Claire de Lune:Чёрная месса революции

Шаблон: п·о·и

Данная статья является продолжением темы: Чёрная месса революции

Комендант Юровский: последние приготовленияПравить

Пошли нам, Господи, терпенье

В годину бурных, мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай силы нам, о, Боже Правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжёлый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.

...И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.

Стихотворение поэта С. Бехтеева, переписанное Великой Княжной Ольгой Николаевной

Первоначально Дом Особого Назначения охранялся отрядом из бывших офицеров и дисциплинированных латышей. Этот образцово-показательный отряд предназначался, видимо, для отвода глаз немцев - в том случае, если бы они решили провести проверку содержания Царской Семьи. Когда же надобность в этом отпала, охрану Ипатьевского дома полностью заменили.

Новый состав охраны набирался из рабочих Сысерсткого завода (30 человек) и рабочих злоказовской фабрики (16 человек). Охрана делилась на внешнюю и внутреннюю: внешнюю охрану ДОНа несли сысертские рабочие, внутреннюю - злоказонские. Многие из этих рабочих имели уголовное прошлое. Так, охранник Иван Клещев был с детских лет замечен в кражах, охранник Михаил Летемин был осужден за растление малолетней девочки.

Главной причиной, по которой рабочие фабрики пошли в охрану ДОНа, без сомнения стало высокое денежное довольствие.

«Главная цель, - показывал на следствии Якимов, - у них, как я думаю, была в деньгах. За пребывание в Доме Особого Назначения они получали особое содержание из расчёта 400 рублей в месяц за вычетом кормовых. Кроме того они и на фабрике получали жалование как состоящие в фабричном комитете или деловом совете».

Комендантом был Авдеев, его помощником - Мошкин.

Как вела себя эти "охранники" - уже многократно описано.

Но чем больше авдеевская охрана соприкасалась с Царственными Узниками, тем более у многих из ее числа просыпалась совесть и сочувствие к ним. Как показывал обвиняемый Якимов:

«Я никогда, ни одного раза не говорил ни с Царем, ни с кем-либо из его Семьи. Я с ними только встречался. Встречи были молчаливые. Однако эти молчаливые встречи с ними не прошли для меня бесследно. У меня создалось в душе представление от них ото всех. <...> От моих прежних мыслей про Царя, с какими я шел в охрану, ничего не осталось. Как я их своими глазами поглядел несколько раз, я спал душой к ним относиться совсем по-другому: мне стало пх жалко. Часовые к б. Государю относились хорошо, жалеючи, некоторое даже говорили, что напрасно человека томят».

В. Криворотов приводит в своей книге следующий эпизод:

«Государыня с сыном и Леней Седневым осталась внизу во дворе почти час. Алексей чувствовал себя почти совсем хорошо. Один из солдат внешней охраны, стоявший постовым перед калиткой во дворе, оглянулся кругом, поставил свою винтовку и несколько раз помог Наследнику подняться из коляски на ноги и шагнуть несколько шагов. Когда на лестнице послышались шаги, он быстро подхватил мальчика на руки, посадил его в коляску и, схватив винтовку, стал, как ни в чем не бывало у калитки: "Спасибо, солдатик! Бог вам этого не забудет!", - тихо проронила Царица».

Показания послушницы Новотихвинского монастыря Марии (Крохаловой):

«Мы стали носить сливки, сливочное масло, редис, огурцы, ботвинью, разные печенья, шюгдамясо, колбасу, хлеб. Все это брал у нас или Авдеев или его помощник. Очень хорошо к нам Авдеев и его помощник относились».

Таким образом, несмотря на свою революционную «сознательность» Авдеев и его внутренняя охрана с каждым днем становились все менее и менее надежными для подготовки убийства Царской Семьи.

Юровский в 1934 году в беседе со старыми большевиками рассказывал:

«Насколько разложение дошло далеко, показывает следующий случай: Авдеев, обращаясь к Николаю называет его — Николай Александрович. Тот ему предлагает папиросу, Авдеев берет, оба закуривают и это сразу показало мне "простоту нравов"».

Именно этой «простотой нравов», установившейся между Царем и Авдеевым, в первую очередь и объясняется замена Авдеева и его команды на Юровского и его людей.

«Нет сомнений, — пишет Н.А. Соколов, — общение с Царем и его Семьей что-то пробудило в пьяной душе Авдеева и его товарищей. Это было замечено. Их выгнали, а все остальных отстранили от внутренней охраны».

Надо особо отметить, что эти действия отнюдь не были самоуправством уральцев.

