Росия

Роси́я (греч. Ρωσία) — раннее византийское наименование древней Руси, используемое с VIII-IX веков для обозначения Скифии, — по мере ее христианизации (окончательно обозначение закрепилось со времен императора Константина Багрянородного, крестившего княгиню Ольгу). Вместе с тем у ряда народов, знающих словено-русов многие века и тысячелетия, для России и русских закрепились иные названия: «vene» (эстонцы, финны), «krivi» (некоторые балтские народы, включая латышей) и т.д. Вероятно, держава — ранее известная как Великая Скифия, вновь вернула себе название околопотопных времен в IX-XI веках.

Вопрос из древней истории: — Откуда Рос/Рош?

Слово древнего иврита — ивр. רוס, как и «ראש» («рош» в греч. Ρως — «Рус»), восходит к древнейшему многотысячелетнему корню, означающему — «твердь» (твёрд). Отчасти, это аналогично латинскому значению в слове «rus», в современном толковании — «поселение на возвышенности» или «на земле», а также — «село», «деревня» и т.п. Затем основными значениями иврита стало множество связных между собой синонимов — первый, высший, головной, вершина, глава, шеф, главарь, предводитель, вождь, башка, разветвление, основа рукава реки, яд (едкий, язвительный), руководитель, предводитель, начальник т.д. Задолго до нашей эры в корне появился и звук «у». Руса (русые, русая или русый — светлые, «белёсо-красные») — так гордо называли себя в период 28‒26 веков до современного летосчисления цари Урарту (на землях кавказских гор — нынешней Армении и части Турции). У ряда различных народов, при диалектических различиях го́воров, в слове появлялись корневые звуки «а» и «е». Так, словом санскрита — «ракшасы» (санскр. राक्षसः), что соответствует синонимам «проклинать» или «бранить», именуются «демоны, пожирающие людей» — демоны-людоеды.

В восточной части Европы — по территории современной Украины и Белоруссии, протекает река Рось; множество топонимов в именовании районов Европы, до сих пор имеют такую корневую основу во множественном числе — Ross, а в Азии — (у)Рус.

У иудеев, в словах «раша»/«реша», ивр. עובד אלילים — язычник или языческий, а ивр. עובד אלילי — «рабы идолов», или — их дела (не верующих в единого библейского бога Торы). Безусловно, все многообразие тысяч слов с созвучными корнями в сотнях древних языков связывать с обозначением страны севернее Черного моря и Каспия невозможно, но — проводить полномасштабные сопоставления необходимо. Венгры, выходцы с берегов Волги — в начале средних веков, запомнили русских, как — orosz, что близко тюркским названиям в определении русской принадлежности — орыс (на казахском языке), оруслу (на карачаево-балкарском), =U=рус (на татарском, а также в словесностях некоторых народов Кавказа) и т.д. Словом «Ра» (в мордовском — «Ра-в») — известное античное именование реки Волги, и — соответственно, всякие «урас» — тяготеют к обозначению живущих у реки «Ра», что отчасти может быть связано и с боевым кличем словено-русов — «У-Ра», известным и используемом в речи и в письменности до наших времён.

Долгое время в происхождении наименования Руси доминировала «норманнская (варяжская) версия». Якобы название страны идет от финно-шведского «руотси» или «руотци», что означает «гребцы». Так — якобы — викингов называли в 9 веке финны. Как «руотси» (да еще в форме drops) превращалось в средневековую «Роусъ», известно только поддерживавшим версию лингвистам. Но шведы «стали русами» только на славянских территориях, они и другие скандинавы никогда себя так не называли на своей родине. Нет прямых доказательств, что так их называли финны в бесписьменном 9 веке. Русские летописи упорно отличают шведов от руссов, а шведы могли стать русами и для финнов именно в связи со службой Руси.. При этом утверждались как огласовки на «у», так в немалой степени и на «о». Фин. Ruotsi / эст. Roots (совр. — Швеция Ruotsalainen / rootslane — «шведы»; водск. Rotsi, лив. Ruot’s — «Швеция»)…

В начале эры у Азовского моря века три правила династия Рескупоридов. Заметную роль в борьбе против римской империи играли роксоланы и их цари. Окружение короля Скифии и Германии в IV веке составляли росо-моны, которых пытаются однозначно представлять германцами, но они были воинами-наемниками из разных этносов. В начале 5 века король Скифии и Германии уже именовался Роас (Ругила). На землях будущей Росии было немало названий с корнем «рос», особенно речных и озерных: Рось, Порусья, Руско…

Русские общины, средневековые «зарубежья», активно проявляли себя во многих местах, но особенно на исторических путях из Скифии к Египту. Аракс еще до нашей эры назывался Урус, Орус, что соответствовало тюркским названиям «русских». В округе Сирии существовал город Руссос (Россос; Русополис).

Русская епархия входила в патриархат Антиохии, что было следствием связей хотя бы со времен Александра Македонского, которому служили скифы. Епископ «народа Рос» подписался под актами Антиохийского собора в 363 году.

Русополь (Россос) был сравнительно недалеко от знаменитого Скифополя. Иоанн Златоуст (347 −407) находился в переписке, как с епископом скифопольским Феодосием, так и с Порфирием — «епископом росским». Это было хорошо известно до Октября, но большевиков реальная история словено-русов не интересовала.

Армянские источники при описании событий после 440 г. сообщали, что тогда один из гуннов принял крещение под именем Феофил. «Царь росмосоков», глава всех гуннов, казнил отступника и 30 его товарищей, еще до князя Горды, казненного у Дона в 527 г. В результате арабских завоеваний следы «скифов — русов» (росов) в округе Сирии исчезали.

Византийцы нередко писали Росия как Рωсия (через омегу). Русские летописцы тяготели к написанию Руси как Роуси. Этот «оу» (ук) глаголицы со временем превратился в чистое «у». Но при условии «пишем как слышим» летописная Роусъ вполне могла быть и византийской Росией. В «летописании греческом» есть упоминания о нападении на Византию в середине 9 века «народа Рос», росов, а не каких-то русских. И если русские летописи использовали именно «летописание греческое» для обозначения появления первых властителей средневековой Руси, то они могли встретить только народ Рос, Росию и росов.

Еще до нашей эры севернее Черного моря заявил о себе народ «роксалан» (роксолан: считают ирано-славянами), название которых переводят как светлые аланы (русые аланы). Цари роксолан противостояли даже римским императорам. В середине 4 века нашей эры в окружении короля Скифии и Германии Эрманариха славились гвардейцы — «росомоны». Есть версии, что Рос-Рус связано с языческим обрядом поклонения росе, якобы существовавшим у здешних народов. Здесь проявляет себя санскритский корень «ros — rons». Ведут «Русь» и от греческого " " (русиос), что означает «красный», «пурпурный», то есть напоминающий кровь. Славяноведы связывают созвучный корень с «руд» — руда — рута (красная, кровь, роза), отсюда Рудон — античная Западная Двина (Даугава).

Появление имени «Рос» в византийских источниках не стало аллегорией, так как почти не применялось ни к одному из значительно более опасных врагов Византии — гуннам, болгарам, арабам. Ононим все устойчивее использовался именно к этносам Руси.

В греческих (византийских) источниках с Х в. название государства дается как " " (Росиа), при этом росов византийцы и другие народы упорно считали продолжателями традиций скифов и тавроскифов, роксолан и других ранних народов на землях от Дуная до Сибири. Русские летописи тоже допускали, что народы Руси были в древности известны грекам как Великая Скифь.

В рыночных условиях стала популярной версия, что первоначально «росы-расы» обозначили военно-торговую организацию округи Черного моря, где была велика еврейская составляющая. Аналогично военно-торговой организацией Балтийского моря стали «варяги». Слово «warg» или «wrag» (ведут от латинского «var») в средневековой Западной Европе означало «изгнанник», а позднее «изгнанник и преступник»: у готов «wargjan», у англосаксов «wraecia», в законе Салическом «wargus», финское «waras» и т. д. В русском слово «варяг» дало производные с резко отрицательным значением: «враг», «вор», сохранив за исходным словом более положительное значение — «дружинник» (наемник) или «торговец».

Христианские русские летописи из списка в список несколько веков повторяли фразу: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской…» Норманисты делали упор, что именно варяги именовались «Русь». Антинорманисты возражали, что просто внешние народы назвали земли — в частности — полян Русью (хотя сами варяги лишь постепенно становились русами, интегрировались в население коренной Руси).

Разных версий предостаточно, но в реальности название страны явно связано с библейским князем Росом (Рошем), чему все больше подтверждений.

Слово «Росия» применительно к своей стране впервые вводится царем Петр 1 при образовании империи «Российская империя». Однако и например, термин «Росия» на русском языке отмечен в 1387 г. в названии титула митрополита Киприяна («Киевский и всея Росия») и явился, по сути, переводом греческого названия Русской митрополии. Хотя созвучия на «р-с» связывались со Скифией и округой уже в поздней античности.

Версии ученых о происхождении ононима

Известные российские исследователи М. В. Бибиков., Н. А. Мельникова и В. Я. Петрухин в комментариях к 9 главе русского издания «Об управлении империей» Константина Багрянородного постарались суммировать основные версии о происхождении ононима рос-рус, но — вольно или невольно — в целях дискредитации антинорманизма.

По оценке М. В. Бибикова, термин *Pо~с (через омегу с тильдой К. Е.) у Константина обозначает народ или его часть; производные *Росиа — принадлежащую росам землю, ??? (буквально «по-росски») — язык, на котором они говорят. В связи с этим давно идут споры: 1) о появлении термина Pо~с/Pо’с; 2) о его распространении в византийски источниках; 3) о его происхождении и, наконец, 4) о его содержании.

