Текст:Лоран Обертон:Запрещённая Франция

Запрещённая Франция

La France interdite

Автор:

Лоран Обертон 
Laurent Obertone

• Laurent Obertone La France interdite. — Paris: Éditions Ring, 2018. — С. 531.^{о книге}, coll. «Document»

Дата публикации:

2018

Дата перевода:

16 февраля 2020

Язык оригинала:

Французский язык

Предмет:

Иммиграция

О тексте:

Перевод первых двух глав книги.

Библиотека Вандея

Предисловие

Существуют моменты, когда правда должна быть произнесена без какой-либо ощутимой пользы, по одной той причине, что это правда. Если этого не происходит, нанесённый по моральному порядку Вселенной удар в разы тяжелее того, что мог бы быть нанесён грубой силой.

Иммиграция — тема, неизбежно находящаяся во власти принципов и эмоций. Либо мы одобряем её — и считаем, что принимать мигрантов нужно бесконечно, либо же мы её отвергаем целиком — и считаем, что всех нужно выкинуть в море.

Эта тема — без середины, запрещённая, опасная, предмет скандалов и запугиваний, — без сомнений, самая сложная для обсуждения в современной Европе. Невозможно быть свидетелем «дебатов» или хотя бы участвовать в дискуссиях на тему иммиграции, которые бы не сводились к конкурсу анафем, угроз, доксов и непристойных запугиваний. Эта тема лежит в основании почти всех остальных. Гигантская Ахиллесова пята дрейфующей империи, её социальных проблем, экономической стагнации, её кризиса идентичности.

Истинная причина шума вокруг La France Orange Mécanique (моей первой книги о миграции, рассказывающей об опасности французских улиц) в том, что я посмел упомянуть об уровне преступности среди приезжих. Истинная одержимость Большого Брата, этого гигантского магистра человеческих душ, который приучает француза Мыслить Верно, — это иммиграция. Истинная причина социальной раздробленности, «протестных» голосов, атмосферы гражданской войны, в условиях которой мы живём — это иммиграция.

На её экспоненциальной динамике все ещё стоит табу. Потрясение, что она сеет, абсолютно недооценивается, игнорируется, отрицается.

Пришло время воссоединиться с объективностью.

От времён кроманьонца до прошлого столетия, то есть, минимум в течении 45000 лет, количество лиц евразийского происхождения на территории современной Франции никогда не опускалось ниже 99,9 %. Даже если считать вторжения.

С конца XX века до наших дней, всего за 40 лет, несмотря на рекордный пик автохтонного населения, количество не-евразийцев резко увеличилось — в 200 раз. Похожий феномен наблюдается по всей западной Европе.

Самые осторожные демографические прогнозы полагают, что эта не-евразийская иммиграция продолжится и будет развиваться колоссальными темпами, и что количество не-евразийцев достигнет абсолютного большинства за ⅔ столетия, одно мгновение для истории человечества. Автохтонные европейцы станут в течение менее чем 50 лет меньшинством на собственной земле.

Таковы факты. Я собираюсь методично исследовать их и понять: почему, несмотря на общественное мнение, эта иммиграция продолжается. Пришло время спросить себя — почему эта тема настолько остра — и почему гражданину кажется, что он полностью теряет свой суверенитет и лишается своей страны и своего будущего.

Крупные СМИ обычно сами выбирают что будет интересно аудитории — и сами решают, что станет событием. Они считают многие факты недостойными стать информацией. Я намереваюсь, как говорил Ролан Барт, «переделать таблицу мощностей». Я в свою очередь считаю, что иммиграция в полной мере является событием — и что это самая важная информация нашего века, и вскоре она станет и источником основного напряжения. Именно на «дружбонародности» (vivre ensemble) будет сконцентрирована совокупность манипуляций, надежд и напряжений.

История человечества подарила нам драгоценный урок: истина не должна беспокоиться о законах времени, о нравственности или же о нравах. Ни один запрет не устоял под натиском слова свободного, справедливого и благоразумного. Только правда способна навсегда привить нас от опасностей утопии.

