Текст:Павел Крупкин:Национальное государство: Вопросы теории

ВведениеПравить

В плане государственного строительства Современность характерна возникновением и постепенным переходом к доминированию в мире специального типа государственного устройства – национального государства. Теоретически национальное государство явилось продуктом развития западной политической мысли в направлении десакрализации власти, расширения круга людей, вовлечённых в политику. По мере своего возникновения подобные государства, которые в частности характеризовались дополнительной заботой их элит о национальном консенсусе, показали себя более эффективными по сравнению с государствами Традиции. В конечном итоге длительной политической конкуренции традиционные государства либо модернизировали себя, либо ушли на обочину истории, так что форма национального государства практически стало стандартом для государств Современности.

Специфическим качеством всех национальных государств является наличие в его границах единой коллективной политической идентичности, получившей название «нация», к которой себя обычно относит значительное большинство политически активного населения страны. К сожалению в российском обществоведении, которое всё ещё продолжает быть во многом «отравленным» наследием марксизма-ленинизма, нет понимания категории «нация» во всей его полноте, задаваемой западной политической мыслью, и это создает опасное для страны недопонимание имеющихся рисков для её существования.

В настоящей работе предлагается обсуждение теоретической концепции, интегрирующей и систематизирующей все основные направления мирового дискурса о нации (см., например, обзор имеющихся подходов здесь[1]) и национальном государстве.

Современная модель государственного суверенитетаПравить

Если проследить, как менялись представления о суверенитете в западной политической культуре в разные исторические времена[2], то можно увидеть, что легитимность власти в раннефеодальных обществах главным образом обеспечивалась победой в поединке/войне, или, другими словами, правом завоевания. Победа же, в силу обычной неопределённости исхода поединка/боя, в свою очередь связывалась людьми с удачей, и обе они были безусловным знаком благоволения богов.

Впоследствии право завоевания было вытеснено правом крови – наследственной передачей власти по старшинству в феодальных монархиях. При этом источником верховного суверенитета оставался Бог: монарх получал право верховной власти напрямую с Небес через специальную церемонию помазания.

Развитие политической мысли на заре Современности/Модерна привело к возникновению альтернативной концепции: Бог являет свою волю людям не через монарха, а через нацию – сообщество политических акторов государства, имеющих право заключать и пересматривать Общественный договор[3]. Данная концепция со временем стала доминирующей в западной политической культуре, а нация стала считаться единственным источником суверенитета государства. При этом сам процесс легитимации был связан с выборами – процедурой оформления решения нации по персонам, занимающим ключевые посты в национальной системе управления.

Так возникло первое значение категории «нация» в западном культурном и политическом поле смыслов – нация как политическая ипостась народа страны[4] – с чётким отнесением данной категории к Политическому, и определения её как основного субъекта новой и новейшей истории. Здесь же рядом возникает понятие национального государства (nation-state) – государства единой нации. При этом понятие нации обеспечило подходящую среду для последующего «расколдовывания» политики в рамках Современности – переходу в общественном сознании людей от внешнего источника суверенитета (Бог) к рационально обусловленному (воля народа). В представленном плане нация определяется как некое «воображаемое сообщество» (Б. Андерсон), или, другими словами, – как коллективная политическая идентичность людей. Здесь следует отметить, что в современном западном обществоведении такое понимание стало уже классическим[1]. Для национальной идентичности выделяются следующие основные определяющие характеристики: нация – это (1) коллективная идентичность, включающая в себя ответственность за страну проживания; то есть имеющая (2) в качестве значительной доли своего содержания «высокую» государственную политику вместе с (3) наличием собственного государства.

После завершения становления данных смыслов в западной политической мысли (XIX в.) образовавшиеся национальные государства оказались в жёсткой конкурентной борьбе с оставшимися феодальными монархиями. Эта борьба простимулировала возникновение идеологии этнонационализма, которая хорошо послужила в качестве одного из инструментов ослабления застывших в своей архаике конкурентов.

