Текст:Павел Крупкин:Российская государственность: основные тренды на конец 2008 г.

ВведениеПравить

По мнению многих, интересующихся Россией, августовская военная операция по принуждению Грузии к миру существенно повлияла на многие процессы в российском и около-российском общественно-политическом пространстве. Волна патриотизма, охватившая разнообразные слои населения страны, во многом переформатировала экспертные представления об основных текущих социо-политических доминантах российского общества, существенно поменяв общественный дискурс. В частности даже была выдвинута концепция[1] об очередном упущении возможности начала модернизации, что было аргументировано отказом основных российских политических акторов и их групп от приоритетного развития государственных институтов в сторону права и справедливости, и перенаправление ими общественного консенсуса в сторону государственничества и внешней экспансии.

На мой взгляд было бы интересно посмотреть на социальные процессы с точки зрения модернизации более внимательно, попытка чего представлена в данной статье. В тексте описан методический подход, в рамках которого был проведен анализ текущих трендов политического сознания основных групп российской элиты. И, как уже было сказано, особенное внимание было уделено отношению данных групп к общественному развитию.

Общество: базовые определения (очерк используемой понятийной сетки)Править

Возможность изучения любого интересующего нас объекта определяется наличием набора из уже известных базовых категорий, представления о которых позволяют различить в исследуемом объекте их образы, выделить непохожие на них новые элементы (пополняя исходный список таких «реперов»), отследить их жизненный цикл, смоделировать их взаимодействия между собой. Такой набор базовых категорий и представляет собой понятийную сетку для представления модели изучаемого объекта.

Начнем презентацию используемой в последующем системы категорий с понятия «общество». Моё понимание общества совпадает с тем, что Ю.И. Семенов называет][2] географическим социально-историческим организмом – геосоциором, т.е. это люди определённой страны на определённом этапе своего развития во всех своих взаимодействиях. Человеческие взаимодействия позволяют выделить из себя такие их виды, как различные формы кооперации и конфликтов, информационные и/или символьные обмены, и т.д. Человеческие взаимодействия (а также обыденное поведение людей) регулируются социальными нормами, как зафиксированными в текстах (законы, распоряжения, инструкции, стандарты), так и неформальными (понятия, мораль, справедливость). Всю совокупность социальных норм еще иногда называют институтами.

Люди общества участвуют в разнообразных социальных структурах, причём обычно сразу в нескольких. Типовые структуры участия каждого человека включают в себя, во-первых, какую-нибудь бизнес-структуру для зарабатывания денег, во-вторых, семью, в-третьих, различные досуговые ассоциации (друзья, хобби, и т.д.), а также политические и профессиональные организации. Социальные структуры оформляют человеческие отношения в обществе. Одним из важнейших видов таких отношений является власть. Власть – это способность человека/структуры осуществлять в обществе свою волю. При этом другие люди/структуры ему/ей подчиняются. Признание другими права социального актора на власть называется легитимацией. Подчинение во властных отношениях социальных агентов может быть обусловлено как страхом, так и добровольным признанием чужого авторитета. При доминировании страха в мотивации подчинения обычно говорят о насильственной власти. Власть, основанную на доминировании добровольности в подчинении, будем вслед за А. Грамши называть гегемонией[3]. Действие (возможно неудачное) по установлению насильственного властного отношения (пусть даже временного) называется насилием. Наряду с насилием структурирование людей может быть произведено через делиберацию, т.е. согласование интересов и заключение между акторами соглашения /договора, которому они будут следовать после того.

В соответствии с классической теорией элит[4] общество в поле власти расслаивается на элиту / актив – людей, которые определяют направления деятельности различных социальных структур, управляют структурами и людьми, осуществляют власть; и массу – тех, кто подчиняется установленным порядкам. В дополнение к классической теории в обществе можно также выделить ещё одну интересную группу людей – тех, кто не принимает установленные общественные порядки, не согласен с выделенным им активом социальным местом. Этих людей можно определить как общественный коагулят (подчёркивая такое их качество, как самоотделение от ценностей и установок основной массы общества). Вслед за И.Р. Шафаревичем их ещё иногда называют «малым народом»[5]. Й. Шумпетер исследовал данный слой, называя его «безработными интеллектуалами»[6].

