Николай Иванович Ежов
Никола́й Ива́нович Ежо́в (19 апреля (1 мая) 1895 — 4 февраля 1940) — народный комиссар внутренних дел СССР (1936—1938), генеральный комиссар госбезопасности (1937). Один из главных организаторов массовых репрессий в СССР. Год, на всём протяжении которого Ежов находился в должности — 1937 — стал символическим обозначением репрессий; сам этот период очень рано стали называть ежовщиной.
Начало карьерыПравить
Из рабочих. В 1917 году вступил в большевистскую партию.
В годы Гражданской войны — военный комиссар ряда красноармейских частей, где служил до 1921 года. После окончания Гражданской войны он уезжает в Туркестан на партийную работу.
В 1922 году — ответственный секретарь областного комитета парти Марийской Автономной области, секретарь Семипалатинского губкома, затем Казахского краевого комитета партии.
С 1927 года — на ответственной работе в ЦК ВКП(б). Отличался, по мнению некоторых слепой верой в Сталина, по мнению других, вера в Сталина была лишь маской, чтобы войти в доверие у руководства страны, и на высших постах преследовать свои цели. Кроме того, он отличался жесткостью характера. В 1930—1934 годы он заведует Распределительным отделом и Отделом кадров ЦК ВКП(б), то есть реализует на практике кадровую политику Сталина.
Во главе НКВДПравить
1 октября 1936 года Ежов подписывает первый приказ по НКВД о своём вступлении в исполнение обязанностей народного комиссара внутренних дел Союза ССР.
Как и его предшественнику Г. Г. Ягоде, Ежову подчинялись и органы государственной безопасности (Генеральное управление ГБ — ГУГБ НКВД СССР), и милиция, и вспомогательные службы вроде управления шоссейных дорог и пожарной охраны.
На этом посту Ежов, в деятельном сотрудничестве со Сталиным и обычно по его прямым указаниям, занимался координацией и осуществлением репрессий против лиц, подозревавшихся в антисоветской деятельности, шпионаже (статья 58 УК РСФСР), «чистками» в партии, массовыми арестами и высылками по социальному, организационному, а затем и национальному признаку. Систематический характер эти кампании приняли с лета 1937 года, им предшествовали подготовительные репрессии в самих органах госбезопасности, которые «чистили» от сотрудников Ягоды. В этот период предельно широко использовались внесудебные репрессивные органы: т. н.(«особые совещания (ОСО)» и «тройки НКВД»). При Ежове органы госбезопасности стали зависеть от руководства партии гораздо сильнее, чем при Ягоде.
17 июля 1937 года Сталин продиктовал постановление Политбюро: «За выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий наградить тов. Н. И. Ежова орденом Ленина». А в газете Правда опубликовали «Песню о Батыре Ежове»,[1] прославляющую его как верного и преданного сталинского друга.
Жена наркома Ежова — Евгения Соломоновна Фейгенберг, по первому мужу — Хаютина. Предполагается, что Михаил Шолохов, Михаил Кольцов и Исаак Бабель были любовниками Евгении Соломоновны.
При Ежове проведён ряд громких процессов против бывшего руководства страны, закончившихся смертными приговорами, особенно Второй Московский процесс (1937), Дело военных (1937) и Третий Московский процесс (1938). В своём рабочем столе Ежов хранил пули, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев и другие; эти пули были изъяты впоследствии при обыске у него[1].
Данные о деятельности Ежова в области собственно разведки и контрразведки неоднозначны. По отзывам многих ветеранов разведки, Ежов был в этих делах абсолютно не компетентен и всю энергию посвящал выявлению внутренних «врагов народа». С другой стороны, при нём органами НКВД был похищен в Париже генерал Е. К. Миллер (1937) и проводился ряд операций против Японии. В 1938 году руководитель дальневосточного УНКВД Люшков бежал в Японию (это стало одним из предлогов для отставки Ежова).
Ежов считался одним из главных «вождей», его портреты печатались в газетах и присутствовали на митингах. Широкую известность получил плакат Бориса Ефимова «Ежовые рукавицы», где нарком берёт в ежовые рукавицы многоголовую змею, символизирующую троцкистов и бухаринцев. Была опубликована «Баллада о наркоме Ежове», подписанная именем казахского акына Джамбула Джабаева (по некоторым данным, сочинённая «переводчиком» Марком Тарловским).