Первые упоминания «росов» в византийских текстах относятся к IX в. (если не учитывать Иосифа Флавия и упоминания «народа Рос» в предшествующие века). Обычно в «первые» попадают сообщения о нашествии на малоазийский город Амастриду (около 823—840 гг.; по южному берегу Черного моря) варваров росов — народа, как все знают, дикого и жестокого» в «Житии Георгия Амастридского» Затем «Росы» упомянуты в двух проповедях патриарха Фотия, связанных с нашествием росов на Константинополь в 860 г. Далее аргументы по этой версии известны даже любознательным школьникам.

Еще от В. Г. Васильевского считают «Житие Георгия Амастридского» сочинением Игнатия, написанным до 842 г. и, следовательно, первым упоминанием «росов» в византийских источниках. Версию поддержал И. Шевченко, но сохраняются и попытки считать пассаж о «росах» позднейшей интерполяцией, относя его данные к событиям 860 г. или даже 941 г. Невозможность датировать описанное в «Житии» нашествие росов до 842 г- объясняется, по их мнению, дружественным характером русско-византийских отношений около 840 г. засвидетельствованным Бертинскими анналами под 839 г. Но речь здесь может идти и о времени восстания Фомы Славянина 820—823 гг, которое явно привлекало северян.

Название Rhos Вертинских анналов справедливо считается отражением греческой формы термина в латинском памятнике середины IX в. Там сообщается о том, что отправленные из Константинополя ко двору Людовика Благочестивого в Ингель-хейм шведы «назвали себя… «Рос»».

Это в традиции «Церковной истории» Псевдо-Захария (VI в.), где вслед за Иосифом Флавием народы Скифии выражают устремления Гога и Магога, князя Роша.

Второе сообщение — это упоминание «русиос хеландий» (кораблей) по «Хронографии» Феофана 810—814 гг., которые составляли часть флота Константина V в 774 г. Ныне «русиос» трактуется как «алый», «пурпурный», «багряный» и обозначает, таким образом, цвет кораблей: «алые хеландии».

Наряду с термином, имеющим корневую огласовку (о) (с чертой К. Е.), есть и следы распространения в греческом языке рассматриваемого периода варианта с огласовкой (u), на что ретроспективно указывают этниконы ??? (Русиа К. Е.) в актах Русского афонского монастыря, в ряде других греческих текстов, а также Rusios в сочинении Лиутпранда (середина Х в.), как отражение в латинской транслитерации греческого (русиои К. Е.)

Комментаторы лондонского издания (DAI. II. Р. 20‒21) производили греческое Pо~с/Pо’с из славянского «Русь», объясняя замену омега/оu фонетической близостью и взаимозаменяемостью омега/оu в «северногреческих» диалектах или возможным тюркским, например хазарским, посредничеством. Но и пока лишь гипотеза, поскольку чередование омега/ои действительно свойственно и греческому языку византийского времени, причем не только его северным диалектам. Следы бытования в византийской среде этникона (рус- К. Е.) с корневым (и) говорят о возможной связи греческого названия Руси с русским термином. Показательно, что употребление термина с (и) относится к фактам автономасии (Лиудпранд воспроизводит название народа по наименованию наемного корпуса в Византии; акты Русского монастыря на Афоне могут отражать речь ктиторов — носителей русского языка).

В условиях христианизации более обоснована точка зрения, что название Pо~с имеет чисто книжную основу. Речь идет о применении для обозначения русских библейского термина «рош», известного по Септуагинте в форме рос (омега просто, К. Е.); (Флоровский А. «Князь Рош» у пророка Иезекииля (гл. 38‒39): (Из заметок об имени Русь) // Сборник в честь на Васил Н. Златарски. С., 1925. С. 505—520; Сюзюмов М. Я. К вопросу. С. 121—123. Pо’с трижды фигурирует в Книге пророка Иезекииля (Иез., 38, 2, 3; 39, 1) в ряде выражений. Сближение византийого Pо~с с библейским рош основано на понимании последнего как этнонима, обозначающего северных варваров, главой которых был Гог. И эта традиция идет хотя бы от Иосифа Флавия.

Существует мнение об употреблении слова «рош» в его исконном значении древнееврейского — «глава», то есть фраза из Книги Иезекииля понимается как «… архонта-рош Фувала и Мешеха» (Sophocles E. A Greek Le-xicon. Vol. II. P. 974), что находит соответствие в Вульгате и в некоторых других текстах. Эсхатологическая легенда о Гоге и Магоге, которые во главе бесчисленных войск сатаны подойдут к «городу возлюбленному» (Отк., 20, 7‒8), была широко распространена в Византии (Andersson A.R. Alexander’s Gate, Gog and Magog and the Inclosed Nations Cambridge (Mass.), 1932; Podskalsky G. Byzantinische Reichseschatologie. Munchen, 1972). В этом смысле показательно восприятие Львом Диаконом (вторая половина Х в.) нападения русских на Константинополь в 860 г. как исполнения пророчества Иезекииля. Конечно, упоминания Гога и Магога в связи с нашествием северных «варваров» на Византию могли иметь место и без какой бы то ни было связи с реальным народом, но речь о постепенной связи народов Великой Скифии с Росией по мере христианизации.

Допускают, что несклоняемость этнонима Pо~с/Pо’с византийских текстов сама по себе не может свидетельствовать о книжном, библейском происхождении термина (Сюзюмов М.Я К вопросу. С. 123). Замечно, что несклоняемый термин «рос» в византийской традиции занимает особое положение в отличие от других иноязычных этнонимов, подвергшихся морфологической адаптации (Пачинакои, Туркои, Варангои, Франгои К. Е.) и др.), и это свидетельствует о невозможности его прямого заимствования. Противники этого замечания утверждают — наоборот: и в ранневизантийской традиции, и у Константина Багрянородного несклоняемые формы этнонимов и других терминов являются следствием прямой транслитерации иноязычных названий народов (Moravcsik Gy, Byzantinoturcica. Bd. II. S.v.: ???, Коиртоиуерцат и т. д. Показательно наличие в византийском словоупотреблении параллельных форм: и т. д.). Но библейское происхождение термина доказывается суммой аргументов.

Есть предположение о возможной генетической связи греческого Pо~с/Pо’с с широко распространенным в топо- и этнонимике среднеазиатского, северокавказского и севернопричерноморского ареала, вероятно, иранским корнем «рос-» (варианты см.: Толстов С. П. Из предыстории. С. 39‒59; Vernadsky G. The Origin, P. 167—179). Однако эта точка зрения слабо обоснована; это относится и к крымскому топонимическому ряду Россофар — Россока — Росса и др. (см.: Талис Д. Л. Топонимы Крыма с корнем «рос-» // АДСВ. 1973. Т. 10. С. 229—234; Он же. Росы в Крыму // СА. 1974. N 3. С. 87‒99). Но ононимы этого типа обильны и на остальной территории Руси, начиная с Русы, Порусьи и т. п.

При всех спорах влияние библейской образной системы на непосредственные впечатления византийцев несомненно. Обыгрывание термина-этникона Рош, подобное тому как это имеет место у Льва Диакона , — явление, характерное для византийских этнологических построений (см.: Бибиков М. В. Пути имманентного анализа византийских источников по средневековой истории СССР (XII — первой половины XIII в.) // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978. С. 99‒100).

Наиболее распространенная гипотеза — об отражении в византийском Pо~с (с влиянием библейской традиции или без него) названия «русь» — неизбежно влечет за собой вопрос об этимологии и значении восточнославянского «русь». Ответ на этот вопрос в значительной степени определяет и интерпретацию слова Pо~с у Константина (М. Б.). Вопрос стоит очень остро — а была ли Русь (не Роусь) до христианизации Скифии.

Решение проблемы названия «русь» затрудняет обстоятельство, что история этнонима и история этноса, как правило, не расчленены. Частный вопрос выступает как один из центральных в широкую историческую проблематику происхождения отечественной государственности, а иногда и подменяется ею. Средневековой Русью по сути закрывают многотысячелетие Великой Скифии (как подосновы Великой Руси).

И ныне этот вопрос решается в зависимости от общих взглядов исследователя на происхождение отечественного государства: норманистских (которым почти во всех случаях соответствует скандинавская этимология) или антинорманистских (что нередко и ныне выражается в поисках его южнорусских, прибалтийско-славянских, иранских, кельтских или иных истоков). О состоянии изучения русско-скандинавских отношений раннего средневековья на момент русского издания Константина Багрянородного.

Проблема происхождения названия «русь», каково бы оно ни было, нe равнозначна проблеме становления отечественной государственности (лишь в средние века — «древнерусской» как социальноэкономического и политического процесса; что по сути видно уже у В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова и других ученых. В частности, это отмечал и В.О, Ключевский (Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М., 1963. С. 114; см. также: Попов А. И. Названия. С. 47; Хабургаев Г. А. Этнонимия. С. 216 и след.; Ловмяньский X. Русь и норманны. С. 163—164). При издании Константина Багрянородного для ученых было не грех сослаться и на высказывание Ф. Энгельса, что «названия племен, по-видимому, большей частью скорее возникали случайно, чем выбирались сознательно, с течением времени часто бывало, что племя получало от соседних племен имя, отличное от того, которым оно называло себя само».