В каждом геосоциоре существует выделенный набор социальных структур, который называется государством. Данные структуры выделяются через монополию на выполнение некоторых важных общественных функций. Среди таких функций обычно числятся юстиция высших инстанций, законодательство, организация обороны, управление необходимым общественным насилием, определение стратегических моментов существования и развития общества. В экономической сфере к ведению государства обычно относят поддержание денежного оборота, организацию системы гарантирования контрактной дисциплины, ограничение степени информационной асимметрии в транзакциях (мошенничества). Государство осуществляет верховную власть в обществе и на контролируемой территории. Неучастие государства в управлении какой-то общественной сферой обычно означает делегирование им полномочий по такому управлению каким-то социальным агентам, обычно структурам гражданского общества. Такой тип структур в обществе является дополнительным к государственным и экономическим социальным структурам.

Социальное время и модернизацияПравить

Перейдём теперь к взаимодействию описанных понятий и времени. Если взглянуть на всё время эволюции социальных организмов, то последние две-три сотни лет активно идёт процесс рационализации социальных устоев, или, как писал М. Вебер, идёт «расколдовывание мира»[7]. Отражая это особенное качество текущего социального времени, его обычно называют Модерном, или Современностью. Модерн характерен тем, что всё более и более общественных оснований и институтов получают своё обоснование с помощью разума. И это в отличие от предыдущего этапа развития человечества – Традиции, когда общественные институты опирались в основном на религию, исторический успех, авторитет предков. В Современности особенно выделяется последний период – примерно пятьдесят лет, в котором плотность социальных и технических изменений стала настолько высока, что она сделала жизненный опыт старшего поколения практически бесполезным для успешного продвижения по жизни молодёжи. Очевидно, что данное качество современной жизни сопровождается значимыми социальными последствиями. Вслед за А. Гидденсом будем называть это время Поздним Модерном[7].

Возрастание в условиях Современности плотности социальных и технических новшеств делает качество адаптации к ним общества, эффективную интеграцию данных нововведений в общественную ткань существенным фактором конкурентоспособности геосоциоров. Соответственно возникает понимание сути термина «модернизация»: под модернизацией будем иметь в виду способность общества успешно существовать в условиях Модерна, отличительной характеристикой чего, как уже говорилось, является высокая интенсивность происходящих в обществе и вокруг него изменений, которые делают постоянную эффективную социальную адаптацию к себе необходимой общественной деятельностью. Для поддержания данной деятельности в обществе Современности обычно формируется стратегическая и проектная подсистемы[8], качество функционирования которых и определяет успешность постоянно происходящих модернизационных процессов, конкурентоспособность геосоциора. За эффективность функционирования данных подсистем прямую ответственность несёт соответствующая часть актива общества, верхний слой его элиты. Здесь следует заметить, что не вся элита вовлечена в управление актуализацией конкурентоспособности общества, его поддержанием в состоянии Модерна. Значительная часть актива занимается ординарным управлением устоявшимися общественными рутинами.

Так приходим к выделению качества, отличающего общество Модерна от общества Традиции – наличие социальных структур развития, основной функцией которых является выработка и внедрение в общественную практику необходимых для конкурентоспособности социума нововведений. Если посмотреть внимательнее на данную группу процессов, то можно выделить следующие пункты в работе стратегической подсистемы:

  • Формирование целей общественного развития;
  • Мониторинг влиятельности «богов» – тех ценностей и символов, которые обеспечивают целостность общества, легитимацию существующей власти, её гегемонию;
  • Мониторинг вызовов: изучение напряжений в обществе, изучение ресурсных и символьно-ценностных ограничений для поставленных целей, изучение новшеств у соседей; формирование списка актуальных текущих вызовов;
  • Оценка вызовов: регулярная проработка списка вызовов, выработка способов адекватного ответа, первичная проработка способов по затратам и достижениям, группировка близких способов по принципам общности и дополнительности в заготовки для проектов;
  • Оценка проектов и назначение их к исполнению;
  • Мониторинг проектов, переданных на исполнение проектной подсистеме, на предмет их адекватности текущему состоянию общества; корректировка/перепланировка проектов в случае необходимости.

Ввиду того, что данная деятельность затрагивает ценностные основы существования общества, и стратегические вопросы его развития, она обычно координируется соответствующими государственными структурами, которые могут привлекать к этой деятельности и различные не государственные ресурсы, например, компетентные структуры гражданского общества, и/или представителей экспертного сообщества.

Другое важное качество, которое имеется у традиционного государства, и отсутствует у государства Модерна, определяется спецификой отношения к государственным доходам. В этом качестве традиционное государство обычно предстаёт корпорацией знати по извлечению доходов из подвластной территории, причём уровень доходов часто определяется именно что степенью толерантности подданных и лимитируется их восстаниями. Современное же государство является скорее инструментом для обслуживания делегированных ему обществом функций. Т.е. в обществе имеется каким-то образом определённый консенсус по фиксированному списку взятых на себя государством функций, и исходя из цены их исполнения определяется государственный бюджет, который является результатом ежегодного торга между представительской и исполнительной ветвями власти. Одно из общественных требований к претендентам на исполнительную власть – эффективность управления, т.е. обеспечение приемлемого уровня качества государственного обслуживания за меньшие деньги.

