Текст:Егор Холмогоров:Россия в 1917 году/Дело Корнилова

Россия в 1917 году

Дело Корнилова

Автор:: Егор Холмогоров

Содержание

Предмет:: Октябрьская революция

Шаблон: п·о·и

Форма: о·с

Тем не менее, через короткое время большевикам удалось возродиться, потому что, фактически, эту возможность им подарил сам Керенский в ходе событий, которые официально в историографии получили название «корниловского мятежа». Хотя никакого мятежа, в принципе, не было. Как известно, после своих решений по организации наступления и по репрессированию дезертиров и мародёров, Корнилов приобрёл очень большую популярность среди всех тех, кто надеялся на то, чтобы поскорее бы «положили конец безобразиям, что и так уже скоро мы начнём голодать», как пел Вертинский. Общее настроение городских слоёв, интеллигенции и буржуазии, было таким – нужен сильный человек, который наведёт порядок в стране, подавит протесты в столице и наведёт порядок на фронте.

К этому моменту, по результатам июльского кризиса и выхода из состава трёх министров, Временное правительство развалилось, его председатель, князь Георгий Львов, оказавшийся совершенно никчёмной фигурой, ушёл в отставку и 7 июля 1917 года новым премьер-министром стал Керенский. Он теперь превратился, по сути, в, своего рода, революционного диктатора страны, поскольку совмещал посты военного и морского министра и председателя правительства. Керенский пользовался тогда огромной популярностью и сам верил в то, что является вождём революции. Причём, во славу его даже слагались стихи, самые знаменитые написал упомянутый выше Каннегисер:

На солнце, сверкая штыками –
Пехота. За ней, в глубине, –
Донцы-казаки. Пред полками –
Керенский на белом коне.

Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война…

Тогда у блаженного входа
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню – Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.

Он считал, что теперь будущее принадлежит ему. Но, при этом, среди тех, кто всерьёз рассматривал наведение порядка, Керенский уже совершенно заслуженно считался балаболом, человеком, который никуда не годится, человеком только слова, а не дела. То ли дело Корнилов, который стал сосредоточением всех надежд на то, что появится сильный человек и наведёт порядок и приструнит большевиков. Сам он при этом был человеком политически наивным, с крайне размытыми политическими взглядами и, соответственно, это всё привело к той глупейшей истории, которая, фактически, сорвала последнюю попытку навести в России порядок.

Что же было в России к концу июля 1917? Неудача на фронте в связи с явным разложением, прежде всего, усилиями большевиков, армии, подавленный большевистский мятеж в Петрограде, правительственная власть, которая полностью перешла в руки Керенского, ставшего премьер-министром.

На фоне наведения порядка на Юго-Западном фронте после июльской катастрофы, генерал Корнилов назначен Верховным главнокомандующим вместо Брусилова, и на нём теперь были сосредоточены все надежды людей, которые рассчитывали, что он хоть как-то наведёт порядок. Корнилов сразу оказался в довольно странном положении. В частности, он пришёл на заседание Временного правительства и начал рассказывать о положении в армии, стал объяснять, как и что будет сделано. И тут он заметил, что на него все как-то странно посмотрели, после чего попросили говорить только в общих чертах, не вдаваясь в подробности военных операций. Потом ему объяснили причину такого поведения: дело в том, что многие члены Временного правительства подозревали министра земледелия Виктора Чернова, лидера Партии социалистов-революционеров (эсеров), в том, что он будто бы является германским шпионом. Оказывается, в самом Временном правительстве был человек, от которого очень активно сливалась информация немцам (если это так, то понятно, откуда знали немцы о том, когда и как пойдёт июньское наступление). Всё это совершенно анекдотично звучит, с учётом того, что вся кампания против Царской Семьи, против Императора и Императрицы велась на основании ложных обвинений в том, что они будто как-то связаны с немцами и ведут тайные переговоры о сепаратном мире. В итоге оказалось, что целая крупная политическая партия, фактически, полностью принадлежит Германии и к министру Временного правительства, лидеру крупнейшей тогдашней политической партии, тоже очень большие вопросы.