Как уже указывалось, нация – это коллективная идентичность, тесно связанная с Политическим. Если рассмотреть процесс возникновения новых наций, то огромную роль в данном процессе играет дискриминация. Именно наличие дискриминации по какому-то групповому признаку заставляет людей объединяться в политической борьбе для защиты своих интересов. Именно дискриминация наполняет политическим содержанием их групповую идентичность, превращая её в национальную по мере роста политических амбиций. В частности, нещадная эксплуатация третьего сословия Французского королевства со стороны клира и аристократии сплотила людей в борьбе со Старым режимом, что в последствии привело к формированию французской нации. Политика дискриминации соотечественников, живущих в колониях, со стороны метрополий Британской и Испанской империй в XVIII веке подтолкнула колонистов к осознанию своих отдельных интересов, что завершилось их восстанием и последующим формированием новых наций Северной и Латинской Америки.

Однако особое место в деле формирования новых национальных идентичностей играет дискриминация по этническому признаку[5]. Этническая принадлежность и гендер – это базовые социальные характеристики личности, причём этническая идентичность полностью совместима с тем, чтобы при возникновении соответствующих условий иметь возможность быть развитой в национальную идентичность. Именно это и обеспечивает онтологическую основу этнонационализма. Субъектность же данной идеологии обеспечивается наличием людей с лидерскими амбициями, по каким-то причинам не могущих конкурировать в рамках всей страны. Такие люди могут увидеть свой жизненный шанс в ограничении конкуренции по этническому признаку, и выдвинуть соответствующий этнонациональный проект. При наличии действительной дискриминации данный проект быстро обрастает сторонниками, становясь проблемой для доминирующей политической элиты государства, часто принимая форму сеператистского движения. Так возникает второй смысл категории нациянация как этническая группа, достойная собственной государственности, и это по большому счёту отражает введение Этнического (изначально принадлежащего лишь антропологии) в политику. Если вспомнить выделенные ранее основные характеристики нации, то для нации во втором понимании их следует сформулировать следующим образом: нация – это (1) коллективная идентичность, имеющая (2) в качестве значительной доли своего содержания «высокую» государственную политику вместе с (3) претензией на собственное государство. Другими словами различие категорий «нация» в первом и втором понимании заключается в отношении к государственности – нация в первом понимании уже имеет своё государство, а нация во втором понимании стремится его заполучить. Введём в рассмотрение ещё одно понятие – категорию прото-нации[6], которая при наличии характеристики (1) из списка выше имеет пункты (2) и (3) – «высокую» политику и претензию на собственное государство – лишь в потенциальной форме.

Здесь следует обратить внимание на важную часть национальной идентичности – национальную территорию, ту территорию, которую нация ощущает своей по праву. Вот как определено данное понятие в книге А. Миллера «Империя Романовых и национализм»[7]: «Терминами «национальная территория» и «идеальное отечество» я обозначаю националистическое представление о том, какое пространство должно принадлежать данной нации «по праву» именно как нации, как «наша земля», а не подвластная территория. Аргументы в пользу такой принадлежности могут быть самыми разными – от фактической демографической ситуации на данный момент до «исторического права» («наши предки здесь жили»), геополитических резонов («выход к морю», «жизненное пространство»), ссылок на кровь, пролитую «нашими» солдатами за эту землю, и т.д.» Очень часто современные межгосударственные конфликты являются по сути конфликтами идеальных представлений населения разных стран о расположении своих естественных границ. Поэтому обоснование «правильности» взгляда национального сообщества на «естественные» границы своей национальной территории является важной частью национального мифа, творящего национальную историю.

Интересно отметить, что этнонационализм может быть «выращен» и при отсутствии реальной дискриминации соответствующего этноса. Основной мотивацией людей при этом обычно бывает чувство этнического превосходства, или желание получить односторонние преимущества за счёт дискриминации (или даже прямого ограбления) представителей других этнических групп. Мотивация к политизации Этнического может быть также создана с помощью политических технологий без реальных к тому предпосылок. Для этого в сознании этнической группы создаются симулякры – идеальные образования, воспринимаемые людьми как отражения реальности, но не имеющие с реальностью ничего общего. Например, в головы людей может быть внедрено ощущение дискриминации даже при её отсутствии в социальной практике общества. В принципе и ощущение этнического превосходства тоже можно считать подобным симулякром.