Об иммиграции правда тоже и в особенности должна быть сказана. Поэтому пришло время сломать консенсус замалчивания: чем страшнее тема, тем меньше мы можем себе позволить роскошь лгать, развлечение надеяться и удобство не ведать.

Интеллектуалы должны прекратить предавать. Чего бы это нам не стоило. Лучше вооружиться правдой и рискнуть сгореть на костре еретиком, чем оставить партию догматикам, чем позволить игре страстей решать нашу судьбу.

У меня лишь одна просьба: не верьте ничему, что вам скажут про эту книгу. Прочтите её.

Крах демографического капитала

Первое. Этническое многообразие. На сколько делений?

Французы видят его каждый день. Они смотрят телевизор, ходят по улицам, видят школьные групповые фотографии, имена детей, фото со свадьб, видят акты о гражданском состоянии в газетах…

85 процентов французов считают, что иммиграция увеличилась за последние 5 лет [AFP, 16/09/2017].

Но по телевизору, где нам вроде бы говорят правду, твердят об обратном. Фантазия. Прописная истина. Что уж может быть стабильнее иммиграции? Она стабильна с начала прошлого века, если не испокон веков. Стабильнее стабильности. Вот что обычно заявляет Содружество Объединенного Многообразия.

«Пропорция иностранцев стабильна во Франции с 1930-х годов», утверждает Бенуа Амон [Atlantico, 24/03/2017]. «Уже 80 лет иммиграция остается стабильной во Франции», вторит ему Клементин Отен, [le JDD, 5/05/2015]. «Коэффициент чистой миграции во Франции остается нулевым последние 30 лет», недавно заверил нас «правозащитник» Жак Тубон [le JDD, 25/06/2018]. «Нет никакого миграционного кризиса. Коэффициент чистой миграции (в Европе) — ноль» — вопит Бернар-Анри Леви [Europe 1, 24/06/2018]. Некоторые демографы действительно придерживаются этого мнения. Процитируем, например, двух представителей Insee, по утверждениям которых «пропорция иммигрантов (в населении Франции) остается стабильной на протяжении последних 25 лет» [Боэльдьё & Буррел, 2000] или Эрве Лё Бра, согласно которому «число иммигрантов остается стабильным с 2001 года» [Siné Mensuel, 12/2013]. Или же Франсуа Эран, по словам которого «Франция, конечно, давно является страной иммигрантов, но вот уже лет 25 она не является страной массовой иммиграции» [Ined, 2004]. «Мы приняли очень мало мигрантов в последние годы!» — недавно восклицал историк Бенжамен Стора [Libération, 16/05/2017]

СОМНЕНИЕ. Существенное. Ср. род. Отсутствие уверенности в чём-либо, веры во что-либо; неуверенность в истинности чего-либо, мысль о возможном несоответствии чего-либо действительности.

Содружество Многообразия забывает, что с 1910 года эта «стабильная» пропорция всё-таки выросла в три раза, и что число иммигрантов увеличилось в 6 раз, и что легальная иммиграция выросла в 2 раза с 2000 года и в три с 1995 [Tribalat, 2018]. Затем оно забывает, что иммиграция последних десятилетий имеет мало общего (с точки зрения причин, количества и происхождения) с польской иммиграцией 20-х годов. Главным образом оно забывает, что «иммигрантами» являются, согласно определению Insee, исключительно лица, родившиеся за рубежом и имеющие иностранное гражданство, но не их дети, родившиеся во Франции, и, соответственно, не те, кто каждое поколение укореняется во французском населении путем натурализации. Эти лица больше не считаются иммигрантами, но полноправными французами.

В 2017, согласно Insee, пропорция иммигрантов во французской метрополии была самой высокой в истории (9,7 %). Но Франция насчитывает намного больше потомков иммигрантов (11 % процентов населения). И здесь мы говорим исключительно о первом поколении потомков (детей иммигрантов), не о втором (внуков иммигрантов) и не о третьем (правнуков иммигрантов). Эти «выходцы из иммиграции» — французы, но от этого не теряют свое происхождение, и это-то нас и интересует, поскольку нам говорят о культурном многообразии больше, чем о французах, подразумевая, что не бывает культурного многообразия без дружбонародности.