Корнилов начал, конечно, осознавать, что всё это какие-то авгиевы конюшни, которые надо чистить. Он стал предлагать комплекс мер, связанных с обеспечением его собственной достаточно широкой автономии в качестве Главковерха, чтобы ему ни правительство, ни советы не приказывали. Он начал требовать, чтобы смертная казнь была распространена не только на фронт, но и на тыловые районы, в частности, на Петроград, с тем, чтобы можно было этих самых большевистских агитаторов арестовывать и тут же быстро вешать. Только такие меры будут работать в этой чрезвычайной ситуации. Совершенно понятно, что со стороны всех т.н. социалистических партий это всё было встречено в штыки, со стороны большевиков и всех, кто находился под их влиянием.

Левая пресса, связанная с Петросоветом, уже начала отчаянно травить Корнилова, как человека, который претендует на то, что он – будущий диктатор. Началось активное стравливание его и Керенского – а это был очень работоспособный ход потому что Керенский был 100% самовлюблённым персонажем. Мысль о том, что кем-то теперь интересуются больше, чем им, что кого-то носят на руках, как во время приезда Корнилова в Москву в августе 1917 года на Государственное совещание, была ему крайне неприятна.

Корнилов был раскручен, фактически, как народный герой. Хотя нельзя сказать, что Корнилов был по-настоящему выдающимся полководцем. В Первую мировую он прославился, прежде всего, тем, что, оказавшись в 1915 году в австрийском плену, сумел оттуда сбежать. И это бегство сделало его героическую репутацию, тем более, что человек он был невероятно смелый и невероятно харизматичный.

В августе 1917 году в Москве было проведено т.н. Государственное совещание, на которое собрались общественные деятели и политики, которые так или иначе исходили из того, что государство надо сохранять и укреплять, что нужно оказать поддержку Временному правительству. Причём, фигуры там были самые разные. Например, там присутствовал знаменитый князь Пётр Кропоткин, отсидевший многие годы в Петропавловской крепости, международно признанный идеолог анархизма (когда мировой лидер анархистов выступает на государственном совещании, это уже само по себе смешно), убеждённый оборонец и сторонник Антанты.

Среди всего этого выступил и Корнилов. Его очень торжественно встретили, он произнёс яркую речь о том, что Отечество в опасности, силы иностранных злодеев пытаются его уничтожить, нужна сильная рука. Ничего особенного в этой речи не было, однако на неё последовала совершенно истерическая речь Керенского, о том, что поднялись враги революции и тёмные силы, но он им не позволит – и никто так до конца этой речи и не понял, имеет ли Керенский в виду под «врагами революции» большевиков и прочие антигосударственные элементы или же, наоборот, Корнилова и всех тех, кто к тому периоду говорил о том, что нужно вводить какое-то достаточно крепкое правление.

Так или иначе, после этого Государственного совещания, которое состоялось 12 – 15 августа 1917 года, стали происходить достаточно мрачные события. Во-первых, была потеряна Рига, взятая немцами 21 августа. Во-вторых, были очень характерные выступления на фронте, где комиссар Временного правительства Линде и генерал-майор Гиршфельд, которые побудить пытались солдат к тому, чтобы они шли и воевали, были просто убиты (это произошло в расположении 444-го пехотного Дмитровского полка недалеко от Луцка на Юго-Западном фронте). Стало понятно, что с армией всё совсем плохо.