Отмеченные политические технологии могут быть использованы разными странами в борьбе со своими геополитическими конкурентами. Для этого достаточно выявить в государстве-противнике имеющиеся этнонационалистические группировки (или создать их заново, с нуля, из имеющихся прото-наций), после чего обозначить соответствующие этнические группы населения нациями, и приступить к защите автоматически приобретаемой данными группами исторической субъектности – их права на самоопределение. При этом подобная трансформация прото-нации в нацию может в значительной степени быть основана на манипуляционных технологиях, что делает поддержку этнонационализма мощным оружием по ослаблению государства-противника.

Имеющаяся двуслойность понятия «нация» вместе с присвоенной себе возможностью постановки и толкования данного круга вопросов является одним из методов воздействия западных государств на своё окружение. Обобщая имеющийся исторический материал по политике западных стран XIX-XX веков, можно сформулировать следующие принципы, проясняющие современное западное понимание суверенитета государств:

  • Единственным источником государственного суверенитета является нация;
  • Нация в первом её понимании – это сообщество основных политических акторов на занимаемой государством территории, которые участвуют в процедурах политического управления страной (в частности, в процедурах заключения/перезаключения Общественного Договора). Если данные процедуры хорошо регламентированы, и допускают возможность бескровной смены правящей команды без её на то желания, то соответствующие нации определяются как «свободные», а соответствующие государственные образования называются демократиями;
  • Наряду с национальными государствами в мире существуют империи и другие несвободные государственные образования, стремящиеся к угнетению как своего населения, так и своих соседей. Свободные нации должны безусловно помогать угнетаемым;
  • Естественно приходим к альтернативному пониманию нации: нации – это те этнически однородные группы людей в империях, которые хотят покончить с имперским угнетением себя. Данные группы безусловно достойны права на самоопределение, и образование своего государства, желательно свободного и демократического. При этом чем больше наций обнаружится в империи – тем лучше – сообщество свободных наций будет более разнообразным (а каждое новое государство – маломощным и, вследствие этого, беспроблемным для лидеров «свободного мира»);
  • Альтернативное понимание нации не распространяется на страны, где доминирует первое её понимание, как бы того не хотелось соответствующим этническим группам. Такие группы являются отнюдь не нациями, достойными самоопределения, а сепаратистами, сражающимися против свободного мира на стороне сил зла. (Другими словами, исключать Этническое из политики на своей территории могут только страны «свободного мира».)

При этом в настоящее время ушёл в историю ещё один принцип, бывший очень важным где-то до середины XX века, и породивший практически все европейские войны Современности: Национальное государство имеет право расширить свою юрисдикцию на все территории с компактным проживанием людей, желающих присоединиться к соответствующей нации. Этот принцип определил отношение западных государств к объединению Германии и Италии (XIX в), перемещению европейских границ как на западе Европы (франко-итальянская и франко-германская границы, захват Венецианской области Италией, и др.) так и на востоке (изменения границ Польши, изменение границ Германия по результатам Мюнхенского сговора, объединение украинских, белорусских и литовских земель в рамках СССР, и др.). Последним событием, оправданным данным принципом, было поглощение ГДР (1991 год). При этом сербам в подобных претензиях было уже отказано, а признание независимости Косова показало, что национализм вновь взят на вооружение[6] западными странами для перекройки мирового пространства в своих интересах.

В этом плане становится интересным более детальное рассмотрение[8] отмеченной выше стандартной дихотомии «национальное государство» vs «империя», являющейся базовой концепцией западного политического сознания. Привлекая введённую ранее категорию национальной территории, можно увидеть, что для национальных государств является характерным совпадение или превышение их национальной территории над политической, то есть над той территорией, которую национальное государство реально контролирует. Далее, в национальных государствах обычно отсутствуют значимые группы людей, которые политически исключены из национального строительства. Для империй же с активным национальным проектом характерно то, что национальная территория метрополии всегда меньше, чем политически контролируемая территория, причём совершенно отсутствует интенция расширять национальный проект за пределы национальной территории. В этом плане возникают два выпадающих за пределы такой дихотимии случая.

