| 39
|
2
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ
КАК
Я
УЖЕ
СКАЗАЛ
О
СКУКЕ
|
5
…ЭТИ БЕДНЫЕ СЕЛЕНЬЯ…
Москва, 17 Января 1999 г.
Скука – вроде бы и
невеликое зло, но, как замечал Шопенгауэр, именно
она в конце концов доводит человека до
настоящего отчаяния. Отчаяние же (в
индивидуальном и массовом порядке) – это
явление, в наших краях весьма распространённое.
Считается, что оно вызывается невыносимыми
тяготами российской жизни (бедность, серенькое
небо, etc, etc), а также
неумеренным чтением Чехова. Всё это, наверное,
имеет место быть. Особенно вреден Чехов и иже с
ним: я безо всяких шуток
полагаю, что бОльшая часть продукции,
произведённой так называемой “русской
культурой XIX века”, есть
самая настоящая отрава, и обращаться с этими
книгами надо как с радиоактивными отходами…
впрочем, сейчас не об этом речь. Просто
закрадывается подозрение, что перечисленными
причинами наши беды не ограничиваются. Помимо
материального и культурного дискомфорта (то бишь серенького неба и сереньких
томиков Чехова), есть же ещё и
дискомфорт эмоциональный. В России жить не то
чтобы “страшно” или “противно” (как бы не
пыжились наши либералы, доказывая, что именно
противно и именно страшно), но очень уж скучно.
В самом тривиальном случае скука имеет
место быть, когда приходится заниматься не тем,
чем хочется, а чем-то таким, что занимает
внимание, но не доставляет удовольствия —
например, пялиться в монитор, когда хочется
посидеть с друганами в пивнушке, или, ежели
культурный, ну там сходить в Третьяковку. В
худшем случае скука становится постоянным
состоянием, когда человек впадает в этакое
бесчувствие, и не способен проявлять ни
малейшего интереса ни от чего, чем бы ни занимался. В таком состоянии хочется
нажраться в хлам, подраться на улице со случайным
мужичком, порезать себе руку бритвой, поджечь
соседский дом, разбить себе голову об батарею – просто чтобы хоть что-то
почувствовать.
Удивительное свойство
российской жизни состоит в том, что она полна
всяких проблем, и в то же время очень скучна. Дело
в том, что все эти проблемы (начиная от “как
добыть денег” и кончая “как обустроить Россию”)
почему-то выглядят какими-то ужасно
неинтересными, так что их просто не хочется
решать. На Западе те же самые проблемы (вроде
“денег”) выглядят совершенно по-другому: это какие-то вызовы, какие-то
опасности, иногда очень сложные, но неизменно
волнующие. У нас же всё – “докука”. Руки
опускаются не от невозможности чего-то сделать: иной раз это вполне себе исполнимо,
и полезный результат вроде бы вот он есть. Но этот
самый “полезный результат” почему-то не
доставляет никакого удовольствия. Противно и
скучно поднимать хозяйство, торговать “пенькой
и лесом”, копить копеечку и складывать её в
рублишко. Скучно и противно.
Эта самая скука вызывает к
жизни два немаловажных следствия – а именно,
заимствования и подражания, и, с другой стороны,
всякий там “экстремизм-нигилизм”. Явления,
казалось бы, противоположные по смыслу, но, тем не
менее, хорошо объяснимые именно как два способа
избавиться от “докуки”.
Начнём с первого. “Догоняющее
развитие” России объясняют по-разному – то
“объективными экономическими предпосылками”
(то есть непонятно откуда взявшейся
“отсталостью”), то “нетворческой природой
русского народа” (то есть, проще говоря,
глупостью и бездарностью). И то, и другое явно не
выдерживает критики… и даже не то что “критики”
(то есть какого-то “напора рассуждений”), а
просто противоречит чувствам. Невозможно
убедить нормального русского человека, что он
лично глуп и бездарен, или что его окружают
дураки и бездарности. То есть убедить-то его как
раз возможно (русские, когда их начинают в чём-то
таком убеждать, теряются, и стараются скорее со
всем согласиться, чтобы только закончить
неприятный разговор), но это будет явная
неправда, и убеждённый русский походит-походит,
да потихоньку и вернётся к тому, что он вполне
себе нормальный и пиписька у него стоИт. Однако,
столь же ясно, что ум и таланты русский человек
применяет к делу крайне неохотно, стараясь
“обойтись”. Потому что “корячиться” скучно,
хотя “выкручиваться” всё-таки как-то надо.