Привязываясь к обозначенным выше качествам при анализе произошедших последние 20 лет изменений, можно сделать вывод, что в 90-е годы прошлого столетия произошла существенная архаизация российской государственности. Действительно, именно в то время произошли основные изменения общественной системы России к её текущему состоянию, когда основным мотивом правящего класса является стремление к извлечению максимума дохода из подконтрольной территории, что выражается в большой величине коррупционной ренты, которая присваивается чиновничеством. Коррупционные изъятия существуют как в форме «разворовывания бюджета», т.е. стоимость государственных услуг завышается на величину «откатов», так и в форме просто взяток, т.е. фактически дополнительного налога на общество.

Следует отметить, что государственный бюджет и налоговая система в процессе реформы были сохранены (ведь во всех современных странах они есть, а чем мы хуже?) Однако напомню, что в 90-е годы основная масса крупных предприятий не платила налогов в полном объёме, откупаясь от чиновников чемоданами с деньгами, и такое положение дел всех устраивало. Реальный бюджет сводился с помощью внешних займов, которые во многом тоже шли на финансирование коррупционных «откатов», а доставшаяся от предыдущего периода развития страны социальная сфера была существенно недофинансирована. И всё это случилось буквально за несколько лет преобразования государства, которое до того имело вполне современное отношение к государственным доходам: бюджетная система функционировала по стандартам Модерна, а взятки были редки, и за них должностных лиц сажали в тюрьму.

В плане системы адаптации изменений следует отметить, что российскому обществу досталось специфическое наследство. Стратегическая подсистема в позднем СССР была в очень плохом состоянии, что на мой взгляд и явилось основной причиной краха коммунизма, поскольку данная подсистема не справилась с задачей обеспечения гегемонии правящей номенклатуры в процессе Перестройки. Однако состояние проектной подсистемы было вполне приличным – новые отрасли и новые города запускали с нуля и вполне успешно. В 90-е годы проектная подсистема развитого социализма была успешно разрушена реформаторами, что хорошо диагностировало исполнение национальных проектов в 00-х. При этом стихийно властями было заложено возрождение стратегической подсистемы – ведь выборы надо было выигрывать. Однако нельзя сказать о высоком качестве исполнения данной функции – даже в 00-х, после стольких лет «тренировки», в любых столкновениях с аналогами развитых стран российские «стратеги» терпели фиаско.

Для полноты картины добавим, что отмеченная струя архаизации российского актива в 00-е годы была «разжижена» модернизационной струей – часть правящего класса взяла курс на возврат страны в Модерн. Были достигнуты некоторые результаты: «крупняк» вновь платит налоги, возобновилось финансирование социальной сферы, просматриваются попытки наработки культуры ведения больших техноструктурных и социо-культурных проектов. Имеющийся разрыв в устремлениях узкого слоя модернизаторов и основной массы чиновничества и создаёт интересную интригу текущего момента, что требует своего осмысления.

Логика устремлений традиционных и модернистских государствПравить

Чтобы понять логику саморазвития того, с чем будет резонировать содержимое голов основной массы российского чиновничества, рассмотрим тренды развития традиционных государств, как они проявились в истории. В аграрных обществах источниками доходов знати были исключительно люди, точнее плоды их труда на земле, поэтому стремление к увеличению подконтрольных ресурсов с необходимостью сопровождалось территориальной экспансией. При этом густонаселённые территории ценились значительно выше слабозаселенных в силу их большей доходности.

Знать чётко отделяла себя от тягловых сословий, часто формируя специальный миф о своей отличности от них даже в биологическом плане. Низшие слои были исключены из большой политики – им дозволялось только безропотно содержать победителя. Насилие было основой властных взаимоотношений, и воля господина стремилась быть законом для подданных. Однако алчность знати имела свой ограничитель – риск восстания низов, что вводило в практику взаимоотношений переговоры господина и покоряющейся общины о разграничении сфер ответственности, величине платежей и объектах обложения – именно отсюда идёт традиция защиты общиной своих исторических прав и обычаев, и требование к господину уважать их. В своём крайнем варианте торг о доходах казны господина породил парламентаризм («нет налогов без представительства»).

