Текст:Томислав Сунич:Левые консерваторы или Правые революционеры?

Левые консерваторы или Правые революционеры?



Автор:
Томислав Сунич








Дата перевода:
2021


Язык перевода:
русский
Предмет:
Новые правые, Фашизм

Ссылки на статью в «Традиции»:

В следующих главах рассматривается интеллектуальное наследие Новых правых. После того, как мы обрисовали в общих чертах идеи некоторых ранних европейских антилиберальных и антисоциалистических авторов, нам также будет намного легче понять общую культурную и политическую стратегию Новых правых.

Было бы ошибочным искать интеллектуальных предшественников европейских Новых правых среди двух или трех антилиберальных и антикоммунистических мыслителей и философов начала двадцатого века. Мы должны еще раз подчеркнуть, что поспешный анализ Новых правых может привести к академическому редукционизму, который обычно определяет социальные явления в соответствии с некоторыми предвзятыми категориями и общими знаменателями. Хотя многие предшественники Новых правых, такие как Ницше, Шпенглер или Шмитт, действительно имеют репутацию сторонников антидемократических и антиэгалитарных идей, не следует забывать, что Новые правые часто признают свой интеллектуальный долг перед некоторыми выдающимися социалистами и даже марксистскими авторами. Тем не менее, несмотря на свои усилия не поддаваться идеологической полемике, основная задача, которую ставят перед собой Новые правые, состоит в том, чтобы восстановить и даже «реабилитировать» именно тех авторов, которые в силу неблагоприятных исторических обстоятельств были преданы забвению или чьи произведения не получили должного внимания на основании их якобы фашистского характера. Однако для большей ясности эта книга будет сосредоточена только на тех авторах, которые наиболее важны для анализа важности Новых правых и которые в дальнейшем в нашем обсуждении будут иметь решающее значение при обсуждении кризиса современной политики. Я, однако, не хочу поступить несправедливо по отношению к таким авторам, как Гердер, Фихте, Гёльдерлин, и некоторым другим мыслителям, поэтам и романистам, не входящих в наше непосредственное обсуждение, но которые остаются полезными, если кто-то хочет полностью понять интеллектуальные корни Новых правых.

Несомненно, многие из вдохновителей Новых правых были и остаются авторами, жившими в смутную эпоху в Европе. В частности, когда фашистские идеи для многих еще были неотъемлемой частью политического романтизма, прежде чем они стали частью доминирующей системы для некоторых. Идеи, как и люди, редко бывают невинными. Скептицизм по поводу демократии, либерализма и парламентской демократии в межвоенный мирный период — не то же самое, что нападение на демократию, либерализм и парламентскую демократию, когда на карту поставлены судьбы миллионов. Действительно, многих консервативных авторов, которыми Новые правые сегодня восхищаются, привлекали фашистские идеи, а многие открыто сотрудничали с европейскими фашистскими режимами. Столь же большим, однако, было число тех консервативных интеллектуалов, которые чувствовали себя преданными фашизмом, но продолжали верить в свои самоуложенные фашистские или протофашистские идеи. Если принять верной логику, что все европейские радикальные консерваторы разделяют ответственность за подъем фашизма, то следует также предположить, что Маркс, Ленин и Троцкий, не говоря уже обо всей левой и либеральной послевоенной интеллигенции, также частично ответственны за рождение сталинизма и репрессии в марксистских странах по всему миру. Это правда, что Фихте, Вагнер и многие другие европейские «романтики», как утверждают некоторые современные авторы, могли развить «протофашистские» идеи, но такая же критика может быть затем направлена против Декарта, Джефферсона и некоторых рационалистов девятнадцатого века, которые якобы стояли у истоков современного эгалитарного массового общества и даже частично способствовали «гулагу» коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе. Как гласит старая заезженная поговорка: «Дорога в ад вымощена благими намерениями», и можно предположить, что, если бы не множество прошлых и настоящих идеологий, сегодняшний мир был бы лучшим местом для жизни.

Споры о моральной ответственности интеллектуалов кажутся бесконечными, и если кто-то искренне желает придерживаться принципов причинности, то будущие поколения могут быть оправданы в отказе от интеллектуалов как устаревшей и вредной социальной категории. Аналогичным образом, если кто-то заключает априори, что Новые правые питают фашистские идеи просто потому, что они по-разному оценивают наследие некоторых более ранних профашистских и фашистских авторов, тогда вся нынешняя дискуссия рискует превратиться в теорию морали, что определенно не является целью данной книги. Нельзя отрицать, что национал-социализм и фашизм в значительной мере использовали идеи, разработанные раннее некоторыми радикально-консервативными и революционно-консервативными мыслителями в первые десятилетия нашего столетия. Кроме того, как отмечает Армин Мёллер, Консервативная революция была в значительной степени «сокровищницей, из которой национал-социализм [черпал] свое идеологическое оружие». Однако тот факт, что революционно-консервативные идеи никогда не были реализованы на практике, может объяснить, почему национал-социализм рассматривался как прямой результат этих идей.

