| 56
|
2
КОНСТАНТИН КРЫЛОВ
КАК
Я
УЖЕ
СКАЗАЛ
ОБ
ИМПЕРАТИВАХ
|
БОРОДАВКА
Москва, 20 Марта 2000 г.
Нет ситуации более
обыденной и более отвратительной, нежели свобода слова,
монополизированная болтунами, лгунами,
демагогами и мерзавцами. Почему это
отвратительно, объяснять, я думаю, не надо. Почему
это обыденно, в общем, тоже. Во-первых, мерзавцы
всегда готовы говорить то, за что могут наградить
и всё такое. А, во-вторых, они всегда имеют что
сказать. Последнее обстоятельство менее
очевидно, чем первое, но не менее существенно.
Пока приличный человек сидит и
сомневается в своей правоте или своей
компетентности в том или ином вопросе, мерзавец
встаёт и громко говорит всё, что хочет, и столько,
сколько хочет.
Это “сколько” не менее важно, чем
“что”. Конечно, всегда можно
сказать, что слова можно и не слушать, брань на
вороту не виснет, и всё такое. Те самые, которые
говоря что хотят и сколько хотят, когда их,
наконец, прижимают к стенке, и, тряся за грудки,
шипят им в лицо – “ты зачем, сука, это
сказал? ща за базар ответишь” – обычно бормочут,
что, дескать, это всё только слова, только слова, и
не надо стулья ломать.
Но это не более чем очередное враньё.
Слова невозможно “просто не слушать”. Потому
что всякое слово является ни чем иным, как
приказом, исполнение которого для человека
естественно, а неисполнение требует пусть
маленького, но всё-таки ненулевого
дополнительного усилия.
Вообще говоря,
представление о речи как о чём-то “несущем
информацию” является своего рода идеализацией,
связанной с тем значением, которое мы придаём
индикативам. То есть утверждениям, не являющимся
вопросами или приказами, а всего лишь
констатирующими некоторое положение дел. Это
совершенно нейтральные предложения, которые
могут быть истинными или ложными, но которые
ничего нам не навязывают и ничего от нас не
требуют. “Волга впадает в Каспийское море”.
Впадает себе и впадает.
Однако, это не более чем иллюзия. На
самом деле всякое предложение естественного
языка является приказом. О прямых императивах
(типа “иди сюда и сделай то-то”) мы говорить не
будем – это очевидно. Об императивах косвенных
(“если ты сейчас же не пойдёшь сюда, я тебе шею
сверну”) – тоже. Сомнения начинаются, когда мы
начинаем рассматривать вопросительное
предложение. Однако, задающий вопрос хочет
получить на него ответ. То есть вопрос – это тоже
приказ, обращённый к другому: требование
ответить. Смысл предложений “который час?” и “скажите, который час”,
очевидно, один и тот же.
Но точно то же самое можно сказать и о
невинной с виду фразе, заканчивающейся не
восклицательным или вопросительным знаком, а
точкой. Опять же: говоря нечто
(хотя бы даже про Волгу), мы рассчитываем на то,
что это будет выслушано и принято во внимание
(или хотя бы зафиксировано в памяти). То есть,
говоря, мы требуем – по меньшей мере – чужого
внимания, а это ценный ресурс. “Отвлекись от
того, о чём ты сейчас думаешь, и выслушай меня” –
вот каков императив, подразумевающийся в любой,
самой что ни на есть нейтральной фразе. А это
подразумевает, что сказанное – важно.
Наконец, последнее. Индикатив
претендует не только на внимание, но и на доверие.
“По умолчанию” мы верим всему, что нам говорят;
недоверие – это неестественная
реакция, которая включается только в
определённых ситуациях. Развитие способности к
недоверию, неисполнению, невниманию – это уже
работа инкорпорированных сознанием культурных
механизмов, ответственных за критическое
мышление. Но даже если они есть, их использование
– это опять же дополнительное усилие. Которое
делать постоянно –
надоедает.
Именно это обстоятельство
является причиной того, что самые что ни на есть
критические и иронические умы иногда не
выдерживают примитивнейшей долбёжки,
постоянного повторения одного и того же, и
начинают – нет, не верить в
сказанное, верить во что-либо западло и дурной
тон, это не можно – но допускать
вдалбливаемое в ум как нечто
“возможное”. Это просто
усталость. Ты читаешь какую-нибудь глупость раз,
другой… сотый. Ты её, разумеется, считаешь
глупостью. Но ты её помнишь, знаешь наизусть, во
всех вариациях, она приклеивается к тому, что
находится вокруг неё, она занимает в голове всё
больше места, всё больше и больше. В конце
концов… ладно, хрен с ней, очень уж не хочется
раздражаться. Мы прекращаем делать усилие по
отбрасыванию назойливой пакости – просто затем, чтобы не тратить на
неё внимания и времени. Надоело. И таки да,
помогает – пакость из раздражающего фактора становится
просто фоном, который не замечаешь. А,
соответственно, и не споришь. Тем самым эта
пакость приобретает статус бесспорного
суждения. То есть истинного. Круг замкнулся.
При этом следует иметь в
виду, что из утверждения “вот это – важно”,
прямо следует, что всё остальное менее
важно, или вовсе не важно. Торговка на базаре
кричит: “Яблочки, яблочки… посмотрите, женщина,
какие красные яблочки, прям как щёчки, красные
какие, спеленькие!” На самом деле она отвлекает
внимание от того, что яблоки у неё мелкие и
червивые. Назойливое привлечение внимания к
цвету необходимо для того, чтобы отвлечь его от
размеров и прочих характеристик предмета.
Всё это кажется малосущественным.
Однако, значительная часть пресловутого
“зомбирования” и “промывания мозгов” основано
на вот таких простейших приёмах, а не на
каком-нибудь там проникновении в подсознание.
Если достаточно часто повторять, что у политика Х
на щеке бородавка, бородавка, бородавка, эта
самая бородавка вырастет в слона, и как бы потом
ни распинался бы Х, ничего, кроме бородавки, на
его общественно-политическом и личном облике,
уже не будет заметно. “Этот, бородавчатый”.
Баста, карапузики.
К тому же, надо учесть, что силы
сознания не бесконечны.
Невозможно постоянно обороняться от
разнообразнейшей пакости, лезущей со всех сторон
и во все щели. Приходится концентрировать
внимание на чём-то одном, на
сей момент кажущимся самым
опасным и неприятным – а в
это время в голову прекрасно может заползти
что-нибудь другое. Пока
человек сопротивляется навязываемой ему ложной
политической идее, тем временем в его сознании
оседает, скажем, ложный исторический факт…
Мораль сей
басни такова. Некоторых людей лучше не слушать,
некоторые газеты и журналы лучше не читать,
некоторые телепрограммы не смотреть. Просто не
слушать, не читать, не смотреть, — даже если ты
уверен в своём стопроцентном иммунитете на
проповедуемые ими идеи; и
даже особенно, если уверен (если его нет,
имеет смысл его приобрести, в противном же случае
поглощение подобной информации не оправдано
ничем, кроме пустого любопытства). “Блажен муж, иже не иде во собрание
нечестивых”. Dixi.
|