Текст:Этноплюрализм: решение для русских и россиян

Этноплюрализм: решение для русских и россиян

цикл лекций

Автор:

Традиционное действие

Дата публикации:

30 июня—30 июля 2020

Предмет:

Этноплюрализм

Ссылки на статью в «Традиции»:

• Этноплюрализм

Традиционное Действие

Часть 1. Мультикультурализм, национализм, расизм — решения Модерна

Современный мир зиждется на в корне ложных предпосылках, ставших последствием колоссальной деградации, испытанной человечеством в силу торжества западного модерна. Именно по этой причине любой выбор, совершаемый между предлагаемыми им альтернативами, для любого здравомыслящего носителя традиции неизбежно будет представляться в лучшем случае выбором «меньшего зла». Именно так следует оценивать и классическую модернистскую дихотомию между «национализмом» и «мультикультурализмом», в которой обе «противоположности» по сути лишь отражает свою, конкретную грань гибельного процесса глобальной модернизации.

Левый миф мультикультурализма, произошедший от интернационалистических утопий социализма, например, ставит своей гласной целью добиться «параллельного существования культур в целях их взаимного проникновения, обогащения и развития в общечеловеческом русле». В наши дни именно эта концепция, несмотря на кажущуюся безвредность и даже благотворность содержащихся в ней идей, на самом деле является самым мощным и передовым орудием против многообразия подлинных культур и традиций. Этот совершенный факт кажется, конечно, парадоксальным: ведь большинство авторов этой губительной концепции в свое время искренне верили в то, что именно мультикультурализм позволит сохранить истинное культурное многообразие и установить между этими культурами подлинные уважение и равноправный диалог. Однако же на практике эта сквозь-модернистская концепция показала свое истинное лицо системы унификации любых культурных различий, воспринимаемых лишь формально (внешне) и притом — лишь через насквозь-субъективную призму западных критериев «приемлемого» и «неприемлемого». В этом смысле мультикультурализм может быть охарактеризован как «просвещенный шовинизм» или «культурный империализм»: носители доминирующего «западного» «просвещенного» мировоззрение в такой культурной парадигме барским жестом позволяют «туземцам», «варварам» и «мракобесам» соблюдать определенные внешние аспекты своей культуры (притом так, чтобы они в своей основе не противоречили «общечеловеческой» (то есть западной) «культуре»). Говоря максимально кратко, мультикультурализм можно охарактеризовать как «многообразие без самобытности», дающее лишь призрачные возможности по сохранению аутентичных традиций и культур в строго ограниченных рамках «толерантного», «светского» и «добровольного», что неизбежно приводит сперва к вырождению, а затем и к полной унификации в беспорядочной и антитрадиционной глобальной псевдокультуре.

При этом столь «отличный» от мультикультурализма национализм, являющийся, казалось бы, здоровой альтернативой первому, на самом же деле представляет из себя всего лишь «чуть меньшее зло», в основе своей базирующееся на все том же модернистском комплексе мифов и заблуждений. Само появление наций было чисто-модернистским явлением, зиждящемся отнюдь не на реальных культурах и традициях, а на их заменителях, неких «синтетических версиях», разработанных интеллигенцией либо буржуазией в угоду политическим, экономическим или иным интересам, глубоко чуждым истинным носителям органической традиции. Именно поэтому национализм в самой своей основе предполагает унификацию культурных различий (но в данном случае — в рамках одной страны), оправданную отнюдь не традиционным духом, а внешними идеологическими или иными запросами государства, бизнеса и т. д..

Национализм практически никогда не считается с особенностями психологии народов, «включаемых» в нацию, ровно как и о приемлемости привносимой «национальной» синтетической культуры для их представителей. В этом смысле различия между народом-«ассимилятором» и народом-«ассимилируемым» совершенно стираются. Второй насильственно лишается собственной самобытной традиции; первый же оказывается совершенно обречен на утрату собственной аутентичности под напором внешней идеологической указки либо в следствии «переваривания» больших пластов чуждой ему культуры и ее носителей в своем «национальном» чреве.

