Михаил Леонтьевич Магницкий

Михаил Леонтьевич Магни́цкий (23 апреля [4 мая1778 — 21 ноября [3 декабря1844, Одесса) — русский государственный деятель.

Михаил Леонтьевич Магницкий
Mihail Leontjevich Magnitskiy.jpg
Род деятельности: военный, государственный деятель
Дата рождения: 4 мая 1778
Дата смерти: 3 декабря 1844
Место смерти: Одесса
Отец: Леонтий Иванович Магницкий
Дети: ?, Михаил
Этническая принадлежность: русский
Вероисповедание: православный

БиографияПравить

Потомок Леонтия Филипповича Теляшина (16691739), педагога Математико-навигацкой школы, автора знаменитого учебника «Арифметики», получившего фамилию Магницкий от царя Петра I. Родился в семье Леонтия Ивановича Магницкого, начавшего службу при Елизавете Петровне в 1759 году сержантом гвардии, бывшего при Екатерине II генерал-адъютантом и прокурором в камер-коллегии, а с 1810 года служившего в чине действительного тайного советника прокурором московской синодальной конторы.

Образование получил в 1790-е годы в благородном пансионе при Московском университете. За блестящие успехи получил золотую медаль. По воспоминаниям вологжанина Ф. Н. Фортунатова, писал настолько недурные стихи, что некоторые из них Н. М. Карамзин опубликовал в своём альманахе «Аониды».

Карьеру начал со службы сержантом в Преображенском полку. Дослужившись до капитана, перешёл в 1798 году в Коллегию иностранных дел и был направлен в канцелярию посольства в Вене, где состоял при знаменитом полководце А. В. Суворове для ведения его переписки.

В 1802 году получил назначение секретарём посольства в Париже. По возвращении в Петербург в 1803 году поступил на службу начальником экспедиции департамента Министерства внутренних дел и сблизился с М. М. Сперанским.

В июне 1804 года был послан императором Александром I с секретным поручением в Псков для ревизии губернии, после чего псковский губернатор был смещён за «лихоимство». Затем совершил инспекционную поездку в польско-литовский Виленский край для выявления французской агентуры. Таковой не обнаружил, однако подал подробнейшую записку о состоянии дел в недавно присоединённом к Российской Империи крае, о настроении польского дворянства и прочем. Впоследствии, однако, утверждал, что якобы открыл в Виленском университете «гнездо будущих возмущений» и «заговор в пользу французов сделанный».

В ноябре 1808 года подал Александру I всеподданнейшее письмо «Нечто об общем мнении в России и верховной полиции», в котором писал, в частности, о необходимости выдвижения русских по происхождению деятелей на первостепенные посты в государстве.

В 1810 году был введён Сперанским в масонскую ложу «Полярная звезда» (впоследствии демонстративно вышел из неё[1]). В том же году был приближен Александром I к себе в качестве статс-секретаря департамента законов в Государственном совете с пожалованием в действительные статские советники. Ведал всеми военными делами «в высшем их отношении», составлял инструкции командующим русскими армиями. Кроме того, получил от императора в марте 1811 года «поручение образовать устройство Министерства военного и полиции». Вместе с военным министром М. Б. Барклаем де Толли возглавил комиссию составления уставов и уложений для всех подразделений Военного министерства, за несколько месяцев составил все необходимые уставы и подал их на высочайшее рассмотрение.

После падения своего покровителя и друга Сперанского был 17 марта 1812 года объявлен государственным преступником и отправлен в изгнание в Вологду, где к нему относились как к изменнику.

По прошествии нескольких лет был внезапно «прощён» императором. 30 августа 1816 года получил назначение на должность воронежского вице-губернатора и с июня 1817 года фактически выполнял губернаторские обязанности. Сумел за короткое время раскрыть значительные злоупотребления и преступления воронежских властей. Например, доказал, что «под именем земской повинности, в продолжение трёх лет совершенно ограблена губерния на несколько миллионов, которые следует взыскать с виновных».

Указом от 14 июня 1817 года был назначен на должность гражданского губернатора в Симбирск, где вновь подтвердил своё реноме «ловкого, распорядительного и энергичного администратора», ведущего активную борьбу с разного рода злоупотреблениями и преступлениями, деятельно и энергично защищал местных крестьян от насилия и злоупотреблений помещиков. В тот период оставался на былых либеральных позициях, поддерживал отношения со Сперанским.

В начале 1819 года получил от Александра I предложение стать членом Главного правления училищ — органа, предназначенного направлять всю деятельность Министерства духовных дел и народного просвещения. В феврале того же года ему было поручено министром духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицыным произвести проверку деятельности созданного в 1805 году Казанского университета. Магницкий выделил как выдающихся учёных Н. И. Лобачевского («есть человек отлично знающий») и астронома И. М. Симонова («подающий самую большую надежду на будущее время»), участника полярной экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева. Составил четырёхтомный отчёт о ревизии (5 тысяч листов).