В процессе территориальной экспансии династических государственных машин задача гомогенизации покорённого населения не возникала, поэтому традиционное государство представляло собой разношёрстное объединение территорий, общины которых платили государству подати деньгами, трудом и иногда «кровью» (последнее имеет в виду поставку рекрутов для вооружённых сил). В процессе социальной эволюции выделились некоторые особо успешные династические корпорации (великие державы), которые умудрились собрать под свой контроль значительные ресурсы. Такие государства для подчёркивания своего великодержавного статуса иногда называли себя империями. В плане России очень значимо влияние духовного наследия империи Романовых (в частности, из того времени происходит классическая российская культура), что обеспечивает основу современного имперского мифотворчества.

Влияние зарождающегося Модерна на Политическое традиционных государств сказалось в первую очередь через концепцию общественного договора. Изначально данная концепция развивалась в традиционном мире в интересах знати для ограничения власти монарха, и под субъектами общественного договора, учреждающего порядки в государстве, понималась прежде всего аристократия (Английское королевство). Однако данная концепция допускала расширительное толкование, чем поспешили воспользоваться лидеры эксплуатируемых общин («Когда Адам пахал, а Ева пряла – кто был тогда дворянин?»). Так на арену политических идей вышло понятие нации – совокупности субъектов общественного договора.

Основным двигателем развития национального движения было угнетение/дискриминация. Сначала восстала против Испанской империи Голландия (там слово «нация» вслух не произносилось, но, по сути своей, Нидерландская революция была национальной буржуазной революцией). Потом отложились от Британской империи её североамериканские колонии. Следующими в этой очереди оказалось 3-е сословие Французского королевства, затем – американские колонии Испании.

Развитие национальных проектов в этих восстаниях выявило важный эмпирический факт: включение в нацию большинства социальных агентов, обладающих субъектностью на данной территории, облегчает формирование гегемонии властных групп, что позволяет снизить уровень применяемого к массе насилия и повышает мобилизационные возможности режима. Вновь образованные национальные государства громили армии традиционных стран, в чём особенно преуспел гений Бонапарта, перевернув всё мировосприятие Западной Европы. И со временем официальные национальные проекты для обновления традиционных режимов запустили Британия, Германия, Италия, Бельгия, королевства Скандинавии.

Рост общественной эффективности национализирующихся и индустриализирующихся стран Западной Европы не отменил основного принципа аграрно-индустриального мира с достаточно однородной производительностью труда на разных территориях – деньги идут от людей, который и обусловил логику колониальной экспансии европейских государств. Наряду с продолжавшими существовать традиционными империями возникли колониальные империи нового типа с развитыми национальными государствами в качестве метрополий (иногда даже имевшими демократическую форму правления), которые дискриминировали и эксплуатировали население колоний.

В этом плане интересно сравнить принципы функционирования некоторых имперских «машин» XIX века.

'Британская имперская машина'. Основной метод воздействия на территорию, заинтересовавшую имперскую элиту – выдача тамошней элите «по башке» с последующим созданием на данной территории управляемого хаоса с собой в качестве верховного арбитра. Другими словами, на территории осуществляется политика фрагментации политического поля и стравливания автохтонов между собой, реализуется классический принцип «разделяй и властвуй». При этом «центральное тело» государства имперской элитой лелеется, для него устанавливаются другие правила игры, нежели для колоний. Доминантой политики по отношению к колониям является «игра на понижение» – любое развитие колоний всячески тормозится.

Российская имперская машина. Основной метод воздействия на заинтересовавшую окраинную территорию – опять же выдача «по башке», но с последующим сотворением космоса через интеграцию – включение «побитых» в систему имперской власти «на равных». «Центральное тело» государства элите безразлично – оно воспринимается имперской элитой потребительски, наравне с провинциями. К провинциям есть две основных претензии: лояльность короне, и поставка согласованных ресурсов. В остальном каких-то специальных препон местной деятельности не ставится.

Сравнивая указанные имперские практики, можно заключить, что в отличие от британского варианта имперской машины российский вариант был теоретически масштабируемым до контроля сколь угодно больших пространств – при условии решения задач управляемости, конечно. Масштаб же поддержания британского варианта имперских рутин ограничивался сверху мощностью метрополии в плане удержания создаваемого хаоса под контролем, что выдвигало достаточно высокие требования к задействованным в деле человеческим ресурсам. Однако в плане совместимости с Модерном выигрывает британская модель: лелеемая метрополия может стать вполне себе современным демократическим государством, ориентированным на обслуживание своих граждан. И это без какой-либо связи с состоянием дел в колониях.