Натурализация стирает из статистики бывших иммигрантов — это «видимое разнообразие», — и конечно же, их многочисленных потомков.

Учитывая все это великолепие, лица «иностранного происхождения» составляют более 30 процентов от населения Франции. Это, к примеру, мнение демографа Мишеля Трибаля или историка Жерара Нуарьеля, предополагавших в 2002 году, что треть французов — выходцы из иммиграции. [Le monde diplomatique, 01/2002]. Это не значит, что треть французов происходят из «видимого этнического разнообразия». Часть из них имеет европейские корни.

Согласно докладу, опубликованному Institut Montaigne, «видимые меньшинства» (Азия, Магриб, Африка, заморские департаменты) с 1999 года составляют «по скромному подсчету 8 миллионов человек» [Sabeg & Méhaignerie, 2004]. В 2015, согласно Паскалю Бланшару, историку и исследователю CNRS, у 12‒14 миллионов французов (18‒22 % процента населения) хотя бы один из бабушек или дедушек родился не на территории Европы [Le Télégramme, 14/03/2015].

«Внеевропейские» — из Магриба, из черной Африки, Турции, Ближнего Востока, Индии, Карибских островов, Азии и других, менее значимых, стран-поставщиков мигрантов (Океания, Америка). Вот тут-то и прячется «видимое» национальное разноообразие. То же говорит и Эрик Масэ, профессор социологии в университете Бордо и автор «барометра разнообразия»: «Мы можем полагать, что ориентировочно более 20 процентов населения, живущего во Франции, может считаться „небелым“» [Slate, 14/01/2016]. Я проверил и нашел те же цифры. Я обращался только к официальным исследованиям, сделанным государственными организациями, такими как Национальный институт статистики и экономических исследований (Insee), Национальный институт демографических исследований (Ined) и европейский институт Eurostat.

Не слишком желая сходу грузить вас кучей утомительных вычислений, предоставляю вашему вниманию только результаты:

5,4 миллиона выходцев из Магриба, что составляет ≈ 8,3 % населения;

2,75 миллиона выходцев из Африки к югу от Сахары ≈ 4,2 % населения;

1 миллион выходцев из Азии ≈ 1,5 % населения;

625 тысяч «других» ≈ 1 % населения;

600 тысяч выходцев из Турции ≈ 0,9 % населения;

500 тысяч харки ≈ 0,7 % населения;

500 тысяч цыган ≈ 0,7 % населения;

400 тысяч нелегалов ≈ 0,6 % населения.

Итого выходит всего 11,8 миллионов лиц выходцев из «видимого разнообразия», что составляет ≈ 18 % населения метрополии. Это предположение, абсолютно соответствующее словам Паскаля Бланшара, — самое «оптимистичное», которое только возможно составить на основе официальных цифр. Возможно, что количество цыган завышено, как и возможно, что количество нелегалов занижено. Выходят плюс-минус один и те же цифры.

Вам это кажется недостаточным? Эти цифры — революция с неоценимыми последствиями, к которым я перейду позже.

Отмечу перед тем, как продолжить, что эта книга — всего лишь оценка ситуации, что я лично не имею ничего против кого бы то ни было. Я мог бы часами защищаться в суде, клясться, что у меня самого дед сенегалец, и т. д. Вопрос не в этом. В первую очередь, Содружество Разнообразия, имеющее определенные рамки в делах душевных, рассудит меня неспособным испытывать человеческие чувства. Во-вторых, речь не о том, чего я хочу или чего должен бы хотеть. Единственное, что имеет значение, это факты: какова эта иммиграция, почему она имеет место, как она будет меняться.

А пока оцените на следующем графике впечатляющую «стабильность» данного феномена.