Во-первых, на территории государства могут существовать несколько национальных проектов. Обычно один из данных проектов доминирует, а остальные строятся на основе оппозиции к нему (шотландцы vs британцы в Великобритании, курды vs турки в Турции, баски и каталонцы vs испанцы в Испании), но могут быть и равномощные национальные проекты (Фландрия и Валлония в Бельгии). Выпадение таких случаев из стандартной дихотомии позволят западному экспертному сообществу в своей оценке политики доминирующей нации по отношению к альтернативным национальным проектам запросто переключаться с игнорирования заявки меньшинств, если доминирующая нация относится к категории «своих», на клеймление государства империей, если государство оценивается как враждебное. Для примера можно сравнить современную (2008 г.) западную трактовку случаев Сербия-Косово и Грузия-Абхазия. Для подобного двойного стандарта в интерпретации аналогичных событий западными учёными был даже предложен альтернативный политически корректный термин – диглоссия.

Во-вторых, можно выделить случай, когда национальная территория государства меньше его политической территории, но у нации имеется чётко выраженная интенция равноправного включения в себя периферии по мере её созревания. Характерным примером такого случая являлись США в XIX веке, когда они колонизировали захваченные у Мексики земли (освоение Дикого Запада).

Национальное государство: Логика общих принциповПравить

Возникнув в рамках развития концепции Общественного Договора, категория «нация» в своём логическом развитии обеспечила общие принципы построения национального государства – того типа государственного устройства, которое базируется на нации как источнике государственного суверенитета. Понимание нации как множества людей, задающих правила игры в государстве, приводит к необходимости определения данных правил в части взаимодействия этих людей между собой. При желании минимизировать насилие и максимально расширить круг согласия приходим к необходимости различного рода делиберативных практик достижения компромиссов, а также – к компетентному голосованию как основному способу разрешения конфликтов.

Представление же государственной организации в виде структуры постов с предписанными функциями, которые заполняются ответственными за исполнение данных функций людьми, легко совмещается с вышеизложенным через введение выборных процедур для определения достойных занимать руководящие посты граждан. Применительно к государству выборы фактически являются делегированием нацией своих властных полномочий неким своим представителям. Сложность соответствующей управленческой работы порождает необходимость профессионализации таких выборных представителей, то есть люди, желающие занимать соответствующие посты, должны посвящать подготовке к этому занятию всё своё рабочее время. Так появляется профессия «политик», и пул избравших данную профессию людей, которые предлагают свои услуги нации по представлению её интересов на государственном уровне.

На следующем шаге мы естественно приходим к возникновению дифференциации политиков, поскольку люди по разному представляют себе национальные интересы и способы их реализации. Мы приходим также к конкуренции разных политиков за выборные места – за право представлять и реализовывать интересы нации. Возникает согласование действий политиков со сходной системой взглядов между собой, порождающее соответствующее политическое направление (а возможно, и политическую суб-идентичность) в обществе. Каждое политическое направление оформляется политическими партиями, движениями, сочувствующими данным структурам гражданами. Появляется конкуренция политических направлений, особенно острая в момент выборов, когда политики соревнуются в борьбе за голоса граждан в своей попытке занять соответствующие посты. Таким образом мы приходим к [модели демократии Шумпетера], в рамках которой у общества должно иметься в наличии несколько конкурирующих групп политиков, способных выполнять возлагаемые на них функции по государственному управлению в случае их избрания. Причём в периоды, когда какая-то группа проиграла выборы, она должна иметь возможность существования вне государственной структуры без существенной потери управленческой квалификации.