Однако, даже несмотря на то, что в своей «инклюзивности» националисты зачастую открыто выступают против всякой подлинной аутентичности, «эксклюзивные» подходы вроде расизма в этом смысле оказываются еще более отрицательным по отношению к Традиции явлением. Как написал об этом теоретик «Новых Правых» Ален де Бенуа, «расизм — ложная доктрина, имеющая исторический контекст, которая базируется на научном позитивизме, в соответствии с котором кто-то может „научно“ измерить абсолютную ценность того или иного человеческого общества, и социальном эволюционизме, который пытается объяснить историю человечества как единую и единонаправленную, разделенную на „этапы“, соответствующие различным степеням достижений научно-технического прогресса». Мы думаем, что неприемлемость такого сугубо-материалистического и утилитаристского подхода для истинного традиционалиста не нуждается в дальнейшем разъяснении.

Часть 2. История концепции

Концепция этноплюрализма является, пожалуй, одной из тех идей, чья сущность сформировалась и вполне оформилась еще задолго до появления собственно термина, а его последователи даже и до сих пор часто используют иные схожие термины, вроде «поликультурализма», «плюриверсализма» и пр.. Между тем принципы, составляющие эту концепию, были сформулированы (и зачастую с большим успехом реализованы) еще в традиционном мире.

Так, империя Чингисхана, объединившая в себя огромное количество самых разных верований, рас и народов, действовала по весьма сходной стратегии, сохраняя широкую религиозную и культурную автономию за каждой культурно и религиозно обособленной областью Орды, скрепляя громадные территории лишь силовыми и статусными механизмами верховной власти.

В дальнейшем эта черта была с успехом усвоена новым Русским царством; именно благодаря ей наша страна до сих пор сохранила статус единителя и устроителя Евразии, обладающего всей полнотой власти и вместе с тем благосклонного ко всем своим подопечным, вне зависимости от бытовых, культурных и религиозных различий между ними.

В Европе подобный принцип реализовался в священных Империях и Союзах Средневековья: там он исходил в первую очередь из христианской веры. Как поэтично выразился об этом немецкий философ Иоганн Гердер,

«Народы — это мысли Бога».

И, если все мысли Бога прекрасны и необходимы — то, конечно, всякий народ с такой точки зрения в высшей степени ценен и вместе с тем ценен лишь постольку, поскольку его представители готовы блюсти чистоту и стройность своей божественной, ниспосланной свыше культуры.

Однако наступление модерна, всегда и во всем порождающее неестественность и конфликтность, вскоре заменило эти весьма гармоничные и надежные принципы на истерический, разъединяющий национальный шовинизм и самодовольный и в высшей степени варварский колониализм; к ним вскоре подключился еще более губительный и нездоровый космополитизм, не щадящий уже и европейские традиции и верования.

Последовавший почти 300 лет спустя возврат к утерянным принципам шел постепенно и по большому счету интуитивно, по ходу выливаясь в различных прото-«этноплюралистических» концепциях различной степени стройности и законченности.

Так, в России в наиболее полной степени эта концепция была осознана русскими евразийцами, призвавшими к дружественному сожительству («братанию») аутентичных евразийских народов в духе взаимного культурного уважения и понимания.

На западе концепция в 70-ые годы была вполне сформулирована Новыми Правыми, которые, собственно, и начали употреблять соответствующий термин для обозначения определенного класса идей. В свою очередь, еще в начале века схожие идеи стали продвигать представители интегрального традиционализма, исходящие здесь из представления о высшем, метафизическом единстве традиционных культур и религиозных учений народов мира, делающего каждую из них в высшей степени бесценной и важной.

Уже в наше время Александ Гельевич Дугин, также придерживаясь схожих взглядов, произвел синтез русского евразийства и учения Новых Правых, тем самым сделав этноплюрализм всеобъемлющей и многогранной гипотезой.

С нашей точки зрения подобное введение в историю концепции, предвосхищающее разговор о собственно сути этноплюрализма, здесь было совершенно необходимо, и потому да не обвинит нас наш же подписчик в «излишней болтовне». В отношении этой концепции, поставленной на службу русскому традиционализму, подобный краткий экскурс, думается, служит цели демонстрации подлинной традиционности и органичности этноплюрализма, появление которого как концепции недалекие и ограниченные люди склонны относить к «каким-то» 70-м годам нашего века.