В истории наименований европейских государств и народов есть случаи как сохранения названия покоренных народов при радикальном изменении этнического состава населения после завоевания (Италия — не смотря на все превратности «италиков», Британия — после завоевания кельтов германцами, Англия — несмотря на покорение англосаксов нормандцами), так и усвоения названия победителей при сохранении устойчивых этнических признаков покоренных народов (Франция — по названию германского племенного союза франков, растворившихся в галло-римской среде, Болгария — по названию славянизировавшихся тюрков-болгар и др.). Отсюда различают вопрос о происхождении слова «русь» (то есть об истории этнонима), что решается в рамках этимологических, лингвистических, исследований), и вопрос об эволюции его значения, что требует учета исторических факторов. См. также: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Эволюция названия «русь» в процессе становления Древнерусского государства (до XI в.) // Вопр. истории).

Неонорманизм (неоскандинавизм) в атаке

Этимологии и эволюции значения названия «русь» — осложняется отсутствием письменных источников VIII-Х вв. на Руси и крайней скудностью сведений, подчас не поддающихся однозначной интерпретации, в иноязычных памятниках этого времени, в связи с чем все существующие этимологии являются реконструкциями, основанными на более или менее полном привлечении сведений позднейших (вплоть до XII в.) источников, а также — косвенно — материалов археологических исследований. Степень убедительности таких реконструкций различна, наиболее аргументированной — с языковой, археологической и историчеcкой точек зрения — по мнению неоскандинавистов (неонорманистов) представляется скандинавская. Но — по мнению других специалистов — она наиболее предвзята и уязвима во многих отношениях, особенно с учетом многотысячелетней истории народов на землях будущей Руси (России).

Да, скандинавская этимология названия широко принята зарубежными и рядом советских исследователей, в первую очередь лингвистов, а также историков и археологов. Но здесь во многом виден диктат неомасонства в исторической науке, где политические позиции важнее объективных и объективно-информационных.

Слово «русь» неонорманизмом рассматривается как этноним в связи с древнескандинавским корнем rotp- через финское Ruotsi. Эта многословная (и мало доказательная) теория в любой ее модификации предполагает несколько этапов развития слова: а) формирование древнескандинавского исходного наименования; б) его распространение в финноязычной среде; в) его последующее заимствование восточными славянами.

а) Исходной формой финского Ruotsi считают производные от др.-герм. глагола с и.-е. основой *егё-: др.-исл. roа, др.-англ. rowan — «грести» и др. Предлагались следующие возможные исходные формы: др.-шв. Rodhsin — название жителей области Рослаген (Roslagen<*Rotpslagen, совр. Руден Roden) на восточном побережье Швеции из др.-герм. *rods (ср.: др.-шв. rodher «весло, гребля». См.: Kunik A.A. die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slaven. SPb., 1844. Bd. I. S. 67‒70, 89‒96, 163‒167); др.-шв. композиты rodsmen, rodskarlar, rodsbyggjar, завидетельствованные в источниках XIII—XIV вв., от др.-шв. rotper «гребля, судоходство, плаванье» (Томсен В. Начало. С. 84‒87); те же композиты со значением «жители проливов, шхер», то есть жители Средней Швеции, от др.-шв. rotper «пролив между островами, неглубокое морское пространство» (Ekblom R. Rus- et vareg-. S. 9‒10; Idem. Roslagen-Rusland // ZfSP. 1957. Bd. 26. H 1. S. 47‒58); др.-шв. *rtprt «гребное судно», откуда *Rotp(r)in>Rotpslaghm (Roslagen) по аналогии со skeppslag — «округ, поставлявший в ополчении одно судно», поэтому rotpsmen=skeppslagmen (Hjarпе Е. Roden. Upphovet och namnet, Omraden och jarlen // Namn och Bygd. 1947. B. 35. S. 28‒60).

Отмеченные гипотезы апеллируют к древнешведским формам, прямое обращение к которым, однако, невозможно, поскольку выделение древнешведского, как и других диалектов, произошло лишь в Х-XI вв. (Стеблин-Каменский М. И. История скандиинавских языков. М.; Л.; 1953. С. 26‒27; Haugen Е. The Scandinavian Languages. Cambridge (Mass.), 1976. P. 135, 142, 150—157). На более ранее возникновение фин. Ruotsi по историческим причинам указывали В. Томсен и А. Погодин (Погодин А. Л. Вопрос о происхождении имени Руси // Сборник в честь на Васил H. Златарски. С. 271—273). Подробное фонетическое обоснование заимствования фин. ruotsi в V1-VII вв. дал С. Экбу, который предположил, что исходной должна быть архаичная форма *potp(u)R или редуцированная, то есть более вероятная для того времени *rotp(e)R, где конечное -R в силу незавершенности процесса ротацизма могло звучать как [z], а не как [г] (Ekbo S. От ortnamnet // ANF. 1958. В. 73. H. 3/4. S. 187—199; Idem. The Etymology of Finnish Ruotsi-Sweden // Les pays. P. 143—145). Но это предположение на уровне лингвистики 21 века все больше теряет реальную обоснованность.

Поиски конкретной словоформы, исходной для фин. Ruotsi, оказываются малоперспективными из-за скудости сохранившегося древнегерманского лексикона и не имеют научной ценности, поскольку существование самого корня и его производных во всех германских языках середины I тысячелетия н. э. несомненно. Любой из композитов с первой основой rotp- мог закономерно отразиться в западнофинских языках как Ruotsi / Roots.

Спектр значений др.-герм. *ropru- — «гребля, весло, плаванье на гребных судах» проявляется во всех германских языках. В шведской рунической надписи первой половины XI в. засвидетельствовано значение «поход [на гребных судах]»: han. uas. buta. bastr. i rutpi (i rodi). hakunar — «Он был лучшим из бондов в походе Хакона» (Nibble, Up. 16). Корень *гоtp- был продуктивен и как первая часть композитов (Rotpslagen, rotpskarl, rotpsmadr и др.), в том числе обозначавших участников походов [которые вряд ли для времени до Х в. можно отождествлять с ледунгом — королевским морским войском-ополчением, как полагает С. Экбу (Ekbo S. От ortnamnet, S. 197). Ср. слово vikingr — обозначение и морского грабительского похода, и его участника]. Поэтому можно предположить, что скандинавы, проникавшие еще в довикингскую эпоху на территории финских племен, обозначали себя каким-то словом, производным от гоtр-, и познакомились финны именно с этим «профессиональным» самоназванием. Но одновременно у самих финнов лодка — vene, как и Россия — Vene , Venemaa. Что явно в пику упорству неонорманистов вести Русь от слов типа гоtр — все лингвистические закономерности в таком сведении можно сломать.

б) Обращается внимание, что контакты скандинавов и населения Финляндии и Юго-Восточной Прибалтики по археологическим данным ощутимы уже с бронзового и раннего железного века и усиливаются в середине I тысячелетия н. э. Но подобное можно сказать о контактах в рамках ностратической и индоевропейской семей. Археологические культуры в зонах активных миграций — не основные индикаторы этносов.

Судя по погребальным памятникам, скандинавы с середины I тысячелетия проникают в Западную Финляндию (типично вендельские погребения в ладье появляются с конца VI в.: Anderson G. Boatgraves in Finland // Suomen museo. Helsinki, 1963. Vol. 70. P. 5‒23; Muller-Wille М. Bestattung im Boot // Offa, 1968/1969. В. 25/26. 1970. S. 150—152) и на Аландские острова. где в конце I тысячелетия формируется метисная фенно-скандинавская культура (Мейнандер К. Ф. Биармы. С. 37), а также на побережье современной Эстонии, где встречены погребальные комплексы второй половины I тысячелетия, близкие скандинавским (Eesti esiajalugu. Tallinn, 1982. L. 251—253). Эти контакты создавали почву для заимствования и распространения в финноязычной среде самоназвания военных групп скандинавов в форме фин. Ruotsi / эст. Roots (совр. — Швеция Ruotsalainen / rootslane — «шведы»; водск. Rotsi, лив. Ruot’s — «Швеция»). Беда в том, что сами эти «военные группы» себя типа Ruotsi не называли. А финны могли их так называть именно в связи с приходом этих дружин — прежде всего — из Руси.

По неонорманизму, косвенным подтверждением изначального значения слова *rotp(e)R — участник морских походов является распространение в ту же вендельскую эпоху в среде шведской родоплеменной знати обряда погребения в ладье (Лебедев Г. С. Шведские погребения в ладье VII—XI веков // СкСб. 1974. Вып. XIX. С. 155—186), характеризующего ее новый социальный статус. Эти погребения известны и в зоне скандинавской колонизации в Финляндии, и на Аландских островах; изолированный скандинавский некрополь с кремациями в ладье появляется в IX в. в урочище Плакун под Ладогой (Назаренко В. А. Могильник в урочище Плакун // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 158—159). Погребения такие есть, но к слову их не привязать.

