Текст:Александр Мельский:Большевизм - могильщик культуры
Большевизм - могильщик культуры
- Автор:
- Александр Мельский
- Предмет:
- Русская культура, Марксизм, Национал-социализм
15 марта в Берлинском Шуберт-зале А. В. Мельский прочел на немецком языке доклад на тему «Bolschewismus — der Totengrber der Kultur».
Свой доклад A. В. Мельский начал с напоминания, что большевизм сегодня остается такой же интернациональной проблемой, как и двадцать лет тому назад, ибо его основная стратегическая цель — мировая революция — остается неизменной, сколько бы ни говорили о мнимой «эволюции» или «национализации» советского режима присяжные дезинформаторы мировой прессы. Резко восстал докладчик и против точки зрения, смешивающей понятия — «большевизм» и «русскость». — «Есть люди, говорит Мельский, все ещё думающие, что большевизм является проявлением русскости. Некоторые доходят до того, что открывают в большевизме исконные черты „московско-азиатского варварства“ и даже пытаются поставить знак равенства между мирозавоевательными планами Коминтерна и „старым панславистским империализмом“.
Я считаю своим долгом опровергнуть эти искажающие действительность измышления самым категорическим образом. И не потому, что — как русский — я хотел бы оправдывать свой народ перед западно-европейским общественным мнением. Нет! Мы, национально мыслящие русские эмигранты, познавшие большевизм на собственном горьком опыте и избегнувшие большевицкого ада, считаем своей священной обязанностью, своей исторической миссией говорить неприкрытую правду о большевизме и неутомимо разоблачать подлинную сущность коммунистического интернационала перед глазами арийского человечества. Ибо успех борьбы зависит, прежде всего, от точного знания противника, его мировоззрения, его организации и тактики.
Смешение или даже идентификация понятий — русскость и большевизм, ведет, в конце концов, к подмене анти большевизма анти-русскостью. Большевизм же с русскостью не имеет решительно ничего общего. Более того — русскость, как явление культурно-историческое, стоит в прямой и резкой противоположности к большевизму. Русскость вот уже двадцать лет ведет против большевизма и его чужеродных носителей ожесточенную борьбу, которая — мы можем это предсказывать с математической точностью — рано или поздно окончится поражением большевизма и освобождением и возрождением России! (Аплодисменты). Не русский, а отпрыск старого раввинского рода, Маркс Мардохай, еврей из Трира, был родоначальником большевицкой доктрины. И это были такие же еврейские интеллигенты, как и он сам, которые распространяли марксистское мировоззрение, руководили и руководят всей внутрироссийской и мировой политикой большевизма.
Страстная ненависть к арийскому культурному миру, кипевшая в душе Маркса, была направлена против двух главных об’ектов: против Пруссии и России. Пруссия была для Маркса мишенью самых яростных выпадов: „Мировая история“, — пишет он про Пруссию, — „еще не создавала ничего более вшивого“ . . . „C’est d? goutant!“ . . . Мучающий его геморрой он называет „прусским“ . . . Своего великого современника Бисмарка он не называет иначе, как „посредственная каналья“ . . . Подобные же отзывы мы находим у Маркса и о России. Его кровная иудейская ненависть ко всему русскому нашла яркое выражение в той ожесточенной борьбе, которую он в продолжении десятилетий вел против своего русского соперника Михаила Бакунина.
Маркс и Бакунин! Трудно представить себе двух людей, отличающихся друг от друга кровью, происхождением, обликом внешним и духовным более резко, чем еврей и русский, которых судьба столкнула у подножья алтаря мировой революции.
Внешне холодный, сдержанный надменно гордый и замкнутый, всегда корректно одетый, Маркс соединял в своем внешнем облике типично еврейские черты лица с одеждой и манерами немецкого академика. Развязный, вспыльчивый, общительный великан Бакунин сочетал в своей внешности чисто „интеллигентскую“ небрежность платья и модную в то время в „передовых“ кругах распущенность и халатность с врожденной статностью русского барина.
Тот и другой порвали внешне с вскормившей их средой; тот и другой вышли в мир с душой, обуянной жаждой борьбы и разрушения; под изсиня-черной гривой Маркса и густой шапкой длинных русых волос Бакунина вставали одни и те же бредовые видения мирового пожара… Но лишь только черные, горевшие сдержанной ненавистью и вечной подозрительностью глаза непокорного сына синагоги встретили светло синий блеск острого взгляда взбунтовавшегося птенца из тверского дворянского гнезда, они тотчас-же опознали в нем не только соперника, но и органического, страстного и непримиримого врага.