Часть 3. Сущность этноплюрализма

Наконец разобравшись с необходимостью поиска альтернативных решений, выходящих за классические, модернистские решения национального вопроса, мы можем уже перейти к непосредственному рассмотрению этноплюрализма как модели. Прежде дела хотелось бы предупредить читателя о том, что этноплюрализм, как и любая комплексная гипотеза, имеет множество форм и вариаций: «радикальных» и «умеренных», «правых» и «левых». В этой статье мы будем излагать ту её конкретную версию, которую в свое время продвигали французские Новые Правые и неоевразийцы Дугина, возможно в чуть более последовательных их версиях.

Раздел 1. Определение.

Большинство определений этноплюрализма, содержащихся в «университетских» справочниках и «академических» исследованиях, связывают его с неофашизмом, шовинизмом и иными подобными им отрицательными маркерами; потому какого-бы то ни было серьезного внимания в этом смысле они не заслуживают. Однозначное и полное определение этноплюрализма в трудах его сторонников также находится с трудом: во многом виною этому становится затронутое нами в прошлой части статьи (ссылку на которую вы можете найти под текстом) многообразие терминов, которыми те или иные авторы в разных случаях называют приблизительно одинаковые модели. В таком случае нам остается только дать это определение самим, опираясь при этом на наиболее общие и очевидные моменты:

Итак,

Этноплюрализм — гипотетическая культурологическая и конфликтологическая модель, в основании которой содержится положение о высшей ценности аутентичной [и традиционной, в большинстве трактовок] культуры каждой органической социально-культурной группы (племени, народа, культа, религиозной конфессии и т. д.). В плане практической реализации эта модель характеризуется реальным культурным разнообразием, представленным множеством культурно обособленных этно-культурных субъектов. Этноплюралистская модель в том числе поддерживается этическими соображениями, рассматривающими аутентичность и самобытность культуры в качестве основополагающих ценностей каждого отдельного общества, равно как и человеческого сообщества в целом.

Исходя из этого, быть может, не слишком ясного определения мы тут же рассмотрим сущность, содержащуюся в этом понятии.

Раздел 2. Сущность этноплюрализма.

Этноплюрализм: решение для русских и россиян, изображение № 2 Итак, этноплюрализм — модель, ставящая на первое место максимально-полную культурную самобытность для всех, ею обладающих или к ней стремящихся. Этноплюралисту не свойственно шовинистическое отношение к чуждым культурным формам, если только они не представляют угрозу для его собственной культурной независимости и аутентичности. То же самое касается и культур, прямо-противопоставляющих себя самому существованию этноплюралистического мира («плюриверсуму», как его называл Бенуа в оппозицию к космополитическому «универсуму»): именно это обстоятельство, кстати, и обязывает этноплюралистов к прямой оппозиции Западу, чья вырожденческая глобалистская культура представляет в сегодняшних условиях, в силу своих культуртрегерских замашек, главную угрозу для подлинного культурного многообразиях по всему миру.

Очень важно понимать, что этноплюралист, являясь полной противоположностью мультикультуралисту (несмотря на некоторую схожесть при очень поверхностном рассмотрении обоих явлений), всегда мыслит культурное разнообразие вокруг себя в первую очередь из чувства глубокой любви к Родине, отечественной культуре, вере отцов, родной традиции и т. д., а не из отвлеченных «идейных», «толерантных» соображений. И, несмотря на уважение к другим народам, их самобытности и традициям, русский этноплюралист всегда и во всем будет в первую очередь руководствоваться интересами России, русских и русской веры. Отличие же от логики шовиниста в его случае состоит в том, что этноплюралист не верит в навязанные европейским духом ложные «национальные интересы» и буфаторный «дух нации», сводящиеся в большинстве своем к насильственной ассимиляции и хищнической, эгоистической экспансии в чуждые и в конечном счете ненужные ему земли и культурные пространства. Этноплюралист уважает другие традиции, народы и верования в первую очередь потому, что бесконечно любит собственную веру, народ и традицию.

Раздел 3. О территориальном устройстве. Этноплюрализм и Империя.

Несмотря на существование в лоне самого широкого русла этноплюрализма таких губительных идей, как этносепаратизма или «тотального апартеида», территориальный принцип разумного этноплюрализма вовсе не ведет к распаду страны страны с одной стороны и формированию «системы этнических гетто» с другой. Столь же ложной является и критика, клеймящая этноплюралистов «минархистами», «пацифистами» или «пораженцами», исходя из их якобы прямого отказа от любой деятельности по защите и приумножению международного политического могущества. А ведь подобные претензии, конечно, сразу же отпали бы у темных и предвзятых критиков, коль скоро их бы заинтересовало реальное содержание подобных идей и тем более — особенности их практической реализации.