И вот, в этих условиях, товарищ военного министра Борис Савинков (фактически, главой ведомства был именно он, поскольку возглавивший министерство Керенский был главой правительства) начал вести своего рода челночную дипломатию между Керенским и Корниловым о том, чтобы базовые предложения Корнилова о введении смертной казни за госизмену в тыловых районах, включая Петроград, были приняты и о том, какие условия должны быть приняты и обеспечены для того, чтобы это решение прошло. По его принятии, понятное дело, многие ожидали второго, подобного июльскому, выступления большевиков. Соответственно, чтобы этого не допустить, нужно было ввести в Петроград какие-то военные части для того, чтобы защитить Временное правительство защитили от потенциальных большевистских выступлений. Вот обо всём этом и вёл переговоры Савинков, катаясь между Могилёвом, где находилась ставка Верховного главкома, и Петроградом.

Он, кстати, был очень интересным и очень неоднозначным персонажем – в своё время он был крупным эсером-террористом, в частности, Савинков являлся фактическим организатором убийства Великого Князя Сергея Александровича, и был последовательным революционером-антимонархистом. В 1917 году он превратился в идейного государственника: революция произошла, самодержавие свергнуто, вот теперь это новое государство надо защищать. Потом он превратился в крупного конспиратора антибольшевистской деятельности в годы гражданской войны. В частности, Савинков сыграл довольно крупную роль в организации антибольшевистских выступлений в 1918 году в Рыбинске, Ярославле и Муроме. Он превратился для большевиков если не во врага №1, но точно одного из самых главных и опасных. Потом его заманили из эмиграции на территорию СССР типа с тайной миссией по подготовке антибольшевистского восстания. Здесь его схватили и допрашивали на Лубянке, устроили открытый судебный процесс, он даже подписал какую-то бумажку, где излагалось, что он теперь всё понял осознал и был готов сотрудничать с советским правительством, а потом погиб при загадочных обстоятельствах – вроде как выбросился из окна и якобы покончил с собой. Выбросился или выбросили – это до сих пор теперь большой вопрос. В общем, такая своеобразная у него была судьба. Кроме того, Савинков ещё и пописывал под псевдонимом Ропшин. У него есть книги «Конь бледный», «То, чего не было», «Конь вороной», а также его мемуары «Воспоминания террориста», как раз о своей террористической деятельности, в которой, между прочим, он никогда не раскаивался.

Савинкову, хотя он был его заместителем в военном министерстве, Керенский не очень доверял. Корнилов ему, наверное, доверял больше (тем более, что они были знакомы по 8-й армии и Юго-Западному фронту, где Савинков был комиссаром Временного правительства), но у него были к нему вопросы. Тем не менее, он вроде бы всё почти уладил, сказав, что сейчас Временное правительство примет решение о распространении смертной казни на все районы. Под это дело в Петроград должен был быть введён 3-й кавалерийский корпус. Корнилов считал, что изюминкой этого корпуса должна быть знаменитая Дикая дивизия, в которой служили, в основном, мусульмане, представители кавказских горцев. Ему казалось, что она в этом контексте логична, потому что это были люди в наименьшей степени культурно связанные с Петроградом, и он рассчитывал, что они уж точно не поддадутся разложению, поскольку после истории с поведением казаков в феврале 1917-го, к ним возникли определённые вопросы. Во главе всего этого дела Корнилов решил поставить командующего корпусом генерал-майора Александра Михайловича Крымова, тоже такого своеобразного персонажа, который в своё время участвовал в заговоре Гучкова против Императора, но здесь он был настроен прокорниловски и вполне государственно.

Всё казалось логично: войска вводятся, Корнилов начинает играть определённую политическую роль, большевиков начинают давить. Но при этом Керенский чувствовал, что это грозит его отодвиганием на вторые – третьи роли, чего он позволить себе, конечно, не мог. Многие в корниловском окружении совершенно не были настроены на то, чтобы это Временное правительство сохранять, и предпочитали, чтобы власть перешла к генералам. Причём некоторые даже самостоятельно готовили в пользу Корнилова какой-то переворот, хотя он об этом был, что называется ни сном, ни духом. Керенский, конечно же, испытывал беспокойство, не закончится ли с этим не только его политическая роль, но и, может быть, жизнь.