1870—1920 = 0,1 %

1920—1970 = 0,3 %

1970—2020 = 2 %

2020—2070 = 12 %

Как вы видите, примерно каждый пятый житель Гексагона — представитель «этнического разнообразия». Естественно, многие потомки иммигрантов имеют всего 75, 50 или даже 25 процентов неевропейской крови. Но все-таки их количество существенно — и к тому же точно не известно. То, чего никогда не случалось за 45 тысяч лет, случилось молниеносно и продолжает вполне спокойно происходить, с активным содействием наших руководителей и нашей администрации. За всего 40 лет.

Демографически это переселение народов более значимо, чем установление колониальной администрации. Количество коренных французов, живших во всех колониях нашей бывшей империи, никогда не превышало полтора миллиона. В одной только Франции, «видимое этническое разнообразие», то есть совокупность лиц явно неевропейского происхождения, «воспринимаемых как небелых», как сказал бы тот тип, превышает население средней европейской страны, такой как Бельгия или Греция.

Конечно, местные, то есть лица исключительно европейского происхождения, «воспринимаемые как белые», остаются в подавляющем большинстве. Это около 80 % французского населения, либо около 53 миллионов человек.

Так что заканчивайте со своим «мы все иностранцы» [Жак Аттали, France 3, 21/09/2010], «мы все арабы» [Фредерик Левино, Le Point, 5/02/2012] и «мы все негры» [Аксель Кан, Canal +, 30/09/2015]. Пока что нет. Количество иммигрантов можно назвать как угодно, но точно не «неизменным». Во-первых, потому иммиграция имеет все шансы продолжиться и даже ускориться. Во-вторых, потому что важно не столько число приезжих, сколько их динамика (возраст, рождаемость, передвижения).

С 1999 по 2015, согласно Inded и Insee, вот как все изменилось:

Коренное французское население увеличилось на 4,9 %;

Турецкое население увеличилось на 40 %;

Магрибское население увеличилось на 46 %;

Африканское население увеличилось на 138 %.

Стабильнее только смерть.

Вы думаете, это когда-нибудь остановится?

Второе. Рождаемость

«Живот наших женщин принесет нам победу»

Эту цитату приписывают президенту Алжира Хуари Бумедьену, но найти ее источник не представляется возможным. «Рожайте не по трое, а по пятеро детей! Потому что вы — будущее Европы», — действительно заявил Рейджеп Тайип Эрдоган, президент Турции, обращаясь к туркам из Европы [AFP, 17/03/2017]. «Африканцы, живущие в Европе: рожайте не по трое, а по пятеро детей», — советует на своей странице в Facebook Лига Защиты Черных Африканцев в апреле 2018. «Мы их колонизироваем (sic!), раз уж нам нельзя рожать в Африке — как объяснил Макрон, потому что у нас нет средств на то, чтобы их прокормить, так давайте делать это только здесь. Вы — будущее!»

«У тех, кто думает о будущем, будущее будет всегда», говорил Миттеран. Согласно демографу Ив-Мари Лалану, рождаемость иммигрантов неевропейского происхождения в два-три раза выше рождаемости французов. «В черных семьях, недавно перебравшихся во Францию, — объясняет исследователь Юг Лягранж, — около 30 процентов женатых мужчин полигамны. У женщин разница с мужьями доходит до 15 лет и у каждой по 6‒7 детей!» [L’express, 24/09/2010]

«Не беспокойтесь!» — спешат с объяснениями наши СМИ, эксперты и демографы. Франция, эта «чемпионка по деторождению» [le JDD, 24/08/2009], всегда славилась своей «триумфальной демографией» [le Figaro, 12/10/2013]

Правда?

Согласно Insee, 783 640 рождений было зарегистрировано в 2016 году. 30,9 % новорождённых — иностранного происхождения. Иммигранты, напомним, представляют всего 9,7 % от населения Франции.