Трудность понимания роли ранней революционно-консервативной интеллигенции объясняется также тем, что среди консервативных революционеров существовали огромные идеологические и личные различия. Описывая одиссею революционно-консервативных интеллектуалов, Мёллер отмечает, что небольшое количество людей, особенно из преимущественно социал-революционных групп, отправилось в изгнание (например, Отто Штрассер, Карл Петель и Ганс Эбелинг). Вдобавок, и некоторые традиционные консерваторы, такие как Герман Раушнинг и Готфрид Тревиранус, также покинули страну, хотя большинство из них решили остаться в Германии. Те, кто решил остаться в Германии, сделали это не столько из-за восхищения национал-социализмом, сколько, как утверждает Мёллер, потому, что они «надеялись проникнуть в национал-социализм изнутри и изжить его через победу второй революции». Однако трудно отрицать, что, подобно многим левым интеллектуалам, которые на словах поддерживали сталинизм, многие консервативные интеллектуалы в начале 1930-х годов также знали свой час начала атаки. Многие действительно стали активными представителями национал-социализма и полностью поддержали фашистский полицейский аппарат. Эрнст Юнгер, когда-то ведущая фигура революционно-консервативного движения в Германии, а сегодня один из непосредственных вдохновителей европейских Новых правых, изобразил интеллектуальную «проституцию» своих бывших консервативных товарищей, которые пошли на зарплату в Третьем рейхе: «Такие люди относятся к тому виду трюфельных свиней (Trüffelschweine), которых можно встретить в каждой революции. Поскольку грубые товарищи-единомышленники не могут найти своих заветных противников, они должны прибегать к помощи коррумпированной интеллигенции более высокого уровня, чтобы вынюхивать, делать видимыми, а затем, если возможно, атаковать своих противников с помощью полицейских репрессий».

Следует подчеркнуть, что, хотя Консервативная революция имела самый большой интеллектуальный резонанс в Германии, было бы ошибочно считать ее чисто немецким явлением. Примечательно, что подобные консервативные интеллектуальные потрясения имели место практически во всех странах Европы, хотя и в меньшей степени. Последовавший за этим подъем и упадок национал-социализма, безусловно, развращая идеи европейских революционно-консервативных мыслителей, также в значительной степени способствовал их неизбежному отстранению после войны. Имея это в виду, следует задаться вопросом, разумно ли обвинять всех довоенных консервативных революционеров в том, что они попутчики фашизма, или необходимо, скорее, исследовать личную ответственность, как в среде многих социалистических интеллектуалов. «Похоже, — продолжает Мёллер, — на вопрос о личной ответственности легче ответить, потому что его можно сузить до приверженности к конкретным организациям и участия в конкретных мероприятиях».

Некоторые современные консервативные критики все еще продолжают спорить между собой о якобы «нацистском» характере довоенных консервативных интеллектуалов. Например, как утверждает Питер Вирек, процитированный отрывок из книги Мёллера «оказывает медвежью услугу подлинному консерватизму Бёрка и Рэнкина, используя этот термин в рамках общенациональной кампании по моральной реабилитации аморальных правых попутчиков Гитлера». Вирек видит в этих консервативных «попутчиках» большую угрозу, чем в их политических хозяевах. Отвергая метаполитику как общественно опасное явление, Вирек утверждает, что «без века романтических идей, пронизывая внутри все уровни, а потом выходя наружу из книг в пули, хорошо образованная и порядочная немецкая нация никогда не стала бы настолько однозначно восприимчивой (доверчивой) к метаголоворезам. Поскольку непреднамеренные политические последствия были непредвиденны, это не означает, что их невозможно было не предвидеть».

Восстание против современностиПравить

Было бы наивно предполагать, что авторы Новых правых не осознают продолжающуюся интеллектуальную непопулярность и остракизм, окружающий их консервативных предшественников. Тем не менее, спустя четыре десятилетия после войны они могут легко отрицать какую-либо ответственность за деяния своих интеллектуальных предков, заявляя о своей приверженности наследию тех консервативных авторов, которые никогда полностью не были вовлечены в фашистские режимы.

Но как возникла Консервативная революция и каковы были политические мотивы тех довоенных консерваторов, выбравших такое мировоззрение, которое многие люди после Второй мировой войны сочли совершенно, а многие другие, например Новые правые, находят чрезвычайно привлекательным?