Здесь же для сравнения можно упомянуть о специфике коммунистической экспансии, заложенной создателями СССР в практику страны в виде советской экспансионистской машины – машины экспорта коммунистической революции, которая во многом позаимствовала технологии ведения дела от имперского периода. Основной метод воздействия на интересующую страну и в этом случае был тоже связан с выдачей «по башке» и последующей интеграцией, что к тому же усиливось выплатой «побитой» элите регулярной дани. Т.е. «вновь прибывшие» включалась в «систему социализма» в привилегированном по отношению к «центральному телу» положении. «Центральное тело» коммунистической элитой дискриминировалось.

Очевидно, что пределы экспансии советского варианта машины ограничивались мощностью генерации благ «центральным телом» и аппетитами «включённых в систему» окраин. Причём по мере исчерпания ресурсов «центрального тела» зона влияния системы закономерно сокращалась, так что о длительном устойчивом развитии такого образования не могло быть и речи.

К сожалению, современная Россия, отделившись от советских окраин, во многом унаследовала советские рутины государственного управления – дань продолжает регулярно выплачиваться многим адресатам. Интересно отметить, что в рамках подобной «диалектики совка» военная победа страны фактически оборачивалась по своим результатам для «центрального тела» общественной системы поражением. Последний пример того – Чечня, где выплатам репараций и контрибуций в пользу якобы проигравших войну автохтонов пока не видно конца. И аморальность ситуации подчёркивается тем, что эти выплаты совершенно не затрагивают «вычищенных» автохтонами с контролируемой территории прочих граждан России, когда-то там проживавших. Эти люди ныне влачат бедственное существование на просторах страны в виде непризнанных государством беженцев. Не подобные ли факты отражает великое советское – «главное не победа, главное участие»?

По мере перехода метрополий к индустриальной фазе своего развития и связанной с этим ростом там производительности труда оказалось, что люди в колониях из-за своей низкой квалификации не могут обеспечить себе минимальный прожиточный уровень, признанный достойным обществом развитых регионов страны. Для хорошего морального самочувствия метрополии были вынуждены начать финансировать колонии, что создало объективную основу для прекращения экспансии, и более того – для «сжатия» империй, эвакуации ими своих колоний. Это было к тому же усилено национальными движениями в колониях, которые добавляли затраты к общей стоимости их администрирования. В результате, во 2-й половине 20-го столетия произошёл массовый «сброс» колоний Западом с образованием множества новых независимых государств, из которых лишь небольшая доля хоть как-то преуспела в своём развитии, а основная масса влачит жалкое полуголодное существование.

Сильная гетерогенность производительности труда в разрезе территорий государства создаёт риск и для самих развитых стран – элита более развитых регионов стремится отделиться от депрессивных областей, как это например имеет место в современных Бельгии и Италии.

В сырьевых государствах существует ещё один механизм создания значительных территориальных разбросов величины производительности труда, функционирование которого обеспечивается добывающей промышленностью (будем обобщённо называть это дело Трубой), делая не вовлечённых в работу данной промышленности жителей страны нахлебниками. Так что логика Традиции при наличии Трубы уже не будет вести элиту страны к территориальной экспансии (зачем нужны новые нахлебники?). Наоборот, эта логика будет ставить перед элитой вопрос о «сбросе» депрессивных регионов.

Модернистский национальный проект запускает ещё один механизм, влияющий на движение границ государств, который связан с представлением людей о своей национальной территории[9]. Так как нация является коллективной идентичностью людей данной территории, ориентированной на политику, то представления людей о «своей земле по праву» входят в ядро национальной мифологии наравне с представлениями о «своих» и «иных». И такое представление может не совпадать с границами национального геосоциора, являясь источником политических напряжений с соседями. Примеры подобных конфликтов обеспечивают практически все политические действия в Западной Европе в XIX-XX вв. Формализацию представлений о границах национальной территории можно представить происходящими в два шага. Для каждого региона страны мы имеем, во-первых, формирование общенациональных представлений о его принадлежности нации, в дополнение к которым, во-вторых, мы имеем представления локальных сообществ. Совпадение данных представлений делает принадлежность области к «своей» территории нации несомненным. Если же какое-то влиятельное локальное сообщество имеет отличное от общенационального представление о своей земле, то это обычно является питающей средой для сепаратистских настроений. Понятно, что наряду с «ядерными» областями, общенациональный миф о «своей» территории может включать и какие-то спорные регионы, находящиеся под контролем других геосоциоров. Более того, исторически в национальный геосоциор могут входить территории, которые не признаются нацией «своими» (например, в XIX веке для великороссов таковыми были Крым, Сибирь, а для англичан – Индия и другие колонии). Однако следует признать, что основной тенденцией Современности является «окукливание» национальных геосоциоров, когда представления людей о национальной территории приходят в соответствие с границами страны.