Таким образом, проблема
"подражания" и "заимствования" (скажем,
копирования всяких “западных достижений”)
объясняется довольно просто. Само намерение
чему-то "подражать" обличает нежелание
делать то, чему "подражаешь" - и понимание необходимости всё-таки
как-то выкрутиться.
Если делать какую-то работу очень
противно, но вроде бы надо, хочется по крайней
мере не думать о самом этом деле — потому что думать о том, что делаешь,
куда противнее, чем делать. А поскольку не
думаешь о деле, не думаешь и о том, как его
сделать — и возникает желание сделать "как у
соседа", "как у всех", в конце концов
просто "как-нибудь".
Подражание и заимствование прямиком
ведут к расхлябанному "как-нибудь" и
вековечному "как всегда" (поскольку
выясняется, что глазеть на соседа тоже довольно
противно). Так у нас дела и обстоят. Мы (если
честно) не хотим делать дела “как на Западе”, но
приходится себя заставлять, потому что надо,
надо… И вот, пожалуйста, “Петра творенья”:
кофий, верфи, Петербург… а потом бессильно
опускаются руки.
Другим неприятным
явлением, связанным со всё той же скукой,
является
“экстремизм-нигилизм-революционаризм” во всяких вариантах.
Одна из неудобоназываемых, но существенных
причин, по которым путёвые и неглупые люди в
России в прошлом-позапрошлом веках примыкали к “революции и интернационалке”,
состояла в том, что “революция
и интернационалка” казались чем-то интересным:
иного рода выгоды (типа
немецких-польских-еврейских денег в кармашки
революционаристов) доставались только
“руководству” — впрочем, и те были невелики:
больших капиталов на разрушении Отечества не
сколотил никто, выгоднее было торговать лесом.
Нынешняя диссида вообще крушила
“гебню-кепеесню” своекоштно (Запад, разумеется,
кое-что давал, но, честно говоря, весьма скромно;
на польскую “Солидарность” было потрачено на
порядок больше денег и на два порядка –
организационных ресурсов). Хватало одного
желания поорать, побить, покрушить и поломать
“рашку”, поджечь Отечество, чтобы полюбоваться,
как оно красиво горит. “Всё какое-то
развлечение”.
При этом всякий, кто
попытается объяснить, почему, например, западные
проблемы так волнующе интересны для “западных энергичных людей”, а наши – до того
скучны, что ими не хочется заниматься, может
попасть в одну примитивную логическую ловушку, а
именно – искать “отличие”
на нашей стороне (то есть пытаться найти, что же у
нас “не так”). На самом деле именно у нас
отношение к проблемам вполне себе натуральное,
естественное, природное. В
этом-то и состоит вся неприятность.
Все высокие культуры, как западные, так
и восточные – “ненатуральнае”,
то есть конструируемые и направляемые. И там, и там, люди давным-давно
столкнулась с проблемой нежелания решать
проблемы. В связи с этим
было выработано множество искусственных
приёмов, делающих необходимые дела не просто
“необходимыми”, но ещё и
интересными. Эти приёмы давно стали частью этих
культур, и уже воспринимаются как нечто от века
данное. Сами эти приёмы, разумеется, сильно
различаются, но у них есть одно общее свойство:
культура старается наделить
“скучные дела” каким-то дополнительным смыслом,
делающим занятие ими если уж не привлекательным,
то хотя бы увлекательным занятием. Разумеется,
американоидная “культура
соревнования” (когда вся жизнь воспринимается
как один длинный бейсбольный матч, а каждое дело – как более или менее удачный удар), и
восточная снобистская “культура
ритуала” (в которой любая
работа – это всегда
немножечко церемония, безупречность исполнения
которой имеет эстетический смысл) являются
принципиально разными решениями проблемы, но это
решения одной и той же проблемы.
И какая же
из всего этого следует моралия? Извольте моралию. К любому делу
относиться можно как угодно –
как к личному вызову, как к ритуалу, как к игре…
как к чёрту лысому, если только это как-то
развлекает. К нему только нельзя относиться
"как к делу". Ибо будет скучно, и захочется
напиться, набить морду соседу, и побиться
головой об батарею. Что, как известно,
аморально, противозаконно, да и не полезно для
здоровья. Dixi.
Файл:Http://hits2.infoart.ru/cgi-bin/ihits/counter.cgi?E17&dixikrylovsite
|