В июне 1819 года был назначен попечителем Казанского учебного округа и получил инструкцию, которая предписывала ему ввести в университете преподавание «богопознания и христианского учения, определив для этого наставника из духовных», уволить некоторых профессоров от занимаемых должностей и так далее.

Работая в 18201823 годах в Комитете по составлению цензурного устава, составил проект, по которому подвергались запрету все произведения, которые прямо или косвенно отвергали или ставили под сомнение учение Священного Писания и Евангельского Откровения.

В феврале 1823 года обратился к Голицыну с официальной запиской об изъятии естественного права и философии из преподавания.

Вынашивал прожектёрские планы создания Института восточных языков в Астрахани, намеревался «поставить университет в сношения с учёными сословиями Индии» и возложить на него собирание сведений об учении браминов, «указав источник последнего в преданиях патриарха и апостолов, в Индии сохранившихся».

7 ноября 1823 года представил Александру I записку «о народном воспитании».

В августе 1825 года под давлением своего былого союзника по борьбе с Голицыным, нового министра народного просвещения А. С. Шишкова был вынужден надолго отправиться в Казань, а в его отсутствие в столице ежегодный отчёт по казанскому учебному округу был признан неудовлетворительным.

В начале 1826 года Магницкий был несправедливо обвинён в растрате 90 тысяч рублей казённых денег и отправлен Николаем I в отставку вместе с А. А. Аракчеевым и Д. П. Руничем. Был сослан в Ревель, где прожил около шести лет. В Ревеле сотрудничал с 1832 года в ежемесячном педагогическом, философском, литературном журнале «Радуга», целью которого была проповедь православия в Остзейском крае и борьба с западными идейными влияними.

В начале 1831 года подал Николаю I ряд записок под общим заглавием «Обличение всемирного заговора против алтарей и тронов публичными событиями и юридическими актами». В этом документе подробно излагал некий план захвата иллюминатами-масонами власти в европейских государствах и установления мирового господства. Заявлял, что центр мирового заговора находится в Лондоне.

В 1834 году стараниями своего сына Михаила, служившего в гвардейской кавалерии, а затем переведённого за участие в дуэли в армию адъютантом начальника поселённой резервной кавалерии графа И. И. Витта, получил дозволение переселиться в Одессу. В Одессе сблизился с новороссийским генерал-губернатором М. С. Воронцовым. Одно из своих сочинений, «Краткое руководство к деловой и государственной словесности для чиновников, вступающих в службу», напечатанное в Москве в 1835 году, посвятил Воронцову (в признательность за перевод на юг).

В годы одесской ссылки примирился с Голицыным, в отставке которого с поста министра принимал самое активное участие. Кроме того, по совету архимандрита Гавриила (Розанова), впоследствии архиепископа Херсонского, попросил прощения в 1837 году у Сперанского, когда тот был в Одессе.

А. С. Стурдзой был введён в кружок, в котором участвовали видные одесские чиновники, в том числе одесский градоначальник граф А. П. Толстой, интриговавший против Воронцова. Имел неосторожность принять участие в составлении ежегодно представляемого отчёта по градоначальству, в котором Воронцову были поставлены на вид «все бюрократические промахи, делаемые в Одессе, мелкие беспорядки полиции и т. п.» В итоге в начале 1839 года получил от одесских властей приказание покинуть Одессу.

Переехав в Херсон под надзор полиции, провёл там два года, но по ходатайству графа Воронцова, «во уважение хилого здоровья» был возвращён в 1841 году в Одессу. Во второе своё пребывание в этом городе увлёкся астрономией, занимался греческим языком и переводом книг древних писателей, писал статьи для погодинского «Москвитянина».

Cкончался от воспаления лёгких. Был погребён на Старом кладбище Одессы. В 1930-е годы на месте этого кладбища был устроен парк имени Ильича.

СемьяПравить

В бытность в Вологде проходу не было и семейству Магницкого. Акушер отказывался приезжать к его беременной жене. По позднейшим воспоминаниям Магницкого, «жена его, от жестокого климата, потеряла здоровье, а дочь умерла». Сильнейший стресс, связанный с крушением карьеры и смертью ребёнка, мог стать причиной того, что Магницкий стал искать утешения в религии.