Основные идеологические моменты элитного дискурса страныПравить

Очевидно, что российская элита неоднородна по своим психологическим установкам и по занимаемому месту в социально-политическом поле страны, так что необходимо определиться с принципами её классификации по отношению к рассматриваемому кругу вопросов. И если в плане психотипа основное различие достаточно очевидно, и является отражением дихотомии Традиция/Модерн, то определяющее качество занимаемого социального места, которое влияет на идеологическую склонность представителя актива, является очень интересным по своей сути. Данное качество можно определить как российскую систему элитного включения, когда, например, в процессе залоговых аукционов 1995 г. наиболее «сладкие» куски госсобственности были задарма розданы (как это было недавно выяснено) "кому надо" - неким «счастливчикам», которые в ответ должны были носить деньги «куда надо» и делать «то, что попросят»? Как можно ещё понять нравы вокруг «чекистского крюка»[10], обнаруживаемые исследователями-элитологами? И вся политика Власти 00-х годов по отношению к бывшей советской госсобственности предстаёт лишь отработкой данной системы элитного включения юридически и организационно с тем, чтобы уменьшить моральный и материальный ущерб, который может быть нанесён отдельными исключаемыми из системы лицами (бывшими, но по разным причинам зарвавшимися «счастливчиками»). Также понимаемыми становятся нынешние антикризисные действия Власти, которые по сути являются лишь спасением и дальнейшим развитием обозначенной системы.

Соответственно, весь российский актив может быть разделён на небольшую долю лиц, включённых в систему, и основную массу тех, кто не включён. Будем называть первых «счастливчиками», а прочих – «остальными».

Так выделяется первая большая группа российского актива – это «остальные», имеющие традиционалистское мировоззрение. Данные деятели являются основными идейными носителями отечественной архаизации. Они мнят себя новой знатью, но по сути являются лишь пассивными алчными жуликами, только и умеющими, что стричь административную ренту. В. Пелевин нашёл удачный термин, метафорически отражающий суть данных людей – «ротожопы». Данный термин хорошо подчёркивает незамысловатость их мотивации, практически целиком определяемой лишь основанием «пирамиды Маслоу», а также качества напряжений/ограничений, способных вызвать озабоченность в их душе. В основной массе своей эти люди усвоили самые примитивные установки так называемого «человека экономического»[11], т.е. они являются рациональными максимизаторами количества доступного им «бабла», вследствие чего они могут лишь выбирать наилучшую из уже известных обществу поведенческих стратегий, и не способны придумать ничего нового. Отсутствие каких-либо позитивных проектных целей оборачивается «парашецентризмом» мировосприятия[12], т.е. у этих людей при их ориентации в пространстве деятельности напрочь отсутствует направление «вперёд», и есть лишь ощущение «сзади» – сзади это там, где остались «лохи», т.е. те жители страны, кто не преуспел в плане денег. Соответственно, они понимают лишь один способ воздействия на других – насилие, в чём вполне согласованы с доминировавшей долгое время в России политической культурой. Они очень любят начальство, и делают это вполне искренне.

Отсутствие значимых достижений при наличии больших амбиций требует у «ротожопа» психологической компенсации, которая находится им в самоотнесении к чему-то великому, сакральному. Причём данное «прислонение» к великому имеет существенно внешний характер – «ротожоп» не собирается всерьёз ставить контролируемый им поток ресурсов в зависимость от каких-то «идеалов». А вот поговорить на эту тему, вызвать священный трепет у подчинённых, создать красивую рамку для презентации себя публике – это да, это то, что нужно.

Величие страны сводится данными людьми лишь к имперской экспансии, так что данная часть актива вполне сродственна имперской идее. Империя – это то, что соответствует их мироощущению. Именно эта часть актива так специфически откликнулась на патриотическую мобилизацию августа 2008 г., что многие наблюдатели заявили о переходе российского имперского проекта в практическую политику.