Допускают, что в качестве этнонима название получило распространение на севере и северо-востоке Европы в финноязычной среде во всяком случае к середине VIII в. (Falk К.-О. Einige Bemerkungen. S. 147—159). Западнофинские языки устойчиво используют его как этноним для обозначения шведов (Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 200—209; Itkonen E. Lappalaisten esihistoriaa valaisevia sanoja. Helsinki, 1946). И тут же оговаривается, что уже в ряде карельских и саамских диалектов этноним обнаруживает неоднозначность и используется для обозначения как шведов, так и собственно русских (ср.: др.-рус. «немцы», обозначавшее этнически различные народы Западной Европы, саам. Tara, Tarra — «Норвегия» и «Русь» и др.), то есть пришлого, иноэтнического населения, собиравшего дань; функциональное родство затушевывало для местного населения этнические различия (Попов А. И. Названия. С. 47‒50). В языке коми — далее на восток — корень «роч-» (из общеперм. *гос, якобы заимствованного из прибалтийско-финских языков: Лыткин В. И., Гуляев Е. С. Краткий этимологический словарь коми языка. М., 1970. С. 243), а также ненец, «луца» (*luatsa), эвенк, «луча», «нуча» и др. имеют единственное значение «русский», поскольку население этих областей сталкивалось только с русским колонизационным потоком. Верно, но какова реальная глубина общепермского *Ros, не уходит ли это слово ко временам античной Ra (Волги) ?! И почему для ненцев и эвенкийцев русские — «лучшие» люди, а не какие-то неонорманистские *rotp(e)R.

Не обращая внимание на массу несоответствий и агрессивную бездоказательность своих построений, неонорманизм упорно постулизирует существование слова Ruotsi / Roots во всех западнофинских языках с единым значением свидетельствует или о его исконности (что предполагал Ю. Мягисте: Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 200—209), или о заимствовании его в период западнофинской языковой общности (Шаскольский И. П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1967. С. 153—156), которая относится к VI—VIII вв. н. э. (Хайду П. Уральские языки и народы. М., 1986. С. 80). Предполагаемое (на основании фонетических закономерностей развития германских языков) время заимствования слова rotps- в финские языки — VI—VII вв. — соответствует именно периоду западнофинской языковой общности. Версия такая в ряду десятков других возможна, но не абсолютна.

Сами неонорманисты признают, что представлению об исконности слова Ruotsi / Roots противоречит узость его семантики (этноним и производные от него хороним и отэтнонимическое прилагательное) и отсутствие производных. Мягисте указал всего три слова сходного звучания и крайне узкого специализированного значения: фин. ruota — «рыбья кость, планка», откуда ruotia, ruotsia — «чистить рыбу от костей»; эст. rood, roots — «твердое, защищающее изнутри более слабые внешние части» (Magiste J. Fi. Ruotsi. S. 209). Однако для двух из них (фин. ruota и эст. rood) предполагается также скандинавское происхождение, а третье (фин. ruotia) является производным от ruota. Но с оговорками середина — начало второй половины I тысячелетия н. э. с точки зрения развития германских и финских языков, а также северогерманско-финских контактов представляют наиболее вероятным временем проникновения в прибалтийско-финские языки слова rotps- в форме Ruotsi / Rootsi. По русским летописям «Русь, чюдь и вси языци» существовали уже в первое послепотопное время (в 4 тыс. до н. э.), у римлян веками rus означало деревню, у кельтов — озеро, а цари Урарту гордо именовали себя Руса 28 — 28 веков назад.

в) После столь печальных аргументов в пользу Ruotsi / Roots для обозначения Руси указан третий этап развития слова. Он якобы связан с его проникновением в восточнославянскую среду. Представляется убедительным обоснование перехода зап.-фин. uо/оо>др.-рус. у, так как славянское у в это время было долгим гласным, фонетически ближайшим к приб.-фин. -о-, тогда как слав. -о- был кратким, очень открытым типа а~о. Этот переход поддерживается ближайшей аналогией suomi>cyмь и общим соответствием др.-рус. у фин. uo/o, обнаруживаемым в финских заимствованиях из древнерусского языка (гyмнo>kuomina, лyжa>luoso и др. (Kalima J. Die slavischen Lehnworter. S. 42). Здесь предположения доказываются предположениями и предположительными реконструкциями, да и не в пользу самого Ruotsi / Roots

Ощущая бездоказательность, неонорманизм констатирует, что возможность перехода фин. ts>др.-рус. с подвергалась сомнению, так как, по мнению некоторых славистов, оно должно было отразиться не как -с-, а как -ц- (Черных П. Я. Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период. М., 1956. С. 100). Тут же вспоминают А. А. Шахматов, что др.-рус. -ц- было мягким звуком, не тождественным фин. -ts-, поэтому более вероятна передача последнего звуком с (Шахматов А. А. Введение в курс истории русского языка. Пг., 1916. Ч. 1. С. 67; см. также: Vasmer М. Schriften zur slavischen Altertumskunde und Namenkunde. В., 1971. Bd II. S. 801). Привлекают Г. Шрамм, указавшего два возможных объяснения перехода ts>c: 1) время образования др.-рус. -ц- не установлено, и этот переход мог осуществиться до возникновения звука -ц- в древнерусском языке; 2) если -ц- уже и существовало, то с могло возникнуть как упрощение консонантной группы -ts- (ср. vepsa>вecь) (Schramm G. Die Herkunft. S. 19‒20). Итак, переход Ruotsi>"pyсь" представляется в достаточной степени фонетически обоснованным. Не обоснованным, а предположенным.

Тогда начинают активизировать удобные себе археологические данные. По таким данным, появление скандинавов среди финских племен Восточной Европы (от Приладожья до Верхнего Поволжья) к концу I тысячелетия н. э. совпало со славянской колонизацией этого региона. Вероятны ранние контакты всех трех этнических компонентов в Ладоге (появление здесь норманнов датируется серединой VIII в.: Рябинин Е. А. Скандинавский производственный комплекс VIII века из Старой Ладоги // СкСб. 1980. Вып. XXV. С. 161—178; Петренко В. П. Финно-угорские элементы в культуре средневековой Ладоги // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984. С. 83‒90). Показателен смешанный характер расселения скандинавов, финно-угров, балтов и славян, не образующих в Ладоге компактных этнических массивов (Кирпичников А. Н. Раннесредневековая Ладога (итоги археологических исследований) // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 17‒19), фенно-славяно-скандинавские контакты отмечены также в Новгороде (после 862 г., если верить летописной датировке), в конце VIII — начале IX в. на мерянском Сарском городище под Ростовом (Леонтьев А. Е. Скандинавские вещи в коллекции Сарского городища // СкСб. 1981. Вып. XXVI. С. 141—149) и, по-видимому, в Ярославском Поволжье (если принимать за свидетельство раннего присутствия там норманнов рунические знаки на монетах тимеревского клада последней трети IX в. (Дубов И. В. Тимеревский комплекс — протогородской центр в зоне славяно-финских контактов // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С. 116—118). Причем культура курганов Ярославского Поволжья по некоторым характерным чертам (наличие глиняных амулетов-лап и др.) близка метисной культуре Аландских островов, где эти амулеты датируются более ранним временем (Мейнандер К. Ф. Биармы. С. 37; Ярославское Поволжье в IX—XI вв. М., 1963. С. 86‒87); вероятно, таким образом, проникновение в Верхнее Поволжье уже метисного фенноскандинавского населения, встретившегося с местными поволжско-финскими племенами (меря) и пришлыми славянами. Было такое. Но как это помогает доказательству перехода Ruotsi>"pyсь"

Возможно, тесные фенно-славянские этнокультурные связи засвидетельствованы и значительным числом лексических заимствований в обоих (но более — в финских) языках в эту эпоху, Ю. Миккола датирует древнейшие славяно-финские лексические связи VIII в. (Mikkola J.J. Die alteren Beruhrungen zwischen Ostseefinnisch und Russisch. Helsinki, 1938 S. 9); Я. Калима указывает на VII в. как наиболее раннюю возможность (Каlima J. Die slavischen Lehnworter. S. 149); В. Кипарский также относит их к VII—IX вв. (Кипарский В. О хронологии славяно-финских лексических отношений // Scando-Slavica. 1958. Vol. IV. P. 127—136). Но еще более возможно их взаимодействие в традициях ностратики на глубину во многие тысячелетия.

Да, в этой зоне контактов встречаются хотя и немногочисленные, как показала Е. А. Рыдзевская (Рыдзевская Е. А. К варяжскому вопросу: (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросом о варягах на Руси) // Изв. АН СССР, Отд-ние обществ, наук. 1934. N 7. С. 485—532; N 8. С. 609—630 — в противоположность мнению Р. Экблума: Ekblom R. Rus- et vareg-; ср. также: Vasmer М. Wikinger-spuren im Rupland // Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften, Philos.-hist. Kl. 1931. Jg. 1931. H. XXIV. S. 649—674), топонимы — производные от корня «рус-», а также гидроним — Руса (Русса) с производным Порусье, упомянутый в Воскресенской летописи в сказании о Гостомысле, которое Д. С. Лихачев считает «возможно, весьма древним» (ПВЛ. Ч. 2. С. 214). Но это не доказывает Ruotsi>"pyсь", а очень даже наоборот.

А вывод неонорманизма однозначен — таким образом, скандинавская этимология названия «русь», предполагающая следующие ступени: др.-герм. rotps- (самоназвание приплывавших на земли финнов скандинавов; нет убедительных доказательств)>зап.-фин. Ruotsi / Roots (имеющее этносоциальное содержание для выходивших из Руси и служивших Руси скандинавов) >др.-рус. русь, на всех этапах фонетически закономерна и поддерживается историческими условиями скандинаво-финно-славянских контактов VI—IX вв. Но больше здесь подтверждений типа др.-рус. русь> Ruotsi / Roots

Неонорманизм о позициях оппонентов

Конечно, неонорманизм для внешней объективности упоминает и иные версии происхождения «Руси». «Южнорусскую», или «среднеднепровскуюя», что распространена среди советских и некоторых зарубежных историков и археологов [Тихомиров М. Н. Происхождение. С. 60‒80; Рыбаков Б. А. Древние русы. С. 23‒104; Мавродин В. В. Происхождение названий «Русь», «русский», «Россия». Л., 1958; Толочко Л. 77, Древняя Русь. Киев, 1986. С. 31; Vernadsky G. The Origin P. 167—179, 333—339 (наряду с выделением «второй руси», пришедшей с Рюриком. Ср. гипотезу В. А. Брима о независимом происхождении корней «рос-» и «рус-»: Брим В. А. Путь из варяг в греки // Изв. АН СССР. VII сер. Отд-ние обществ, наук. Л., 1931. N 2. С. 201—247); Idem. Ancient Russia. P. 275—278; Riasanovsky A. A History of Russia. 3rd. ed. Oxford, 1977. P. 27‒30]. Понимаемое как этноним, слово «русь» сопоставляется с рядом топонимов и этнонимов, частью засвидетельствованных начиная с I тысячелетия до н. э. античными византийскими авторами в Северном Причерноморье, частью сохранившимися в топонимике до настоящего времени в Среднем Поднепровье.

