Франкфуртская школа

Франкфуртская школа (нем. Frankfurter Schule) — собирательное название, применяемое к неомарксистским еврейским мыслителям, связанным с Институтом социальных исследований в Франкфурте-на-Майне.

Франкфуртская школа 2.jpg

Среди идеологов школы были Дьёрдь Лукач из Венгрии, философ Макс Хоркхаймер из Германии, позднее приобщились психолог Эрих Фромм, сексолог Вильгельм Райх, социологи Теодор Адорно и Герберт Маркузе.

В 1933 году, после захвата власти нацистами, основоположники школы переехатли из Германии в США, где и развили свою деятельность.

Начиная с 1949 года в Германию вернулись ведущие сотрудники «Франкфуртской школы» Макс Хоркхаймер, Теодор В. Адорно, Фридрих Поллок, Лео Лёвенталь, Эрих Фромм и Герберт Маркузе. Главной своей задачей они видели перевоспитание немецкой интеллигенции и, надо сказать, добились в этом большого успеха. Адороно писал своему коллеге Лео Лёвенталю: «Мой семинар похож на школу талмудистов, кажется, будто души убитых еврейских интеллектуалов вселились в немецких студентов». Франкфуртские философы были основателями так называемой «критической теории». Они выпустили в жизнь огромное количество своих учеников, которые позже заняли виднейшие позиции в науке, преподавательской деятельности, журналистике и политике.[1]

«Критическая теория»Править

Основным научным направлением «критической теории», с помощью которой, с позиции марксизма и психоанализа Фрейда, по установкам Грамши, было подвергнуто методической критике буквально всё «старое», что есть на Западе и что составляло ядро западной культуры.

Ключевыми объектами критики стали, например, следующие понятия.

Институт семьи, и не просто семьи, а традиционной христианской семьи, главой которой является отец. Теодор Адорно в своём труде «Авторитарная личность» приходит к выводу, что воспитание в такой семье приводит к фашизму, антисемитизму, ксенофобии и стало одним из факторов Холокоста. Взамен предлагается сломать распределение гендерных ролей в семье через матриархальную и андрогинную теории (последняя стирает различия в полах и утверждает «взаимозаменяемость»).

Христианство. В работе «Догма о Христе» Эрих Фромм разбирает христианство «на молекулы» с позиции психоанализа Фрейда. У Фромма получается, что христианство — это не более чем «старый миф о мятежном сыне, выражение враждебного отношения к отцу». Хотя это и звучит менее агрессивно, чем попытка Адорно привязать христианство к фашизму.

Сексуальная мораль. Именно представитель Франкфуртской школы Вильгельм Райх своей книгой «Сексуальная революция» ввёл термин, поставленный в её заголовок, и был активным апологетом освобождения от сексуальной морали. Напомним, что на рассвете СССР большевики также отстаивали «свободную любовь», активным приверженцем которого была революционерка и советский дипломат Александра Коллонтай. Закончилось всё распространением венерических заболеваний и быстрым закрытием эксперимента.

Дальше всех пошел Герберт Маркузе, который со своими работами «Эрос и цивилизация» и «Одномерный человек» одновременно утверждал «принцип удовольствия» и «большой отказ» от господствующих ценностей западной цивилизации во всех её разновидностях. Всё это в комплексе имело огромное влияние на популяризацию марксизма среди мятежной западной молодежи 1960-х. Сам Маркузе становится для них культовой фигурой. Во время парижского восстания 1968 г. студенты несли транспаранты с надписью: «Маркс, Мао и Маркузе».

В работе «Одномерный человек» он развивает тезис Грамши об «угнетённых группах» как двигателе революционных изменений — уже вместо пролетариата: «однако под консервативно настроенной основной массой народа скрыта прослойка обездоленных и аутсайдеров, эксплуатируемых и преследуемых представителей других рас и цветных, безработных и нетрудоспособных».[2]

Основная цель — разрушение верыПравить

Что отличает Запад от России, как определил Лукач, так это иудео-христианская культурная матрица, которая подчеркивает именно уникальность и святость личности, от которой Лукач отрекся. По сути, господствующая западная идеология утверждала, что человек, используя свой разум, может распознать Божественную Волю в непосредственных отношениях. Что было еще хуже, с точки зрения Лукача: эти разумные отношения обязательно подразумевали, что индивид может и должен изменять физическую вселенную в поисках Добра; что Человек должен владычествовать над Природой, как сказано в библейском наставлении в Книге Бытия. Проблема заключалась в том, что до тех пор, пока у человека была вера — или даже надежда веры — в то, что его или ее божественная искра разума может решить проблемы, стоящие перед обществом,

Задача Франкфуртской школы состояла в том, чтобы, во-первых, подорвать иудео-христианское наследие посредством «уничтожения культуры» (Aufhebung der Kultur на немецком языке Лукача); и, во-вторых, определить новые культурные формы, которые увеличили бы отчуждение населения, тем самым создавая «новое варварство». Для выполнения этой задачи во Франкфуртской школе и вокруг неё собралось невероятное количество не только коммунистов, но и беспартийных социалистов, радикальных феноменологов, сионистов, отступников-фрейдистов и, по крайней мере, нескольких членов самоидентифицируемого «культа Астарты». Разнообразное членство в определённой степени отражало спонсорство: хотя Институт социальных исследований начал свою деятельность при поддержке Коминтерна, в течение следующих трёх десятилетий его источники финансирования включали различные немецкие и американские университеты, Фонд Рокфеллера, Columbia Broadcasting System, американскую Еврейский комитет, несколько американских спецслужб, Управление Верховного комиссара США по Германии, Международная организация труда и т.д.[3]

Франкфуртская школа и выходки современных леваковПравить

После Второй Мировой войны убыточность марксистско-ленинской идеологии стала еще более понятно. Ни Франция, ни Италия, ни Британия не стали коммунистическими. Необходимо было что-то менять.

 
Макс Хоркхаймер (слева), Теодор Адорно (справа) и Юрген Хабермас(справа на заднем плане) в Гейдельберге, 1965 год.

И представители Франкфуртской школы сделали упор не на экономические слои населения, а на культурные. Именно поэтому эту идеологию назвали культурным марксизмом. Если раньше классом угнетателей были буржуа, то сейчас ими стали белые, а угнетенными — черные. Если раньше инструментом угнетения была собственность на средства производства, то сейчас это институциональный расизм. Белые, христиане, гетеросексуалы, красивые — угнетатели. Черные, мусульмане, гомосексуалисты, некрасивые — угнетенные. Именно поэтому в современных западных государствах сочетается терпимость как к ЛГБТ, так и к мусульманам (которые в своих странах вешают представителей сексуальных меньшинств).

И новые левые успешно переняли его идеи. Ведь согласно абсолютизированному диалектическому подходу все должно подвергаться сомнению: раса, религия, нация, семья, государство, сексуальная ориентация. А значит, семья (во всяком случае традиционная или нуклеарная), как и другие перечисленные категории не представляют из себя сакральной ценности. Сакральностью вообще ничего не обладает. Отсюда корень логоса Кибеллы, введенного А. Г. Дугиным, в современном мире. Его можно уместить в одну фразу «твоя жизнь — твои правила». А нормы религии и морали, обязательства перед страной, нацией и семьей легко парируются фразой «я никому ничего не должен». Культурный марксизм настолько глубоко пустил корни в наше общество, что вышеперечисленные установки так или иначе знакомы всем, а пользуются ими сотни миллионов людей.[4]

См. такжеПравить

СсылкиПравить