Текст:Лаша Даркмун:Заговор против искусства
Заговор против искусства
- Автор:
- Лаша Даркмун
Lasha Darkmoon
«Ещё никогда столь немногие не были в состоянии изображать дураков, маньяков или преступников из столь многих.»
Герберт Уэллс. «Облик грядущего»
- Дата публикации:
- 19 сентября 2009
- Язык оригинала:
- английский
- Язык перевода:
- русский
- Предмет:
- Дегенеративное искусство
Начну с признания: я — неудавшаяся художница. Моё желание рисовать уходит в прошлое насколько я себя помню. Единственное что меня остановило на этом пути — это отсутствие таланта. Когда я впервые попробовала написать автопортрет, сверяясь с зеркалом в спальне, моя мама положила внезапный конец моим художественным амбициям, воскликнув: «Ох, какая милая обезьянка!»
Это было весьма бесцеремонным пробуждением для девятилетней художницы.
Примерно десять лет спустя я задалась вопросом, в чём смысл и суть искусства. Однажды я нашла это предложение в биографии Бюрне-Джонса, и переписав его в свой дневник, день или два размышляла над ним: «Под картиной я понимаю прекрасную романтическую мечту о чём-либо, что никогда не случалось, и никогда не случится — в свете лучшем, чем когда-либо светивший — в земле, которую никто не в состоянии описать или запомнить, но только желать — исполненную в формах чудесно-прекрасных.»
Искусство, каким оно было, когда художники умели рисовать. В наши дни его назвали бы дешёвкой.
Когда я прочитала это предложение, я едва не упала без чувств. Я была чувствительной девочкой, склонной к обморокам по малейшему поводу. Я осознала, что между поэзией и живописью нет никакой разницы, также как между живописью и музыкой. Все эти виды искусства были уникальным в своём роде способом поиска Бога — Бога, которого могло и не существовать — но тем не менее Бога. Бог был красотой. Бог был желанием. Бог был пламенем в розе.
Так я тогда думала. Я была молодой и глупой.
Искусство, как я выяснила позже, существовало лишь для того, чтобы на нём делать деньги. Организованное еврейство научило меня этому. Антиквар Пол Розенберг говорит так: «Картина прекрасна лишь тогда, когда её можно продать.» Президент галереи Мальборо, еврей Фрэнк Ллойд, подтверждает это: «В управлении галереей существует лишь одна мера успеха: полученная прибыль.»
Мы обязаны выяснить кто заправляет рынком искусства и каким образом он превратился в балаган?
Искусство должно делать вас несчастным.
Давайте совершим кругосветное путешествие вместе с Израэлем Шамиром. Г-н Шамир, в конце-концов, не только хороший знаток искусства, но и туристический гид в Иерусалиме. Он согласен со мной в отношении сути искусства. «Вне Христа нет искусства», говорит он. Под «Христом» он, конечно, имеет в виду нечто большее, нежели исторический Иисус. Он подразумевает Логос, или Принцип Христа, власть закона в упорядоченной божественной волей вселенной.
Со времен Дарвина и Фрейда произошла полная «переоценка всех ценностей». Всё было перевернуто с ног на голову. Существующее ныне бедственное положение в искусстве может быть по большей части объяснено махинациями организованного еврейства, а в особенности деятельностью группы революционных мыслителей, известных как Франкфуртская школа. (Для детального введения в идеи этих марксистов нео-фрейдистского толка, большинство которых были еврейскими беженцами в Америку из гитлеровской Германии, я рекомендую пятую главу «Культуры Критики» Кевина МакДональда).
В то время как один из этих франкфуртцев, Теодор Адорно, занялся разрушением западной музыки, заверяя мир, что атональная музыка — это хорошая вещь, потому что она диссонирующа и отвратительна, другие члены группы занялись разрушением искусства, продвигая его reductio ad absurdum: свет включается и выключается в пустой комнате, неприбранные постели с разбросанными использованными презервативами и запятнанными кровью панталонами, и законсервированные экскременты художника.
Один из основателей Франкфуртской Школы, Джордж Лукач, задал риторический вопрос: «Кто спасёт нас от Западной цивилизации?» Он начал спасательную операцию самостоятельно, убедив себя, что наилучшим способом является создание «культуры пессимизма» и мира, покинутого Богом. Здорово.
Другой из этих интеллектуальных гениев, Уолтер Бенджамин, верил, что целью искусства является сделать человека как можно более несчастным, поскольку пессимизм — это необходимое условие для мировой революции. «Организовать пессимизм», он зловеще предсказал, «означает не что иное, как удалить моральную составляющую из политики.» Бенджамин преуспел лишь в том, чтобы сделать несчастным самого себя. Он совершил самоубийство.