Духовник Магницкого, протоиерей М. К. Павловский, профессор богословия Новороссийского университета, вспоминал:

Жена его, француженка, обращена в православие; но после она опять перешла в католичество и была предана последнему до фанатизма. Хотела и внуков своих обратить в католичество…

ЦитатыПравить

  • «Не дерзкие общественные говоруны потрясают государства: их потрясает общее мнение и люди, им управляющие»
  • «Общее мнение в России взяло с некоторого времени направление против правительства. Порицать всё, что правительство делает, осуждать и даже осмеивать лица, его составляющие, сделались модою или родом обычая, от самого лучшего до самого низкого общества. Обычай или дух сей столь открыто усиливается и умами совершенно владеть стремится, что хвалить правительство, оправдывать поступки его — значит выставлять себя как бы его наёмником»[2]
  • «Не буду убеждать вас не брать взяток, потому что это противно вашей натуре, но скажу вам одно: берите, не дерите» (из первой речи к подчинённым на посту симбирского губернатора)[3]
  • «Без всякого сомнения, все правительства обратят особенное внимание на общую систему их учебного просвещения, которое, сбросив скромное покрывало философии, стоит уже посреди Европы с поднятым кинжалом»
  • «Мы заимствовали просвещение от земель иностранных, не приспособив его к нашему положению (не обрусив), и сверх того в самую неблагоприятную минуту, в XVII-м и начале XVIII-го столетия, то есть во время опасной его заразы. Мы пересадили ядовитое растение сие в наш холод, где оно вредит медленно, ибо растёт худо»
  • «Россия имеет особенный характер. Следовательно, и просвещение её должно быть соображено с сими отличительными её свойствами»
  • «[Необходимо] создать новую науку и новое искусство, вполне проникнутые духом Христовым, взамен ложной науки, возникшей под влиянием язычества и безверия»
  • «Наука естественного права… наносит святотатственные удары престолу царей, властям и таинству супружеского союза»
  • «[Философия] есть ничто иное, как настоящий иллюминатизм»
  • «Сначала поколебалась и исчезла вера, потом взволновались мнения, изменился образ мыслей только переменою значения и подменом слов, и от сего неприметного и как бы литературного подкопа, алтарь Христов и тысячелетний трон древних государей взорваны»
  • «Самодержавие вне православия есть одно насилие»
  • «Все учения философские, будучи отрицательны, или, что одно и тоже, разрушительны, имеют общим началом господство человека; а как скоро человек признаёт себя самовладыкою, то он тем самым есть уже бунтовщик против Бога и против всякой власти, Богом установленной»
  • «Нам нужно побольше мужицкой веры»
  • «В вере я такой, как и мой кучер, и такого мне надо духовника… В какую церковь мой кучер, туда и я. А если в ней несколько священников, то если я застану в церкви кого-либо из них, то — это он, мой духовник»
  • «Сказано: просите, и дастся вам; я так и верю. У Бога, как у отца, нужно прямо просить того, в чём есть нужда. Если нуждаешься в сапогах, так и молись: Господи, дай мне сапоги! Если у меня нет дров, я буду просить и молиться об этом, и Бог так сделает, что у меня будут дрова. Я просто могу формулировать все свои просьбы к Богу»

Личность МагницкогоПравить

Некоторые человеческие качества Магницкого (угодливость в отношении сильных мира сего, повышенная конфликтность, неразборчивость в средствах, склонность к интригам и доносительству, стремление любой ценой добиваться политических целей и т. п.) снискали ему дурную репутацию не только у противников, но и у многих единомышленников.

Однажды Магницкий «прикрыл» будущего известного писателя И. И. Лажечникова, на чьей совести была недостача, выявленная отцом будущего знаменитого химика Д. И. Менделеева.[4]

Отзывы и воспоминания современниковПравить

По свидетельству Н. М. Лонгинова, секретаря императрицы Елизаветы Алексеевны, семья Магницких была небогатой, и отец будущего попечителя Казанского округа «почти милостынею питался в Москве, пока сын доставил ему место, чин, ленту, пенсию и жалованье». Лонгинов упоминает и о супруге Магницкого:

Женился он на какой-то француженке из модной лавки, братьев и родню ее вывел в люди и в места и, ничего не имея кроме жалованья, содержал пышно всю сию семью и сам жил как Лукулл.

По воспоминаниям И. И. Лажечникова, Магницкий отличался артистизмом и обаянием, будучи человеком «острого, высокого ума, с необыкновенно увлекательным даром слова». Когда он говорил, писал М. А. Корф, то «одно живое слово, одно блестящее замечание сменялось у него другим; за эпиграммою следовал фарс, там опять какое-нибудь передразнивание, какая-нибудь острая выходка, напоминавшая лучшие парижские гостиные; какая-нибудь арлекинада, от которой все помирали со смеху; и всё это с разносторонним талантом было приправлено то смехотворной импровизацией, то прочитанным или тут же вымышленным рассказом».

Консервативный публицист А. С. Стурдза вспоминал, что Магницкому «досталось в завидный удел не раз вслушиваться в разговоры великого Суворова, ловить то приветливые к себе, то игривые и колкие слова героя, который останется навсегда представителем русского ума и воинской доблести Русских».

