Текст:Николай Февр:Национальный НЭП
Национальный НЭП
- Автор:
- Николай Февр
- Дата публикации:
- 1950
- Предмет:
- Великая Отечественная война, сталинизм
В течение этой войны, особенно в её второй половине, многие советские граждане часто уделяли несколько минут в день довольно странному, но весьма любопытному занятию. А именно: — узнав из свежего номера «Правды» или «Известий» об учреждении, скажем, ордена Александра Невского, они доставали соответствующий том «Советской энциклопедии» или какой либо другой подходящий справочник и не без удивления и ехидства вычитывали там, что…. «Александр Невский был хитрый и лживый феодальный князь, притеснявший русское крестьянство, угождавший духовенству и игравший на руку зарождавшемуся в то время феодальному капитализму…» Удовлетворенно посмеявшись про себя, любознательный советский гражданин откладывал справочник и погружался в обычный трудовой день.
Однако, очень скоро ему снова надо было браться за справочник: из нового номера московской газеты он узнавал, вдруг, о введении в красной армии — золотых погон! И хотя в его ушах ещё явственно звучали вся та злоба и презрение, которое годами партийные агитаторы вкладывали в ругательное слово — «золотопогонник», тем не менее он розыскивал нужное место в справочнике и оттуда узнавал, что «золотые погоны, существовавшие в русской царской армии служили для укрепления классовой розни и создавали оскорбительное неравенство между командным составом, состоявшим из представителей привилегированного класса и нижними чинами, набиравшимися среди рабочих и крестьян…»
Подивившись такому определению столь неожиданно воскресших золотых погон, гражданин успокаивался, но опять не надолго. Уже через несколько дней столичный номер газеты повергал его и крайнее смятение сообщением об открытии церквей для молящихся, выборах московского патриарха и о молебнах о даровании победы «христолюбивому воинству нашему», в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б) еще так недавно открывавших очередные съезды Союза безбожников. На этот раз любознательному гражданину не надо было даже заглядывать в нужный справочник. Он слишком хорошо и твёрдо помнил ещё большевистские истины о том, что «Бога выдумали попы» и, что «религия — опиум для народа».
С тем большим интересом читал он в официальном органе ЦК ВКП(б) послание свежеиспеченного московского патриарха к Сталину, в котором глава православной церкви призывал Божье благословение на голову главы не признающей Бога коммунистической партии. Правда, в этом послании редакция партийного официоза набирала слово «бог» с маленькой буквы, а обращение к Сталину на «Вы» — с большой. Кроме того, распоряжение «открыть церкви для молящихся» было строго говоря, пустым звуком, ибо в огромном большинстве российских городов и сёл уже давно не было ни одной церкви. Но это не смущало любознательного гражданина. Его интересовал, главным образом факт, а не его последствия.
А факты с поразительной быстротой громоздились один на другой. Появились ордена, носящие имена воскресших из небытия: Суворова, Кутузова, адмиралов Нахимова и Ушакова, восставали из пыли давно оплёванные и освистанные слова, «родина, священный долг, честь, мораль», откапывались из архивов и пускались в оборот «великие исторические примеры», «славные традиции», «заветы нашей старины» и во всём этом бурно и буйно вставало во весь рост былое величие великой страны и под его незримым напором трещали и расползались по швам, шитые гнилыми нитками, и «марксистская идеология», и «дело Ленина-Сталина», и тошнотворная духовная похабщина, именуемая «диалектическим материализмом». Трещала и расползалась по швам, — ибо воскресение слов, образов и понятий русской национальной старины, автоматически вытесняло из жизни своих марксистских антиподов: — официально закрылся «Коминтерн», в один день был ликвидирован лелеемый десятилетиями «Союз безбожников», перестал быть государственным гимном знаменитый «Интернационал», ушли в партийное подполье десятки и сотни привычных большевистских лозунгов и словечек. Даже пресловутое выражение — «партия и правительство» — претерпело коренное изменение и на страницах советских газет запестрели умилительные по своей скромности обозначения вроде: «народ и партия», «народ и правительство» и даже совсем трогательное — «армия и народ».