Немедленно после смещения Авдеева и его помощника в Москву полетела телеграмма с многозначительным текстом:

«Москва. Председателю ЦИК Свердлову для Голощекина. Сыромолотов как раз поехал для организации дела согласно указаниям центра. Опасения напрасны. Авдеев сменен его помощник Мошкин арестован вместо Авдеева Юровский внутренний караул весь заменяется другими. Белобородов».

Надо напомнить, что 4 июля (по новому стилю) 1918 года Голощекин находился в Москве, официально - для участия в работе Всероссийского Съезда Советов. На самом деле - по свидетельству М.А. Медведева (Кудрина) - именно тогда он совместно со Свердловым активно добивался согласия Ленина на убийство Царской Семьи, и именно тогда Свердлов после разговора с Лениным ("...Ленин стоял на своём: - Ну и что ж, что фронт отходит. Москва теперь - глубокий тыл, вот и эвакуируйте их в тыл! А мы уж тут устроим им суд на весь мир.") сказал свою общеизвестную и весьма многозначительную фразу:
- Так и скажи, Филипп, товарищам - ВЦИК официально санкции на расстрел не даёт.
Но, видимо, имелись неофициальные указания, раз Сыромолотов "как раз поехал для организации дела согласно указаниям центра".

Итак, ровно за 12 дней до убийства комендантом ДОНа стал Я. Юровский (тот самый, который арестовывал на Урале родственников Ленина, тот самый, который будет расследовать покушение на самого Ленина в августе 1918...)

Следует отметить, что в советское время очень не любили говорить и писать о Юровском. Кроме бездарной повести Я. Л. Резника "Чекист", о Янкеле Хаимовиче (или, как он себя называл по-русски - Якове Михайловиче) Юровском не упоминается ни в одной советской энциклопедии, даже в энциклопедии "Гражданской войны и интервенции в СССР", хотя упоминания о его приёмной дочери - Римме Юровской, главе уральского комсомола, есть почти в каждой советской справочной книге.

Как ранее, так и сейчас определённые силы, с одной стороны, пытаются представить Юровского этаким серым безграмотным исполнителем решений Уральского Совета, а с другой, наоборот, приписывают Юровскому решающую роль в Екатеринбургском злодеянии. Как в первом, так и во-втором случае эти попытки призваны скрыть истинных организаторов убийства Царской Семьи. Иногда фальсификации приобретают просто таки гротескный характер: например, некоторые зарубежные (американские!) "исследователи" отрицают еврейство Юровского и причисляют его к "православным антисемитам". Этот бред обсуждать не имеет смысла, но кое-какие данные о Юровском достаточно интересны.

Путаница возникает уже в вопросе места его рождения: в некоторых документах он проходит как уроженец города Каинска Томской губернии, сам же постоянно пишет, что родился в Томске. Возможное объяснение, видимо, в некоторых особенностях этих городов. Из-за обилия еврейского населения Каинск называли "сибирским Иерусалимом", причем евреи Каинска занимались исключительно торговлей. И отец Юровского, сосланный в молодости в Сибирь за кражу, занимался тем же самым ("торговлей железом, старьем и другим хламом"). А в Томске всё ж таки был пролетариат. Может, потому Юровский впоследствии и "перенёс" место своего рождения в Томск, а профессию отца указывал как "стекольщик".

Маленький Янкель фактически не получил никакого образования, кроме двух классов религиозной еврейской школы "Талматейро". Однако его анкеты и автобиография написаны на хорошем, грамотном русском языке. Есть сведения, что Юровский владел немецким и идиш (т.к. в его семье говорили именно на идиш) и знал медицину, а также в 1903 году переписывался с Львом Толстым.

Семья Хаима и Энты Юровских состояла из 7 сыновей и 1 дочери.

Э.Х. Юровский рассказывал на допросе о некоторых из них:

«Брат Пейсах имел в Томске мастерскую портняжную и в 1910-1911 годах уехал в Америку с женой Эстер... Брат Борис участвовал в войне с германией и сейчас находится там в плену. Сестра Перл живёт в Америке с братом Пейсахом».

Обратите внимание: снова в биографии очередного цареубийцы прослеживается связь с Америкой.

Янкель Юровский также бывал заграницей, но сведения об этом ещё более путанные, чем о его месте рождения. Можно предполагать, что Юровский был как в США, так и в Германии, но если о пребывании в Германии он ещё как-то упоминал (хотя и не считал своё пребывание там эмиграцией), то о пребывании в США умалчивал.

