Текст:Константин Крылов:Exegi monumentum
Москвичом называют дрянной автомобиль и коренного жителя столицы. Я москвич. Не могу сказать, что я этим горжусь. Гордиться можно было моему дедушке, Ивану Михайловичу Кондратьеву, который сумел-таки вернуться в Москву и вывезти семью, хотя родная советская власть имела на нас другие планы: мы должны были поднимать авиационную промышленность в одной южной республике. С русскими тогда — как, впрочем, и всегда — обращались, исходя из надобностей народного хозяйства, то есть как с хозинвентарём. Мой дед всю жизнь честно работал на свою страну, но обойтись с собой и своей семьёй как с хозинвентарём он не дал. Я ему за это очень благодарен. И горжусь им, да.
Это с одной стороны. С другой стороны, при разговорах о «коренных москвичах» я несколько тушуюсь. Потому что меряться длиной корня с исконными обитателями этого прекрасного города я постеснялся бы. Тот же самый дедушка был родом из подмосковного села Тарутино — ныне это Калужская область, Жуковский район. Под старость он завёл там домик, куда меня обычно и отправляли на лето.
Я до сих пор помню дорогу туда и обратно.
Сначала выезжали из Москвы. Границей служил военный памятник с противотанковыми «ежами». Памятник был хороший — зловещий такой, сумрачный: «тут немцев останавливали».
Дальше ползла хромая на всю полосу дорога с жиденьким покрытием, какие-то нестриженные поля, нарастающая тоска и неустройство. Нарастала она до самого въезда в село, где, собственно, и обрывалась — тоже памятником. Даже двумя.
Один из этих памятников стоит в тех местах с позапрошлого века. Это чугунная колонна, украшенная золочёными щитами и увенчанная золотым орлом. Орёл смотрит на Запад, недобро. Внизу — плита из чёрного мрамора со словами Кутузова.
Памятник был поставлен в 1829 году на средства тарутинских крестьян в ознаменование Тарутинской битвы 18 октября 1812 года. За это крестьяне получили от графа Румянцева, владельца села, свободу. По другую сторону, через дорожку, стоит другой памятник: танк на постаменте, знаменитая «тридцатьчетвёрка», на мятом тёмно-зелёном боку — красная звезда и белый номер (кажется, 149). Под танком — невысокий, сравнительно с колонной, постамент. Поблизости — бетонная стела, с именами погибших. Тогда немцы убили много русских людей.
Как прилежный и любознательный мальчик, я знал историю обоих памятников. Но в упор не понимал, почему крепостные крестьяне сумели поставить чугунную колонну и мраморную плиту, а большое и богатое советское государство — бетонный блок и списанный танк. Ведь понятно же, что на этом месте должна была стоять вторая колонна. Ну, наверное, без щитов, и, может быть, наверху не орёл, а какая-нибудь звезда. Но уж никак не ниже той первой. И внизу — чёрная мраморная плита со словами Жукова. И другая, с именами погибших, на белом мраморе, а не на бетоне. Это же само собой разумеется, это же просится. Я тогда не знал слова «композиция», но оно буквально напрашивалось, стояло перед глазами — две колонны, разные, но составляющие единство. Почему же этого нет?
Когда я сказал что-то такое деду, он поморщился и махнул рукой. И посоветовал не обращать внимания, а главное — никому ничего этакого не говорить, во избежание неприятностей.
Сейчас я тоже рискую, что меня неправильно поймут. Но сказать-то надо.
***Править
Историческая память, как и память вообще, сама собой не стоит. Её нужно поддерживать.
Нет такого вопроса — поддерживать или нет. Тот, кто не поддерживает в хорошем состоянии собственную версию истории, обречён скорее рано чем поздно принять чужую. В которую будут аккуратно вписаны всякие вещи, за которые рано или поздно придётся дорого заплатить. В самом что ни на есть материальном смысле слова. Примешь учить историю по чужому учебнику, и вдруг выяснится, что половина территории твоей страны принадлежит кому-то другому. А за половину своей истории ты должен денег и извинений каким-нибудь свободолюбивым народам, о которых ты в жизни не слышал. И много чего ещё — и за всё это придётся платить и каяться, платить и каяться. Никак иначе. Ибо по международным распоняткам всё устроено именно так. Не берёшься настаивать на своём — тебе чужие объяснят. А потом поправят. И ещё поправят, и ещё, пока от тебя не останется сноска в учебнике истории.