Анализ проделанного вывода показывает, что в нём существенно используется положение о минимизации насилия в обществе. Снятие данного требования открывает возможность реализации авторитарной модели национального государства, когда государственная и публичная власть монополизируется представителями одного политического направления с насильственным подавлением политических конкурентов. Авторитарная модель государственного устройства может оказаться эффективной в краткосрочном плане, хотя бы за счёт снижения издержек поддержания альтернативных управленческих команд, или издержек от дискуссий при выборе направления общественного развития, однако в долгосрочном плане она неэффективна. Издержки от застойных явлений в обществе, которые развиваются из-за отсутствия политической конкуренции, издержки от общественных напряжений, возникающих в случае массового несогласия населения с проводимым политическим курсом, и особенно издержки при транзите власти, когда старая команда по каким-то причинам уходит, и власть берётся новой командой (иногда даже через кровопролитие), резко ухудшают общественный баланс «выгодность-ущербность» авторитарного правления.

Логическая проработка периодов властного транзита в сторону смягчения общественных потерь приводит к другой устойчивой в долгосрочном плане государственной конструкции – монархии, которая является одной из логически непротиворечивых форм реализации авторитаризма. В рамках монархии противоречия властного транзита снимаются принципом наследственности при передаче поста высшего авторитета в государстве. Однако возможность возникновения общественных напряжений, могущих привести к восстанию народа против правительства, является стандартным риском любого авторитаризма, а следовательно и такой его формы как монархия.

Ещё одна устойчивая общественная конструкция может быть получена при «смешении» авторитарной и демократической моделей. Если политическая элита (актив) страны использует демократическую модель для внутриэлитных отношений, и авторитарную модель для отношения с народом (массой), то реализуется вполне устойчивый в долгосрочном плане гибрид. По большому счёту все современные демократии со стажем были такими гибридами на ранних фазах своего развития.

Наряду со структуризацией и рационализацией Политического в Современности шёл процесс изменения принципов определения участников нации. Сначала нацию представляли элитарные группы мужчин – крупных собственников. Со временем круг участников нации расширился до охвата всего взрослого населения страны. В каждый момент времени существует чёткое определение социальной границы, отделяющих участников политического процесса на данной территории от лиц, по каким-то причинам поражённых в политических правах. И прохождение данной границы в любой момент времени является вопросом текущей национальной политики.

Следует отметить, что по-видимому действительно существует глубинная связь между устойчивым развитием национального государства и эгалитарно-демократической формой его правления, о чём свидетельствует накопленный политический опыт. Ведь периодически появлялись (да и существуют сейчас) национальные деспотии (здесь следует отметить, что деспотии всегда тяготеют к элитарности в своём кадровом обеспечении). Кроме того, долгое время практически опробовались различного рода элитарные подходы к формированию политического класса и в рамках демократий. Однако практически обнаружилось, что все элитарные конструкты обеспечения работы государств со временем вырождаются и теряют свою эффективность, сталкивая общество в какой-то момент в хаос. И только имея в качестве базы отбора текущей элиты всё население страны, а также регулярную её ротацию, можно надеяться на длительную стабильность развития государства и общества.

Национальные ценностиПравить

Ещё один интересный логический «разворот» понятия нации может быть получен при обдумывании условий успешного взаимодействия представителей нации – акторов в рамках установленного Общественного Договора. Каждый такой человек имеет свои интересы, и интересы нескольких игроков могут как совпасть, порождая условия для их кооперации, так и быть противоположными друг другу, порождая конфликт.

Все имеющиеся конфликты основных игроков создают конфликтное поле, которое должно быть каким-то образом управляемо, чтобы возникающие в нём социальные напряжения не разрушили бы целостность общества – имеющийся 'национальный консенсус'. Потребность управления конфликтами в социуме порождает как соответствующие социальные структуры (суды), так и соответствующие институты (право, социальные нормы и обычаи), которые в силу своей важности для людей дают очень сильные образы в общественном сознании, перевязываясь вокруг представлений общества о справедливости.