Они соглашаются, что есть здесь соответствие с этно- и топонимической основой, видимо, иранского происхождения (Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Л., 1973. Т. II. С. 435—437) ruxs/roxs — «светлый» (варианты: рокс-, рас-, раке-, ракш-, рокш-, рош- и префиксированные аорс-, араке-, арси-), ареал второй в V в. до н. э. — V—VI вв. н. э. охватывал Среднюю Азию, Северный Кавказ и Северное Причерноморье (Толстов С. П. Из предыстории. С. 39‒59; Vernadsky G. The Origin. P. 167—179). Но эта линия не развивается неонорманизмом, так как хотя бы по этой линии формуле Ruotsi>"pyсь абсолютный многотысячелетний конец.

Бегло констатируется тождественность названия «русь» и гидронима Рось (др.-рус. Ръсь; правый приток Днепра) с производными названиями притоков Роська и Россава и топонимами Поросье, г. Родня и др. Этимология гидронима Ръсь считается неясной (Трубачев О. Н. Названия рек правобережной Украины. М., 1968. С. 237, 262). Мнение В. Курашкевичем о том, что оно родственно слову «русло», основано на приводимых им неточных чтениях (Россь, Росса=Русь, Урсь, без ссылок на источники), а объяснения возможности двоякого развития ъ->о и ъ->y он не дал (Kuraszkiewicz W. Ros // SSS. 1972. Т. IV. Cz. 2. S. 553). Правда, игнорируются при этом тюркские названия русских типа «orus:oros» и т. п.

По неонорманизму, показав существование продуктивной этно- и топоосновы «рос-» на юге Восточной Европы, сторонники этого направления априорно приняли его идентичность корню «рус-» и благодаря этому заключили, что этноним «русский», название государства «Русь» и пр. имеют южнорусское, может быть, в основе своей иранское, происхождение (Седов В. В. Восточные славяне. С. 111—112). Однако в средневековых русских письменных источниках этноним встречается исключительно с корневым -у-. И это абсолютное невежество неонорманизма, так как во многих средневековых текстах они встретят «оо:оу».

В гидрониме же Ръсь засвидетельствован редуцированный гласный, якобы лишь в XII в. в результате падения «еров» развившийся в сильной позиции в -о- (ср.: търгъ>торгъ, вълкъ>волкъ и др.). Он восходит к общеслав. ъ<и.-е. u- (Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962. С. 253_ 261; Мейе А. Общеславянский язык. С. 45‒46; Mikkola J.J. Urslavische Grammatik. Th. 1. S. 39‒41). Звук же у в слове «русь» мог развиться только из и.-е. дифтонгов *оu, *еu или *аu (Мейе А. Общеславянский язык. С. 45‒46, где специально оговорено, что у- ни в каких случаях не могло возникнуть в русском языке из ъ-; Mikkola J.J. Urslavische Grammatik. Th. 1. S. 56). Как показал А. В. Назаренко, объяснение чередования ъ>о/у не только пока отсутствует, но и представляется маловероятным в связи с переходом праслав. -с- после гласного -у- в -х- (Назаренко А. В. Об имени. С. 46‒47; см. также: Schramm G. Die Herkunft. S. 26). Это слишком смело с учетом добротных работ А. А. Зализняка (Процент грамот, смешивающих ъ с о и/или ь с е).

Неонорманисты как-то обнаруживают этимологическую независимость корней «рус-» и «ръс-», а также их довольно строгую пространственную дистрибуция для древнейшего слоя гидронимов (Руса и производные на севере Восточной Европы / Ръсь и производные на юге). И это якобы свидетельствуют против «среднеднепровской» гипотезы происхождения названия «русь» (Martel A. Un point d’histoire de vocabulaire russe: Rossija, Russkij // Melanges publics en Fhonneur de Paul Soyer. P., 1925 P. 270—279; Respond S. Pochodzenie. S. 35‒50; Попов А. И. Названия. С. 53‒56). Но там название не возникло, а лишь несколько тысячелетий назад бытовало, включая и Рос как «чудовище днепровских порогов».

По неонорманизму, не подтверждается эта гипотеза и археологическим материалом. Б. А. Рыбаков на основании данных Псевдо-Захария о «народе рус» полагал, что в Среднем Поднепровье, в том числе и в бассейне р. Рось, в VI—VII вв. развилась особая культура, получившая название «древности русов» (Рыбаков Б. А. Древние русы. С. 23- 104; Он же. Киевская Русь. С. 67‒90; см. также: Седов В. В. Анты // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 16‒22). Г. Ф. Корзухина продемонстрировала полиэтничность этой культуры и поставила под сомнение ее связь со славянскими древностями и тем более мифическим народом «рос» Псевдо-Захария (см. выше) (Корзухина Г. Ф. К истории Среднего Поднепровья в середине I тысячелетия н. э. // СА. 1955. Т. 22, С. 61‒82; см. также: Третьяков 77. Я. У истоков древнерусской народности. Л., 1970. С. 105—110). Во всяком случае, на самой р. Рось собственно славянские памятники вплоть до Древнерусской эпохи (XI—XII вв.) не обнаружены (см. каталог: Древнерусские поселения Среднего Поднепровья. Киев, 1984); по р. Рось позднее проходила граница древнерусского государства с кочевниками.

Бегло отвернута, исконно славянская" этимология корня «рус» предлагается С. Роспондом (Роспонд С. Miscellanea onomastica Rossica. III. Несколько замечаний о названии «русь» // Восточнославянская ономастика. Исследования и материалы. М., 1979. с 44‒47); Rospond S. Pochodzenie. S. 35‒50). Он справедливо называл, полностью отвлекаясь от гидронима Ръсь, две возможные исходные общеславянские основы: 1) общ.-слав. *rud-/*rus- -*rud-sa<=rudъ «русый» и 2) общ.-слав. *ru-/*ry- «плыть, течь» (русло, польск. runo, ruszyс). Первоначальным образованием от одной из этих основ Роспонд считает гидроним Рус(с)а (а также название города Старая Русса и местности Порусье), из которого развился этноним «русь». При этом автор ссылался на текст Воскресенской летописи (ПСРЛ. СПб., 1856. Т. VII. С. 262: «…Прозвашася [словене] Русь рекы ради Руссы, иже впадоша во езеро Илмень» (отметим, что Д. С. Лихачев указывает по меньшей мере три различных объяснения названия «русь», встречающихся в поздних летописных сводах. ПВЛ. Ч. 2. С. 214, 244). Эта гипотеза — как и любая иная, включая неонорманистские — требует дополнительных лингвистических обоснований (ср.: Назаренко А. В. Об имени…, где указано на вероятное неславянское происхождение слова «русь» в силу фонетической невозможности сохранения исконного славянского s- после u- Schramm G. Die Herkunft. S. 44‒46), объяснения возможности образования гидронима от указанных основ, взаимоотношения с южнорусским гидронимом Ръсь и хронологии формирования этнонима. Но при объяснениях необходимо привлекать и ностратические корни.

Признается, что мнение о «готской» этимологии (Куник А. А. Примечания к кн.: Дорн Б. Каспий, о походах древних русских на Табаристан // Зап. имп. Академии наук, 1875. Т. 26. Кн. 1. С. 54‒55, 430‒436; Шмурло Е. Восьмой археологический съезд (9‒24 января 1890 г. Будилович А. С. К вопросу о происхождении слова «Русь». Доклад на VIII археологическом съезде в Москве 1890 г. // ЖМНП. 1980. N 5. С. 25‒29) не получило распространения, хотя временами делаются попытки его возрождения (Sederlind S. Russernas rike. Till fragan om det ostslaviska rikets uppkomst. Stockholm. 1978) с целью обоснования готской теории образования Древнерусского государства. Слово «русь» возводится ее сторонниками к гот. *hrotps — «слава», восстанавливаемому из засвидетельствованных в письменных источниках прилагательного hrotpeigs (вин. п. мн. ч.) — «торжествующий, победоносный, славный» и ряда однокоренных слов в других германских языках. По оценке Ф. А. Брауна, фонетическое обоснование перехода *hrotps>"pycъ" затруднительно: если гот -о- могло дать др.-рус. -у- (ср.: гот. bока>др.-рус. букъ, гот. dоms>др.-рус. дума), то в области консонантизма таких соответствий нет: начальное h+плавный согласный не отпадало в древнерусском языке (ср.: гот. hlaifs> др.-рус. хлъбъ); неясно, каким образом готское -pt- могло перейти в др.-рус. -сь- (Браун Ф. А. Разыскания в области гото-славянских отношений // Сб. ОРЯС имп. Академии наук. 1899. Т. 64. N 12. С. 5‒7; Он же. Гипотеза профессора Будиловича о готском происхождении названия «Русь» // Зап. Нео-филологич, о-ва при имп. Санкт-Петербургском ун-те. 1892. Вып. II. N 1. С. 45‒58). Эту версию тоже необходимо оценивать с учетом современных лингвистических данных.