В чём дело? Что случилось? Переоценка ценностей? Конец марксизма?
Ничего подобного…. Случилось очень простое и даже не новое.
Когда в начале советского режима его дальнейшему существованию грозила всё разроставшаяся хозяйственная разруха, — большевистская партия объявила — «новую экономическую политику», известную под названием — «НЭПа».
Когда, двадцать лет спустя, существование советского режима было поставлено под вопрос условиями внешней войны, большевистская партия объявила — «новую национальную политику».
Не спроста последняя получила от советских граждан название — «национального НЭПа». Тождественность этих двух мошеннических маневров большевистской партии сразу же бросается и глаза. Оба они были произведены не во имя народных интересов, а исключительно ради спасения собственной большевистской шкуры. В обоих случаях они явились полной неожиданностью для советских граждан. И, наконец, оба они в корне противоречат основным положениям марксизма и догматам большевистской веры.
Однако, если оба эти шулерских маневра являются внешне тождественными, то в их внутренней сущности покоится огромная и не поддающаяся никакому сравнению разница.
Осуществление первого маневра — введение новой экономической политики — легко оправдывалось советской властью хозяйственной разрухой страны, вызванной первой мировой войной, революцией и войной Гражданской. Кроме того, это отступление от партийной программы, было произведено в первые годы существования советской власти и, таким образом, легко находило свое оправдание, и в неопытности партийных кадров, и в неподготовленности масс.
Ни одному из этих оправданий нету места в применении к новой национальной политике, введённой большевиками в годы второй мировой войны. В данном случае в, «неопытности партийных кадров» и в «неподготовленности масс» большевистской партии пришлось убедиться не в начале советской эпохи, а на двадцать шестом году существования советского режима. Таким образом, по прошествии такого громадного срока, срока в течение которого выросло целое поколение, советские массы оказались абсолютно чужды марксистской идеологии, а партийные кадры этого обстоятельства совершенно не учли.
Этот факт, что после четверти века большевистского перевоспитания русского народа, народ наш оказался совершенно равнодушным к лозунгам Маркса, Ленина и Сталина и для него, в дни войны, то есть в дни большой духовной пробы, пришлось в срочном порядке вытаскивать не из партийного, а из русского национального архива давно оплёванные большевиками знамена Суворова, Кутузова и даже «святого благоверного» великого князя Александра Невского, означает неслыханное моральное поражение марксистской идеологии и большевистской партии, перед которым бледнеют все их прежние неудачи политического, экономического и иного порядка.
Как известно, «новая экономическая политика» — после того как поставила на ноги хозяйственную жизнь страны — была признана большевиками лишь «временной передышкой на пути к социализму» и затем была отменена. Это их решение ввергло советскую страну в состояние перманентного экономического кризиса.
Когда, во время этой войны большевики ввели «новую, национальную политику», многие были склонны думать, что это тоже «временная передышка на пути к интернационализму», котоhая будет отменена вскоре же после окончания войны. Когда я слышал такие предположения, то я всегда спрашивал: после окончания какой войны? С Германией или войны за подчинение всего мира коммунистической доктрине?
Нет никакого сомнения в том что после окончания войны с Германией «новая национальная политика» отменена не будет. Ибо конец войны с Германией ещё не будет означать конца войны большевиков против буржуазного мира. А для этой войны «новая национальная политика» будет также нужна, как она была нужна и в войне минувшей. Ведь если знамена Маркса Ленина и Сталина оказались никуда негодными в войне оборонительной, то тем более негодны они для войны наступательной. Почему же для этой последней не оставить, уже проверенные знамена Суворова, Кутузова и Александра Невского? В конце концов, не всё ли равно с чьим именем на устах раздавить буржуазный мир — с именем Маркса или Суворова? Главное — раздавить, а «цель оправдывает средства» — всегда были одним из основных принципов большевистской партии.