Подобно Ягоде, Ежов незадолго до своего ареста был смещён из НКВД на менее важный пост. Первоначально в апреле 1938 года его по совместительству назначили наркомом водного транспорта (НКВТ): эта должность имела отношение к предшествующей его деятельности, так как сеть каналов служила важным средством внутренней связи страны, обеспечивающим государственную безопасность, и возводилась зачастую силами заключённых. После того, как 19 ноября 1938 года в Политбюро обсуждался донос на Ежова, поданный начальником НКВД Ивановской области Журавлёвым, 23 ноября Ежов написал в Политбюро и лично Сталину прошение об отставке. В прошении Ежов брал на себя ответственность за деятельность различных врагов народа, проникших по недосмотру в органы, а также за бегство ряда разведчиков за границу, признавал, что «делячески подходил к расстановке кадров» и т. п. Предвидя скорый арест, Ежов просил Сталина «не трогать моей 70-летней старухи матери». Вместе с тем Ежов подытожил свою деятельность так: «Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово…»[2]
9 декабря 1938 года «Правда» и «Известия» опубликовали следующее сообщение: «Тов. Ежов Н. И. освобождён, согласно его просьбе, от обязанностей наркома внутренних дел с оставлением его народным комиссаром водного транспорта». Его преемником стал Л. П. Берия, несколько умеривший репрессии (произошёл временный отказ от «списочных» кампаний, от использования особых совещаний и троек) и реабилитировавший некоторых репрессированных в 1936—1938 гг. (в рамках так называемой «кампании против клеветы»).
Арест и гибельПравить
10 апреля 1939 года нарком водного транспорта Ежов был арестован по обвинению в «руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД СССР, в проведении шпионажа в пользу иностранных разведок, в подготовке террористических актов против руководителей партии и государства и вооруженного восстания против Советской власти». Содержался в Сухановской особой тюрьме НКВД СССР.
Согласно обвинительному заключению, «Подготовляя государственный переворот, Ежов готовил через своих единомышленников по заговору террористические кадры, предполагая пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов и Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который, по замыслу его вдохновителей, должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве»[3]. Кроме того, Ежов обвинялся в уже преследуемом по советским законам мужеложстве (которое, впрочем, тоже совершал якобы «действуя в антисоветских и корыстных целях»).
На следствии и суде Ежов отвергал все обвинения и единственной своей ошибкой признавал то, что «мало чистил» органы госбезопасности от врагов народа. В последнем слове на суде Ежов заявил: «На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен… Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол… Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело…»[4] 3 февраля 1940 года Ежов Н. И. приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР был приговорен к исключительной мере наказания — расстрелу; приговор приведен в исполнение на следующий день, 4 февраля того же года.
Из воспоминаний одного из исполнителей приговора: «И теперь в полусонном, а точнее — полуобморочном, состоянии Ежов брел в сторону того особого помещения, где приводилась в исполнение сталинская „Первая категория“ (расстрел). …Ему велели всё снять. Он сначала не понял. Затем побледнел. Пробормотал что-то вроде: „А как же…“ …Он торопливо стянул с себя гимнастерку… для этого ему пришлось вынуть из карманов брюк руки, и его наркомовские галифе — без ремня и пуговиц — свалились… Когда один из следователей замахнулся на него, чтобы ударить, он жалобно попросил: „Не надо!“ Тогда многие вспомнили, как он истязал в их кабинетах подследственных, особенно сатанея при виде могучих рослых мужчин (рост Ежова был 151 см). Тут не удержался конвоир — врезал прикладом. Ежов рухнул… От его крика все будто с цепи сорвались. Он не устоял, а когда поднялся, изо рта у него текла струйка крови. И он уже мало напоминал живое существо».
Об аресте и расстреле Ежова никаких публикаций в советских газетах не было — он «исчез» без объяснений для народа. Единственной внешней приметой падения Ежова стало переименование в 1939 недавно названного в его честь города Ежово-Черкесска в Черкесск.
В 1998 году Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации признала Н. И. Ежова не подлежащим реабилитации[Источник?].
См. такжеПравить
Литература и документыПравить
- Конец карьеры Ежова // Исторический архив. — 1992. — № 1. — С. 123‒131.
- «Стрелять придется довольно внушительное количество». Письмо Н. И. Ежова И. В. Сталину. 1936 г. // Исторический архив. — 2011. — № 4. — С. 73‒82.
| Предшественник: Генрих Григорьевич Ягода |
Нарком внутренних дел СССР 1936—1938 |
Преемник: Лаврентий Павлович Берия |