Из-за границы Юровский вернулся богатым человеком, открыв свою ювелирную мастерскую.

«Можно думать, — пишет Соколов. — что его заграничная поездка дала ему некоторые средства. Его брат Лейба говорил: "Он был уже богат. Его товар в магазине стоил по тому времени тысяч десять"» (см. Соколов И.А. Убийство Царской Семьи).

Дела у Юровского шли хорошо. Вообще Юровский был преуспевающий делец, и в нем не было ничего пролетарского и революционного. Эти задатки преуспевающего дельца Юровский перенес и в свою деятельность в ВЧК. Дитерихс верно пишет о Юровском:

«Если заглянуть в домашнюю жизнь Янкеля Юровского, то становится совершенно ясным, что он не имел но своему существу ничего общего с теми социалистическими и коммунистическими принципами, с которыми выступал он и остальные ему подобные главари. <...> Буржуй по существу, он вел свое хозяйство, как вел его 20 лет перед этим, с определенной тенденцией к наживе капитала».

Итак, в 1911 году Юровский продает свое дело и уезжает в Екатеринбург, где открывает фотоателье. Причины поспешного отъезда Юровского в Екатеринбург достаточно туманны. Сам Юровский в советское время указывал, что он был выслан в Екатеринбург за революционную деятельность; с другой стороны, до революции он отрицал свою причастность к революционерам. Скорее всего в этой темной истории был замешан Свердлов, с которым Юровский якобы познакомился именно в 1912 году, а на самом деле, думается, что намного раньше, и вполне вероятно, что в Екатеринбурге он выполнял его задание.

Кстати, Юровский прекрасно знал не только Свердлова, но и Дзержинского, с которым, по словам В. Малкина, был "в неформальных отношениях".

Юровский утверждал, что принимал участие в революции 1905 года как большевистский агитатор. Об этой его деятельности ничего толком не известно, но в 1905-07 годах на Урале действовал некий эсеровский боевик по фамилии Юровский. Его личность установить до сих пор не удалось, но то, что этот Юровский играл заметную роль в революционном бандитизме, — бесспорно. Ижевская организация, которую возглавлял Юровский, насчитывала 250-300 человек (см. Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Июнь 1907-февраль 1917 г. Т.2. М.: РОССПЭН, 2001)

Между тем известно, что в 1912 году Юровский писал «господину товарищу министра внутренних дел» из Екатеринбурга прошение, где доказывал свою полную непричастность к революционным делам и просил его вернуть обратно на место жительство в Томск (см. РГАСПИ, ф.17. Оп 100, д.19769).

Октябрьский переворот сделал из Юровского одного из главарей новой власти на Урале. На момент доставления Царской Семьи в Екатеринбург Янкель Юровский был председателем следственной комиссии Уральского Областного Ревтрибунала, товарищем комиссара юстиции, членом Коллегии Областной Чрезвычайной Комиссии, заведующим охраной города.

4 июля 1918 года Юровский был назначен комендантом Дома Особого Назначения. С ним прибыла новая охрана - 10 человек, которывх называли "латышами".

Однако, впервые зловещая фигура Юровского появилась в доме Ипатьева раньше, 13/26 мая 1918 года. По этому поводу читаем в дневнике Государя:

«Как все последние дни, В.Н. Деревенко приходил осматривать Алексея; сегодня его сопровождал черный господин, в кот. мы признали врача».

Из показаний доктора Деревенко становится понятно, почему Государь принял «черного господина» за медика:

«...Осмотревши больного, Юровский, увидев на ноге Наследника опухоль, предложил мне наложить гипсовую повязку и обнаружил этим знание медицины».

21 июня/4 июля Государь пишет:

«Сегодня произошла смена комендантов — во время обеда пришли Белобородов и др. и объявил, что вместо Авдеева назначается тот, кот. мы принимали за доктора — Юровский. Днем до чая он со своим помощником составляли опись золотым вещам — нашим и детей; большую часть (кольца, браслеты и пр.) они взяли с собой. Объяснили тем, что случалась неприятная история в нашем доме, упомянули о пропаже наших предметов...»

23 июня/6 июля Николай II записывает:

«Вчера комендант Юровский принес ящичек со всеми взятыми драгоценностями, просил проверить содержимое и при нас запечатал его, оставив у нас на хранение...»

Императрица Александра Федоровна пишет:

«Коменд. пришел с нашими драгоценностями, запечатал их оставил их на нашем столе; будет приходить каждый день и проверять, не распечатали ли мы пакет».