Революционер-марксист Вилли Мунзенберг не испытывал никаких сомнений по поводу своей цели в жизни. Его целью было разрушить Западную цивилизацию. Без шуток. Чтобы достичь этого, по его словам, франкфуртцы должны «организовать интеллектуалов и использовать их, чтобы заставить Западную цивилизацию вонять. И лишь потом, когда они подточат все её ценности и сделают жизнь невозможной, мы сможем установить диктатуру пролетариата».
Подведём итог: давайте создадим культуру пессимизма. Заставим Западную цивилизацию вонять. Создадим безбожный мир и доведем людей до отчаяния. Подточим ценности общества и сделаем жизнь невозможной. Короче, создадим ад на земле.
Если вы борящийся с препятствиями художник, то вам скоро станет ясно, что в мире искусства господствуют евреи, весьма озабоченные созданием ада на земле. Их контроль того, что сегодня выдается за искусство, всеобъемлющ и ужасен. Искусство превратилось в анти-искусство. «Для евреев», замечает Израэль Шамир, «групповой интерес заключается в подавлении визуального искусства, поскольку в нём они не способны конкурировать. Ещё более глубокий групповой интерес — это подтачивание Христианства, главного их врага.»
Подточить. Подавить. Посеять вражду. Свести с ума. Разрушить. Глаголы для запоминания. Давайте начнём с тура по мировому искусству, с Израэлем Шамиром в качестве нашего гида, и попытаемся постичь происходящее.
По галереям вместе с г-ном Шамиром
Однажды Шамир очутился в столице страны басков, испанском городе Бильбао. Он явился исследовать музей современного искусства, построенный сказочно богатым (еврейским) семейством Гуггенхаймов. Самое огромное здание во всей Испании, Музей Гуггенхаймов глубоко впечатляет Шамира — оно словно бы материализовалось из научно-фантастического фильма — но, едва оказавшись внутри, Шамира ждет острое разочарование.
Эй, что это за мусор? Куски изогнутого железа, сваленные в кучу словно на свалке металлолома. Ржавые железные пластины в одном углу. Бессмысленно мигающие видео экраны. Голые геометрические формы. И, представьте себе, целый этаж посвящён коллекции костюмов Армани. Моя нога сюда больше не ступит, бормочет про себя Шамир, покидая здание через ближайший выход.
Каков его следующий шаг? Он прыгает на самолет до Венеции, и теперь мы видим его исследующим знаменитый Музей Биеннале, пытающимся понять смысл коллекции выброшенных на свалку автомобилей. Лихорадочно потирая лоб, он вынужден присесть чтобы собраться с мыслями. Нет, не садитесь сюда, сэр, эти кресла являются бесценными произведениями искусства! Вы хотите прочесть хорошую книгу, г-н Шамир, чтобы отвлечься от всего этого хлама? Нет проблем. Вот книжный шкаф, полный книг. Помоги себе сам. Вернее, не помогай себе! Этот книжный шкаф, заставленный заплесневевшими старыми книгами, тоже является утонченным произведением искусства! Да, доставленный сюда прямиком из утонченного артистичного Израиля!
Можно было бы предположить, что после стольких разочарований, г-н Шамир упакует свои чемоданы и вернется домой в Яффу, решительно настроенный никогда больше не посещать арт-галереи. Но нет, жадный до наказаний, наш арт-гид на этот раз решает навестить музей в Амстердаме, где он сталкивается с коллекцией разложившихся свиных туш. К своему потрясению, он узнает, что один из формалиненных трупов из этого же музея был приобретен за 50 тысяч долларов богатым американцем. Ничего себе, коллекционер трупов!
Его разочарование становится полным, когда, посещая Копенгаген, он обнаруживает себя в церкви святого Николая. Будучи евреем, обращенным в христианство, он, может быть, зашёл туда помолиться. Если так, то его ждёт огорчение — покой его ума нарушен картинами, которые он видит на стенах этой почтенной церкви. Вот цветная фотография обнаженной старухи, истощённой и больной. А вот, прямо рядом с ней, огромный детальный рисунок женских гениталий. Но что это? О, не стоит беспокоиться! Просто фото парочки парней, занимающихся оральным сексом. Да ладно вам! Это естественный и здоровый акт! Что может быть лучшим местом для празднования веселой языческой сексуальности, чем христианская церковь?
«Что бы они не провозгласили искусством, стало им», с грустью Шамир подводит итог. «Вначале это были работы весьма сомнительной ценности, такие как „абстрактные рисунки“ Джексона Поллока. В конце концов мы прибыли к сгнившим свиньям, гнутое железо, и костюмы Армани. Искусство было разрушено.»
Еврейская связь
Но какое отношение ко всему этому имеют евреи? Очень большое. Если вы хотите сыграть в захватывающую игру «найди еврея», давайте продолжим наш тур по миру современного искусства.
Вы встретите многих художников, значительная часть которых — это уступчивые и конформные не-евреи, готовые прыгать через обручи, установленные перед ними их Мастерами: вездесущими евреями, скрывающимися за кулисами. Хозяева. Богачи. Те, кого художник обязан ублажать и кому он должен льстить, если он, в свою очередь, желает выдвинуться и стать богатым и знаменитым.