По оценке неонорманизма, хотя готы прошли по территории Восточной Европы и осели в Северном Причерноморье и Крыму, их влияние прослеживается лишь на юге позднейшего восточнославянского ареала, на севере же и северо-западе Восточной Европы (где представлена топонимика с корнем «рус-») оно отсутствует полностью. Но археологически такое влияние однозначно проследить трудно, а противостоящие готам «ульмеруги» неизбежно заставляют вспомнить Ильмень и руссов, которых включают в одну из ветвей начальных руссов. Для германцев Ольга фигурирует как «Регина ругорум» (королева ругов), где стоит помнить и остров Рюген (Руян) с праславянским святилищем.

По неонорманизму, трудно предположить, что быстро (как быстро — за век-два ?!) переместившиеся на юг готы (маршрут их миграции, кстати, неясен, но очевидно, что в бассейнах Западной Двины, Верхнего Днепра и в Поильменье они не проходили) оставили за собой название, ставшее обозначением местного населения на огромной, незатронутой ими территории (Тихонова М. А. К вопросу о связях Южной Скандинавии с Восточной Европой в первой половине I тысячелетия н. э. // Studia archaeologica in memoriam Harri Moora. Археологические исследования, посвященные памяти Харри Moopa. Tallinn, 1970. С. 202—206). Сами неонорманисты признают, что этнополитическая история готов в Северном Причерноморье изучена крайне слабо, к чему привлечено внимание в работах: Топоров В. Н. Древние германцы в Причерноморью результаты и перспективы // Балто-славянские исследования, 1982, М., 1983 °C. 227—263; Лебедев Г. С. Русь и чудь, варяги и готы (итоги и перспективы историко-археологического изучения славяно-скандинавских отношений в I тыс. н. э.) // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Итоги и основные проблемы. Л. 1988. Вып. 1. С. 79‒99.

По оценке неонорманизма, «прибалтийско-славянская» этимология, в отличие от «исконно славянской» и «готской», широко привлекавших материалы сравнительного индоевропейского и славянского языкознания и оперировавших источниками аутентичными, опирается в основном на поздние и вторичные источники и исторические заключения общего характера. Они признают, что эта версия наиболее обстоятельно изложена С. А. Гедеоновым (Гедеонов С. А. Варяги и Русь. СПб., 1876. Ч. 1‒2), а затем кратко повторена А. Г. Кузьминым (Кузьмин А. Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море // Вопр. истории. 1970. N 10. С. 28- 55) и рядом других авторов без существенной дополнительной аргументации. Гедеонов отметил существование в западноевропейских источниках (по преимуществу XII—XIII вв.) этнонимов и хоронимов сходного со словом «русь» звучания: Rut(h)eni (Rut(h)enia), Rugi (Rugia), а также название о. Рюген. Основой для выведения слова «русь» из них было нередкое употребление названий Rut(h)enia и Rugia для обозначения Руси, а также славянского населения о. Рюген — ран (один из последних вариантов: Трухачев Н. С. Попытка локализации Прибалтийской Руси на основании сообщений современников в западноевропейских и арабских источниках Х-XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР, 1980 г. М., 1982. С. 159—175).

По оценкам неонорманистов, соположение разновременных и разного происхождения хоронимов и этнонимов с общим первым слогом ru- (Rutheni, Rugi, Ruzzi, Russi), несмотря на длительность традиции (предложено еще в 1840-е годы), так и не нашло до сих пор убедительного обоснования хотя бы в отношении его правомерности как такового. Так, этноним и отэтнонимический хороним Rut(h)eni и Rut(h)enia засвидетельствованы в античных источниках с I в. до н. э. как обозначение одного из кельтских племен, населявших Аквитанию. Его использование в источниках XI—XIII вв. свидетельствует отнюдь не о его актуальности в это время, а о характерной для средневековой географии ориентации на античную хорографическую традицию, что вело — и нередко — к отождествлению сходно звучащих наименований современных автору и античных, утративших историческое содержание (ср.: Dacia и Dania, Galatia и Галичская Русь. См. подробнее: Чекин Л. С. Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии XII—XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР, 1985 г. М., 1986. С. 157—163). Не предложена сторонниками этой гипотезы и убедительная аргументация возможности чередования руг- / рус- (важна и гипотеза 0. Прицака). Вместе с тем закрепление созвучного латинского обозначения Руси и России «скромно» игнорируется.

При данных подходах, к «прибалтийско-славянскому» направлению примыкает гипотеза Я. Отрембского, который связал название «русь» с гидронимом Русса (Руза и т. п. — их в России множество), который имеет, по его неаргументированному предположению, «балтийско-славянское» происхождение (Otrebski J. Rusb // Lingua poznaniensis. 1960. Т. 8. S. 219—227). Примыкает…, но в связи с опасными последствиями для неонорманизма не обсуждается.

«Кельтская» этимология названия (без учета rus — озеро) якобы опирается только на кельтский субстратный этноним Rut(h)eni (Unbegaun В. О. L’origine du nom des Ruthenes // Unbegaun B.O. Selected Papers on Russian and Slavonic Philology. Oxford, 1969. P. 128—135; Кузьмин А. Г. Об этнической природе варягов // Вопр. истории. 1974. N 11. С. 54‒83; и другие работы). Первая серьезная попытка дать лингвистическое (при опоре на работу: Назаренко А. В. Об имени) и историческое объяснение этой этимологии содержится в статье Прицака (Pritsak О. The Origin of the Name rus/rus' // Turco-Tatar Past. Soviet Present. Studies Presented to Alexandre Bennigsen. P., 1986. P. 45‒65). Указывая, что формы Ruzzi, Ruzaramarcha появляются в первой половине IX в. в латинских памятниках Каролингской империи (Баварский географ, грамота Людовика Немецкого Нидеральтайхскому монастырю), полагается, что эти формы возникли из корня *Rut-/*Rut-en в результате второго верхненемецкого передвижения согласных (показано А. В. Назаренко) и связывает его с кельтским этнонимом Rut(h)eni, сохранившимся в античных источниках I в. до н. э. Этот акцент времени демонстративно игнорируется.

Затем идут рассуждения, что в нижненемецких диалектах, где второе передвижение согласиых отсутствовало, эта форма была заменена, по мнению Прицака, формой с сибиллянтом j, то есть Ruzz-/Ruz->Russ-/Rus- [по Назаренко, в.-нем. Ruz(z)-, н.-нем. Rus(s)с-, романск. Rus(s)-]; форма же Rugi возникла на территории рипуарских франков в результате гуттурализации исходного *Rut->*Rudi->*Rugi. Историческими носителями этого наименования в середине I тысячелетия н. э. стали, по мнению Прицака, еврейские купцы, называемые у арабского писателя первой половины IX в. Ибн Хордадбеха «ар-разанииа» (BGA. Т. VI. Р. 154. См. о них: Калинина Т. М. Торговые пути. С. 68‒82), которые вели трансевропейскую торговлю и, смешавшись с фризскими купцами и скандинавскими викингами, образовали на Волге политическое объединение, позднее славянизировавшееся и развившееся в русское государство (Pritsak О. The Origin of Rus\ Vol. I. P. 25). Дело в том, что «еврейские купцы» (и еврейские общины) присутствуют в Приазовье и округе Кавказа (Багратиды) с 6 — 1 вв. до н. э. И относить их активность только к средневековью — провокационное и ненаучное занятие.

Возведение Прицаком названий Ruzzi и Ruzaramarcha в немецких латиноязычных источниках к кельтскому Rut(h)eni отчасти справедливо, но можно полагать вслед за Назаренко: «Совпадение др.-в.-нем. Ruz(z)- и ср.-в.-нем. R(i)dzen (<*Rut-. Сост.) с др.-рус. Роусь не означает…, что древневерхненемецкий термин должен был непременно быть заимствован из древнерусского. Не исключено, что оба этникона развились самостоятельно…» (Назаренко А. В. Об имени. С. 56‒57). Нет языковых данных и для предположения о заимствовании др.-в.-нем.>др.-рус. Поэтому вероятнее всего, что корни Rut- и «рус-» отношения друг к другу не имеют. Это тем более вероятно, что историческое построение Прицака о торговой компании «русь» не обосновано. Здесь есть важные аргументы, кроме терминов «древнерусский» и «древненемецкий» (к сожалению, их упорно связывают со средними веками).

Констатировано, что гипотеза об «индоарийской» этимологии выдвинута академиком О. Н. Трубачевым в результат исследований индоевропейских языков периода, непосредственно последовавшего за распадом индоиранской языковой общности (Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье // Вопр. языкознания. 1977. N 6. С. 13‒29). Трубачев полагал, что слово «русь» — отражение региональной традиции называния Северного Причерноморья «Белой, Светлой стороной». Эта традиция, по мнению автора, еще дославянская и дотюркская, и потому он возводит слово «русь» к местному бессуффиксному варианту др.-инд. ruksa-, допуская в качестве гипотезы специфическую индоарийскую ассимиляцию *russ-. Критику этой гипотезы см.: Schramm G. Die Herkunft. S. 31‒33. Констатировано, но демонстративно проигнорировано. А в этой версии на порядки больше объективности, чем в неонорманизме.