При этом оказывается, что понятия, занимающие центральное место в общественном представлении о справедливости, также могут быть вычленены и при анализе факторов, влияющих на принятие управленческих решений в данном обществе. Такие понятия – общественные ценности – легли в основу специального направления в философии – философии ценностей (аксиологии), в рамках которой они обычно трактуются как некие культурные инварианты высшего порядка. При этом существует несколько подходов к теории ценностей, общим местом которых является понимание ценностей в качестве чего-то важного и структуирующего для рассматриваемого сообщества. В рамках теорий социального номинализма ценности обычно выводятся из архетипа людей и считаются отражающими нечто, реально наличествующее в коллективном бессознательном. В этом плане интересен альтернативный подход, связанный с интерпретацией ценности как компенсации существующего архетипа: «...национальные ценности, конечно, специфичны для нации, но они являются не прямым продолжением этнических стереотипов поведения, а их противоположностью, их компенсирующей силой. Они формируются по принципу дополнительности, дефицитности, редкости.»[9] Базовая идея данного подхода основана на том, что в наличествующем этническом архетипе сообщества могут существовать черты, являющиеся недостатком для его носителей в плане их вклада в конкурентоспособность группы. Если при этом существует некий этико-поведенческий элемент, который может скомпенсировать данный недостаток, то в процессе социогенеза данный элемент будет поддержан сообществом доксически[10]. Другими словами, он будет принят сообществом в качестве ценности. В качестве примера можно привести ценность «соборность», которая удачно компенсирует предельный индивидуализм жителей русской равнины.

Альтернативы современной государственностиПравить

Первые варианты национальных государств (Франция, США, испаноязычные страны Латинской Америки) возникли в борьбе с монархиями, что, по-видимому, и определило для них выбор республиканкой формы правления. Однако если Североамериканские Штаты оказались устойчивыми в своём изначальном демократическом выборе, то типовым вариантом для стран Латинской Америки был республиканский авторитаризм (в виде пожизненных президентств), которые перемежались периодами демократических правлений и смутами государственных переворотов.

Высокий уровень сродства Современности, обнаруженный у вновь созданных национальных государств, который в частности выражался в более высокой политической устойчивости соответствующих государственных образований, обратил на себя внимание продвинутых политических деятелей традиционных европейских монархий (первая половина XIX века). В результате проведённых реформ данные монархии были переформатированы с заменой их традиционного содержания на современное, т.е. то, которое определялось логикой национального государства. Особенно в этом преуспело Прусское королевство, создав костяк, вокруг которого впоследствии была объединена Германия. По этому же пути пошли метрополия Британской империи, скандинавские королевства, и другие продвинутые европейские монархии. В конечном итоге после серии трансформаций большинство стран этого пула преобразовали себя в демократии, сохранив при этом монархическую форму государственного устройства.

На общий демократический тренд развития национальных государств Европы в XX столетии периодически накладывались апробации различными нациями авторитарных и тоталитарных политических и социальных практик. Однако все подобные попытки в конечном итоге завершались крахом и переходом соответствующих стран к демократическому правлению. В целом можно сформулировать социальную закономерность, заключающуюся в том, что национальные государства Современности в своём развитии тяготеют к демократической форме правления. Данная закономерность, как это было показано в предыдущем подразделе, оправдана логикой «раскрытия» задействованных политических категорий.

В качестве сущностной альтернативы национальному государству в Современности было исторически опробовано то, что можно назвать многонационалией. Данная форма была характерна для некоторых государств социалистического лагеря (СССР, Югославия, Чехословакия). В основу многонационалий были положены марксистские идеи о специфичности национального государства лишь для буржуазного периода развития общества, и то, что было названо «ленинской национальной политикой». Здесь следует обратить внимание, что представление советской концепции государственного устройства в рамках развиваемого подхода вскрывает множество логических противоречий. Данные противоречия в своё время были замаскированы с помощью выработки специального языка описания, который и был использован тогда для презентации концепции. Однако противоречивость концепции с лёгкостью порождала «еретиков», что делало практическую реализацию концепции неустойчивой и требующей насилия по её удержанию в рамках. По всей видимости данная неустойчивость и была одной из причин краха соответствующих социальных систем при ослаблении общественного насилия. Однако вернёмся к советской многонациональной концепции, в основу которой был положен тезис о том, что классовые различия, как имеющие более универсальную природу, должны получить приоритет по сравнению со всеми остальными различиями в человеческих сообществах. Это требование с необходимостью вело к переходу основного ядра политики к классовой идентичности, что должно было бы сопровождаться соответствующей деполитизацией общенациональной идентичности[11]. Для стимулирования данного перехода была сделана попытка исключить понятие нации из обществоведческого дискурса, что удалось только частично – за счёт обозначенного выше первого понимания категории нации. И то не до конца: впоследствии в советское обществоведение была введена категория «советский народ», представлявшая по своей сути понятие нация в его первом понимании данной работы.