В самом первом приближении этноплюрализм выступает за единое, скрепленное духовно, политически и экономически государство, внутри себя состоящие из культурно-обособленных и самодостаточных территориальных субъектов, обособленных по этническому признаку. При это народ, составляющий в рамках этого государства абсолютное большинство и имеющий особое, высшее право и статус народа-устроителя, народа-отца, пользуется в таком государстве особыми правами и полномочиями, подкрепленными глубоким уважением к нему и его исторической роли со стороны всех остальных жителей государства. И, хотя в первом приближении эта система больше всего походит на советский и современный российский федерализм, на самом деле она сильно отличается от обеих моделей территориальной организации.

Система этноплюрализма выстроена таким образом, что каждый народ обладает максимальной культурной автономии в той степени, в которой такая автономия не несет угрозы целостности государства. Эта автономия достигается, с одной стороны, низовой установкой на сохранение каждым отдельно-взятым народом чистоты своих традиций, крови и культуры, так и, с другой, предпринятыми на государственном уровне мерами по ограничению случаев смешения, ассимиляции, вырождения и т. д.. Однако первой группе мер, во избежании возможности становления губительного и опасного тоталитаризма, конечно уделяется куда большее, ключевое внимание.

Система этноплюрализма отказывается от притянутых за уши «скреп» вроде единой «российской нации» или общего «федеративного государства». Вместо этого этноплюралистическая система предлагает каждому народу страны, вне зависимости от его культурной идентичности, ощутить высшее единство с другими его народами, основанное на таких традиционных идеях, как «Империя», «историческая миссия» и т. д.. Так, каждый народ России, например, в этноплюралистической системе должен будет осознать себя важной частью великой континентальной Империи, противостоящей Западу, упадку и вырождению, и в свете этих идей явственно ощутить утраченное еще со времен Советского Союза высшее чувство единства и солидарности.

Этноплюрализм — по-настоящему имперское решение национального вопроса: для этноплюралиста Империя не исчерпывается ни границами расселения определенного этноса, ни экономическими интересами класса национальных капиталистов. Вместо этого этноплюралист-имперец преследует определенную Миссию, корни которой можно обнаружить в единстве исторической судьбы составляющих Империю народов.

И, в конце концов, этноплюрализм — модель, основанная не просто на сентиментальной идее «равенства» всех народов перед лицом абстрактных «общечеловеческих ценностей». Это — светлая идея о возможности взаимного уважения между подлинными людьми Традиции, готовыми вместе защищать ее от современного духа разложения и упадка. В этом смысле этноплюралисты ценят не культуры — сами по себе, невзирая на степени их вырождения — а именно Традиции, несущие в себе дух высшего единства и бесценной мудрости, уникальной в каждом отдельном случае.

Часть 4. Перспективы этноплюрализма в Росиии

Несмотря на объявленное нами ранее завершение цикла, нам все же хотелось бы сказать еще несколько слов о перспективах этноплюрализма в современной России, а также немного поспекулировать на счет гипотетического грядущего российского государства, построенного на этом принципе. Подобное, казалось бы, праздное занятие, вопреки первому впечатлению, хорошо проиллюстрирует в том числе и различие между этноплюрализмом и современной российской моделью, поверхностное сходство между которыми вполне могло ранее смутить не слишком внимательного читателя.

Раздел 1. К критике современной модели.

Национальная модель современной Российской Федерации по сути является неким мутировавшим наследием модели советской (также в высшей степени несовершенной, но по крайней мере рабочей), при этом приправленной некими «общими местами» западных мультикультуралистов. Первое обеспечивает некую инерцию, все еще скрепляющую народы страны чем-то в роде «национального духа»; второе же, с каждым годом набирая все большие обороты, работает в прямо своем обычном, разрушительном направлении.