Поколение консервативных авторов до Второй мировой войны яростно протестовало против рационалистического индивидуализма либерального социального строя и против разрушения социальных связей, которые разорвались в результате промышленной революции и привели массы недавно оторванных от корней индивидов к новым формам социального существования. Это было поколение мыслителей, которые очень боялись подъема большевизма и последующего насилия, которое зловеще распространилось по Европе в первые годы после Первой мировой войны. По словам Зеева Штернхелла, эксперта по интеллектуальным истокам фашизма, начало двадцатого века принесло: «Новые знания о человеке, новые социальные науки, биология Дарвина, философия Бергсона, интерпретация истории Трейчке и Яном, социальная философия Лебона. Вся итальянская политическая социология выступила против постулатов, на которых зиждились либерализм и демократия. Таким образом, был создан интеллектуальный климат, который значительно подорвал первые основы демократии, что в огромной степени способствовало подъему фашизма».

Социальный порядок морально и финансово обанкротившихся европейских демократий в конечном итоге загнал значительное число впечатлительных интеллектуалов в объятия как социализма, так и фашизма. Как замечает Штернхелл, впервые большинство европейских интеллектуалов начали серьезно сомневаться в принципах совершенствования человечества, а также в вере в бесконечный социальный прогресс. Это «восстание против современности», как его называл Юлиус Эвола, и которое, согласно Новым правым, представляет собой краеугольный камень современного кризиса, стало почти универсальным. Оно пронизывала всю культурную элиту, художников, режиссеров, музыкантов, художников и философов только для того, чтобы принять свою окончательную форму в сфере политики. В тот период даже линия идеологического размежевания между правыми и левыми часто пересекалась. Штернхелл пишет, что, например, во Франции можно было наблюдать массовое интеллектуальное отступничество слева направо, «потому что фашизм иногда привлекал слева и справа, а иногда в некоторых странах больше слева, чем справа». В 1920-е и 1930-е годы все европейские фашистские мыслители, помимо того, что могло разделять их по другим вопросам, были согласны с тем, что демократические парламентские системы наносят ущерб национальному возрождению и духу исторической общности. От Джованни Джентиле, итальянского философа, который вслед заАристотелем понимал человека как «политическое животное», через бельгийского рексиста Хосе Стрееля, который утверждал, что «индивид не существует в чистом состоянии», до Хосе Антонио Примо де Риверы, объявившего войну Руссо, — все эти консервативные интеллектуалы атаковали основы либеральной, «механистической» концепции общества, которая рассматривает людей как простую совокупность индивидов.

Консервативная интеллектуальная революция, также известная как «органическая революция», охватила не только Германию, но и все европейские страны, распространив свое влияние даже на отдаленные части мира. Как отмечает Мёллер, в число консервативных революционеров входили имена «Достоевского и обоих Аксаковых от России, Сореля и Барреса во Франции, Унамуно в Испании, Парето и Эволы в Италии, Лоуренсов и Честертона в Англии, Жаботинский в иудаизме». Можно также включить имена Лотропа Стоддарда, Мэдисона Гранта, Джека Лондона, Фрэнсиса Паркера Йоки, Эзры Паунда и Джеймса Бёрнхэма, теоретика «революции менеджеров», чтобы указать на то, что даже Соединенные Штаты принимали участие в этом интеллектуальном переломе. И все эти молодые интеллектуалы разделяли одну и ту же идею «земли и мертвых», принципов абсолютного подчинения индивидов коллективу и отрицания индивидуальной автономии — идею, которая представляла квинтэссенцию органического общества.

Невозможно перечислить имена и изучить идеи всех авторов и интеллектуальных деятелей, которые прямо или косвенно способствовали Консервативной революции в Европе и которые сегодня оказывают огромное интеллектуальное влияние на Новых правых. Мы ограничимся теми авторами, чье влияние было основополагающим в формировании их интеллектуальной структуры и которых можно с полным основанием назвать предшественниками современных европейских Новых правых. Мыслители, которых мы сейчас рассмотрим, — это немецкий политолог и юрист Карл Шмитт, социолог и экономист Вильфредо Парето и историк Освальд Шпенглер. Естественно, в дальнейшем мы заметим, что Новые правые часто ссылаются на других своих «праотцов», таких как Фридрих Ницше, Мартин Хайдеггер, Жорж Дюмезиль и многих других мыслителей и философов, которые в значительной степени могут быть связаны с интеллектуальным и культурным наследием Новых правых. Однако, учитывая тот факт, что в этой книге рассматриваются политические и социологические аспекты современного кризиса, и лишь в некоторой степени его философские и этические аспекты, я решил, что Шпенглер, Парето и Шмитт будут лучшими примерами для нашего настоящего рассмотрения и для нашего лучшего понимания европейских Новых правых.