Но это ещё не всё. Мало заявить о том, что ты, дескать, считаешь то-то и то-то. Надо ещё продемонстрировать серьёзность намерений. Делается это разными способами. Например, демонстрацией готовности ввязаться в драку с любым, кто публично оспорит твою версию истории, — по крайней мере, если это делается открыто, «в лицо». Или ещё — регулярным воспроизведением своей версии истории новыми техническими средствами: например, появилось кино — надо снимать фильмы о всех войнах, в которых участвовала страна. Или — поддержанием должного уровня дискуссий вокруг соответствующих событий — дискуссий сугубо уважительных и способствующих концентрации вокруг основ мифа. Основы, впрочем, нужно регулярно пересматривать и подновлять, с учётом новых тенденций: если что-то ранее похвальное стало считаться позорным и наоборот, надо не упорствовать, а вытаскивать из запасников соответствующие факты… И так далее — список тут длинный.
Так вот. Одна из важнейших позиций в этом списке — поддержание должного уровня символической представленности этой самой исторической памяти. Сложная фраза? Скажем проще. Надо ставить красивые памятники важным историческим событиям. Памятники, на которые будет не стыдно смотреть отдалённым потомкам. Скажем больше — чтоб рука не поднималась на эти памятники. Даже в случае радикального пересмотра этой самой исторической памяти.
Чтоб было понятно, о чём речь, приведу один примерчик. Очень многие сейчас люто ненавидят Владимира Ильича Ленина. И охотно вышвырнули бы его с того места, где он сейчас лежит. Но есть Мавзолей. Великий, что ни говори, памятник архитектуры — второй такой штуки в мире нет. Шедевр конструктивизма, очень впечатляющее строение. На которое как-то и покушаться не хочется, даже в мыслях. Плюс — памятник архитектуры, ЮНЕСКО, все дела. Я практически уверен — лежи Ленин в сооружении менее эффектном, его бы оттуда уже выковыряли. А вот десятки тысяч бюстов того же Ленина посносили — именно потому, что они были бездарно сделаны. И при первой же возможности от них избавились.
Теперь — неприятное признание. Большинство советских памятников Войне таковы, что на них не хочется смотреть.
Разумеется, это не про всё. Есть настоящие шедевры, вы их знаете. Самый шедевр из шедевров стоит в Берлине и в этом есть свой резон. Есть и не шедевры (мне, например, крайне не нравится то, что воздвигли на Поклонной), но, по крайней мере, видно, что «люди вкладывались». Но увы — такого мало.
Будем честны. Большая часть всех этих постаментов с танками, покрашенных шаровой зеленью, потрескавшегося бетона, покосившихся оград и так далее — не стоят доброго слова. Всё это делалось скверно, наспех, из остатков. Не увековечить Победу, а в лучшем случае «символически пометить территорию».
Возьмём, например, эти танки на пьедесталах. Понятно же, что это было, как говорится, бюджетное решение: взять железную бандурину, которую некуда девать, разве что на переплавку, закатить её на бетонный блок, там и оставить. Это практически ничего не стоит, в отличие от бронзы и мрамора. Рассказывают, что в Армении, когда началась война за Карабах, такие танки сняли с постаментов, отремонтировали и пустили в дело.
Нельзя по-настоящему уважать то, что плохо выглядит. Это в природе человека, понимаете? Нельзя, не получается. И будь оно трижды свято, но криво — отношение будет кривое. Отсюда и нигилизм по отношению к советскому культу, столь распространившийся в семидесятые годы — как раз когда посыпался паршивый бетон на советских стелах, когда проржавели жестяные звёзды на могилах воинов, и так далее. Трудно по-настоящему уважать то, в сохранение чего вложено так мало сил. Тут-то и начинается «чонкин» и прочее в том же духе. А там и советская власть пошла первыми трещинами… Разумеется, причина её упадка и последующего крушения была не в этом, но как симптом — о да, это был в высшей степени наглядный симптом разложения.
***Править
Что из всего этого следует?
Простой вывод. Нужно признать, что нормальный, соответствующий «минимуму международных приличий» комплекс мемориальных сооружений, посвящённых Победе, ещё не создан. Особенно это верно для «низового уровня» — там, где стоят все эти танки и сыплется бетон с песочком.
Всё это ещё предстоит создать.
Разумеется, советские времянки должны быть со временем деликатно убраны, а количество мемориалов, если уж на все не хватит денег, — сокращено. Но те, которые будут стоять, должны быть исполнены так, как подобает. Гранит, металл и мрамор, хорошая скульптура и высокая архитектура. Делать надо на таком уровне, чтобы даже потенциальный завоеватель, который увидит это, не возмечтал бы такую красоту разрушить. А ещё лучше — чтобы отбить у него всякую охоту соваться. Потому что народ, чтящий павших на должном уровне, вызывает инстинктивное уважение и нежелание связываться.
Тут можно начать рисовать всякие помпезные картины. Я этого делать не буду — я не специалист по монументальной пропаганде.
Просто хочется увидеть вторую колонну в Тарутино. Завершение композиции.