С одной стороны, современная российская власть посредством довольно широких (и зачастую даже излишних) привилегий, барским жестом отпускаемых национальным субъектам, дает довольно широкие возможности для реализации малыми народами страны своей культурной самобытности. Однако же эти «свободы» и «возможности» — в высшей степени призрачные (как и большинство «свобод», гарантируемых в нашей стране): система отнюдь не насаждает среди населения должных стимулов, способных поспособствовать реализации таких «возможностей»; она просто ей не мешает. Культурная и этническая принадлежность в общественном сознании остается лишь атрибутом, который каждый отдельный человек волен как принять, так и отвергнуть. Из-за этого народы России, находящиеся в культурном упадке еще со времен Российской Империи, оказываются попросту обречены на ассимиляцию в следствии полной пассивности в деле защиты своей самобытности, несмотря на все «национальные республики» и «местные официальные языки». С другой стороны народы, сохранившие сильную привязку к родной культуре (например, народы Кавказа), напротив, во всю пользуются ниспосланными государством полномочиями и тем самым ведут настоящую ассимиляторскую и захватническую политику в рамках всей страны, угрожая самобытности и чистоте даже доминирующего русского этноса, не говоря о народах куда более слабых и малочисленных.

Еще хуже обстоит дело с положением русского народа: из-за фактического растворения понятия «русского этноса» в бульоне буфаторной «российской нации» он оказывается лишен любых форм этнического представительства, а его культура становится «общим достоянием», неизбежно упрощаясь до простейших, понятных всем и каждому, форм. Более того, в русских регионах страны все нарастающими темпами продвигается «терпимость» (по сути — калька с западной толернтности), выражающаяся в размытии традиционного русского общества и подготовке к «вливанию» в него любых чуждых ему элементов культур малых народов (к этим процессам, например, можно отнести стремительную исламизацию центральных регионов страны). Об особом статусе русского этноса, сыгравшего и играющего центральную историческую роль среди всех народов России, в такой системе, конечно, не может идти и речи.

Говоря о дисгармонии отдельных элементов «федерастической» системы современной России, конечно, стоило бы отдельно обратить внимание и на ее скрепляющий механизм, который правые в нашей стране довольно точно окрестили «россиянством», провозглашаемым официально под громким именем «российская нация». Эта идея, с огромным запозданием подсмотренная у западных националистов модерна (по аналогии с «французской», «германской» и иными нациями, выкристализованными в свое время вокруг новых, светских государств Европы) в нашей стране носит зачастую и вовсе смехотворный характер. Это и не удивительно: идея о общекультурной и ценностной унификации представителей различных рас, культурных пластов и стилей жизни в рамках единой и целостной «нации», преподносимой в качестве основной и первостепенной идентичности каждого гражданина Росиии, конечно, в реалиях нашей страны не может восприниматься иначе, нежели как с горькой улыбкой. Отдельной проблемой «российской» идентичности является также ее полная идеологическая серость: эта черта, сама по себе не свойственная народам Евразии, в реальных условиях напряженной борьбы за умы между Россией и Западом делает нашу позицию к тому же совершенно проигрышной.

Раздел 2. Этноплюралистская перспектива России

Безусловно, описанный в прошлом разделе расклад просто не может устроить русского традиционалиста (как и вообще любого сознательного русского человека). Между тем в предыдущих частях мы уже успели убедится в необходимости возврата к этноплюралистическим, испокон веков свойственным нашей стране формам организации общества в его национальном разрезе. Здесь, конечно, возникает вопрос практики.

Мгновенная «этноплюрализция», заключавшаяся бы в быстром, резком упразднении утлого мифа «российства» и мерах, направленных на «кристаллизацию» этнической и культурной самобытности русских и иных народов в своих исконных землях, конечно, в современных условиях была бы практически равнозначна распаду страны (или как минимум — новому, очередному «сколу» национальных окраин). К тому же не стоит забывать и об опасности со стороны Запада и захватнически-настроенного исламского мира, которые, конечно, постараются всеми силами использовать коренные перемены в стране для легитимизации и усиления своей агрессии. Именно поэтому, на наш взгляд, на первых порах куда целесообразнее было бы начать с утверждения настоящего, высшего Принципа, способного скрепить разваливающуюся Евразию в новую, духовно-единую государственную единицу. При этом этот Принцип может на самых первых порах проявляться даже не в религии или высших политических концепциях (авторитет которых в наше время в России предстоит отдельно и с большим трудом восстанавливать), а более приземленных, но все еще верных формах сверхэтнической идентичности.