69,1 % — оба родителя — французы

15,4 % — один

15,5 % — ни одного

А что насчет потомков иммигрантов? Помните? Их больше, чем самих иммигрантов. Речь идет о старом европейском населении с низкой плодовитостью и о внеевропейском, явно более молодым, с высокой плодовитостью. Сколько их среди новых французских родителей? И как, тем самым, вычислить настоящую долю «видимого многообразия» среди новорождённых?

Официально мы этого не знаем. Демографам не хватает любопытства. Или, быть может, данных?

Но существует способ вычислить это, вполне надёжный и точный. Эта методика, кроме того, прославила Fdesouche.

Дрепонацитоз, от греческого δρεπάνη («серп»), также «серповидноклеточная анемия» — кровное генетическое заболевание, связанное с мутацией гетерозиготы, для активации которого оно должно быть передано и от матери, и от отца. Если оба родителя являются носителями заболевания, один из четырех новорождённых его наследует. Эта рецессивная аномалия связана с мутацией, защищающей от малярии, появившейся в Азии и Африке более 2200 лет назад [Tchernia, 2004]. Как следствие, болезнь превалирует у народностей из этих регионов. Особенно это касается выходцев из Африки к югу от Сахары, Индийского субконтинента, Аравийского полуострова и Средиземноморья. С 2000 года, начато специализированное выявление этого заболевания у новорождённых. Французская ассоциация за выявление и предотвращение детской инвалидности (AFDPHE) перечисляет затронутые народы:

заморский департамент Франции;

все страны Африки к югу от Сахары и Кабо-Верде;

Южная Америка (Бразилия), североамериканские чернокожие;

Индия, Индийский океан, Мадагаскар, Маврикий;

Северная Африка: Алжир, Тунис, Марокко;

Южная Италия, Сицилия, Греция, Турция;

Ближний и Средний Восток: Ливан, Сирия, Саудовская Аравия, Йемен, Оман.

То есть — всё «видимое многообразие», не считая восточных азиатов и некоторых других народностей. Португальцев не проверяют систематически, уточняет AFDPHE, но «все зависит от конкретного случая». Поймите: все зависит от их внешности, и медицинским работникам тяжело признать, что их диспансеризация является в какой-то мере самой большим «фейс-контролем», когда либо организованным во Франции. Что позволяет заодно выявить практически точный процент видимого многообразия среди новорождённых. И эти результаты публикуются год за годом во всех подробностях. (AFDPHE прекратила свою деятельность в 2018 — прим. ред.)

Конечно, ошибочные оценки или упущения возможны, но не настолько, чтобы значительно изменить финальный процент. К тому же подчеркивает, что диспансеризация происходит, только если оба родителя родом из региона с повышенным риском; если второй родитель неизвестен, то достаточно и одного. Что осложняет выявление заболевания о новорождённых из смешанных пар, где один родитель местный. AFDPHE признает, что сложно выявлять происхождение людей, иногда ставшие «неподдающимся распознанию после нескольких поколений» из-за «смешения этнических групп». Уровень окончательного выявления имеет больше шансов недооценить этническое многообразие, чем наоборот.

Поди узнай, зачем некоторые благонамеренные тайные организации пытались распространить эту процедуру на всех новорождённых. Было бы очень жаль лишить французское население барометра их обогащения.

В попытке преуменьшить это неудобное вычислительное средство, «дешифровщики» из Le Monde заявляли, что обследование, из сомнений, было проведено у людей, которых не должны были проверять [12/09/2014]. В таком случае, «сомнения» медицинских работников повышаются из года в год, с метрономной регулярностью стремительно растущего населения…

Лучше посмотрите на эти цифры AFDPHE, касающиеся только метрополии.

2006—2007 = 27 %

2007—2008 = 28,45 %

2008—2009 = 29,5 %

2009—2010 = 30,6 %

2010—2011 = 31,45 %

2011—2012 = 33,08 %

2012—2013 = 34,44 %

2013—2014 = 35,7 %

2014—2015 = 37,2 %

2015—2016 = 38,85 %

2016—2017 = 39,39 %

Даже у Le Monde получится расшифровать эту карту. С небольшой допустимой погрешностью — поскольку он затрагивает всех потомков иммигрантов, антильцев, проживающих в метрополии, и нелегалов, — скрининг серповидноклеточной анемии, как мне неохотно подтвердили в Высшем Органе Здравоохранения, позволяет вычислить видимое этническое многообразие среди новорождённых французов.