Амбициозный художник обнаружит себя неизбежно втянутым в еврейский мир. Он научится сдобрять свои разговоры фразами на иддише. Он никогда не выдохнет ни единого критического слова в адрес Израиля, неважно какие жестокости и военные преступления эта страна не устраивает в данный момент. Он будет глумиться над мусульманами, Кораном и палестинцами. Он узнает, что оскорбление христианства, религии его предков, приносит изрядные дивиденды. Он будет упоминать Холокост при каждом удобном случае с увлажнёнными глазами, и он сделает столько картин Освенцима, сколько сможет, предпочтительно с трубами, извергающими чёрный дым.
Всё это делается художниками-гоями. Множество доказательств тому может быть найдено здесь, в колоссальном архиве информации об искусстве. В этом эссе я в значительной мере полагаюсь на вышеупомянутый источник.
Даже великий Пикассо знал, что он ублажает евреев, когда он обнял своего друга Пьера Дэкса и доверительно прошептал, «Только представьте себе, художники когда-то полагали, что они способны написать „Избиение младенцев!“» Он, очевидно, вторил или предвосхищал Адорно с его «После Освенцима не может быть поэзии.» Если после Освенцима не может быть поэзии, то искусства тоже быть не может, а тем более христианского искусства.
Энди Уорхол знал лучше других как добиться расположения евреев к себе. Его серия в 1980-х, «Десять портретов евреев двадцатого века», представляет десять портретов тех, кого Уорхол величает «еврейскими гениями», один из которых — бывшая премьер-министр Израиля Голда Мейр — «гений», заявившая, что палестинцев не существует, со своей знаменитой склонностью к остротам добавив, что «Как мы можем вернуть оккупированные территории? Ведь нет никого, кому их можно было бы вернуть.» Другим «гением» был Зигмунд Фрейд, кого Кевин МакДональд описал как человека, совершившего одну из величайших научных фальсификаций 20-го века — фальсификацию, ставшую очень полезной для создания культуры Западного суицида.
Портреты Голды Мейр и Зигмунда Фрейда, выполненные Уорхолом в серии Десять портретов евреев двадцатого века
По всей видимости, Уорхол использовал своё незаурядное очарование во время работы с Генри Гелдзахлером, куратором Художественного музея Метрополитен — влиятельным евреем, кто, как и Уорхол, был гомосексуал. «Хотя они никогда и не были любовниками, их отношения стали очень личными», заверяет нас один из биографов Уорхола. «Энди беседовал с Генри по телефону каждый вечер перед отходом ко сну и каждое утро едва проснувшись.» Я не утверждаю, что Уорхол и Гелдзахлер были любовниками, хотя другие утверждали. Мне в этом нет интереса. Всё, что я полагаю, это то, что Уорхол, будучи отъявленным оппортунистом, обнаружил, что поддержание хороших отношений с евреями способствует карьере. По словам кинематографического критика Кэрри Рики, Уорхол обращался своими произведениями к «синагогальному кругу».
Гончар-трансвестит Грейсон Перри — вот он получает Тюрнеровскую премию за свои вдохновенные горшки — знал, что его успех в меньшей мере зависел от его талантов, чем от рекламного гения его плутократического патрона Чарльза Саатчи. Более того, он прекрасно осознавал, что на исламофобию всегда можно положиться, когда нужно найти новых друзей и повлиять на людей в еврее-центричном мире искусства. «Единственная причина, почему я не пустился во все тяжкие, нападая на исламизм в моем искусстве», он бесстрашно поведал, «это то, что я испытываю настоящий страх, что кто-нибудь перережет мне горло.» Предусмотрительно избегая противоречивых политических заявлений, Перри решил посвятить свою жизнь производя керамические горшки изображающие «откровенные сцены сексуальных извращений». Без сомнения, это было трудным выбором для Перри.
Гончар носил коротенькие носочки.
Художники-не-евреи, такие как Ансельм Кифер, Христиан Болтански и Кристофер Вильямс были почти так же продуктивны в создании картин о Холокосте, как и еврейский художник Р. Б. Китай, для кого Освенцим был заметно навязчивой идеей. «Труба в картине Китая», информирует нас ученый-искусствовед Джулиет Стейн, «служит обвиненительным актом Христианству.» Перевод: кому нужна Голгофа после Освенцима?
Что касается Андреса Серрано с его «Обоссаный Христос» и Крисом Офили с его «украшенной» навозом Святой Девой Марией — Мадонной, окруженной изображениями женских гениталий, вырезанных из порнографических журналов — оба этих эмоционально-инфантильных художника ясно осознавали, что презирать Христа и его мать — это то, что часто нравится евреям.
Художники? Эти люди скорее цирковые псы, выдресированные прыгать сквозь обручи и клянчить кости у своих господ. А люди с деньгами, Саатчи и Гуггенхаймы, щелкают кнутом.