Две силы столкнулись на заре восходившего социализма, и роковая встреча потомка декабристов, сочетавшего в себе исконно русское дворянское фрондерство, идеалистическую туманность и мечтательность с жестоким натиском азийского кочевника, — эта встреча русского утописта с носящим в крови своей тысячелетние мессианские чаяния, издревле униженным и оскорбленным, издревле мстительным и ненавидящим евреем-рационалистом, эта роковая встреча блудных сынов православия и иудаизма — не прообраз ли она того титанического столкновения двух враждебных духовных миров, которое вот уже двадцать лет заливает кровью бескрайние просторы Русской земли?». . .
Перейдя к основной теме своего доклада, А. В. Мельский в двухчасовой, прослушанной с неослабевающим вниманием, речи нарисовал перед немецкой аудиторией потрясающую картину систематического уничтожения большевиками векового культурно-исторического наследия русской нации и те невыносимые условия материальной разрухи и духовного гнета, в которых приходится работать научным и культурным деятелям в советских условиях. Вторая часть доклада была посвящена еврейскому засилию во всех областях культурной жизни страны.
«Как может русский народ терпеть это насилие, как может он безропотно мириться с систематическим издевательством над его национальными святынями, как может он пассивно выносить этот неслыханный гнёт?» — спросите вы.
Кажущаяся полная капитуляция русского народа перед советской властью и пассивная покорность ей безвольного и отупевшего населения не соответствуют действительности. От пяти до семи миллионов пленников в советских концлагерях, не поддающееся никакому учету огромное количество ссыльных, ежедневные расстрелы всяких «вредителей», «саботажников», «троцкистофашистов» и т. д., наконец, периодически открываемые более или менее значительные заговоры против ненавистной власти, — все это и бесконечно многое другое свидетельствует о том, что та борьба, которую мы подняли более двадцати лет тому назад в степях Дона и Кубани, не прекратилась и по сегодня и, в совершенно других условиях и формах, свидетельствует о несломленной силе русской нации и о её непримиримости по отношению к истязающему её режиму.
Русский народ — не народ второго класса. В одно тысячелетие он создал величайшую в мире империю и блистательную самобытную культуру. Да, это правда, что ведущий, интеллигентный слой дореволюционной России, духовно плененный либерально-демократическими и марксистскими веяниями Запада, был политически и социально глубоко развращен. Да, это правда, что глубокая трещина отделяла его от народных масс. Да, это правда, что правящая группа предреволюционных десятилетий, благодаря своей косности, не сумела справиться с насущными социальными задачами, вставшими перед Россией. Да, это правда, что и здесь, в эмиграции, есть среди нас немало потерявших веру и волю к борьбе. . . Но все это — временные явления глубочайшего и трагического кризиса, который, в конце концов, будет побежден неоскудневшей мощью русского духа.
Нация, давшая за короткий сравнительно период своего расцвета Пушкиных, Достоевских и Толстых — в области литературы, Мусоргских, Римских-Корсаковых и Чайковских — в области музыки, Менделеевых — в области науки и целый ряд блистательных полководцев, государственных мужей и организаторов — в области государственного строительства, — такая нация не может погибнуть! И мы, русские националисты, сегодня, после двадцати лет страшных испытаний, поражений и унижений, с гордостью носим имя русских и с верой, надеждой и любовью взираем на будущее нашей великой нации. Россия, пережившая тяжкое монгольское иго и вышедшая из него окрепшей и спаянной, переживет и зверское иго двунадесяти языков иудейского интернационала! (Шумные аплодисменты).
Двадцатилетнее еврейско-марксистское иго, конечно, наложило свой роковой отпечаток на изнасилованной душе русского народа. Последствия большевицкой катастрофы жестоки, и мы нисколько не склонны преуменьшать гигантскую трудность задач, которые встанут во всем своем росте перед грядущей национальной властью России. Но один факт дает нам особые силы бороться дальше, особенно укрепляет нашу веру в близкое освобождение. Власть потеряла последние остатки доверия со стороны советской молодежи, на которую она ставила надежды, как на верную смену. Много мы слышим заграницей о страшных последствиях беспризорности, об одичалых, озверелых, нравственно и физически изуродованных представителях подсоветской молодежи. Но рядом с этими жертвами большевицких растлителей мы наблюдаем миллионные массы здоровой подсоветской молодежи с сердцем, кипящим ненавистью к своим угнетателям, и мозгом, страстно жаждущим подлинных знаний и культуры. Эта молодежь — залог гибели большевизма и воскресения Национальной России!….