Любопытны общие выводы носителей абсолютной истины — неонорманистов.

Якобы значение названия Рo~c у Константина обусловлено, с одной стороны, сложившейся в Византии традицией обозначения «северных варваров», совершавших с начала IX в. нападения на византийские города, а затем вступивших в торговые, дипломатические и, возможно, конфессиональные контакты с Константинополем; с другой стороны, той конкретной информацией о политической, этнической, социальной ситуации в Восточной Европе, которую он получил лично. Совмещение этих не полностью идентичных данных (их частичное несовпадение было неизбежно в силу их разновременности, тем более что восточнославянское общество переживало в то время интенсивные процессы государствообразования) обусловило двойственность содержания, вкладываемого Константином в название Рo~c.. И такая двойственность была заложена уже в исходном — этносоциальном — значении слов Ruotsi и «русь», однако ко времени Константина, насколько можно судить по договорам Руси с греками, она была уже в значительной степени преодолена. Но Ruotsi здесь и рядом не стояло, помня о пробиблейских позициях византийской знати со времен Константина Великого.

Для Константина Багрянородного народ «росов» отчасти тождествен со скандинавами, хотя «эксплицитно это не находит выражения». Император последовательно противопоставляет россов (как в источниках ранее росомонов Германариха) славянам (славяне — пактиоты росов, что повторено дважды, росы исключены из перечней славиний; наконец, «росские» названия порогов имеют отчасти скандинавскую этимологию. SorlinL. Les temoignages. P. 178, 180 sq.; Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 348; ср.: Dvornik F. The Making. P. 315 sq.; DAI. II. P. 41), а их язык — славянскому (см. коммент. 27 к гл. 9).

Признается, что этническое значение названия Рo~c у Константина, очевидно, опирается на предшествующую византийскую традицию, но она восходит не к началу IX в. и находит аналогию в употреблении слова «русь» в русских средневековых источниках, например, в Повести временных лет (перечни народов европейской части мира, легенда о призвании варягов), а наследует библейские традиции обозначения северных царей как «князя Роша». Это подтверждается морфологической структурой, что выявляется при сопоставлении с основными типами средневековых русских этнонимов и хоронимов.

Славянские этнонимы, возможно, имели две основные модели: 1) апеллятивная основа + суффикс -ян-/-ан- или -ен (из общ.-слав. *janin, 5enin); ср.: словене, северяне, древляне; 2) топографическая или псевдопатронимическая основа+патронимический суффикс -ич- (из общ.-слав. -itjo); ср.: кривичи, радимичи и пр. Обе модели относятся к общеславянскому времени (Respond S. Struktura pierwotnych etnonimow slowianskich. // RS. 1966. Т. 26. Cz. 1. S. 29‒32; Cz. П. Formacje po rozpadzie dialektalnym (IX w. i nn.) // Ibid. 1968. Т. 29. Cz. 1. S. 18, 24‒25), но первая, вероятно, является более поздней (Трубачев О. Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // Вопр. языкознания. 1974. N 6. С. 59).

Первая модель обнаруживает в средневековом русском языке более высокую продуктивность (более 20 наименований в Повести временных лет по сравнению с шестью второго типа), охватывая не только славянские по происхождению и этнической принадлежности этнонимы, но и заимствованные книжные (агаряне, ассиояне. римляне и до.), а также — позднее — названия жителей городов и местностей (смоляне, кияне). В ряде случаев возникают параллельные формы: меря — меряне, амазонки — амазоняне.

Среди этнонимов, обозначающих неславянские народы, выделяются две модели: собирательные наименования на -а-: меря, мордва, мурома (Хабургаев Г. А. Этнонимия. С. 167—168), относящиеся к восточнофинским народам; и собирательные женского рода, основанные на фонетической передаче самоназваний с конечным палатальным согласным, отражающим финское конечное -i-: кърсь, корсь<финск. *kurh-, лат. kursa, лит. kursas: чудь (<готск. tpiuda?) <саам. норв. cutte, cudcte, саам. шв. cute, cude «преследователь, враг», саам. кольск. cutte, cut; сумь<финск. Suomi, эст. Soome Maa, лив. Suom; ямь, емь<финск. Нате (название области); весь<финск.*vepsi, vepsa; водь<водск. vad’d’a, финск. vaaja («клин»); лопь<финск. lappi; либь<лат. libis, libietis и др. (см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1973; Vasmer М. Schriften zur slavischen Altertumskunde und Namenkunde. Bd. II. S. 762). Все они относятся к западнофинским и балтским племенам. Этноним «русь» морфологически тождествен этнонимам именно последней группы. Хотя исследования этого плана необходимо продолжать, так как указанное «финское конечное» может отражать лишь какое-то временное состояние языков.

Якобы на неславянскую этническую принадлежность первоначальной руси указывает и то, что этническая группа «русь» не включается летописцем ни в один из перечней славянских «племен», расселившихся по Восточно-Европейской равнине (ПВЛ. Ч. 1. С, 11, 13, 15). Но ононим «Роусь» использовался летописцами чаще уже для обозначение всего средневекового государства, а не конкретного народа. Да и поляне-русь, «мы от рода роусского» договоров с Византией 10 века подтверждают эту версию.

По неонорманизму, для обозначения государственных образований средневековья выявляются три основные модели: 1) употребление соответствующего этнонима для обозначения территории, занимаемой этносом (ср.: «пойти в ляхи»); 2) отэтнонимическое прилагательное+географический термин «земля» (Агарянская земля, Аглянская земля и др.), причем этнонимы могли быть как собственно славянского, так и иноязычного происхождения; 3) заимствованные книжные наименования (Ефиопья, Мисия, Мармария), проникшие с византийской и южнославянской литературой на Русь. В таком контексте очевидно, что названия «Русь» и «Русская земля» образованы в полном соответствии с наиболее продуктивными моделями территориальных наименований, засвидетельствованных древнейшими русскими письменными источниками, развивавшимися в восточнославянской языковой среде. Пути формирования этих названий указывают на то, что в их основе лежит этноним "русь .

По неонорманизму, понимая под «росами» якобы только скандинавов, Константин вместе с тем отчетливо связывает название с определенной социальной группой, противопоставленной массе славян. Он подчеркивает их правящее положение: славяне являются их пактиотами, «росы» собирают во время полюдья с них дань (см. коммент. 65 к гл. 9), имеют резиденцию в Киеве. Упоминание «всех росов», которые выходят по осени из Киева в полюдье, указывает достаточно ясно на ту социальную группу, которую Константин имеет в виду, — великокняжескую дружину, которая, по сообщениям Повести временных лет, осуществляла полюдье. Но тогда и надо видеть в этой определенной социальной группе хотя бы «росомонов» времен Германариха или « ракшасов» времен исхода ариев в Индию.

Социальное значение названия Pо~с, по неонорманизму, находит поддержку в средневековых русских источниках. Слово «русь» рассматривалось как социальный термин, обозначающий привилегированную верхушку общества: славянскую (Юшков С. В. Общественно-политический строй. С. 57‒63; Тивериадский Л. С. К вопросу о происхождении руси в связи с этногенезом славян // Ист. зап. 1942. Т. 13. с. 40‒53) или скандинавскую в Восточной Европе (Smal-Stocky R. The Origin of the Word «Rus» // Slavistica. 1049. T. 6. P. 5‒18); военное сословие (Акопов Г. Б. Этимология названия «Рус» в свевете теории этнической консолидации // Вестн. обществ, наук АН Арм. ССР. 1967. N. 6. С. 89‒101); княжескую дружину и знать (Падалка Л. В. Происхождение и значение имени «русь» // Тр. 15-го Археологического съезда в Новгороде 1911 г. М., 1914. Т. 1. С. 364); торговую купеческую организацию международного характера (Pritsak О. The origin of Rus'. Vol. I. P. 25) или просто купцов скандинавского происхождения (Vitestam g. The People of ar-Rus as Merchants According to Arabic Sources // Kgl. Vitterhets historic och antikvitets Akademien. Filologisk-filosofisk serien. 1975. В. 15. S. 15‒22). Для обоснования этой трактовки привлекались указанные сведения Константина, а также сообщения в восточных источниках о народе «ар-рус». Но для О.Прицака и ряда подобных исследователей «русы» (аль-рязания) — это преимущественно еврейские купцы, а русы у арабов — все же именно русы (эксплуататоры остальных славян и иных народов).

Возможность социально-терминологического понимания слова в восточных источниках для неонорманизма кроется в том, что арабские путешественники и купцы могли видеть лишь две категории народа «ар-рус»: купцов, с которыми они торговали, и дружинников, составлявших военные отряды и направлявшихся на юг и восток, то есть представителей феодализирующейся верхушки общества. Поэтому присутствие социального оттенка в описании «ар-рус» в восточных источниках закономерно, но оно якобы не затушевывает его этнического содержания. Что же касается этнической принадлежности народа «ар-рус» в восточных источниках, то трудно — по неонорманизму — не согласиться с мнением большинства исследователей, что этим названием первоначально обозначались скандинавы. Как бы трудно не было, а согласиться придется. Прародитель скандинавов Один в эпосе шел в Скандинавию с юга на север уже через существующую Гардарики (Русь). И эпос нигде не вспоминает, что скандинавы и дали название Руси.