Второе - этнонационалистическое - понимание категории нация исключить не удалось. По-видимому это было связано с тесным союзническим взаимодействием с различными маргинальными этнонационалистическими группами на ранней стадии развития большевизма, и политикой интеграции националистических групп в победившую советскую власть во время революции. Как бы то ни было, в советском обществоведении категория нации понималась лишь во втором этнонационалистическом смысле, что отражается общеизвестным определением нации, данным Сталиным: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры... Только наличие всех признаков, взятых вместе, дает нам нацию.»[12] Логическое развитие данного положения естественно привело к тезису: нация – это высшая форма развития этноса, следствием чего стало ранжирование всех этнических групп страны, и объединение их в несколько категорий. При этом для каждой отклассированной этнической группы было выделено «недо-государственное» образование, с различной степенью «недо-» в государственности в зависимости от присвоенной категории. По большому счёту была произведена массовая политизация Этнического, что заложило в устройство страны этнонационалистическую мину. Данная мина взорвалась, как только ослабло центрующее насилие, сдерживавшее групповой эгоизм этнических сообществ.

Практически обнаружилось, что многонационалия как форма государства крайне не устойчива по отношению к сепаратизму. Имея легально своё «недо-государство» каждая «недо-нация» стремится избавиться от приставки «недо-». При этом её лидеры оказываются обеспеченными соответствующей ресурсной базой «недо-государства». А факторы, отделяющие каждую национальную группу от других, объективно существуют всегда. Во-первых, это обиды при централизованном распределении ресурсов. Во-вторых, обиды категоризации – каждая группа естественно стремиться увеличить свою категорию, и кто-то её в этом ограничивает, создавая иллюзию дискриминации. В-третьих, этническая бюрократия, неконкурентоспособная на уровне всей страны, имеет искушение повысить свой статус путём отделения и/или дискриминации других этнических групп на подконтрольной территории, где её претензии на исключительность поддержаны символьно через титул «недо-государственного» образования.

Единственный способ разминирования государственного устройства многонационалий – это отделение политики от этничности, или, другими словами, приватизация Этнического. Для этого с этнической принадлежностью людей предлагается поступить также как с их религиозной принадлежностью – сделать её и сопутствующие ей вопросы частным делом граждан. И таким образом совершить переход к национальному государству с формированием на общестрановом уровне нации в первом понимании данной категории, обсуждённым выше.

Интересная реинкарнация многонационалии возникла под именем «государство-нация»[13], концепции, отрабатываемой на примере политических практик Бельгии, Испании, Индии. В её рамках предполагается существование нескольких наций в рамках одного государства-федерации. Однако при взгляде на данную концепцию сразу же бросается в глаза требование иметь элитный консенсус на общефедеральном уровне, что фактически фиксирует наличие общегосударственной политической идентичности – нации в первом понимании настоящей работы, которая должна существовать приоритетно и дополнительно к нескольким нациям во втором понимании, принятом здесь. Соотношение данных идентичностей фактически и будет определять, имеем ли мы многонационалию со всеми её уже обсужденными рисками, или же у нас имеется в наличии национальное государство-федерация. Последнее же обычно характеризуется именно что устранением нациепорождающего контента из всех существующих коллективных идентичностей государства. Для наций во втором понимании настоящей работы это и будет означать предложенную выше приватизацию этничности.

В идеале этничность должна быть частным делом населения, и для большинства возникающих в рамках неё вопросов должна быть возможность их урегулирования на муниципальном уровне.