Теперь, когда германский народ снова свободен и могуч и когда многие из вас недоумевают, как русский народ мог позволить еврейству закабалить его, я считаю уместным напомнить положение, в котором ещё так недавно находилась сама Германия. Вот что говорил Альфред Розенберг на Нюренбергском конгрессе германской национал-социалистической рабочей партии в сентябре 1933 года:
«В 1918 году, то есть в минуту, когда последние духовные резервы должны были быть собраны для воскресения Германии, мы были свидетелями того, что почти все господство над государством, обществом и культурой находилось в руках этой чуждой расы, которая совместно со старыми партиями (социал-демократией, демократией и центром) осуществляла иго над германской нацией. Было возможно, что еврейский министр иностранных дел, Ратенау, мог открыто написать, что мировая история потеряла бы свой смысл, если бы победил Германский Император. Было возможно, что еврейская газета могла безнаказанно изображать солдата, защитника своего германского отечества, как „профессионального убийцу“, что одна — прежде особенно распространенная во всем мире — немецкая газета могла назвать идеал героизма „самым глупым из всех идеалов“; было возможно, что в Берлине ставились пьесы, в которых убитый немецкий солдат-фронтовик топтался ногами подметальщиков улиц под припев: „Прочь с этим мусором“. Было возможно, что железнодорожные убийцы освобождались от смертной казни потому, что за них вступалась вся жидовская пресса; было возможно, что уже одиннадцать раз судимые и осужденные еврейские каторжники освобождались, благодаря вмешательству еврейских политиков, и рекомендовались властям, как нравственно ценные люди. Все правовое сознание германца, которое попиралось в полузамазанных скандальных процессах, грозило развалиться, и из германской нации уже почти была сделана безыдейная масса, созревшая для красной диктатуры, когда национал-социалистическое движение в последний час принесло спасение своим призывом к немецким духовным качествам… Мы устанавливаем, что в то время, как евреи составляли 1 процент населения, их участие в адвокатском сословии Берлина составляло 70 процентов, что процент еврейских врачей в большинстве берлинских больниц колебался от 60 до 90, что крупные банки находились почти все в еврейских руках, что правление биржи состояло на 91 процент из евреев, что руководство прессой Берлина и Франкфурта было почти исключительно еврейское, что, таким образом, над всей жизнью нации, как во внутренней, так и во внешней политике, господствовала чуждая раса, которая почти во всех пунктах противоречила германизму и совершенно неспособна была понять германские нужды. . .»
Я позволю себе также напомнить, что ещё накануне национальной революции было возможным, чтобы сессия германского парламента была открыта речью международной жидовки и коммунистки Клары Цеткиной, старшей из «народных представителей», той самой Клары Цеткиной, пепел которой ныне покоится в драгоценной урне, замурованной в стене московского Кремля!
Я напомню также, что сравнительно ещё совсем недавно, а именно 12 мая 1932 г., когда кто то из немецких депутатов Рейхстага позволил себе невинную шутку по адресу еврейского Полицейвицепрезидента Берлина, Вейсса, этот инцидент имел совершенно неожиданные последствия: 30 вооруженных полицейских, повинуясь приказанию своего еврейского начальника, ворвались в зал заседания германского Рейхстага и стали хватать народных представителей. . . Одна национал-социалистическая газета тогда написала:
«Надо было бы написать большую картину, которая увековечила бы этот случай в назидание потомству: еврейский начальник полиции стоит над креслами правительства в великолепной, повелительной позе, с поднятым юсом и протянутой рукой: — ату их! Вымунштрованные полицейские дисциплинированно перепрыгивают через скамейки и перегородки и бросаются на врага. Немцы на немцев! Потому что начальник полиции воспринял, как обиду, которую можно искупить только насилием, обращенный к нему выкрик некоторых национал-социалистических депутатов — Изидор!». . .
Подобные происшествия должны были бы действительно быть увековечены, ибо память человеческая необычайно коротка! И далеко ли от этой сцены из Берлина 1932 года до кошмарных сцен из Петербурга 1918 года, когда по приказу жида Урицкого одни русские бросились убивать других русских? Но к нашему оправданию надо сказать, что чистых русских немного было среди палачей чекистов — это все были большей частью расово чуждые элементы. Но и в Берлине нашлось бы, вероятно, достаточное количество международных проходимцев, чтобы выполнить эту роль ритуальных палачей, а то, что подобные явления в Германии вообще возможны, мы знаем из опыта Баварской советской республики 1919 года . . .
И потому, что мы все это — и еще многое другое — знаем и испытали на собственном горьком опыте, мы и приветствуем так горячо национал-социализм, который выгнал за пределы своей страны тех, кто готовились в ней к роли Урицких, Бронштейнов и Бела Кунов! Путь назад да будет им заказан навеки!" (Шумные аплодисменты).
«Исповедуя непоколебимую веру в несломленные силы нашего народа и в грядущую славу освобожденной России», заканчивает свою речь Мельский, «утверждая нашу священную непримиримость к палачам нашего Отечества, мы, русские националисты, будем неустанно бороться дальше до того светлого дня, когда освобожденная Россия протянет руки союза и дружбы возрожденной Германии, чтобы в едином фронте с державами Антикоминтерна обеспечить навеки свободу, творческий труд и культуру арийских наций!» (Шумные, продолжительные аплодисменты).
«Наша газета» (София, Болгария), 1939 г.