А вот если и эта окончательная победа будет когда либо достигнута, тогда нет никакого сомнения в том, что «новая национальная политика» будет объявлена тоже лишь «временной передышкой на пути к интернационализму» и, прошедшие сквозь новые военные бури старые российские знамена Кутузова, Суворова и Александра Невского, будут свёрнуты уже окончательно. Из своего же морального поражения в годы минувшей войны, большевистская партия, разумеется, сделает выводы и несомненно, что после окончания войны 1941 — 45 гг. наступит новый период проверки работы партийных кадров, политических чисток и постепенного внедрения марксистской идеологии в головы масс, оказавшихся и на двадцать шестом году советской эпохи «несознательными».
Начало второй фазы войны не столь её стратегические и тактические перемены, сколь именно духовный перелом её, относится к весне — лету 1943 года. Однако, первые симптомы грядущего перелома, сказались уже в многомесячной битве под Сталинградом.
Если, в свое время, всей минувшей войне большевистские исследователи попытаются придать вид «сталинской войны», то битве под Сталинградом, они уже теперь приписывают исключительно характер «гениальной сталинской победы» и даже, что весьма неожиданно для последователей диалектического материализма, известную мистику, связанную с новым именем города Царицына.
Как и большинство изысканий большевистских исследователей, так и уже появляющиеся характеристики сталинградского побоища, очень далеки от того, что бы быть верными. На исход сталинградской битвы никакого влияния не оказал, ни вдруг обнаружившийся военный гений глубоко штатского Сталина, ни своеобразная большевистская мистика связанная с названием этого города.
На исход исторической битвы под Сталинградом в равной степени повлияли два совершенно разнородных но взаимно дополняющих друг друга элемента: — предельная возможность растяжения германской армии и возросшая сопротивляемость русского народа, вступавшего к тому времени во вторую фазу войны.
Первая фаза охватывает, примерно, первые восемнадцать месяцев войны. Вторая фаза — всё остальное время её.
Первая фаза отличается прежде всего тем, что в продолжении её войну против Германии вела советская власть. Во второй фазе войну против Германии вёл русский народ.
Из этого основного различия сами собой вытекают и все остальные отличительные черты этих двух военных периодов. Первый период войны, (ведомый советской властью) ознаменовался неслыханным поражением красной армии, неисчислимым количеством пленных и огромным пространством уступленной врагу территории. Второй период войны (ведомый русским народом) был характерен блестящими победами русского оружия, глубоким героизмом проявленным простым русским человеком и полным разгромом вражеских армий.
Советские граждане хорошо помнят первые дни войны. Они хорошо помнят, то состояние крайней растерянности, которое царило тогда во всех слоях коммунистической партии. Эта растерянность одинаково выражалась и в поразившей всех советских граждан речи Сталина по радио, которую он начал с церковного обращения: — «дорогие братья и сестры», и до нелепых арестов провинциальными партийными сатрапами людей, носящих очки, фетровую шляпу или пиджак заграничного фасона, как немецких шпионов.
Эта растерянность вытекала разумеется, не из за неожиданности германского удара, ибо трудно предположить, чтобы для советского правительства, обладающего одним из самых крупных осведомительных аппаратов в мире, могла остаться тайной концентрация на советских границах многомиллионной неприятельской армии и целых гор военного материала.
Растерянность эта явилась следствием того, что уже в первые дни войны для партийных кругов стало ясно, что армия и народ не желают воевать с немцами и видят в последних не врагов, а освободителей от коммунистической диктатуры. …
Именно, поэтому во втором периоде войны, большевистская партия сорок лет боровшаяся против национализма, резко поворачивает рулевое колесо и вводит советский корабль в воды исторического русского национального патриотизма. Этот неожиданный поворот в истории большевистской партии и советского государства получил от советских граждан название: — «Национальный НЭП».