Ссылки и комментарииПравить

  1. а б Calhoun C. «Nationalism and Ethnicity» // Annual Review of Sociology : Scientific journal. — 1993. — Т. 19. — С. 211-239.
  2. Крупкин П.Л. «Как разделывают динозавров» // АПН : Инфо-сайт. — М.: 19 сентября 2007.
  3. Интереснейший обзор дискуссии времен Английской революции, имевшей место в армии Кромвеля в местечке Петни в 1647 г., о необходимых достоинствах для субъектов нового Общественного Договора для Англии, и о некоторых его положениях, дан в статье Капустин Б.Г. «Законодательство истины, или Заметки о характерных чертах отечественного дискурса о нации и национализме» // Логос : Научный журнал. — М.: 2007. — № 1(58). — С. 103-137.
  4. Крупкин П.Л. «Народ, Национальность, Нация» // АПН : Инфо-сайт. — М.: 15 января 2007.
  5. Семенов Ю.И. «Этнос, нация, диаспора» // Скепсис : Инфо-сайт. — М.: 2000.
  6. а б Крупкин П.Л. «Зачем США этнонационализм?» // Русский Журнал : Инфо-сайт. — М.: 19 марта 2008. Текст на Традиции
  7. Миллер А.И. Империя Романовых и национализм. — 2-е изд. испр.и доп.. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — С. 248с. — ISBN 978-5-86793-762-1о книге
  8. Ливен Д. «Россия как империя и периферия» // Россия в глобальной политике : Аналитический журнал. — М.: 14 декабря 2008. — № 6.
  9. Аузан А.А. «Национальные ценности и конституционный строй» // Полит.РУ : Инфо-сайт. — М.: 06 декабря 2007.
  10. Крупкин П.Л. «О «костылях» для этноса» // АПН : Инфо-сайт. — М.: 31 октября 2008.
  11. Здесь имеется очевидный разрыв в логике. Напомню, что нацией в 1-м понимании является коллективная идентичность, наполненная политическим содержанием вплоть до наличия собственного государства. В этом плане классовая идентичность, если её положить в основу государственного строительства, становится по сути своей национальной идентичностью. Данный момент был во многом впоследствии теоретически урегулирован введением в советское обществоведение категории «советский народ».
  12. Ю.И. Семенов: «Было время, когда в нашей науке считалось, что существуют три последовательно сменившиеся в процессе исторического развития формы этнической общности: племя, народность, нация. И даже годы спустя после XX съезда КПСС (1956) многие советские ученые, прежде всего философы и историки, придерживались определения нации, данного И.В. Сталиным (1878-1953) в работе «Марксизм и национальный вопрос» (1912), согласно которому нация характеризовалась четырьмя основными признаками: общностью языка, общностью территории, общностью экономической жизни и общностью психического склада, проявляющейся в общности культуры. Определение это было далеко не оригинальным. Первые три признака И.В. Сталин позаимствовал из работ по национальному вопросу крупного теоретика марксизма К. Каутского (1854-1938), четвертый — из труда другого марксиста О. Бауэра (1882-1938) «Национальный вопрос и социал-демократия» (1907). В нашей науке считалось, что все эти четыре признака в той или иной степени были присущи и другим формам этнической общности: племени и народности. <…> Вообще нельзя не заметить, что в знаменитом сталинском четырехэлементном определении нации, которое и сейчас полностью не утратило своего влияния на умы людей, занимающихся национальными проблемами, из четырех приписываемых нации признаков два («общность языка» и «общность культуры») относятся к этносу, два («общность территории» и «общность экономической жизни») — к геосоциальному организму [то есть — к конкретному обществу в целом — ПК] и нет ни одного, который относился бы к собственно нации. Иначе говоря, ни сам И.В. Сталин, ни его последователи, а ими были чуть ли не все советские ученые, которые писали по этому вопросу, по существу не понимали природы нации.»
  13. Миллер А.И. «Нация-государство или государство-нация?» // Россия в глобальной политике : Аналитический журнал. — М.: 04 октября 2008. — № 5.