По преданию, переданному вологжанином Ф. Н. Фортунатовым, Магницкий обратил на себя внимание Наполеона, который предсказывал ему блестящее будущее:

Этот молодой человек далеко пойдет в своем отечестве.

Особо тесный характер отношений Магницкого и М. М. Сперанского (до их ссоры) злые языки объясняли не только общностью убеждений и масонской солидарностью, но и тем, что Сперанский «был в тесной дружбе с Магницким и, как полагают, в связях с его женою».

Сперанский весной 1818 года писал в одном из частных писем о том, что Магницкий «ведёт себя как рыцарь, искоренитель всех злоупотреблений».

Н. И. Тургенев, летом 1818 года посетивший свои поместья в Симбирске, записывал:

Магницкий делает здесь некоторую эпоху своим управлением. По всей губернии беспрестанные следствия против дворян, употребляющих во зло власть свою… Начинаю уважать его как защитника крестьян, хотя и вижу в действиях его неосторожность и неопытность его, а может быть и желание выслужиться.

Как писал хорошо знавший Магницкого Д. П. Рунич, тот «хотел, чтобы занятиями и поведением студентов руководила одна православная религия».

П. А. Вяземский вспоминал, что Магницкий «в ссылочных пилигримствах своих затронул не одно женское сердце». Он выступил также в защиту Магницкого:

Имел он и некоторые человеческие черты. Зачем же не приводить их в известность?.. Был он человек, как водится, не только так себе, как говорится, но в некотором отношении отличающийся от толпы и даже сочувственный… Не требуем, чтобы прикрывали молчанием и забвением все темное и недоброе в минувшем; но можно и должно требовать суда хладнокровного, нелицеприятного.

В культуреПравить

Магницкий карикатурно выведен в романе Ф. Б. Булгарина «Иван Выжигин» (1829) под фамилией Притягалов.[5]

Он упоминается также в знаменитом романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Граф Растопчин говорит там Пьеру Безухову:

Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества.[6]

ИсториографияПравить

В течение более чем полутора столетий российская/советская/российская историография снабжала имя Магницкого такими ярлыками как «крайний реакционер», «дикий мракобес», «разрушитель Казанского университета».

Историк Д. Смит утверждает, что в письмах Магницкого впервые появляется концепт «жидомасонства».

Историк А. Ю. Минаков определяет Магницкого как «несостоявшегося русского де Местра». Вслед за израильским исследователем С. Ю. Дудаковым Минаков полагает, что Магницкому принадлежит приоритет в декларировании связи между масонством и еврейством.[7] Минаков полагает также, что в идейном плане Магницкий, с определёнными оговорками, может считаться непосредственным предшественником графа Уварова с его известной «триадой».[8]

Интересные фактыПравить

  • На доске почёта, заведённой в пансионе при Московском университете в 1791 году, имя Магницкого было записано золотыми буквами третьим по счёту, в то время как, например, имя поэта В. А. Жуковского значилось там же лишь тринадцатым.
  • Благочестивый Магницкий когда-то носил вместо трости якобинскую дубинку с серебряной бляхой, на которой красовалась надпись на французском языке: «droits de l’homme» («права человека»).
  • По утверждению историка В. А. Фёдорова, Магницкий в своё время подал донос даже на Великого князя Николая Павловича (будущего императора Николая I).[9]

ПримечанияПравить

  1. Платонов О. А. Криминальная история масонства 1731‒2004 гг. — М.: Эксмо, Алгоритм, 2005. — С. 174. ISBN 5-699-09130-0
  2. Цит. по: «Не сопутствуемый ничьею любовью» (Судьба М. Л. Магницкого) / Публ. Е. Долгова // Гасырлар авазы. — 2011. — № 3/4.
  3. Цит. по: Вопросы истории. — 2003. — № 8. — С. 164.
  4. Софронов В., Бабаев Е. Дело об увольнении И. П. Менделеева. Бюрократическая трагедия // Сибирские огни. — 2012. — № 1.
  5. Березкина С. В. Вокруг запрещения журнала «Европеец» // Временник Пушкинской комиссии: Сб. науч. тр. — СПб.: Наука, 2004. — Вып. 29. — С. 241. ISBN 5-02-026982-4
  6. Цит. по: Кантор В. Лев Толстой: искушение неисторией. Самый, самый, самый, или Толстой contra Гете // Вопросы литературы. — 2000. — № 4.
  7. Вопросы истории. — 2003. — № 8. — С. 164.
  8. Вопросы истории. — 2007. — № 10. — С. 168.
  9. Федоров В. А. Александр I // Вопросы истории. — 1990. — № 1. — С. 68.

ЛитератураПравить