Здесь есть чему поучиться у Советской России, в которой центральное место занимало понятие «советского человека», который в то же время мог быть человеком русским, татарином, православным, мусульманином и т. д., в той или иной мере чувствуя одновременно собственную самость и принадлежность к более высокому целому. Разумеется, советской системе были присущи многие прогрессивистские мифы и тяга к смешению — однако эти черты, будем думать, вполне отделимы от действительно актуальной на первых порах идеи сверхидентичности, основанной на единой, органической и мощной государственной идеологии.

После достижения высшего единства, единственно-способного надежно скрепить новую Россию, этноплрализм сможет без опаски реализовываться в культурной политике, основанной на очищении и восстановлении аутентичных культурных и этнических сообществ. На первых порах, возможно, этот процесс необходимо будет стимулировать определенного рода апартеидом (лишенным, однако, его расистского аспекта). В этот период абсолютная ценность свободы культурного, религиозного и иного идентичностного выбора для отдельного человека должна будет поставлена под серьезный вопрос; впрочем, этот на первый взгляд пугающий акт антилиберализма и в целом не несет себе ничего плохого с точки зрения Традиции. Тем не менее с обретением каждой культурно-этнической единицей подлинного уважения к своему своеобразию, крови и культуры подобные жесткие меры, думается, будут устранены за ненадобностью.

В конце хотелось бы также сказать несколько слов о кажущейся аналогии такой политики с политикой «коренизации», проводимой советской властью до начала Великой Отечественной войны. Очень важно понимать, что основной проблемой этой этно-культурной политики, явно отличающей ее от собственно этноплюрализма, в свое время стала ее «программность»: большинство проектов по «возрождению» тех или иных «самобытностей» по сути были локальными, форсированными проявлениями процессов искусственного создания наций практически с нуля (так, например, проекты белорусской и украинской нации были взяты советами напрямую из трудов украинских и белорусских националистов). Этноплюралисты же, напротив, дают культурам обрести свою самость, лишь помогая и мотивируя, давая людям самим нащупать родную традицию и реставрировать свою культуру на ее фундаменте.

Дополнительные замечания

Почему этноплюрализм — не «новая коренизация»

В конце хотелось бы также сказать несколько слов о кажущейся аналогии этноплюрализма с политикой «коренизации», проводимой советской властью до начала Великой Отечественной войны. Очень важно понимать, что основной проблемой этой этно-культурной политики, явно отличающей ее от собственно этноплюрализма, в свое время стала ее «программность»: большинство проектов по «возрождению» тех или иных «самобытностей» по сути были локальными, форсированными проявлениями процессов искусственного создания наций практически с нуля (так, например, проекты белорусской и украинской наций были взяты советами напрямую из трудов украинских и белорусских националистов, в свою очередь лепивших новые нации практически «по своему вкусу»). Этноплюралисты же, напротив, дают культурам обрести свою самость, лишь помогая и мотивируя, давая людям самим нащупать родную традицию и реставрировать свою культуру на ее фундаменте.

Именно поэтому описанная выше практика этноплюрализма вовсе не обернется для России разрушительной «новой коренизацией», а будет лишь необходимой форсированной мерой по возвращению национальной политики нашей страны в свое историческое, естественное русло.

2. Про миграционный вопрос

Для современной России миграционный вопрос стоит чрезвычайно остро, а его специфика (в первую очередь в силу исторического и культурного бэкграунда) выходит далеко за рамки классического «национального вопроса». Как довольно точно отметил А. Г. Дугин,

«Приезжие в России — никакие не приезжие, они — наш народ, часть нашего народа. И этот народ имеет как свои общие принципы (это как раз русский язык, русская история, история нашего ядра, <…>), так и самобытность локальных идентичностей».

И действительно, постсоветское пространство — регионы, исторически и культурно включенные в Русскую Евразию в течении многих столетий — с трудом можно назвать «чужой территорией». Именно поэтому миграция, вызванная колоссальным экономическим неравенством между молодыми государствами «постсоветской семьи народов», является скорее полновесным геополитическим, а не просто «национальным» моментом.

И именно по этой причине, дабы раскрыть проблему внешней и внутренней миграции во всей полноте, мы намереваемся осветить данную тему в последующих, уже геополитических наших работах.

См. также:

• Текст:Коллин Клири:Какова метафизика левых?