Возникший запрос широкого слоя чиновничества на имперскую идеологию может быть удовлетворён уже существующим имперским дискурсом, разрабатываемым рядом российских публицистов патриотического направления, так что взрывное расширение социальной базы поддержки имперства среди регионального чиновничества и связанной с ним буржуазии является одной из реальных возможностей текущего момента в России. При этом в силу специфичности ума участников процесса и компенсационной природы его основного двигателя даже пустота имперской идеологии не будет помехой для её адаптации данной частью элиты. В принципе этим людям нужен лишь своеобразный идеологический «макияж», чтобы не оставаться наедине с реальными результатами своей деятельности – ведь ничего кроме как клянчить у центра дотации, да воровать, они делать не могут. А тут всё это будет закамуфлировано «Служением Империи» – и вроде бы не вор уже, а Служитель…

Единственное, что может помешать такой экспансии имперской идеологии в данном слое – это какая-нибудь альтернативная идеология, которая будет им спущена начальством. Но таковой, увы, не просматривается, поэтому никакого другого повода бить себя кулаком в грудь и гордиться своим существованием у этих людей не будет. Так что имперский дискурс в России будет «бурлить». На радость Либинтерну и всем зарубежным русофобам, которые будут активно использовать данное камлание и битие в тамтамы в своих целях[13].

Следующий слой актива – традиционалисты-«счастливчики» – меньше «громыхают» в публичном информационном поле, хоть их идейный продукт устойчиво там наличествует. Этот продукт можно определить как «элитарный социализм», что, в принципе понятно, поскольку основные апологеты-создатели происходят из «комсы» – вовремя подсуетившихся комсомольских работников 80-х, которые вошли в систему элитного включения в 90-х практически с момента её основания. По большому счёту данный идейный конструкт представляет собой советский технократизм, очищенный от эгалитарности. Образцы текстов данного направления можно найти здесь, и здесь.

В рамках этого продукта предполагается установление в России существенно элитарного общественного устройства, во многом совпадающего с обрисованным в «Государстве» Платона. Верхний слой – Власть – это те, кто принят в систему элитного включения. Они концентрируют в своих руках все ресурсы страны, и осуществляют управление ими. Неявно предполагается, что они социально защищены всей мощью государства, и социальной солидарностью остальных членов элитного клуба. Выпасть из системы можно, но только в случае личной политической нелояльности.

Остальные жители страны находятся в условиях жёсткого социал-дарвинизма. Их доходы и возможности самореализации вне контролируемых элитой структур ФПГ сведены к минимуму. При этом элитная Система не предполагается замкнутой – считается, что будут существовать социальные лифты, позволяющие элите включать в себя наиболее «успешных» представителей прочего народа.

В принципе данный конструкт несколько неполноценен. Он отвечает на вопрос «Как всё должно быть устроено?», но оставляет за кадром вопрос «Зачем нужно всё так устраивать?». Цели общественного развития старательно обходятся (ну нельзя же всерьёз обсуждать, что целью России является приобретение/захват очередного алюминиевого завода одним из активных акторов дискурса, или покупка очередной фаллической яхты другим его актором). Соответственно, проясняется и психотип носителей данного идейного комплекса – это такие же «ротожопы»-«парашецентристы», как и ранее рассмотренный слой, с одним качественным отличием – они способны осуществлять достаточно большие проекты. И именно это их качество востребовано высшим слоем элиты страны, т.е. теми, кто сконцентрировал в своих руках государственную власть по итогам прошедшей революции, и допустил представителей рассматриваемого слоя в систему элитного включения на роль «хозяйственников» – рулить «большими бизнесами» и обеспечивать Систему необходимыми ресурсами.

В данном идейном конструкте есть ещё один встроенный порок, который не позволяет отнести его носителей к людям «стратегического уровня». Это отсутствие в его текущей презентации понимания того, как Система будет воспроизводиться в долгосрочном плане. Взгляд с этой точки зрения показывает, что Система, как она пока понимается своими апологетами, является паразитом на наследии советского периода, как в плане инфраструктуры, так и в плане человеческого капитала.

Можно предположить, что сторонники «элитарного социализма», представляя нижний слой системы элитного включения, являются основным внутриэлитным каналом информации о состоянии дел «в верхах», и именно ретранслируемые ими смыслы во многом обнаруживаются в социологических исследованиях современной российской элиты (см., например, здесь). Однако те же исследования показывают, что около трети элитной массы считают предпочтительным для России путь быстрой модернизации к состоянию общества, соответствующему европейским стандартам. Данный факт привлекает внимание к вопросу: «А существует ли в России элитный дискурс модернизации?». Задавшись таким вопросом, мы можем немедленно найти искомое в российском публичном пространстве, причём данный дискурс оформляется Посланиями Президента Федеральному собранию, и прочими выступлениями обоих Президентов России, и близких к ним лиц. Оказывается, что верховная Власть ставит перед страной вполне современные цели – об удвоении ВВП, о росте производительности труда, о переходе к инновационному развитию, о всестороннем развитии личности, о восстановлении науки и совершенствовании системы образования, и о прочем таком интересном в плане возврата страны в Современность. Более того, некоторые позитивные подвижки уже состоялись – ВВП со времени провозглашения такой цели практически удвоился, все 00-е годы, несмотря на сопротивление буржуазии, росли доходы людей, экономический «крупняк» вновь платит налоги, была проведена монетаризация льгот и т.д. Приглядевшись внимательно к процессу разработки и внедрения социальных нововведений, можно немедленно идентифицировать стратегическую подсистему общества, о необходимости которой для социума Модерна говорилось ранее. Функции данной подсистемы в настоящее время выполняет Администрация Президента. Немедленно вскрывается и основной недостаток современной России – слабость проектной подсистемы, и именно здесь нащупывается основное поле битвы за возврат страны в Модерн.