Разумеется, истинные намерения Юровского были далеки от стремления сберечь имущество Царской Семьи. Этот поступок Юровского обнажает всю суть жидовского цинизма: в самом деле, кто же сохранит драгоценности лучше, нежели их собственные владельцы? Отдай он коробку кому-либо из охраны или даже из людей ЧК, ему пришлось бы постоянно волноваться об их сохранности, а так - он был уверен: золото никуда не пропадет, и когда Царская Семья будет убита, он сможет всё целиком забрать.

Сам Юровский писал следующее:

«Когда я приходил на проверку, которую я установил, Николай предъявлял мне шкатулку и говорил: "Ваша шкатулка цела"».

Этот печальный сарказм Государя показывает, что старания Юровского по "сохранению" имущества заключённых оценили по достоинству.

Юровский запретил приношения из Ново-Тихвинского монастыря, разрешил доставлять только молоко, прокомментировав это так: «нужно привыкать жить не по-царски, а по-арестантски».

Обвиняемый Якимов свидетельствовал о Юровском:

«Пьяные безобразия он прекратил. Никогда я его пьяного или выпившего не видел».

В те летние дни в Екатеринбурге стояла страшная жара. В Ипатьевском доме, с наглухо закрытыми (и замазанными известкой) окнами, становилось невыносимо душно. Государь обратился с просьбой открыть окна для проветривания, в чём ему было отказано.

28 июня/11 июля на окна комнаты, где проживали Император и Императрица, без предупреждения устанавливают тяжёлую решётку. Юровский никак не объясняет этот шаг.

За два дня до гибели - 1/14 июля 1918 было проведено последнее богослужение, на котором священник Иоанн Сторожев служил вместо обедни обедницу (лишив Царскую Семью возможности причастится Святых Тайн) и на которой Царская Семья по какой-то странной "случайности" была отпета заживо.

Иван Владимирович Сторожев стал священником в 1917 году, после февральской революции. До этого он окончил юридический факультет Киевского университета, работал в Екатеринбурге присяжным поверенным, товарищем прокурора, адвокатом. Февральскую революции Сторожев встретил сочувственно и даже работал в городской милиции. То, что Иван Сторожев не был монархистом, видно даже из той лексики, которую он применяет по отношению к Царской Семье. В своих показаниях, он ни разу не назвал Императора Николая II Государем или Его Величеством, а исключительно «Николаем Александровичем», Государыню — «Александрой Федоровной», Великих Княжон — «Дочерьми», Наследника Цесаревича — «Алексеем Николаевичем».

Сторожев по настоянию Юровского совершил последнюю церковную службу в жизни Царской Семьи.

И что особенно интересно - по приказу Юровского эта служба была так называемой "обедницей" (правильное название - "Изобразительны"), и отличается от литургии тем, что после обедницы не бывает таинства Евхаристии (Святого Причастия Крови и Тела Христовых). Именно этого таинства и требовалось лишить Царскую Семью в последние дни перед смертью, и священник Сторожев выполнил указание убийц, хотя поначалу собирался служить литургию...

Но мало этого - на службе как-бы случайно, ненамеренно, произошло отступление от устава: "...по чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитвословие "Со святыим упокой". Почему-то на этот раз диакон, вместо прочтения, запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущённый таким отступлением от устава. Но, едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади нас члены семьи Романовых опустились на колени, и здесь вдруг ясно ощутил я то высокое духовное утешение, которое даёт разделённая молитва"... (из воспоминаний о. Иоанна Сторожева).

В эти же дни крестьянин деревни Коптяки М.А. Волокитин заметил Юровского и ещё двоих, которых он назвал "мадьярами", которые были в австрийской солдатской одежде, на дороге, которая идет от Коптяков, по направлению к переезду, а горный техник И. А. Фесенко встретил тех же людей, в одном из которых признал Ермакова, в урочище "Четыре Брата".

Юровский спросил, можно ли будет проехать по этой дороге на Коптяки и далее на автомобиле-грузовике - мол, надо будет провезти 500 пудов хлеба. Фесенко ответил, что проехать можно, так как дорога хорошая. Ответил просто так, не думая, так как дорога на самом деле плохая. Проехав в сторону Коптяков, Юровский и Ермаков вскоре вернулись, а третьего ("австрийца") с ними уже не было.

Именно там - в урочище "Четыре Брата" следствие обнаружит следы уничтожения трупов, и именно на той плохой дороге застрянет перепачканный кровью грузовик, который "товарищи" будут вытаскивать при помощи бревна...