Как видите, оно уже близко. Хоть и вся Франция извлекает пользу из этой новой жизни, мимоходом замечу, что некоторые территории «обогащены» более других. Бретонцам не повезло — а вот парижане просто счастливчики!

В 2016 году был проведён скрининг 332.220 новорождённых — это 42 % от всех рождений (учитывая заморские территории). Это безоговорочное увеличение в 1.31 раза по сравнению с 2008 годом. В то же время, общее число рождений снизилось на 6 процентов. Кажется, я знаю, кого заменяют…

42,0 % — «разнообразные»

58,0 % — европейские

Скорее всего, что доля иммигрантов среди новорождённых, будучи постоянно обновляемой, останется высокой в ближайшие годы, тем более, учитывая, что потомки иммигрантов, статистические невидимые, но молодые и плодовитые, продолжают свою экспансию.

А пока два факта видны невооруженным глазом:

менее 20 % процентов населения, «видимое многообразие», участвуют в более 40 % процентах рождений; автохтоны, 80 % населения — менее чем в 60 %.

Это не статистическая аномалия, а глубинная тенденция. Эти феномены зародились не в 2016 и не в 2008. Согласно демографу Франсу Приу, с 1998 по 2004, доля новорождённых у пар иностранного происхождения (+13,2 %) и смешанного происхождения (+45,1 %) уже тогда явно росла, в то время как у французских пар регрессировала (-4,6 %). Между 1998 и 2015, Insee наблюдал рост числа рождённых у супругов, рождённых за рубежом (+57,9 %), и падение у супругов, рожденных во Франции (-5,5 %).

Рост местного населения — включая заморские территории — за несколько лет стал практически нулевым, а теперь и вовсе пошёл вспять.

Несмотря на иммиграцию, пропорция женщин в детородном возрасте продолжает падать. Француженок 20‒40 лет, то есть самых фертильных, было 9.2 миллиона в 1996 году, 8.9 миллиона в 2006 и только 8.4 в 2016 [Insee].

Ниже — изменение абсолютного числа новорождённых, у которых оба родителя родились во Франции.

2010—2011 = 606 т.

2011—2012 = 604 т.

2012—2013 = 594 т.

2013—2014 = 584 т.

2014—2015 = 579 т.

2015—2016 = 560 т.

2016—2017 = 540 т.

Это снижение даже не восполняется за счет увеличивающейся плодовитости потомков иммигрантов. Автохтонные европейцы сегодня имеют в среднем 1,5 ребенка на женщину. Автохтонные французы со своими 1,3 детьми на женщину — считая заморские территории — уже официально не являются большинством родителей в своей собственной стране.

Такова реальность: французское коренное население, уже являющееся меньшинством по рождаемости, приступило к вымиранию. И варианта, что оно исправится само собой, не видно: количество местных в детородном возрасте драматически снижается с каждым годом. И это не считая динамику миграций и даже смертность, каждое новое поколение молодых коренных французов будет практически поделено на 2.

Но официально у Франции 1,88 ребенка на женщину. Несомненно, ниже порога обновления поколений, но относительно завидный по сравнению с Германий, Италией или Японией (1,4‒1,5 на женщину).

Есть чем удволетворить наших демографов, успокоить общественное мнение и обрадовать издателей… «Увеличение населения в основном обусловлено количеством рождений, а не иммиграцией», объясняло France Info [27/12/2017], будто у этих двух феноменов нет ничего общего. В 2010 году Ined заявило, что разница между рождаемостью у французов и иммигрантов «едва ли в среднем видна». Согласно им, «рождаемость французской метрополии, равнявшаяся 2 детям на женщину в 2010, была бы около 1,9 без иммигрантов»

Речь идет об объективном искажении фактов. И это не единственный случай.