Анализ структуры данной схватки показывает, что небольшая группа модернизаторов пытается увлечь стоящими перед страной задачами широкие слои элитных «ротожопов», так что имеем с одной стороны вброс в социум структурирующей энергии модернизации, которая демпфируется и «рассасывается» вплоть до исчезновения в обширных слоях чиновничества. Другими словами, имеем стандартную ситуацию российской модернизации «сверху», что даёт сторонникам Современности некоторые шансы на успех.

Пока я готовил этот текст, вышло очередное Послание Президента, озвученное Д. Медведевым 5-го ноября 2008 г. Из этого Послания становится ясным адекватное понимание верхами общественно-политического элитного расклада. В Послании чётко обозначена проблема неадекватной Современности, но успешно воспроизводящейся культуры российского чиновничества, сердцем которой является коррупция. Намечены адекватные методы работы с проблемой (замечу, что именно как с социо-культурной проблемой, что радует) – (1) воздействие на людей через их адекватную социализацию (система образования и система кадрового резерва, включая президентскую «тысячу» как образец для подражания), (2) ротация для исключения психологической застойности управленцев, (3) десакрализация государства через чёткую фиксацию его статуса как функционального инструмента общества. Однако видна также основная недоработка избранной стратегии – отсутствие мобилизирующей идеологии. Хотя используемая «верхом» лексика и лежит в русле того, что обычно определяется как «национальный проект», но чёткой фиксации отличающей символики пока не сделано. На мой взгляд, отсутствие такого «флага» существенно затрудняет коммуникацию власти с обществом, так что посылаемые властью сообщения искажаются даже естественными шумами, не говоря уже о целенаправленной работе противников.

ЗаключениеПравить

Текущее состояние общественно-политического поля России характеризуется потенцией резкого ускорения процессов формирования/фиксации элитной идеологии. С одной стороны имеются все возможности для наращивания своей зоны влияния у российского имперства, и данные процессы уже активно идут. С другой – имеем в наличии все основания для старта российского национального проекта. Практически в этой борьбе будет сформирован элитный консенсус по вопросу о том, будет ли страна делать усилия по возврату в Модерн, или она будет инерционно продолжать своё нынешнее движение по пути архаизации.

Ссылки и комментарииПравить

  1. Аузан А.А. «Национальные ценности и российская модернизация: пересчет маршрута» // Полит.Ру. — М.: 22 октября 2008.
  2. Семенов Ю.И. «Общество: теоретический анализ понятия» // Скепсис. — М.: 2003.
  3. Кара-Мурза С.Г. Истоpия госудаpства и пpава России. — М.: Былина, 1998.о книге
  4. Крупкин П.Л. «Вновь о нации и о ее структуре» // АПН. — М.: 04 апреля 2007. Текст на Традиции
  5. Шафаревич И.Р. «Русофобия». — М.: 1982.
  6. Гл. 13 в книге:Шумпетер Й. Капитализм, Социализм и Демократия. — М.: Экономика, 1995.о книге
  7. а б Крупкин П.Л. Россия и Современность: Проблемы совмещения. — М.: Флинта:Наука, 2010. — С. 508с..о книге
  8. Крупкин П.Л. «Пора говорить о свободе по русски» // Полярная звезда. — М.: 13 сентября 2008. Текст на Традиции
  9. Миллер А.И. «Империя и нация в воображении русского национализма. Взгляд историка» // Полит.Ру. — М.: 14 апреля 2005.
  10. Крыштановская О.В. «Российская элита на переходе» // Полит.Ру. — М.: 31 июля 2008.
  11. Крупкин П.Л. ««Человек экономический»: похождения одного мема» // АПН. — М.: 07 декабря 2007.
  12. Крупкин П.Л. «Парашецентизм как идеология российской элиты» // АПН. — М.: 27 июня 2008.
  13. Крупкин П.Л. «Имперский дискурс в современной России» // АПН. — М.: 29 сентября 2008.