14 июля вернувшийся из Москвы Голощекин довёл до сведения членов Уральского Совета требование Ленина вывезти Царскую Семью в Москву "для суда".

Послушница Ново-Тихвинского монастыря Антонина (Трикина) свидетельствовала, что 15 июля (т.е. 2 июля - по старому стилю) "...Юровский нам приказал принести на следующий день полсотни яиц и четверть молока, и яйца велел упаковать в корзину".

Г.Б. Зайцев считает, что "это уже пошло на харчи убийцам, и следователь найдёт скорлупу от этих яиц около Ганиной Ямы". Однако думается, что хотя яйца действительно нужны были именно убийцам, к "харчам" они не имели отношения...

15 июля - по показаниям свидетельницы М. Г. Стародумовой:

«От профессионального строительного союза 15-го июля нового стиля, в понедельник, мы были посланы в Ипатьевский дом, где заключен был Государь Император и его семья, мыть полы. Полы мы мыли наверху дома Ипатьева и внизу. Государь и его семья: Государыня, 4 великих княжны, Наследник, доктор, старик князь, камердинер, лакей в очках, мальчик и женщина молодая были наверху, и семья играла в карты. Здесь Юровский сидел на стуле против Наследника и разговаривал с ним, причем Юровский был вежлив, но нам Юровский не позволяв разговаривать с Царской Семьей, которая была весела, княжны смеялись, и грусти заметно не бьпо. Моя полы, мы заметили, что караул состоит из каких-то нерусских людей, все они были молодые, причем когда мы спустились мыть полы вниз, то заметили, что этот караул жил внизу, так как там стояли их кровати, причем внизу мы всех комнат не мыли, так как там были другие женщины».

Утро 16-го июля выдалось пасмурным, но позже выглянуло солнце, в последний раз для Царской Семьи. День начался как обычно. Утром, как всегда, пришел Юровский и принес яйца, якобы для Наследника.

Далее, как писал впоследствии Юровский, "...часа в 2 днём, ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал постановление Исполнительного Комитета о том, чтобы казнить Николая, причём было указано, что мальчика Седнева нужно убрать".

Обратите внимание: впоследствии увод мальчика Седнева объясняли некой особой сердобольностью Юровского - "...Поварёнка-то за что... Он играл с Алексеем"..., однако очевидно, что приказ об уводе Седнева пришёл сверху (от "Исполнительного Комитете", и явно - не Уральского, а именно - от ВЦИК, т.е. от Свердлова. Отметим, что именно Свердлов почему-то проявил "сердобольность" в отношении неведомого ему поварёнка. О истинных причинах оной "сердобольности" речь впереди...

Примерно с 15 до 16 часов дня состоялась прогулка Государя, Наследника Цесаревича и Великих Княжон, кроме Ольги Николаевны, в садике Ипатьевского дома. Обвиняемый Летемин показал:

«16 июля я дежурил на посту №3 с 4-х часов дня до 8 часов вечера и помню, что, как только я вышел на дежурство, б. Царь и его Семья возвращались с прогулки. Ничего особенного я в этот раз не заметил».

Обвиняемый Якимов:

«Последний раз я видел Царя и дочерей 16 июля. Они гуляли в саду часа в четыре дня. Видел ли я в этот раз Наследника, не помню. Царицы я не видел. Она тогда не гуляла».

После прогулки Великая Княжна Татьяна Николаевна читала Императрице Александре Федоровне Библию, а именно книги Пророков Амоса и Авдия. В книге Пророка Амоса Господь говорит:

«Не пощажу его, ибо он пережег кости царя Едомского в известь».

В 20 часов вечера Царская Семья и ее свита сели ужинать. Читаем в дневнике Императрицы:

«8 часов. Ужин. Совершенно неожиданно Лику Седнева отправили навестить дядю, и он сбежал. Хотелось бы знать, правда ли это и увидим ли мы когда-нибудь этого мальчика!»

Разумеется, это была неправда: дядя Седнева к тому времени был расстрелян, и мальчик при всём желании не смог бы его "навестить".

В 22:30 Семья легла спать.

В начале ночи Их разбудили, и Они встретили смерть, совершив Подвиг во имя Христа, во имя России и во имя всего человечества. Подвиг этот сияет немеркнущим светом в темной ночи нынешнего апостасийного века...

Продолжение темы: Некоторые замечания к дальнейшим материалам

Текст:Claire de Lune:Комендант Юровский: последние приготовления

Комендант Юровский: последние приготовленияПравить