прилетел почти сразу, но было поздно: генерал, переживший несколько войн, скончался на пути к аэропорту. Кроме него, погибло ещё девять человек, одиннадцать получили ранения разной степени тяжести

Странная и нелепая смерть генерала тут же породила множество слухов — например, о том, что Лебедя предупреждали, что не стоит заниматься светскими делами в Вербное воскресенье, что лётчик якобы не хотел лететь — но генерал начхал на добрые советы, сказав свою коронную фразу — «Всю ответственность беру на себя». Потом последовало опровержение, но легенда уже пошла гулять: очень уж это было похоже на Лебедя, с его фирменным стилем.

Он всегда брал ответственность на себя, хотя редко задумывался о последствиях.