И тут на сцене появляется очень странный человек, который во всей этой истории сыграл очень странную роль – Владимир Львов, недавний обер-прокурор Святейшего Синода, которого отставили от должности незадолго до этих событий, и, разумеется, на Керенского был очень обижен. Человек он был крайне мутный, премьеру Львову не родственник (он был из нетитулованного рода, тогда как премьер был князем, Рюриковичем – кстати, это последний Рюрикович, который управлял Россией в её истории). Многие считали его сумасшедшим, но если он таковым и был, то одним из самых эффективных в истории сумасшедших.

Сначала он заявился к Керенскому и сообщил ему о том, что представляет серьёзных больших людей и все эти большие люди согласны, что власть, конечно, надо передать Корнилову, а Керенский должен уйти подальше и не отсвечивать, но Корнилов готов на диалог. Львов предложил Керенскому от его имени поехать представителем к Главковерху для разговора. Керенский дал добро, но как-то внутренне напрягся.

После этого разговора Львов приехал к Корнилову и изложил ему историю о том, что его отправил Керенский, что идёт разговор о нескольких способах устройства государственной власти. При одном варианте Корнилов входит в правительство Керенского, при другом – Керенский уходит в отставку и передаёт Корнилову все полномочия. За какой вариант сам Корнилов? Лавр Георгиевич ответил, что и так хорошо и так хорошо, но, конечно, единоначалие лучше, но хорошо по любому.

После этого Львов снова отправляется к Керенскому и рассказывает ему уже в роли представителя Корнилова, о том, что тот требует его отставки в ультимативном виде. Дальше происходит совсем комический эпизод – Керенский вызывает по прямому проводу (это такой аппарат, где на каждом конце сидели радисты и отбивали сообщения азбукой Морзе по определённому коду, а на другом конце ленты другой радист считывал то, что там сказано – закрытая, но не телефонная, фактически, телеграфная связь, что важно, поскольку голоса не слышно) Корнилова и заявляет, что рядом с ним находится Львов (которого, на самом деле, рядом с ним не было), после чего спрашивает, подтверждает ли Корнилов полномочия Львова и то, о чём они говорили. Корнилов, думая, что речь идёт о согласовании ввода войск в Петроград, сообщил, что всё подтверждает, полномочия Львова тоже подтверждает. Керенский ещё передал несколько фраз от имени Львова. И вроде как получалось, что Керенский спрашивает Корнилова, подтверждает ли он свой ультиматум с требованием Керенского уйти в отставку, а Корнилов ему отвечает, что он подтверждает, что всё по плану введения войск в Петроград и введения смертной казни за измену готово. То есть это была совершенно безумная разводка, которая закончилась тем, что когда после этого Львов пришёл к Керенскому, тот попросил его ещё раз повторить то, что тот якобы предлагает от имени Корнилова, т.е. отставку Керенского, и Львов подтвердил, после чего немедленно был арестован.

Дальше, фактически, последовал государственный переворот, но не Корнилова, а Керенского. Собрав под это дело министров, Керенский рассказал о мятеже Корнилова, что якобы Корнилов двинул войска и требует отставки Временного правительства, революция и государство в опасности, «гидра контрреволюции подняла голову» и посему срочно нужно Временное правительство распустить и вместо него назначить Директорию из пяти человек в духе Французской революции XVIII века, во главе которой встал он сам. Кроме Керенского в Директорию вошли министр иностранных дел Михаил Терещенко, новый военный министр Александр Верховский, морской министр Дмитрий Вердеревский и министр почт и телеграфов Алексей Никитин. Фактически же была установлена диктатура Керенского.