По неонорманизму, значения термина Рo~c у Константина тесно связаны с реконструируемой эволюцией понятия «русь» в процессе образования средневекового русского государства (см. подробнее: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Название «русь» в этнокультурной… С. 24‒38). Спорадические набеги скандинавских отрядов еще в довикингскую эпоху сначала на восточнобалтийское побережье, позднее — вверх по рекам Балтийского бассейна, набеги, дополнявшиеся со временем оседанием части скандинавов в таких центрах, как Старая Ладога, «Рюриково» городище и др., якобы создали основу для этноязыковых контактов. А какие контакты были в период культур «шнуровой керамики» и «боевых топоров», фатьяновцев и дьяковцев ?!

Упорно бубнится и бубнится без убедительной аргументации следующее. Якобы проникновение скандинавов в финские земли в результате походов на судах, участники которых, гребцы и воины, называли себя rotps-, обусловило превращение «профессионального» самоназвания в экзоним (иноназвание) в финской среде, позднее развившийся в этноним, и отэтнонимический хороним. В северо-западной области контактов всех трех этнических групп оно проникает в средневековый русский язык, как этносоциальный термин с доминирующим этническим значением. Вместе с двигающимися на юг и юго-восток отрядами название rotps- разносится по Восточной Европе и в результате непосредственных контактов фиксируется в византийских источниках IX в. и Вертинских анналах в формах Рo~c и Rhos сохраняя значение «профессионального» самоназвания. Версия, понятно, есть, доказательств — на смех средневековым курам. В ононимах Рo~c и Rhos есть «пробиблеизмы», но доказательно нет никаких «профессиональных» самоназваний. И не может быть никогда. Не было таких «профессионалов» (средневековые скандинавы это добротно знают).

Дальнейшие упражнения неонорманизма еще более смехотворны.

«Во второй половине IX — первой половине Х в., когда началось формирование древнерусской народности и происходило становление раннефеодального государства главной консолидирующей силой становилась великокняжеская дружина. В условиях перерастания племенных союзов в государственное образование наиболее существенной была борьба с племенным сепаратизмом, и именно здесь скандинавы представляли удобную, этнически нейтральную военную силу, которую великие князья могли использовать против родоплеменной знати для объединения разноэтнических территорий под своей властью. Это, видимо, вызвало приток скандинавских воинов в дружины древнерусских князей, так же как и привлечение («призвание») скандинавских вождей дружин к управлению союзом нескольких разноэтнических племен в Новгороде в середине IX в. (Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения. С. 51‒61), а по предположению X. Ловмяньского — и в Киеве (Ловмяньский X. Русь и норманны, С. 135, 270, примеч.). Опора первых древнерусских князей на независимые от славянских племенных интересов отряды скандинавов, составлявших в это время ядро княжеской дружины, создавала предпосылки для перенесения названия отрядов на дружину целиком».

«Древнерусское» — здесь средневековое. Не зная реальных глубин «древних руссов» (хотя бы по генетике и глубинам языка), вечно очень предположительно можно рассуждать о началах «формирования древнерусской народности». При изучении отечественной государственности нельзя игнорировать Великую Скифию, Боспорское царство и подобные государственные образования на землях будущей Руси и России.

Спасаясь от объективной критики, неонорманизм спешит утверждать, что распространение понятия «русь» на полиэтнические дружины вело к быстрому размыванию первоначально четко выраженной этнической приуроченности названия к скандинавам (ср. о понятии «русь» как обозначении надплеменного политического образования: Рогов А. И., Флоря Б. Н. Формирование самосознания древнерусской народности // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху) раннего средневековья. М., 1982. С. 102‒105), что отражено, в частности, в ономастиконе договоров с греками 911 и 944 гг.: в последнем среди имен скандинавского происхождения появляются имена восточнославянские и другие. Об ассимиляции и славянизации скандинавов красноречиво говорят археологические материалы середины — второй половины Х в. Так элита (помня о росомонах времен Германариха) в последние несколько тысяч лет всегда полиэтнична.

По неонорманизму, к середине Х в. по всей территории расселения восточных славян (и не только славян) от Киева до Ладоги распространяются дружинные древности, складывается «дружинная культура», впитавшая в себя и сплавлявшая воедино элементы разноэтничного происхождения. Ее носителями являются прежде всего великокняжеские дружины, присутствие которых отмечается по археологическим данным на важнейших водных путях Древнерусского государства: в Верхнем Поднепровье и Поволжье, в Поволховье, а также в Киеве и в Черниговской земле. Включение этих земель в сферу действия великокняжеских дружин знаменует их консолидацию и формирование территории государства, подвластного «великому князю русскому». Отсутствие четкой этнической атрибуции прилагательного «русский» в договорах подчеркивается тем, что имена доверителей, заключающих договор «от рода русского», имеют не только скандинавское, но и славянское, балтское и финское происхождение, то есть понятия «русь», «русский» не свзываются со скандинавами или славянами, а все территории, подчиненные вели-кому князю, называются «Русской землей» («всякое княжье и все люди Руския земля» — ПВЛ. Ч. 1. С. 35. Но археологи вынуждены констатировать, что на Руси 8 — 11 вв. отмечаются не только некие «дружинные культуры», но и многие иные средневековые.

Так, по неонорманизму, в процессе консолидации разноэтнических территорий под эгидой великокняжеской государственной власти возникает расширительное географическое понятие «Русь», «Русская земля», которое нашло отражение у Константина во встречающемся впервые в византийской литературе названии Poсиа. Очевидно, но очень не в пользу Ruotsi>"pyсь".

По неонорманизму, отождествление названия племенного союза (позднее — народности) с наименованием его правящей верхушки представляет типичное для раннего средневековья явление: приравнивание части и целого как взаимозаменяемых единиц (Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 71‒75). Наиболее близкую и яркую аналогию представляет отражение взглядов на «народ» в памятниках раннесредневекового героического эпоса, где проводится регулярное (но неосознанное) замещение понятия «народ» (целое) понятием «дружина» (часть), которая в англосаксонском эпосе «Беовульф» постоянно называется «все даны», «народ фризов» и т. д. (Мельникова Е. А. Меч и лира: Англосаксонское общество в истории и эпосе. М. 1987. С. 90), у славянских народов — «все чехи», «весь народ» в «Чешской хронике» Козьмы Пражского (Флоря Б. Н. Формирование этнического самосознания раннефеодальной чешской народности // Развитие этнического самосознания. С. 135—136). Здесь, слава богу, пропадает термин «древнерусский» в пользу научного «средневековый». Но понятие «народ» как этнос и ныне остается очень многозначным и спорным. А упорное употребление христианскими летописями к язычникам понятия «племена» (дикие, поганые и т. п.) трудно согласуется с реальными достижениями Великой Скифии, Сарматии (с ее аорсами и роксоланами), Готии (росомонов), Гуннии (царя Роаса-Ругилы), приазовской Болгарии (царя Гостуна-Органы с его Перещепинским кладом)…

Неонорманисты считают, что весьма близкую аналогию эволюции содержания названия «русь» представляет наименование «болгары», развивавшееся от обозначения тюркских отрядов Аспаруха через политоним, утративший этнический смысл, к этнониму, обозначавшему славянское население, и хороним «Болгария». И здесь их знания глубин истории болгар явно не достигают хотя бы времен Аттилы и его сыновей.

А выводы безапелляционны… "Таким образом, в употреблении Константином терминов Pо~с и Росиа отразились три этапа эволюции названия «русь» на восточнославянской почве. Во-первых, он связывает росов со скандинавами, интегрированными в восточнославянское общество; во-вторых, именует тем же термином полиэтничные великокняжеские дружины; в-третьих, вводя хороним 'Росиа, распространяет название на все территории, подвластные великому князю, сидящему в Киеве. По неонорманизму, казалось бы противоречащие друг другу интерпретации объяснимы в условиях относительно быстрой эволюции семантики слова «русь» у восточных славян при интенсивных процессах социальной, культурной и этнической консолидации, когда еще не было забыто древнейшее значение слова, но оно начало функционировать уже и в расширительном, полиэтническом значении, постепенно превращаясь в территориальное название (см. также: Мельникова Н. А., Петрухин В. Я. Название «русь» в этнокультурной… С. 24‒38). Кроме того, полисемия названия Pо~с у Константина, очевидно, отражает в целом «особенность византийской этнонимии, где этнические термины не являются этни-конами в узком и строгом смысле слова, но включают в себя обширную область географо-культурно-бытовых характеристик» (Бибиков М. В. Скандинавский мир в византийской литературе и актах // СкСб. 1986. Вып. XXX. С. 101)

Послесловие

Необходимо учитывать, исходя из массива этно-исторических, географических, генетических, лингвистических и иных исследований — до и после 1990 года, что очень многозначный термин «rus» имеет огромную глубину доисторического происхождения, тянущуюся в десятки тысячелетий прошлого. Русь, как и святая (крещёная в народах своих) возрождённая Рось сия — Россия, — вероятнее всего, — вернула себе тысячелетие оно́нима, существовавшего — как минимум, с около-потопных времен. Ностратические корни — ros/rus, в настоящее время имеют ряд значений, вплоть — до «светло-розовый» и «русый», а также «ручей».

См. также

• Рос
• Русь
• Рус (латынь)
• Русь (этимология)
• Россия
• Российская Империя

Ссылки

• (оппонирование версиям)
• Вернадский Г. В. Древняя Русь
• Рыбаков Б. А. Язычество древних славян; Язычество Древней Руси
• Гусева Н. Р. Русские сквозь тысячелетия
• Нидерле Н. Славянские древности
• Петухов Ю. Д. История русов
• Золин П. М. Циклы по истории России
• Чудинов В. А. Циклы по протописьменности русов
• Тюняев А. А. Своды материалов о словено-русах
• Своды материалов о словено-русах и т. п.