При этом 3-й корпус генерала Крымова и Дикая дивизия продолжали двигаться на Петроград, но они-то двигались на помощь Временному правительству, а не с целью мятежа. И вдруг их начали останавливать, начали обвинять в мятеже, все левые газеты начали писать о «корниловском мятеже», после чего Корнилов обнародовал такую патетическую патриотическую декларацию о том, что он, русский человек, сын простого казака, идёт защитить Русь:

«Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час её кончины. Вынужденный выступить открыто – я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большинства советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжёлое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьётся в груди русское сердце, все, кто верит в Бога – в храмы, молите Господа Бога об явлении величайшего чуда спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, – сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ – путём победы над врагом до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни. Передать же Россию в руки её исконного врага – германского племени и сделать русский народ рабами немцев – я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины».

Его пафос был абсолютно понятен, но в сконструированной Керенским реальности мнимого мятежа это тоже ложилось в данную версию. Под это дело были практически сразу же выпущены из тюрем и амнистированы все большевики, потому что теперь они оказались для Керенского главными союзниками на пути «борьбы с реакцией». Были остановлены части 3-го кавалерийского корпуса, причём генерала Крымова Керенский вызвал к себе и объяснил ему, что он мятежник. После этого Крымов не нашёл ничего лучше, кроме как пойти и застрелиться. Причём, произошло это при немного загадочных обстоятельствах: может быть, даже он не сам застрелился, а ему помогли. Однако в том, что застрелился сам, тоже ничего невозможного не было: он шёл спасать Родину и кто-то ему вдруг объясняет, что он – мятежник, что он угрожает революции и России и что нужно доказать что он не мятежник. Фактически оказывалось психологическое давление на Корнилова, чтобы он признал смещение себя с поста Верховного главнокомандующего, фактически сложил полномочия и, по сути, добровольно сел в тюрьму.

И, что самое удивительное, Корнилов, в итоге, на это согласился, притом, что формально распоряжение Керенского о его смещении с поста главкома было абсолютно нелегитимным, поскольку Временное правительство его не утвердило и не могло утвердить, в силу того, что оно, фактически, в этот момент было ликвидировано. Функции Верховного главнокомандующего, после недолгих переговоров, возложил на себя сам Керенский, то есть он сосредоточил в своих руках уже три должности – премьера военного министра и главнокомандующего. Это была абсолютная диктатура.

Возглавить штаб Главковерха Керенский попросил генерала Алексеева – что называется, давно не виделись. Тот согласился, по его собственным словам, прежде всего, для того, чтобы спасти корниловцев от расправы и расстрела, не дать их осудить как мятежников. Он отправился в Могилёв, договорился обо всём с Корниловым и тот фактически добровольно пошёл в тюрьму вместе с соратниками. Правда некоторых, как командующего Юго-Западным фронтом генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина, пришлось спасать при помощи целой спецоперации, потому что вокруг него было много таких контролируемых Советом кадров, которые его схватили и хотели его расстрелять, поэтому генерала с большим трудом вывезли из Бердичева, где находилась ставка командования фронтом.

В итоге Корнилов и корниловцы сидели большой компанией в городе Быхове в здании, превращённом в тюрьму под охраной. После большевистского переворота им удалось достаточно оперативно оттуда выбраться. Это, впрочем, имело тот несомненный плюс, что вот данная корниловская группа, в конечном счёте, стала зародышем будущего Белого движения. Те же Корнилов и Деникин за это время превратились в такую связку, которая достаточно эффективно сработала в 1918 году при создании Добровольческой армии. Там же с ними в заключении были другие будущие белые генералы – Марков, Лукомский, Романовский и Эрдели. Если бы не это корниловское выступление, возможно так бы эффективно Добровольческая армия в 1918 году не образовалась. С другой стороны, это удивительный факт, что ни Корнилов на должности Главковерха, ни Алексеев на должности начштаба не сделали ничего для того, чтобы подготовить какие-то силы сопротивления большевикам, сделать какие-то запасы, оружия, обмундирования и денег. После большевистского переворота пришлось импровизировать и это был, конечно, совершенно невероятный провал.